Увидеть свет

— Свон, хэй, малая, Свон! В таком виде нельзя выступать. — Отвали от меня, Бэй, — Эмма отмахнулась от невысокого коренастого мужчины в чёрном спортивном костюме и сплюнула. — Ты спятила? Где ты так напилась? Тебя не выпустят, — объяснял он, обмахивая её полотенцем. — Скажи им…скажи, Бэй…скажи им, что я в порядке. Блондиночка в полном пор-рядке, — Эмма пошатнулась. — Тебя там убьют, — парень схватил её за перебинтованные руки и попытался смотреть в глаза. — Ну и пусть! Мне пофиг…пусть убивают… — Свон! Да что с тобой? Ты сегодня невменяемая, — друг явно волновался. — Она была уверена, что я пожалею, Бэй… Представляешь? Она была уверена! Тупая идиотка, Свон! Когда ты уже начнёшь прислушиваться к тому, что тебе говорят? Да, вид у научного руководителя Института искусств был не ахти. — Кэссиди! Вы готовы? — проорал кто-то из толпы. — Следующий выход ваш! Подгребайте! — О, блондиночка! Приветик! — откуда-то сбоку показался Феликс. — Я, как всегда, поставил на тебя, цыпочка! — Феликс, давно не виделись, тебя выпустили из тюрьмы? — удивилась Эмма. — Проваливай отсюда, чувак, — оттолкнул его Бэй. — Хэй, Свон, ты как? Готова? Продержишься бой? — Бэ-эй, — протянула она расслабленно. — Ты такой милый, дружище…вот прям ми-ми-ми какой милый. Не волнуйся ты…я отлично себя чувствую, у той курицы нет шанса…ха… — Ставки! Принимаем ставки! Тёмная Свон против Морской ведьмы! Следующий бой начнётся через три минуты! Поторопитесь! — орали вокруг. — Свон, что-то мне стрёмно, ты на ногах еле стоишь. Может, откажемся? Пусть засчитывают поражение, плевать, — они пробирались через толпу к открытой площадке с прожекторами. — Не-ет, я не проигрываю, Бэй…сегодня я не проиграю…сегодня счастливый день, — несла она неразборчиво. — День душевного подъёма, чёртов счастливый день…тьфу… Эмма протиснулась через давку и оказалась под одним из прожекторов, толпа загудела громче и затихла. Свон обвела расфокусированным взглядом собравшихся. Хотелось упасть на колени и запихивать себе в рот песок, от безысходности, раздирающей обиды и боли, которая клокотала настоящим рёвом морской стихии в груди. Внутренний вой оглушал, путал образы вокруг, наслаивался многоголосием незнакомых выкриков. Хотелось, чтобы небо разверзлось тяжёлым ливнем, смывающим слова, те слова, которые вылились на набережную озера Мичиган грубой противной жижей. Если бы ещё раз посмотреть в глаза, если бы всё вернуть, не сорваться на крик, вспомнить тёплые минуты тихой гостиной, вспомнить тёплые руки, не уйти, не оставить на полуслове. Раздирало от этого удушья. Около сотни человек стояли кругом, копошились в нетерпении, ухмылялись, мужчины и женщины, разного возраста и социального статуса. Что привело их в эти заброшенные гаражи? Эмма оглянулась за спину, там стоял Бэй, её давний боевой товарищ, друг-призрак, неизвестный никому из её окружения. Он кусал ногти и что-то нервно объяснял одному из организаторов, по-видимому, беседа шла не в дружественном ключе. Секрет её ссадин и кровоподтёков оказался до прозаичности глупым. Возможность вдохнуть, почувствовать себя на что-то способной. Вечерние вылазки за город, в трущобы, подальше от глаз полиции, поближе к острым ощущениям — та часть жизни, о которой не догадывался даже брат. Выпустить пар, решить свои внутренние психологические ребусы, это казалось тем глотком адреналина, без которого в стенах своего дома и Института она задыхалась. Бессонные ночи, болезненные ощущения от травм. Так она чувствовала себя живой. Не ради денег, славы, не ради удовольствия набить кому-нибудь морду, а ради пронзительных ощущений свободы, когда можно кричать во всё горло, размахивать руками, плеваться, не сдерживать себя ни в чём. Опасно? Очень. Правило было одно — не бить в лицо. Организаторы понимали всю ответственность, понимали, что у всех свои жизни, и не хотели огласки. Как часто Эмма выбиралась сменить обстановку? В последнее время слишком часто, на протяжении нескольких лет. Её приволок сюда кто-то из знакомых по заключению. Тут она и познакомилась с Бэем Кэссиди, врачом олимпийской сборной по греко-римской борьбе. Он оберегал её от лезущих без спроса придурков, подсказал пару приёмов. Свон неплохо выступала, основные навыки она всё-таки получила во время своего срока. Бэй в драку не лез, он просто ходил наблюдать, иногда помогал другим бойцам вправлять вывихи, или зашивать раны. Жестокое зрелище, но кто мы, чтобы судить? Эмма приходила, чтобы выбивать из себя все ужасы воспоминаний детства, не секрет, что жизнь ребёнка в системе несёт мало положительным моментов. Насмешки, обвинения, издёвки, они застревают в голове, хранятся в памяти до зрелых лет. Август, приёмные семьи, затем родители с Лилит. Полоса счастливых дней. И мрак, преследующий после гибели сестры. Наперекосяк всё пошло именно с той поры. И продолжает идти, как убедилась Свон сегодня утром. Где та черта, переступив которую мы проваливаемся в никуда? От боли хотелось сделать себе ещё больнее. Чтобы перекрыть поток вырывающихся чувств, разочарования, протеста. Полдня пить, чтобы отключить в себе все рычаги и зоны контроля. Но ничего не выключалось. Пулями в голову отзывалось каждое слово у причала. — Боже…почему я не заткнулась… — бормотала она. Именно поломанностью её привлекла Реджина, теперь можно было в этом признаться. Внешним лоском, исключительностью, но страданиями внутри. Как она это поняла? Неизвестно. Наверное, такие люди чувствуют друг друга интуитивно. И Эмме хотелось кого-то спасти, потому что себя она спасти не могла. Ни работа, ни брат, ни Генри, ни друзья не давали ей того чувства полноты и цельности, а в Реджине она уловила эти маленькие искры. И первое время Эмме хотелось производить на неё впечатление, играть, показывать другие аспекты жизни, вызывать удивление. А потом захотелось узнать до последней капли. Прочувствовать её борьбу. Бороться вместе, расширять горизонты. Добро пожаловать в капкан. И показалось, что Реджина откликалась, шла следом, видела в Эмме живой неподдельный импульс. Но всё рушилось раз за разом, пока не превратилось в пепелище, заливаемое полдня водкой. — Ты сегодня в соплях, Свон? — кинула ей в лицо мощная чернокожая девушка, наматывая на руку бинт. — Должок с прошлого раза надо отдавать, не забыла? Урсула, или Морская ведьма, как её тут называли за татуировки в виде осьминогов по всему телу, в прошлый раз неслабо получила от Эммы. Сегодня ей не терпелось отплатить за тот позор вдвойне. — Ты очень смешно произносишь букву «эс», хаха, тебе не говорили? — рассмеялась Эмма, сплёвывая на землю. — Уу-у, да у нас тут некондиция, — ухмыльнулась соперница. — Я сделаю из тебя отбивную. Бой начался внезапно. Урсула налетела и ударила Свон в живот, Эмма пропустила сразу два удара и согнулась пополам, упав на колени. Ладони зарылись в песок, на мгновение она ощутила мягкие царапающие песчинки под своими ногтями. В груди что-то булькнуло, перехватило дыхание, накрыло ощущением темноты и внезапной тишины, словно проваливаешься в холодный погреб. За спиной заорал Бэй: — Свон! Прекращай! Она тебя покалечит! — Заткнись, Кэссиди! — толкнул его один из охранников. — Если пришла, то пусть дерётся. — Эй, цыпа, давай отрабатывай мою ставку! — послышался голос Феликса. У Эммы путалось сознание, как будто трепыхалось то в одну сторону, то в другую, пытаясь вырваться, но она сумела подняться и хрипло рассмеялась. Темнота вокруг нарастала, как дементор, холодная, в лохмотьях, хотелось кричать ей, чтобы она шла прочь, хотелось отбиваться от тени, гулкие удары сердца как камни, падающие с неба, стучали по поверхности, разнося трещины. — Не важно…ничего не важно…то, что ты любишь человека, это совсем не важно, Свон, — злилась она, уворачиваясь от следующего удара. — Там проблемы покруче…какие туфли надень на вечеринку, машину обновить…а ты тут со своей любовью, дурочка…тупая, тупая девочка, поверившая в то, что кому-то нужна твоя помощь… — Что ты там скулишь, Тёмная? — Поэму тебе сочиняю, Урсу… Соперница толкнула её в грудь, Эмма отлетела на зрителей и снова оказалась на земле. Из носа полилась кровь, прям как в то волшебное злосчастное утро. Воспоминания ударили с новой силой, Эмма подскочила и ринулась на девушку как безумная, повалив и размахивая руками. Удары приходились по всему телу. — Зачем, зачем, зачем я заговорила с ней? — Эмма колотила без остановки. — Зачем притащила в музей, это мой дом, она теперь там повсюду…чёрт…зачем я познакомила её со всеми моими друзьями…они пялятся на меня её глазами… — Свон, ты спятила? — прохрипела Урсула снизу. Эмма перевела дыхание и в это время соперница ударила её ногой, высвобождаясь и отползая в сторону. Попало в челюсть, зубы прикусили язык, и изо рта тоже полилась кровь. — Эй! Нарушение! — орал Кэссиди. — Она ударила её по голове! — Уберите его! — дал кто-то команду. К Бэю подбежали парни, скрутили его и поволокли из толпы прочь. — Твоего дружка выкинули из гаражей. — Справлюсь без него… — Эмма заплевала кровью весь песок, на котором они валялись. Бэй кричал и сопротивлялся, пока его не дотащили до ворот и не вытолкали за ограду, закрывая за собой ограждение на замок. По звукам, доносившимся из толпы, он понимал, что бой ещё не закончен, а только набирает обороты. Люди выкрикивали неразборчивые ругательства, смеялись, гудели, свистели, а он никак не мог вернуться и помочь Эмме. — Ещё раз полезешь, докторишка, яйца поотрываю, — припугнули его напоследок. — Чёрт, чёрт, — метался он. Эмма тем временем снова оказалась на земле и не могла подняться, да и не хотела, но со всех сторон на неё кричали и толкали к центру «арены». Она иронично рассмеялась, увидев себя со стороны. Ведь так и живём, подумалось, под чьими-то криками и тычками, обессиленные, гонимые в спину. Урсула крутилась рядом, готовая приложить с ноги, а в голове стучало только «это не важно, не важно, ты никому не нужна, Свон». — Алло! Август? — Бэй решился на экстренный шаг. — Кто это? Уже ночь, что вам нужно? — спросонья всполошился Бут. — Ты меня не знаешь, приезжай, побыстрее, Нижний Вест Сайд, по Ашленд авеню, к югу по этой улице, знаешь этот район? — торопился врач. — Вы ошиблись. — Стой, Бут! Эмма в беде! Приезжай скорей! У меня твой номер телефона на случай большой беды. — Ты кто? Что с ней? — Август подскочил ударенный током. — Где это? — Нижний Вест Сайд, Ашленд-авеню, южное направление, там длинные склады и гаражи, если ты не приедешь — её убьют, полиция уже едет. Бэй отключил вызов и набрал 911. Его руки тряслись, толпа по-прежнему не расходилась, на отдалении не получалось разобрать происходящего за их спинами. Рискнуть всем ради жизни Свон, сдать полиции незаконное сборище, которому удавалось оставаться в тени несколько лет, удачно меняя место базирования. Бэю точно поотрывают что-нибудь, если вычислят предателя. Он метался вдоль забора, прислушивался, считал минуты, пока на соседней улице не послышались сирены приближающихся экипажей. Толпа бросилась врассыпную, Кэссиди спрятался за старой железной дверью выпотрошенного кем-то гаража, люди разбегались, прыгали в свои тачки, полицейские повыскакивали из своих машин и ловили всех, кто не успевал улепетывать. Бэй осознавал, что такой прыти у Свон не будет, и её обязательно заберут в участок, а это риск, новое разбирательство, социальная служба, проверка. Но ему было плевать, в противном случае, её избили бы до полусмерти, хотя и так оставалось неизвестным в каком состоянии «сохранилась» искусствовед. Эмма отключилась, заслышав сирены. Как только эти звуки разорвали шум наседающей толпы, она почувствовала облегчение, словно кто-то отпустил её горло. Сознание отступило, и она пришла в себя уже сидя на полу холодной камеры. Разодранные джинсы, в пыли, синяки по всему телу, кровь повсюду и чувство отвращения к себе. Она выкашливала остатки минувшего дня, скорчившись на коленях в углу, и вызывала отвращение уже не только у себя, но и у других бедолаг, случайно оказавшихся по соседству. Она не смотрела по сторонам, но чётко ощущала, как выцветшие жёлтые стены давили на её тело, будто тяжёлый пресс, превращающий старые машины на свалке в груду покорёженного металла. И ей захотелось, чтобы стены поднажали сильней, и обрушили потолок, засыпали её камнями и пылью, погребая заживо в этой вонючей клетке. В глазах двоилось или троилось, изо рта текли слюни, она растирала лицо ладонями и первые десять минут боролась с тошнотой. Ощущения — словно по ней прошли гусеничным тягачом туда и обратно. По полу тянуло сквозняком, через просвет между железными решётками можно было различить помещение дежурных по участку. В камере воняло пόтом, немытым телом, кровью и марихуаной. — Как ты, Свон? — послышалось справа. Эмма чуть повернула голову и увидела на полу босые тёмные ноги Урсулы, в песке и запёкшейся крови. — Да выживу, — медленно ответила она, подняв большой палец вверх. — Это твой олимпиец провернул? — в сторону спрашивала соперница, чтобы никто не заподозрил, что они знакомы. — Надеюсь, что нет, ему не поздоровится, чёрт… — Эмма закашлялась и сплёвывала кровью. — Не в обиде? — Не-а, ты оказала мне услугу, Урсу, иначе я бы натворила чего-нибудь пострашнее пары синяков. — Ещё придёшь? — девчонка потопталась на месте, подошла ближе, потом отошла. Эмма могла следить только за её ногами, не поднимая головы от тошноты и боли. — Чёрт его знает…если выберусь из этого дерьма… От усталости и одиночества Эмма расплакалась. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь прижал её к себе и облегчил страдания. Она ненавидела себя за каждое слово, сказанное вчера на набережной. Она ненавидела Миллс за то, что Реджина довела её до безумия, сама при этом всеми силами пытаясь убедить Эмму в своей холодности и безразличии. Ни черта ей не было безразлично. И ни черта Реджина не соображала, кидая те пустые, унижающие фразы. Это стало ясно только сегодня утром, сидя на холодном полу. Это, и правда, был тупик. Каким образом они в него упёрлись было уже не важно. Кто, кого и зачем повёл этой безвыходной тропой, тоже не имело значения. Новый день приносил новые мысли, теперь вчерашний разрыв и ночное безумство выглядели совсем по-другому. Свон скрючилась от боли и застонала, резко потемнело в глазах, и она отключилась.