***
Афтон с трудом разомкнул тяжелые, будто налитые свинцом веки. Ему в глаза сразу бросилось окно с неплотно закрытыми шторами, за которым было видно большие, серебристые хлопья снега, переливающиеся разными цветами в ярком холодном свете фонаря. Внезапно Уильям почувствовал, что к его горлу подкатил комок воздуха, предвещающий приступ кашля. Он уже давно привык к такому, поэтому даже не пошевелился, но когда сухой воздух начал прорываться через его раздраженное горло, причиняя острую боль в области шеи, изнутри нее, понял, что это не просто обычный приступ, сейчас явно было что-то не так. Из-за того, что он не ожидал такой боли, его руки инстинктивно дернулись к горлу, а сам он согнулся напополам из-за кашля, но это только ухудшило его положение: при этом движении его словно пронзили раскаленные добела сверла, вгрызающиеся глубоко под кожный покров, прямо в плоть, которая и так до этого была повреждена. Ко всему этому, Афтон почувствовал, как что-то горячее подлило к его горлу. И после этого во время кашля начала вырываться ещё и соленая, теплая кровь, хоть и смачивая сухое горло, но причиняя ещё большую боль. Взгляд Афтона упал на тумбочку, стоящую в тени, которая находилась на расстоянии вытянутой руки от кровати: на ней, в белой, без каких-либо узоров и надписей, упаковке, лежала, как он помнил, пачка таблеток, которые могли помочь ему в такой ситуации. Его костлявые, дрожащие после множества операций пальцы потянулись к ней, но так как он все никак не мог перестать кашлять, у него все никак не получалось приблизить руку: Афтон все время, во время каждого все повторяющегося приступа кашля резко дёргался. Наконец он смог дотянуться до таблеток, и схватив картонную упаковку, с силой потянул в стороны, разрывая картон с характерным звуком, после чего схватив одну из таблеток, запихнул её в рот и мгновенно проглотил. Через пару минут приступ закончился. Уильям, устало выдохнул, аккуратно опустился обратно на кровать, возвращаясь в лежачее положение. Как же он устал каждый день испытывать боль при каждом движении… Он даже таблетки взял с большим трудом для себя. Иногда он задумывался о смерти, но мысль о том, что будет с его детьми отрезвляла его, возвращая ту кристальную чистоту ума, которой он обладал до этого инцидента.***
— Стоп! Что-то не пойму, а что за случай-то? — Да подожди ты, не перебивай, — недовольно поморщился Афтон.***
Одним месяцем ранее: Громкий хлопок двери заставил Афтона выйти из полудремы, слегка вздрогнув. Он немного приоткрыл глаза, забыв спросонья, что за этим последует. Яркий, острый белый свет ненавистных ламп больно ударил в глаза, и Уильям быстро закрыл их обратно, тихо зашипев от боли. Он не знал, кто это, он мог только догадываться. К нему часто приходили дети, которые жили в данный момент с Генри, пока Уильям был в больнице. Сам же Эмили не разу не приходил. Уильям немного повернул голову к источнику звука, пытаясь понять кто это. — Привет Уилл… После этих слов последовало лёгкое прикасание к руке слегка выше пульсометра на указательном пальце. Как только Афтон услышал этот голос, он сразу же понял, что это его лучший друг. — Генри? — хрипловатым голосом спросил Уильям. Ему было больно говорить, но все же он выдавил из себя это единственное слово. Афтон попытался вновь открыть глаза, чтобы увидеть хоть что-то, но свет опять не позволял видеть ему, ослепляя своими жгучими лучами. — Да. Это я. Уильям, пожалуйста, прости меня… Я не думал, что пружинные фиксаторы защелкнутся! Прости пожалуйста, если сможешь, мне не нужно было тогда отвлекаться на Чарли! Я не доглядел и допустил фатальную ошибку! В голосе Генри звучало глубокое сожаление вперемешку с раскаянием. Услышав, как Генри произнёс эти слова, Уильям, изначально настроенный довольно враждебно, впал в лёгкое замешательство. Голос Генри вызвал в нем сомнение: Эмили, скорее всего, действительно раскаивается в том, что сделал… Но это не отменяет того факта, что сейчас Афтон лежит в больнице, весь израненный… Не факт, что он даже сможет выжить… И что тогда будет с его детьми? Скорее всего, их возьмёт под опеку Генри… Это, пожалуй, будет лучший вариант, даже не смотря на то, что Эмили сделал. Резкая головная боль, Уильям скорчился от боли, сжимая белую простынь своими бледными пальцами. — Тебе плохо? — обеспокоенно спросил мужчина. — Голова… — прошептал Афтон — Она…она раскалывается. Уильям почувствовал, как что-то теплое потекло из носа. — Господи, у тебя кровь! — воскликнул Генри, испугавшись и убрав свою руку с холодной, костлявой Уилла. — Я позову врачей! Афтон остался один в палате, слыша собственное сердцебиение. Казалось, что сердце вот вот вырвется из груди, в то время как голова даже и не думала переставать болеть, боль только еще больше усиливалась. Не выдержав такое он снова вырубился, погружаясь в царство покоя и тишины, как будто с ним ничего и не происходило.***
— Ну, а теперь: почему я туда попал, — произнес Уильям.***
Уильям и Генри стояли посреди комнаты, которая насквозь пропиталась запахом машинного масла. — Генри, с костюмом точно все нормально? — недоверчиво поинтересовался Афтон, опёршись об темный, деревянный стол и дожидаясь, пока друг закрепит фиксаторы на спине костюма жёлтого кролика. После недавнего инцидента с работником и костюмом Спринг-Бонни, им снова пришлось надеть костюмы талисманов. — Да-да! Не беспокойся, я вчера все починил, как ты и просил! — заверил Эмили, закончив с фиксаторами на костюме. Уильям повернулся к Генри, который был в костюме Фредбера — желтого медведя с фиолетовой бабочкой на груди. Фредбер был первым аниматроником в закусочной, которая и называлась его именем. После, по чертежам Генри и с его помощью, Афтон сделал желтого кролика Спринг-Бонни. — Давно мы этого не делали, да? — спросил Уильям, сверкая своей улыбкой и смотря прямо в карие глаза своего приятеля. — Ха, да. Год почти прошел, с того момента, как мы наняли других ребят развлекать детей, вместо нас. Я уже даже забыл, насколько сложно в них находиться, — с улыбкой произнес Генри и разомкнул их зрительный контакт с Афтоном, чтобы снять очки и надеть тяжелую маску медведя. — Эм… Хочу тебя поблагодарить, Генри. За то, что вчера в место меня починил этот кусок металлолома. — после чего Уилл постучал по желтой груди костюма и раздался звонкий звук удара металла об металл. — А, да не за что. Ну что, пошли? А то в этом костюме жарко. — Да, сейчас, — сказал шатен, повернулся к столу и взял маску Спринг-Бонни. Уильям надел на себя голову и покинул комнату, вслед за желтым медведем. Вместе они вышли из комнаты сотрудников заведения в просторный зал, где уже собрались дети со своими родителями, в надежде снова увидеть желтых аниматроников. Генри любил развлекать детей, что нельзя было сказать про Уильяма, он не очень любил когда те лезли к нему своими маленькими рученками, в попытках притронуться к любимому аниматронику. Конечно, порой даже Уильяму нравилось дурачиться и развлекать детей, но все же со своими детьми он любил проводить больше времени, чем с чужими. Да к тому же, после смерти их матери, Афтону приходилось уходить пораньше с работы, буквально умоляя Генри доделать работу за него. Генри стоял возле самого дальнего стола в углу помещения, как вдруг прозвучал ужасающий металлический скрежет. Он повернул голову в направления этого выделяющегося из всего шума толпы звука. Сперва ему показалось, что все хорошо, но внезапно вся толпа замолкла, дети закричали от ужаса и начали убегать от этого места, Взгляд Генри упал на желтого кролика, из щелей в корпусе которого шли маленькие ручейки алой крови, но они постепенно увеличивались, превращаясь уже в потоки красной жидкости. Яркий, солнечно-желтый мех кролика почти моментально покрылся пятнами темной крови. Эмили быстро сдернул голову Фредбера и побежал к краю сцены, где корчась от боли, на коленях, стоял человек в костюме кролика. Эмили быстро убрал руки Уильяма, который конвульсивно пытался снять с себя маску и сделал это сам. Окровавленная маска отлетела с звонким грохотом на пол, оставляя за собой следы. После чего Генри увидел окровавленное лицо Афтона, с которого с каждой секундой стекало все больше крови. Шатен окончательно рухнул на черно белою плитку, которая уже успела изменить под ним свой цвет. — Уильям! — крикнул Генри, с ужасом глядя на своего друга. Уильям, попытавшись ответить, слегка приоткрыл рот, но из его горла лишь вылилась кровь. Генри попытался закрыть руками порез на его шее, но вскоре еще увидел несколько таких порезов. Уильям начал закрывать глаза, теряя сознание. — Нет, Уильям, нет, не закрывай глаза! Нет! Но Афтон, который еще сильнее побледнел от обильной потери крови, опустился на пол. Его веки сами опускались на глаза, пытаясь дать Уильяму провалиться в темноту и возможность отдохнуть от дикой, пронзающей боли, что терзала все его тело. Но, услышав слова Генри, он усилием воли вновь открыл глаза и бросил взгляд, полный боли, на лучшего друга. — Прости… Прости меня… Пожалуйста… — тихо, быстро, бессвязно шептал Генри. В его глазах блестели слезы отчаяния. — Я… Это я виноват… Чарли… Эмили, сам не понимая что делает — слезы застилали его глаза и разум — аккуратно взял Уильяма за руку. Тот, почувствовав это, сквозь боль сжал пальцы лапы костюма, покрытые его же собственной, темно красной кровью. Рука Генри сразу же покрылась багровыми пятнами, но он, казалось, этого не замечал. Его губы все так же шевелились, но слова превратились лишь в едва слышный, неразборчивый шепот, полный беспомощности. Но глаза Уильяма уже сами закрывались — он устал от боли, от эмоций… Эмили, заметив это, закричал: — Нет, пожалуйста! Нет… — он начал вздрагивать. По щекам Генри мгновенно пролегли мокрые дорожки от соленых слез, которые скатывались на подбородок, покрытый жесткой щетиной, после чего падали на пол с тихим стуком. Последнее, что услышал Уильям, было: — Нет… Что же я наделал… После чего Афтон провалился во тьму.