Бессмертная любовь висела на кресте, Сгорали в небесах случайные кометы. Мы вглядывались долго в рубиновые капли, И ты сказал мне: «Неужели ты веришь в это?» Fleur
«– Просто чтобы хоть раз узнать, каково это – целовать тебя».
Драко всю ночь ворочается в кровати. Он недоволен тем фактом, что Поттер может так просто, одной своей фразой, вызвать в нём шквал неконтролируемых эмоций. Так просто пошатнуть его уверенность в себе, в своей жизни, в смысле и в приоритетах. Драко не хочет испытывать эти эмоции – они опасные, они вызывают бессонницу и заставляют его слишком много думать о глупых глазах Поттера, о его подбородке и губах. Драко слишком привык считать себя кем-то невыносимым, сварливым, закрытым, не способным на проявление заботы. Это безопасная позиция. Это дает ему опору, и он прекрасно знает, что если рядом нет кого-то, от кого ты сходишь с ума, жить становится проще. Однако, как бы он ни пытался контролировать себя и происходящее вокруг, в какой-то момент Поттера становится слишком много – вокруг и внутри. Он просто врывается в жизнь Драко, переворачивает всё вверх тормашками и уходит в ночь. Он просто смеётся, болтает разную чепуху, просто целуется как Бог, как бы между прочим… А Драко теперь не знает, куда деться от назойливого жжения в груди, и от того, что щёки горят теплом от воспоминаний о лесном поцелуе. Он переворачивает подушку на холодную сторону и пытается считать овец. …Триста двадцать четыре, триста двадцать пять, триста двадцать шесть барашков на лугу…***
Через несколько дней они заканчивают работу. Домик построен: он компактный, почти кукольный, с панорамным окном и веревочной лестницей у двери. Его стены выкрашены заботливыми руками Гарри в красный и зеленый цвета, пол сияет лаковым покрытием, а мягкий ковер приветливо щекочет босые ступни Альбуса и Скорпиуса, когда они заходят туда в первый раз. Голова Драко идет кругом. Им без конца приходится встречаться с мистером Ваниллой, как главным координатором проекта, с директором школы, с докучливой миссис Шерли, и все время улыбаться, махать руками на камеру и отвечать на идиотские вопросы. – Чертежи мы делали сами. Благодарю, Саймон, у меня архитектурное образование. – Да, мы, безусловно, были удивлены, когда наши дети озвучили условия. Но милый Патрик нам помог на самом главном, начальном этапе. – Мы занимались строительством вдвоём. Не спрашивайте, как, пусть это останется нашим маленьком секретом. – О, конечно, мы столкнулись с рядом сложностей. Всё-таки мы с мистером Поттером не строители. Но что только не сделаешь ради своих детей, да? И миллион других разумных и не очень фраз. Не имеет значения, в каких из них звучит правда. Восторженные маглы всё равно никогда не узнают этого. Отвечая на очередной вопрос о сотрудничестве с мистером Ваниллой, Драко с дрожью вспоминает, как часто им приходилось общаться с Патриком поначалу, когда они только начинали строительство. И Драко предпочитает скрыть от местных журналистов, что всё-таки половина домика сделана благодаря магии, а другая – благодаря чувству вины. В четверг, изнуренные и выжатые, как лимоны, Гарри и Драко машут на прощание репортерам. Они дали интервью, они ответили за сотни вопросов, они сделали всё, что могли, и даже больше. И теперь люди наконец разошлись, оставив Гарри и Драко в одиночестве. Теперь их проект, как и проекты других родителей, будет проходить проверку. По заявлению Саймона, директора школы, всё это дело затянется до весны. Чёртовы бюрократы. Драко хмуро косится на Поттера и тянется за пачкой в карман. – Вот и всё. Поттер стоит, задрав голову, и рассматривает домик. Настоящее искусство любви. – Да. Теперь всё. Драко чудится в этом «всё» то, чего он не хочет видеть. Поэтому он находит в себе силы прибавить: – Не забывай, через три часа приедет Панси и все-все-все. Мара должна была доставить закуски. Надеюсь, ты не забыл купить вино и лёд? Поттер кивает. – Не забыл. А что дальше? Его глупые губы складываются в скорбную улыбку, придавая лицу выражение неописуемой жалости. Драко хочет обжечь Поттера сигаретой и потрясти за плечи. Что дальше? Что? Что? Что? Откуда он знает, что? Они будут жить, как жили. Он будет покупать противоаллергенный порошок для стирки белья, Поттер будет маяться дурью со своей Бусинкой, Альбус и Скорпиус будут трещать о поступлении в Хогвартс, а потом… Потом не будет ничего. Что у них может быть? Драко ненавидит себя за то, что понимает скрытый смысл в этом вопросе. Поэтому он, скрепя сердце, натягивает на лицо безразличное выражение и произносит: – Мы будем жить так, как жили. Глядишь, к весне эти бездари придумают ещё что-нибудь. Какой-нибудь проект в стиле «Достань мёд из улья бешеных пчёл и попробуй не умереть от укусов». Поттер смеётся. Смеётся и тянет свои несуразные руки в дурацких перчатках, чтобы убрать сухой листик, прицепившийся к нежному пальто Драко. – Мы будем общаться? Драко закатывает глаза. – Сложно не общаться с тобой, когда Скорпиус без ума от мистера Поттера. – Но я всего лишь Гарри. Всего лишь Гарри.***
– Та-дам! Не слышу, чтобы в нашу честь запустили салют. Поттер, слышишь меня? Где салют? Гарри рассеянно смотрит на выбравшихся из камина Панси, Луну, Айлу и Вуда. – Салют? Этого не было в списке. Драко пихает его плечом, подходя к семейству «Паркинсон-Лавгуд и Вуд», чтобы поцеловать всех, даже Оливера, в щёку по очереди. – Конечно, этого не было в списке, дрочила. Это само собой разумеющееся. Айла обнимает Драко за пояс и, хихикая, повторяет за ним. – Дрочила, дрочила, дрочила! – Драко, ты будешь сам объясняться с моими родителями, когда они спросят, почему их внучка использует такие слова в разговоре. Луна улыбается и обнимает подбежавших Альбуса и Скорпиуса с двух сторон за плечи. – Милая, ну это такая мелочь! Вспомни, как Оливер назвал своего коллегу «пиздохуёбиной» при Лили. Глаза Альбуса тут же загораются дьявольским огнем. – Она мне об этом не рассказывала! Гарри издает звук, отдаленно похожий на смешок. – Сделаем вид, что я этого не слышал. – Конечно, Гарри! Это всё ложь и провокация, – Оливер подмигивает Гарри и хлопает его по руке, прокладывая себе путь в гостиную. Панси цыкает и идет следом, утягивая Луну за руку, Альбус и Скорпиус катаются с Айлой по полу, но Гарри только и может, что застыть на месте. Он смотрит на сильные руки Оливера, на его коротко стриженные волосы, и думает о том, как он прижимался к Драко голыми частями своего тела. Эта мысль вызывает тошноту и кислое послевкусие на сердце. Хотя, возможно, хорошо, что это был не Гарри. Чуть меньше поводов для чувства вины.***
– И тогда он взял эту жужжащую машину и засунул мне её прямо в рот! Драко смеётся и высасывает ледяной джин через трубочку. – Ты врешь, Уизли! Маглы давно так не делают. – Конечно, делают! В следующий раз, когда у тебя заболит зуб, обратись к Гермионе. Вот увидишь, всё, что ты знал о боли до этого, не имеет никакого значения. Гермиона тыкает Рона в бок вилкой. – Не верьте ни единому его слову. Он вечно всё преувеличивает. Рон мотает головой и обтирает губы салфеткой. – Ладно уж, посмотрим… Гарри, а ты чего молчишь? Успокой эту женщину и расскажи лучше, как вы вообще согласились на эту аферу. Не подумай, я не имею в виду, что вы плохие отцы… Просто ты и Драко не то чтобы подходите на роль… – Строителей. Да, Уизли, всё верно. Гарри невольно бросает взгляд на Малфоя и видит на его лице уже такую знакомую самодовольную ухмылку. Гарри хочет поскорее отвести взгляд, потому что теперь ему кажется, будто каждое его движение в сторону Драко фиксируют какие-то счетчики. Что-то вроде «Сегодня он посмотрел на тебя, Малфой, с чувством волнения тридцать четыре раза». И это провал. Откашлявшись и глотнув вина, Гарри отвечает Рону: – Не то чтобы у нас был выбор. Ты же знаешь, Альбус бывает очень убедительным. Драко кивает сам себе, и его взгляд, затуманенный мыслями, которые Гарри легко может прочитать без слов, пробирается куда-то за ткань льняной рубашки. – Дети, что с них взять, – Рон улыбается и накалывает шашлык из индейки на нож. – И как это было? Все обращают свое внимание на Гарри, повернув головы. Альбус и Скорпиус смотрят с тревогой, словно ожидают, что Гарри скажет: «Ужасно! Невыносимо! Ненавижу детей за то, что они приносят проблемы!» Панси, Луна, Оливер и Джинни – с вежливым любопытством. Драко – с усмешкой, за которой теперь Гарри может различить легкое движение страха. – Эмоционально. Драко отводит взгляд, но Гарри видит, как по его лицу разливается облегчение. Он не знает, почему, и может лишь догадываться. Но это – лучший ответ на все его вопросы. – Ну ещё бы. Я удивлена, что вы не переубивали друг друга, учитывая ваше школьное прошлое, – Джинни салютует бокалом и выпивает всё залпом. – Завтра, после того, как все отоспятся, предлагаю устроить небольшую экскурсию. Должна же я посмотреть, где пропадал мой бывший муж столько времени, когда мне приходилось совмещать работу, маникюр и Лили. Гарри виновато хмурится и приоткрывает рот, чтобы начать оправдываться, но Панси громко смеётся и хватает Джинни за руку, внимательно осматривая её новые ногти. – Да уж, красота! Теперь я понимаю, за что ты отдаешь такие деньжищи. Джинни кивает и начинает трещать о взлетевших ценах на маникюр, Гермиона сетует о несправедливо низких зарплатах в министерстве, и можно думать, что всё хорошо.***
Дом полон детей. Этот факт самую малость утомляет. Ладно. Это утомляет слишком! Через несколько часов Гарри ощущает себя выпотрошенным насквозь. Вопросы сыплются на него со всех сторон, преимущественно о, конечно, домике на дереве, его планах на рождественские праздники, о том, как ему работалось с Драко. Каждое слово приходится пропускать через фильтр мягкости, и очень скоро Гарри чувствует себя изнуренным до основания. Всё осложняется тем, что Драко всё время где-то слишком рядом – он то тянется за джином, то премило беседует с Оливером, то позволяет Айле и Лили играть со своими волосами в парикмахерскую. Гарри хочет сбежать. Куда-нибудь, где не будет серых глаз напротив. Где не будет чего-то, чему нет названия. Гарри думает, что он уже очень взрослый для всего этого. Видимо, нет. Альбус, Скорпиус, Лили, Айла и Роза, вернувшаяся с Чарли из Румынии, возятся в углу, играя во взрывающиеся карты. Рон, по всей видимости выпив лишний стакан джина, спорит с Оливером о своих способностях в квиддиче, а Гермиона шушукается с Луной, лукаво посматривая на Панси. Джинни пытается настроить комфортную громкость музыки, и, в общем-то, у всех всё хорошо. Гарри надеется, что никто не заметит его отсутствия. Он встает и направляется на кухню – умыться и выпить воды. Ему нужно немного проветриться. И в первую очередь от Малфоя, который то и дело бросает на него внимательные взгляды, заползающие прямо под кожу.***
Драко очень быстро замечает, что Поттера долго нет. Прошло двадцать минут с тех пор, как он вышел. Не то чтобы Драко считал специально. Может быть, это вышло совершенно случайно. Драко выбирается со своего любимого мягкого кресла и, бросив поддерживающую улыбку Скорпиусу, который изо всех сил надеется победить в игре, выходит из гостиной. Он заходит на кухню и видит Поттера, всего мокрого, со взъерошенными волосами и криво сидящими на лице очками, расположившегося у окна. – Что ты тут делаешь? Гарри кивает на полупустую бутылку белого вина. Сладкое, производства США. Драко морщится. У Поттера нет никакого вкуса на такие вещи. Он выглядит таким нелепым в своей мокрой рубашке. – Пьянствуешь в одиночестве, когда дом полон гостей, – Драко ловко взбирается на соседний барный стул. – Я думал, ты будешь счастлив. Всё закончилось, и теперь тебе не нужно вставать рано утром, готовить свой мерзкий горький кофе и весь день возиться среди опилок и гвоздей. Поттер кивает и приоткрывает форточку, запуская в комнату студеные потоки ноябрьского воздуха. – Ты прав. Но я не чувствую себя счастливым. Я знаю, что должен быть рад, ведь всё получилось, и теперь Альбус и Скорпиус на седьмом небе от счастья. Но не я. Драко хмурится и наливает себе вина тоже. Сладкая гадость, но какая разница? – Почему? Ведь должна быть какая-то причина. И Драко знает причину. Точнее, он не знает её по-настоящему, но интуитивно чувствует, что сейчас скажет Поттер. Это то самое ощущение, когда снежная глыба летит на тебя, и ты знаешь это, но ничего не можешь с собой поделать. Тебе некуда бежать. – Ты мне нравишься. Вот так просто. Нравишься. – Извини? – Мне нравится то, какой ты невыносимый ублюдок. Нравятся твои шутки. То, какой ты язвительный. Ты всегда нравился мне, даже в школе. Я знаю, что не должен это говорить, делать. Но почему я должен мучиться с этим один? – Гарри поворачивается на крутящемся сидении, и теперь его колени прижимаются к коленям Драко. – Я знаю, что не нравлюсь тебе. А ты всё равно нравишься мне. Я не знаю, почему. Драко зажимает нижнюю губу между зубов. Это катастрофически. Следует немедленно выйти из дома Поттера и никогда больше не возвращаться. Скорпиус уже взрослый, он найдет дорогу. В конце концов, никто не запрещает пользоваться смс-сообщениями, как чем-то компромиссным, приемлемым. Драко смотрит на Поттера, и в его животе сворачивается и разворачивается иглистый комок. Это ни к чему не приведет. Но, как сказал Поттер, почему он должен мучиться с этим один? Драко и так мучается всю жизнь слишком сильно. – Кто сказал тебе, что ты не нравишься мне? Зрачки напротив расширяются, захватывая изумрудную радужку. – Ты. – Когда? Я никогда не говорил этого. Гарри откидывает волосы со лба и впивается взглядом в лицо Драко. – Но ты и никогда не говорил обратного. – А ты бы сказал, будучи на моем месте? Гарри кладет ладонь Драко на бедро, сжимая ткань. – Но я и так на твоем месте. Мы в одной лодке. Чем ты отличаешься от меня? Это почти безумие, но Драко опускает свою руку поверх руки Гарри. Его пальцы теплые и влажные, и Драко кажется, что он сейчас взорвется от необъяснимого страха. – Всем. А может быть, ничем. Я не знаю. Что тебе нужно, Поттер? Гарри смотрит на их сложенные друг на друге руки и хрипло выдыхает: – Я хочу тебя. Как тогда, в лесу. Только не потому что Пинк смотрит, а просто так. Драко думает лишь секунду. Здесь нет Пинка. Он не увидит и не сможет прокомментировать его покрасневшие скулы. Драко кивает и прикрывает глаза, потянувшись вперёд. Он целует Гарри Поттера. Целует, потому что сам этого захотел. Сам! Потому что никто не может запретить ему целовать Гарри Поттера, если этого хочет долбаное, взбесившееся, выбравшееся из сна сердце. Губы Поттера мягкие и волнующие, полные энтузиазма. Его руки трогают Драко за плечи, за ребра, касаются лопаток и спины. Драко целует его, отрицая и ломая собственные мысли. Наверное, это не так страшно, если тебе кто-нибудь нравится? Пусть даже этот «кто-нибудь» – Гарри Поттер. Так не должно быть, но Драко плевать. Его сердце захлебывается поцелуем, а пальцы сами тянутся к темным вихрам. Он целует Гарри стремительно, захватывающе, позволяя признать себе, что целовать со всем желанием – это не страшно. – Папа? Драко ошеломленно выныривает из поцелуя, как из теплой воды, и оборачивается. У двери стоит Скорпиус, размахивая карточкой из игры «Взрывающиеся карты». – Я победил.