***
— Ты никогда не звонишь мне с работы? — тревожность Сергея на том конце провода кажется мне безумно милой. — Что-то случилось? — Хотела узнать как ты? — слышу тяжелое дыхание Разумовского. Ему всегда давались тяжело откровенные разговоры, а я всегда настаивала на беседе. Молчание Сергея в телефонной трубке затягивается. Я не тороплю: смотрю в окно и разглядываю вереницу машин впереди. Приехать на встречу вовремя мне не светит. — Я в порядке, детка, — вдыхаю каплю кислорода через нос, наслаждаясь томными ощущениями по всему телу. Непроизвольно поглаживаю свои оголенные ноги, представляя на своем теле горячие ладони Сергея. — Ко мне сегодня приходил Николай, — возможно, мне не стоило говорить об этом Разумовскому, но разум почему-то затягивает туманная дымка и все темные фантазии, вызванные ревностью Сергея, один за другим всплывают в мыслях. — Какого хрена нужно было этому козлу? — слышу как Разумовский поднимается с кресла и начинает нервно расхаживать по кабинету. Представляю как он зачесывает рыжие пряди волос и кусает губы от невозможности оказаться рядом со мной прямо сейчас. — Ехал мимо, — мой и без того тихий голос тонет в дорожном шуме. — Вы с ним не такие друзья, чтобы он заезжал к тебе... — Сергей повышает голос и слышу как на том конце провода что-то разбивается и разлетается вдребезги. — Не стоило тебе говорить, но утро выдалось паршивое и я просто хотела поделиться с тобой, — открываю заднее окно, впуская в душный салон автомобиля глоток свежего воздуха. — Боюсь, вовремя нам не приехать, /Т.И. и Т.О./, — мой водитель находит мой взгляд в зеркале заднего вида. Вереница машин тянется далеко вперед в несколько рядов. — Что он тебе сказал? — требовательный голос Разумовского звенит в ухе, напоминая о себе. Я всматриваюсь в дорогу, разглядывая автомобили, которым повезло оказаться немного впереди. — Он сказал, что я удачно инвестирую в себя раз владею столь престижной корпорацией, — говорю на автомате, все сильнее вглядываясь вдаль и разбирая очертания людей, что ходят вдоль машин облаченные во всё черное и с масками на лице. Что происходит? — Поговорим дома, Сергей... — его возмущение и негодование бьёт из всех щелей на моё бесцеремонное поведение. Ведь это я позвонила ему, поселив в его душе смуту и терзания, и без объяснений прервала разговор. — Петр, что происходит? — мой встревоженный голос вынуждает его обернуться, но по глазам своего водителя я понимаю, что встревожен Петр не меньше. Моя безопасность в салоне автомобиля полностью зависит от него. Переполох на дороге, шум сигналов и выкрики пассажиров пугают и напрягают. Я выглядываю из-за спинки кресла и внимательно слежу за происходящем с машинами, которым не повезло оказаться так близко к налетчикам. Неизвестные в черном и масках разбивают стекла автомобилей и насильно заставляют пассажиров выйти из салона. К тем, кто сопротивляется, применяют жестокую силу. Кто добровольно выполняет все условия, удается этого избежать. Я как парализованная наблюдаю за беспределом средь белого дня, разворачивающегося на моих глазах, цивилизованного общества. Люди могут обратить свое оружие против беззащитных, слабых и удачно попавших под руку, карая всех кто оказался не в том месте, не в то время. Небольшая группа бандитов стремительно приближается к моей машине. Сердце подскакивает к горлу от сдавливающего страха и мне не хватает жалкой секунды, чтобы закрыть окно, как чья-то рука успевает проскользнуть в приоткрытую щелочку. Крик застревает в груди и тонет в белой тряпке, которую с силой прижимают к моему лицу. Четкие очертания расплываются и мир вокруг почему-то темнеет и исчезает. Последнее, что я вижу — маску, очень похожие на те, что носили чумные доктора в средневековье. И слышу одну единственную фразу, звенящую в голове: — Чумной доктор очистит этот мир!***
Голова разрывается от тупой, ноющей боли. В висках нещадно пульсирует и кажется совсем невозможным открыть свинцовые глаза. Во рту все пересохло, а губы потрескались. Облизываю сухие губы и пытаюсь собрать мысли в кучу, восстановив события последних нескольких часов. Обрывки воспоминаний сменяются как калейдоскоп: нападение, разбитые стекла машин, крики пассажиров, избиение, белая тряпка пропитанная хлороформом у лица. Откуда я знаю? Мы с Разумовским пересмотрели слишком много детективов и триллеров. Господи, о чем я думаю? Кто-то похитил меня средь бела дня, а я думаю о просмотренных остросюжетных кинокартинах. Приоткрываю глаза и ничего не вижу. Кромешная темнота вокруг жутко пугает и нервирует. Не могу даже различить очертания собственного тела. Один сплошной сгусток темноты, заживо поглотивший меня. Пытаюсь не поддаваться панике и мыслить ясно, несмотря на притупленное и затуманенное сознание. Я несколько раз моргаю и рассматриваю перед собой темноту. Глаза постепенно привыкают к мраку и мне даже кажется, что я вижу вдалеке чей-то силуэт. Но где я нахожусь определить почти невозможно. Это может быть заброшенный подвал или старое здание на отшибе города. Двигаю руками и ногами, проверяя функциональность своего тела. В запястья и лодыжки врезается веревка при малейшем движении. Понимаю, что привязана к стулу. Любые попытки сбежать рушатся как карточный домик. — Очнулась? — вибрирующий голос эхом разносится по комнате и ударяется о стены, сотрясая своей мощью потолок. Кручу головой в разные стороны, прислушиваясь к оглушающему звуку и отчаянно вглядываюсь в темноту. — Хорошо, — пугающий голос, идущий из самых темных недр, возвращается. Я вжимаюсь в хиленькую спинку стула и зажмуриваюсь, надеясь, что мой похититель внезапно явится передо мной. Абсолютная тишина длится вечность, а мрак сгущается. Голова раскалывается и меня клонит в сон, когда от забытья меня отделяет один взмах ресниц. Но у человека, нет, существа, способного на такое бесчеловеческое обращение с людьми, другие планы... Длинный коридор освещается темно-алым светом, как обычно, бывает в фильмах при активации тревожной кнопки. Меня ослепляет и глаза отвыкшие от любого света слезятся, а виски пульсируют еще сильнее. — Так и будешь прятаться? — сплевываю слова как грязь, переполненная злостью, усталостью и несправедливостью. — Нет! — дрожь проносится по моему телу как табун перепуганных лошадей и передо мной вырисовывается четкий силуэт того, кто пожелал меня похитить... Я сглатываю вязкую слюну, чтобы не сорваться на крик. Не потому что мне страшно, а потому что моё перенапряжение граничит с сумасшествием. Мой похититель облачен в черный пуленепробиваемый костюм, как и его черные воронята, устроившее переполох на дороге. И маска чумных докторов Средневековья. Вот кого они боготворят и кому служат. — Кто ты? — он стоит на расстоянии от меня, склонив голову на бок. Выразительные, но пугающие глаза маски пробирают до кончиков души. — Неправильный вопрос, — голос искажен и изменен через специальное оборудование и звучит механически. — Кто ты? И в чем твоя польза для общества? — я почти вижу, как под маской его губы расплываются в саркастичной ухмылке. Он чувствует своё превосходство над связанной девушкой. Как это жалко. — Моя корпорация обеспечивает лучшую жизнь каждому нуждающему человеку, заботясь о них. — Искренне верю, что мой ответ не звучит как оправдание во спасение моей жизни. Но если человек передо мной, возомнивший себя карателем и считающий себя правосудием, именно тот самый Чумной доктор, такие как я не выживают рядом с ним. Не важно, что я скажу. — Но на чьи деньги ты делаешь жизни людей лучше? Используешь инвестиции тех кто обманом выманивают эти грязные деньги с ничего не понимающих вкладчиков. — Твой то костюмчик тоже не из дешевых. Кто спонсирует тебя? — хмыкаю и вздергиваю подбородок. Очень опасно разговаривать в таком тоне с похитителем, но чаще всего, вершащие правосудие такие же зависимые от денег люди. Чумной доктор в несколько размашистых шагов приближается ко мне и хватает меня за лицо. Его руки облачены в черные кожаные перчатки, чтобы не оставлять отпечатков пальцев на телах жертв. Безобразная, отталкивающая маска вызывает дикое отвращение. «Носатая» маска, напоминающая клюв птицы, касается моей щеки и тот, чье лицо так тщательно скрывается, рассматривает меня почти с нескрываемым любопытством. Хоть мне и не видно этого внимательного взгляда, но заинтересованность сквозит в каждом его жесте. Жертва всегда желает узнать кто ее похититель, чтобы в случае побега видеть как уверенность меркнет в его бесчеловечном взгляде. Резким и точным движением головы наношу удар по птичьему клюву, сбивая черную маску. Черный доктор рычит и пряча своё лицо в ладонях, поворачивается ко мне спиной. — Если прячешься за маской значит ты ни чем не лучше меня, ведь и я каждый день ношу свою маску... — Хочет быть мстителем и нести правосудие, пусть сначала найдет в себе смелость показать свое истинное лицо. Чумной доктор выпрямляется и медленно разворачивается. На секунду мне кажется, что я вижу знакомые пряди рыжих волос, но зрение может подвести меня, а темно-красный свет исказить реальность. Он становится в полный рост прямо передо мной и поднимает голову, криво ухмыляясь уголками губ. Я зажмуриваюсь, умоляя всех известных богов сжалиться надо мной и не мучить меня. Снова открываю глаза. Ничего не меняется. Надеюсь на то, что это жестокая игра моего воображения, но напротив меня стоит человек, любимый мной без остатка... — Сергей? — губы дрожат от слёз, и не в силах сдерживаться я поддаюсь эмоциям. — Его лучшая версия, — это голос моего Серёжи, который я так люблю слушать и который постоянно спорит со мной. Это его внешность: пламенные волосы, которые мне нравится перебирать, голубые глаза, что смотрят на меня с любовью, губы, расплывающиеся в улыбке на мои глупые шутки. Это всё принадлежит моему Серёже, но это существо — не он. — Как это возможно? — дергаюсь на стуле и ору во всю глотку на человека с лицом моего любимого мальчишки. — Где... — мой Сергей? — он?... — О, /Т.И./, тебе разве не сказали, что, — поджимаю дрожащие губы и отворачиваюсь, — нужно принимать и темную сторону своего любимого, — Разумовский присаживается на корточки и костяшками пальцев стирает застывшее капли слёз на щеках. Я отбрыкиваюсь и верчу головой, избегая его прикосновений. Его звериный оскал холодит моё сердце и душа уходит в пятки от страха. Кажется, что из лица Сергея, освещенного темно-алым светом, сочится кровь, а пряди волос и вовсе вымочены в густой, алой жидкости. Легче перенести смерть, чем истинную правду о любимом человеке. — Сергей... — просящим тоном и умоляющим взглядом пытаюсь всколыхнуть и пробудить каменное сердце этого существа, поработившее моего настоящего Сережу. — Он слишком слаб, чтобы сопротивляться и слишком наивен, раз верит, что мир можно сделать лучше без кардинальных изменений. А я, — он резко выпрямляется, — очищу этот мир и выжгу всю заразу дотла, — Разумовский запрокидывает голову назад и хохочет как помешанный ненормальный. Почему я не замечала расстройство его личности? Потому что не хотела или была слишком занята? Сергей частенько разговаривает сам собой, но кто из нас не грешит этим? Сейчас я понимаю, что беседовал он не сам с собой и не с воображаемым другом детства... — Зачем я тебе? — Ты — блокпост, условие, по которому я, как худшая сторона твоего слабого Сергея, уживаюсь в нем. Поэтому ты, /Т.И./, единственное, что отделяет это жалкое, слабохарактерное создание от полного исчезновения или окончательного слияния со мной, — он обнажает свои белоснежные зубы в хищном осколе и мне чудится, что из клыков его вытекает кровь и струится по подбородку. Поэтому Разумовский так отчаянно цепляется за меня, сильнее, чем обычный влюбленный человек. Он боится потерять не только меня и мою любовь, но и самого себя! — Он долго со мной боролся, признаю. Не хотел, чтобы ты узнала о нашем маленьком, темном секрете, — его ехидное хихиканье гиены вибрируют у меня в животе и я с трудом подавляю рвотные спазмы. — Я не сдержался... — подпрыгиваю на стуле и двигаю руками, отчего веревки сильнее впиваются в запястья. Мне хочется сорваться с места и нанести урон этому бесчувственному существу, но вместе с этим, я причиню вред и своему Сергею. — Передавай своему наивному глупцу, привет, — я не успеваю ничего сказать, как тряпка пропитанная хлороформом закрывает мне нос и пары вещества мгновенно проникают внутрь. Лицо Чумного доктора и Сергея меркнет, и я снова оказываюсь во тьме из которой не выбраться. Никогда. Голова кружится и меня кидает в разные стороны как тряпичную куклу. Не различаю, где верх, а где низ. Ощущение, что падаю в беспросветную тьму и падение это длится бесконечно. — /Т.И./, очнись, прошу тебя... — мой любимый голос зовет меня, пытаясь вырвать из когтистых лап мрака на свет. С огромным трудом разлепляю свинцовые веки и первое, что вижу — знакомый потолок нашей спальни. Поворачиваю голову в сторону откуда как мне кажется, я слышу голос Серёжи. Он сидит на краешке постели и держит меня за руку, тревожно всматриваясь в мое лицо. Он одет в свою домашнюю футболку и штаны. — Серёжа, — улыбка расцветает на его губах, а в моей душе взрываются фейерверки. — Что случилось? — все неважно, главное, что я дома рядом со своим... Сергеем. Воспоминания врезаются в память как жало осы входит под кожу и отравляющий яд бежит по венам: моё похищение Чумным доктором, которым является... Сергей? — Петр сказал, что тебе стало плохо в дороге. Ты потеряла сознание, и он вызвал скорую. Несколько часов тебе держали под наблюдением, пока мне не разрешили тебя забрать. — Что он несет? Ничего из этого не было? Или было? Резко сажусь на постели и голова мгновенно начинается бешено кружиться. Я хватаюсь за Разумовского, чтобы не свалиться с кровати и не шевелюсь. — Твой доктор сказал, что ты проспишь какое-то время от успокоительных. — Я звонила тебе и мы разговаривали, — Сергей утвердительно кивает, значит это воспоминание настоящее. — Мы попали в жуткую пробку и я опаздывала на встречу, — он молчит и соглашается, потому что эту часть правды скорее всего подтвердил мой водитель. — А потом началась неразбериха: кто-то нападал на машины, применял силу к пассажирам и... ко мне, — широко распахнутыми глазами смотрю на встревоженного Сергея. Моё состояние пугает его, но он уверенно держит меня за руку и не собирается отпускать. — Кто-то похитил меня, я помню, — знаю это! — Доктор сказал, что у седативных есть побочные эффекты. Один из них — реалистичность сновидений. — Протяжно вою и едва не поддаюсь желанию, хорошенько ударить Разумовского. Он не верит мне. Считает, что это всё мне приснилось. А что если так? — Я схожу с ума, — Разумовский подсаживается ко мне и заключает в кольцо крепких и надежных объятий. Я кладу голову ему на плечо и обнимаю. Сергей поглаживает меня по спине, успокаивая и я почти верю, что все произошедшее — страшный сон, пока не замечаю глубокие отметины на запястьях от веревки. Меня отбрасывает ударной волной назад в прошлое в потаенные участки моего сознания, которое старались подавить, где страшный сон оказывается страшной реальностью...