***
Юнги завалился в комнату, предоставленную ему семейством Ким, и устало рухнул прямо на кровать. Тащить на себе Чимина оказалось нелёгким делом. Он проигнорировал зашедшего в комнату Уёна, банально потому, что пошевелиться было лень. Тот принялся стягивать с него носки и штаны. Усадив господина на кровати, стянул с него рубаху, и переодел, как куклу, в ночное одеяние. Юнги привык к такому обращению с собой довольно быстро и не рвался делать всё сам, тем более будучи уставшим. Когда Уён поместил его ноги в тазик с водой, наполненной пахучими травами, Мин потянул наверх правый рукав одеяния и уставился на шрам на своём запястье. Он не помнил, откуда у него этот шрам, но он был довольно глубоким и очень старым. Он никогда не интересовался его происхождением, но прикосновение Чимина к рубцу, до сих пор ощущавшееся на коже, заставило его обратить внимание на этот изъян на своём теле. — На что это похоже? — Юнги протянул руку вперёд, показывая шрам Уёну, который сидел перед ним на коленях и омывал ноги при помощи смоченного полотенца. — Это шрам, молодой господин, — оторвавшись от своего дела, ответил слуга. — А от чего? — От ножа, когтя дикого зверя или осколка посуды, молодой господин. От чего угодно. Юнги бесцветно смотрел на шрам ещё пару минут, глубоко погружëнный в свои мысли, а затем опустил рукав и вынул ноги из тазика, чтобы пятки вложить в развернутое Уёном сухое полотенце. — Может быть Бэксун знает, попробуйте спросить её, — не зная, как ещё помочь, проговорил Уён и взял в руку кованый подсвечник с толстой свечой. — Спокойной ночи, молодой господин. Юнги перевернулся на бок к стенке и уставился в темноту. Несмотря на усталость, сон пока не шёл, Юнги предался воспоминаниям о прошлом. Не то чтобы они вызывали у него особое тепло, скорее даже наоборот — они тяготили, но поток мыслей неумолимо уносил его туда, в первую ночь на фронте, жаркий август 50-го. Их с О Мунсэ тогда оставили на карауле за их проёбы. Юнги постоянно трогал свою свежепостриженную под ноль голову, потому что было до жути странно, и какой-то даже холодок ощущался с непривычки. Мунсэ сидел рядом и задумчиво смотрел вдаль. — Ты чего? — Обратился он к непривычно тихому Мунсэ. — Задумался чёт. — О чём может думать бывший уголовник? Мунсэ рассмеялся и покачал головой. Достал флягу, всё ещё посмеиваясь после подкола Юнги, и отпил воды. — О семье. Невеста моя... Чжиын. Как она без меня будет, когда я… Того. — Зачем ты себя раньше времени хоронишь, а? Мы оба выберемся живыми. — Странно, да? Обычно это ты весь такой унылый. И вправду, чего это я. — Беспокоишься за возлюбленную… Но как ты вообще умудрился кого-то себе найти, с твоим-то характером? — А сам-то ты что? У тебя хоть бабы были или ты только того? — Что ты несёшь? — с недоумением оглянулся на Мунсэ Юнги, зажав в зубах фильтр ещё не подпаленной сигареты. — Конечно были, — было один раз, и Юнги не хотел бы об этом вспоминать. — Блин, да тут такое дело… Мы все с пацанами знали, что вы с Чжухоном что-то мутите, вот я и подумал, что ты… Ну как это… Мужеложец, — нервно хохотнул Мунсэ. — Вздор. — Что за «вздор»? Говори по-корейски, братан. — Бред, говорю тебе. Это он на меня вешался. — Да я видел сам, как вы друг друга в дëсна вылизываете! — Ну, поэкспериментировал, с кем не бывает. — Да со всеми, блять, не бывает! Как вам вообще это в голову пришло? Дай прикурить по-братски, проебал спички. — Держи. Был бы повежливее как-то, не помнишь, сколько раз я ваши задницы спасал? — Да в том-то и дело, что помню! И всегда хотел сказать спасибо за это. Просто не выдалось возможности как-то… Вот, говорю сейчас. Ты, на самом-то деле, мужик добрый, душевный, хоть и кидала, и тухлый пиздец. Твоей жене, — Мунсэ хохотнул с тупой улыбкой на лице. — Ну или мужу. Очень с тобой повезёт. Ты охуеть какой заботливый. Мунсэ замолчал, но по нему было видно, что он решается, чтобы сказать что-то ещё, поэтому Юнги не стал его прерывать, хоть и хотелось врезать за тупую хохму. — Поэтому я хочу, чтобы ты не лез меня спасать, если какая-нибудь собака попытается меня прикончить. Подумай о себе. — С чего ты решил, что я буду тебя спасать? — выгнул Юнги бровь в недоумении. — Да ты всегда всем помогаешь, аж тошно от этого. Серьёзно, найди себе бабу и её опекай, либо просто позаботься о себе сам, не лезь спасать всех подряд, сечёшь, брат? — Не понимаю, о чём ты, — выпустив из легких дым, ответил Мин. — Да хотя бы помнишь эту дуру? Дочку кого-то там из женской гимназии. — Директора. Ну, помню. И что? — Ты её спас от таких же, как она куриц, она потом за тобой как маньячка повсюду бегала, нам даже пришлось ныкаться из-за тебя. — И что? — Да не было у тебя резона её трогать. Только на ёбнутую нарвался. Она про тебя ещё и потом всему району напиздела, потому что ты не стал отвечать на её великую любовь. — Не буду я тебя спасать, раз ты сам так хочешь! — Просто что с тобой не так? Надо же как-то цену себе знать, ну? — Мунсэ, глубоко вздохнув, продолжил: — В общем, забей. Просто хочу тебя попросить… проверить Чжиын, если что случится. Она живёт в доме, который вместо отстойника у фабрики построили, — выдохнув терпкий дым из лёгких, огласил свою последнюю волю Мунсэ. Мин уже вряд ли сможет проверить несчастную Чжиын, если только не найдёт способ вернуться в 1951-й. О Мунсэ не стало в первом же серьёзном бою; Юнги попытался вмешаться, хоть и обещал этого не делать, но было уже поздно — тот истекал кровью так стремительно, что руки Мина буквально тонули в ней. Он, наверное, до этого ни разу не плакал так, как плакал в тот день. Юнги тяжело сглотнул и раскрыл глаза, вперившись в темноту перед собой. Подумал, называется, перед сном. Он приоткрыл рот и шумно выпустил воздух из лёгких, силясь не расплакаться, остановить эмоции до того, как хлынет. Заткнуть эту пробку, пока не рвануло потоком болезненных воспоминаний. Захотелось, чтобы кто-то обнял со спины, как это делал без слов понимающий Джихён, как это делал Чимин, который наверняка уже видел десятый сон. Юнги с головой накрылся одеялом, судорожно вдохнул нагревшийся от собственного тела воздух и вновь огладил шрам на запястье. Он провёл по нему ногтём, повторяя траекторию удара, пришедшегося по руке. Он не мог поранить себя сам, более того, никогда не делал ничего, что бы могло лишить его жизни. Только жёг сигареты о кожу, но кто в его подростковые годы из парней этого не делал? Мин отбросил одеяло и вдохнул свежий воздух. Ему удалось взять себя в руки, и вскоре он уснул.***
— Ну, как он? — Тэхён подошёл к найденному им вчера мальчонке и потрепал его подстриженные и вымытые волосы. Бэксун поправила чистую курточку на его плечах. — Хорошо, молодой господин, позавтракали вот, только говорить отказывается, — отозвалась Бэксун, тепло взглянув на воспитанника, — но как это объяснить его сиятельству? — Оставь это мне, — ответил Тэхён кормилице и присел на корточки перед мальчиком. — Ну что ты, Хви-я? Ты теперь будешь жить с нами. Нужно как-то разговаривать, — когда он обратился к мальчонке, которого, как позавчера выяснилось, звали Хви, его тон заметно более смягчился. Хви избегал его взгляда, то и дело отворачивая лицо. — Хорошо, Хви-я, я сегодня в хорошем настроении. «Потому что королевский телохранитель ещё не пришёл по мою душу», — подумал он. — Поэтому я дарую тебе свободу, но тебе нужно где-то жить, верно? Будешь свободным человеком, который будет мне служить. Бэксун уставилась на Тэхёна в полном непонимании. — Что? Вам я ничего не дарую, — ответил Тэхён и подхватил мальчонку на руки. — Жениться вам пора, вот что! — крикнула вслед удаляющемуся с Хви на руках Тэхёну кормилица. — Только если на вас, сударыня! — парировал Тэхён, не оглядываясь. Бэксун махнула рукой и ушла обратно на кухню, где завтракали несколько человек из прислуги.***
Ким постучался в дверь комнаты, занимаемой господином Мином, и вошёл после короткого «да». С ребёнком на руках. — Доброе утро. Это — Хви. Хви — это господин Мин. — Чего? — на Тэхёна с Хви уставились две пары глаз — Мина-старшего и Мина-младшего. Юнги вышел из комнаты, прикрыв осторожно за собой дверь. За нею тут же разверзлась буря, имя которой — гнев господина Мина. Про себя пожелав Тэхёну приятного времяпрепровождения, Юнги вышел из дома и направился в сад в надежде встретить там трëхцветную кошку, но её нигде не было. Он предусмотрительно прихватил с собой книгу и устроился почитать на лавочке рядом с клумбой с кустами роскошных гортензий. За утренним чаем Мин Джэ поведал Юнги о планах на ближайшее будущее. Во время личной встречи с королём Тхэджоном господин Мин оповестил того о намерении восстановить Юнги в правах (о реакции короля Мин умолчал). Тхэджон отказался от идеи королевского суда и предпочёл этому частную аудиенцию. Поэтому Юнги предстояло самому наведаться в Кёнбоккун и, наконец, увидеть королеву, которая давно знает о Юнги и с нетерпением ожидает встречи с братом. Юнги не горел желанием встречать кого-либо из упомянутых людей, довольствуясь тишиной вялотекущих будней, как, например, сейчас. Мин отвлёкся от сосредоточенного чтения на звук чужих шагов. Увидав Намджуна, он подвинулся к краю лавки, освобождая для него место. — Господин Мин чем-то недоволен? — после короткого разговора ни о чем поинтересовался Ким. — Тэхён привёл с собой какого-то ребёнка, я не в курсе всей сути, — ответил Юнги, сложив руки в замок и обхватив ими колено. — Интересно, — с усмешкой ответил Намджун. — Хорошо погуляли с Чимином? Ещё раз прости, я два дня буквально не вылезал из министерства. — Господин Мин тоже застревает во дворце надолго. Это из-за совета? — в ответ поинтересовался Мин, имея в виду Тайный совет, формирующийся королем в эти дни. В него вошёл Господин Мин, несколько высокопоставленных чиновников и представителей самых могущественных семей. — А что касается Чимина, то да, мы хорошо погуляли, — Юнги умолчал о том, что довёл Чимина до слёз. Намджун казался ему заботливым старшим братом, и зверя, готового порвать за младшего, будить он не хотел. — Да, Министерства все как ужаленные носятся со сводками и отчётами для совета. Мне, как ответственному за документацию, особенно досталось, — отозвался Ким. — Страшно представить, — заключил Мин и задумался о возможности разузнать от Намджуна о причине Чиминовых слёз, но тот его опередил, словно смог прочитать мысли старшего. — Чимин очень болезненно отнёсся к твоему появлению, — выдохнув, высказался Ким, но тут же поспешил исправиться. — Я не совсем так выразился. Он просто был очень привязан к тебе в детстве. Я уверен, что он рад тебя видеть снова. — Да, он дал понять, что я ему… дорог? Не слишком ли это претенциозно звучит? — Ты ему тоже дорог, хён, ты и мне дорог, и Её Величеству, и господину Мину, — Намджун посмотрел на Юнги, поймал его растерянный взгляд и отёр ладонь о свои штаны. — И всё же… — после короткой паузы снова заговорил Юнги. — Что связывает нас с Чимином? Кажется, он не хочет говорить со мной об этом. — Я не знаю, хён, — Намджун поднял взгляд и устремил его куда-то вдаль, на небо, где пролетали птицы. — Он переехал к нам в дом с концами только после того, как случился переворот. — Переворот? — озадаченно переспросил Мин. — Когда были казнены… братья короля и, ну… — замялся Ким. — И мои братья, да? — получив слабый кивок в ответ, Юнги хмыкнул. — Разве он не твой троюродный брат? — Да, но он жил во дворце с матерью. Несостыковка. Чимин говорил, что плохо помнит мать, что Юнги гонял его палкой по двору. Да и как они виделись с Кимом, если жили во дворце? Что делал во дворце Юнги? — Опережая твои вопросы, советую тебе расспросить старших. Я ведь сам был ребёнком, — пожал плечами Намджун. — Но вообще, вы должны были жить вместе, потому что ты — брат королевы Мин, а семья Пак была лояльна королю. — А ты? — пытался разобраться в хитросплетении судеб Юнги. — Мой отец всегда был другом и господину Мину, и королю. — Должно быть, ему непросто дружить с обоими сразу, — иронично отозвался Юнги. Намджун ответил ему лёгким смешком. Неожиданно из-под лавки, грациозно потягиваясь, вылезла кошка Чимина. Из сада, следуя за ней, появился и сам хозяин. С мягкой улыбкой он поприветствовал парней и вовлёкся в непринужденный разговор, встав напротив. Правда, говорили по большей части они с Кимом. Голову Юнги в это время занимали мысли об их связи. Он всё ещё силился нарисовать в голове план взаимоотношений их троих, и это было чертовски сложно. Ему казалось, что в истории Пака, как и в его собственной, было много белых пятен, и Мин наконец-то в полной мере смог понять, что имел в виду младший, когда говорил, что понимает его. Юнги задержал взгляд на Чимине, увлечённо что-то рассказывавшем Намджуну, и не замечал, как до него пытались достучаться. — Юнги-хён, ты слушаешь? — привёл его в чувство Чимин, коснувшись плеча кончиками пальцев. — Мы пойдем сегодня пить? — Да… Что пить? Куда? — протянул Юнги и растерянно уставился на младшего, пока шестерёнки в его голове не заворочались снова. — В дом кисен! — проворчал Чимин. Намджун, глядя то на одного, то на другого, не пытался скрыть улыбки. — Да я как-то не заинтересован в кисен… — попробовал соскочить с темы Юнги, почёсывая голову. — Ну мы же музыку послушать и представления посмотреть, а не то, что ты подумал… Говорят, Ким Сокджин вернулся в столицу, — пояснил Намджун. — Очень известный артист. — Да? Как вам угодно, — закивал головой Юнги. Почему бы и не попробовать «клубы» пятнадцатого века? Он чертовски соскучился по атмосфере увеселительных заведений. — Решено, — хлопнул в ладоши повеселевший Чимин и подхватил на руки кошку. — Пойду поищу Тэхён-и, он обязан пойти с нами, — Чимин было развернулся, чтобы отправиться на поиски Тэхёна, но заметил требовательный взгляд Юнги и всучил ему кошку, которую он так желал потискать.***
Никто и не обещал, что будет весело. Мин сидел на подушке, скрестив ноги, и смотрел с непроницаемым лицом по сторонам. Сперва, конечно, ему было весьма интересно наблюдать за танцорами и танцовщицами в пёстрых костюмах, за трюкачами, исполнявшими поражающие воображение номера, слушать потрясающе красивое исполнение традиционной музыки и разрывающих сердце тоскливых песен. Ким Сокджин как артист произвёл настоящий фурор: местная публика его ждала, кисен благоговейно вздыхали по нему, мужчины за столиками громко аплодировали в конце каждого его номера. Он начал с разогрева толпы несколькими уморительными шутками, затем рассказал притчу, аккомпанируя себе на каягыме, а после исполнил несколько песен. Его певческий голос был чудесен — глубокие низы и пронзительный фальцет брали за душу. На лицо он также был невероятно красив, харизматичен и обаятелен, что в совокупности и делало его звездой национального масштаба. Но вот Мин обнаружил себя сидящим в компании шестерых парней, всем в разной мере было слегка за двадцать. Беседа не ладилась; то и дело возникали напряженные паузы. Кто-то изредка прочищал горло, кто-то предпочитал топить напряжение в стакане с рисовым вином. Итого: семеро парней в самом расцвете сил. Их неизменная троица — Чимин и Намджун из дома Ким, а также наследник самой богатой семьи Чосона — Мин Юнги. Плюс Ким Тэхён, которого Чимин потащил на этот праздник жизни с собой. Ким Сокджин, который решил подсесть к ним после завершения концертной программы. И самое интересное — кронпринц Чосона с начальником королевской охраны, раскрывший своё инкогнито специально, чтобы пообщаться с Ким Сокджином. Как до такого дошло? — Айгу, какие интересные молодые господа пришли навестить наш скромный приют в этот чудесный вечер, — с легкой улыбкой на устах проговорил артист. Он подошёл после своего выступления к столу, который занимали Юнги, Чимин, Намджун и Тэхён. — Ким Сокджин, — представился он и поклонился всем четверым сразу. В представлении он не нуждался, однако старался продемонстрировать предельную вежливость. В его речи проскакивали выражения, используемые низшим классом. Он не осторожничал в выборе слов. В противовес этому были его изящные жесты. В них он безусловно соблюдал все тонкости этикета, держа веер слегка изогнутыми пальцами только особым способом, легко и осторожно подхватывал полы одеяния, когда садился с господами за стол. Он был расслаблен, на лице его присутствовала лёгкая улыбка. Его волосы длиной до лопаток были распущены, передние пряди удерживала заколка на макушке. На нём был алый ханбок, подпоясанный тканью в тон, завязанный на талии сзади объёмным узлом. Всё в нём кричало о том, что он — человек искусства. — Твоё исполнение выше всяких похвал, — отвесил комплимент артисту Намджун. — Благодарю, ваше удовольствие для меня — наивысшая похвала, — всё с той же вежливой улыбкой отозвался артист и слегка склонился над столом. Юнги казалось, что у него сахар скрипит на зубах от этой атмосферы. Он посмотрел на Чимина и Тэхёна, которые в восхищении раскрыли рты, и шумно вздохнул. Артист был безусловно талантлив и невероятно красив, но Мин с его появлением почувствовал себя неуютно, особенно после того, как заметил его заинтересованный взгляд на себе. — Неужто вы — молодой господин Мин? Народная молва о вас дошла даже до самых дальних провинций, — обратился к Юнги Сокджин. Мину на миг показалось, что артист странно на него посмотрел, но объяснить, что это было, он так и не смог. Мин равнодушно кивнул и сжал в руках стакан. Только этого ему не хватало. Но Ким решил его добить. — В Понхе народ сочинил про вас былину. Сокджин, не меняясь в лице, всё с той же вежливой полуулыбкой продолжил свой рассказ: — Люди говорят, что вы обернулись в доброго духа Хаэчи и оберегали жителей от разных угроз на протяжении нескольких лет. А затем сам Небесный царь Хванин вознаградил вас за преданную службу и позволил вернуться на землю, чтобы вы могли воссоединиться со своей возлюбленной, с которой вас разлучил злобный дух Хосин, — на место привычной улыбки Сокджина пришла лёгкая ухмылка, когда он заметил недоумение на лице Мина. — Я вижу, вы впечатлены не лучшим образом, однако не кажется ли вам, что народная фантазия довольно-таки умилительна? — Пожалуй, — оттянув ворот ханбока, сдавившего вдруг горло, ответил Юнги после недолгой паузы. — У тебя есть возлюбленная, хён? — послышался тихий голос Чимина сбоку. Святая простота. — Нет, — отозвался Мин и развернулся к глядящему на него невинными глазами младшему. Он задержал на его лице взгляд как-то непроизвольно, пока чужие разговоры не заставили отвлечься. — Что ж, это довольно интересно, — прокомментировал Намджун рассказ Сокджина. — Новости быстро распространяются по стране. — Это так, — подтвердил Сокджин с самодовольной улыбкой. — Язык, культура и сам дух корейского народа живут в этих притчах, песнях и метафорах. А я лишь не даю им кануть в лету, — после недолгой паузы он продолжил: — И, если так подумать, эта былина, на самом-то деле, довольно душевная, но не настолько захватывающая, как реальная история, не так ли? Юнги скривил улыбку в ответ Сокджину и обернулся на голоса людей, подошедших к их столику. — Приветствую, молодые люди, — поздоровался один из подошедших. Его голос был громким и бодрым. На его плече висела молодая кисен, а за спиной, словно тень, стоял парень в черном одеянии, с мечом на перевес и в черной конусовидной шляпе, скрывавшей лицо. В дом кисен было запрещено проносить оружие — так, у Тэхёна изъяли маленький ножик при проходе. А этот молчаливый тип носил на себе хвандо, и никто ему не препятствовал. — Ваше Высочество! — ахнул Намджун и склонился над столом в знак уважения. Юнги в непонимании уставился на названое высочество. Когда Мин столкнулся взглядами поочередно с Тэхёном и Чимином, то обнаружил, что не он один был озадачен. Ким Сокджин же склонился над столом точно так же, как и Ким. Юнги во избежание проблем поспешил повторить за ними и поклонился тоже. — Тс-с, — приказал быть тише принц и заговорщически улыбнулся парням. — Никому не следует знать, что я здесь. Ты же никому не скажешь, милая? — обратился он к ошалевшей кисен, придержав её за подбородок. — Ли Хосок, наследный принц Чосона, — тут же представился он и отпустил девушку, приказав ей оставить их наедине. По-хозяйски он уселся на лавку рядом с Чимином, рядом с ним сел и стражник. Они оба были как свет и тень — Хосок ярко улыбался, буквально светился радушием и источал позитив, телохранитель же держал оборону с непроницаемым лицом. Юнги поднял голову и столкнулся взглядами с Хосоком. На вид принц был примерно одного с ним возраста, одет, как дворянин — в одежды тёмно-зеленого болотного цвета с переливами, что давали шелка наивысшего качества. Волосы его были убраны в пучок-санту, закрепленный лаконичной заколкой. У него было слегка вытянутое лицо с утончёнными чертами; он определённо был красив, не отличался мощным телосложением — скорее, был строен и изящен. Значит это он — сын наложницы Чон? Возможно ли, что он падёт жертвой междоусобных войн за трон, как и многие другие до и после него, ради того, чтобы Чосоном правил величайший из королей в истории страны? При мысли об этом Мин нервно сглотнул образовавшийся в горле ком. «Не время думать об этом…» — заставил себя отвлечься от безрадостных мыслей Мин и вернул его высочеству мягкую улыбку. — Я изначально искал встречи с Ким Сокджином, но, кажется, здесь собралась довольно интересная компания, мм? — продолжил Хосок тем же энергичным тоном, кажется, и не замечая гнетущей атмосферы, что повисла за столом. — Я весь внимание, Ваше Высочество, для меня это — большая честь, — Сокджин подарил принцу ничем не отличавшуюся от его обыкновенной, улыбку. — И всё же — кто эти прекрасные молодые люди? — окинув взглядом всех парней, обратился ко всем разом принц, и добавил следом: — Кажется, тебя я видел во дворце. Сын министра Кима, не так ли? — Верно, ваше высочество, меня зовут Ким Намджун, — отозвался с почтением в голосе Ким и склонился в легком поклоне. — Это мой троюродный брат — Пак Чимин, — представил Намджун, как старший, своего родственника. — Мин Юнги, — представился Мин. — Ким Тэхён, — отозвался Тэхён, который до этого момента пребывал в молчании. Он задержал на безмолвном охранителе настороженный взгляд, чуть наклонившись над столом. — А это — генерал Чон Чонгук, королевский телохранитель, сегодня он присматривает за мной. — Хосок панибратски закинул руки на плечо личному охранителю королевской семьи Ли. Тот никак не отреагировал, будто его не было здесь. — Ах, неужели ты — сын господина Мина? — Ли Хосок не сразу осознал слов Юнги. Видно, его не особо заботили чужие имена. Куда ему — принцу… — Да, Ваше Высочество. — Прекрасно, — не к месту отозвался наследный принц. Чуть сощурив глаза, что были формой, как у оленёнка, он вгляделся в лицо Юнги. — Я о тебе наслышан. Что угодно было прекрасно, но не то, что Мин Юнги вызывал такой сильный интерес у всех вокруг. Он поймал взгляд стражника, словно соколом зыркнувшего на него. Начальник королевской охраны, вопреки своей профессии, не внушал какого-то ужаса. Он был довольно молод для своей должности, приятен на вид, ухожен, в чистой и выглаженной одежде. Он не выглядел, как человек, готовый на месте разрубить пополам любого, кто не так посмотрит на королевскую особу. Он выглядел больше незаинтересованным в том, что происходило вокруг, нежели агрессивным. Он часто стопорился и смотрел своими большими глазами куда-то сквозь людей и предметы. — Её Величество точит на меня зуб, — посмеиваясь, продолжил свой монолог Хосок, так как Юнги не нашёлся, что ему ответить. — Но я на неё не в обиде. У этой женщины своенравный характер. «Замечательно, а мне-то что с этого?» — подумал Мин. — Интересно, насколько вы похожи характерами. Внешне-то — одно лицо, — Хосок улыбнулся Юнги широченной улыбкой и подпёр щёку одной рукой, а в другую он взял стакан с вином, который ему парой минут назад поднесла одна из кисен. Хосок поднял руку со чаркой ввысь, будто провозглашая тост, и осушил ёмкость одним махом. Присутствующие повторили за ним. — Но я всё-таки пришёл побеседовать с господином Кимом… Я большой поклонник его творчества, — глянув на Сокджина, продолжил кронпринц. — Господа, мы не во дворце, прошу, хватит этого официоза. Не бойтесь меня перебивать. Сокджин неожиданно рассмеялся, вызывая у всех лёгкое недоумение. — Мой принц, для меня это большая честь, и не потому, что вы — наш будущий правитель, а потому, что я сам в восторге от вашего таланта и навыков. Вы прирождённый артист. Я видел вас на площади перед Кванхвамуном в Новый год, это было захватывающее представление, — поделился Сокджин. Казалось, он в принципе был неспособен испытывать ни смущения, ни стыда. Тэхён усиленно жевал свои губы и будто бы не знал, куда деть своего взгляда. Он сидел рядом с Чимином, а по другую сторону от Пака сидел принц с главой охраны. — Ты меня смутил, артист, — усмехнувшись, признал Ли. — Вероятно, я родился не в той семье. Обстановка неожиданным образом разрядилась, и завязалась непринуждённая беседа, по большей части удерживаемая сговорчивостью артиста и болтливостью принца. Они какое-то время обсуждали незнакомых Юнги людей, сплетни и слухи из дворца, а Намджун, будучи знакомым со многими высокопоставленными людьми, тоже влился в разговор. Сокджин знал о всех и вся. Оказалось, что он не раз бывал при дворце и водил дружбу с особами королевских кровей, знал он и королеву Мин. Ким, по его словам, был привязан к дому кисен и управлял делами этого заведения, но часто пускался в путешествия по стране, собирая песни, сказки и новости со всех окраин страны. Он наслаждался выступлениями и перед богатыми, и перед нищими. Наслаждался свободой помыслов и перемещений. А затем разговор свернул куда-то не туда. — Вот к чему может привести неограниченная свобода, — философски изрёк Хосок и перевёл взгляд на развернувшуюся пьяную драку за одним из столиков, где несколько молодых господ не поделили девушку и выясняли, кто из них лучше. Тут-то идеальный образ Сокджина и дал трещину, и улыбка на мгновение пропала с его лица, а он хмыкнул и сложил руки на груди, холодно глянув на потасовку. Остальные проследили за их взглядами. — Эти люди совсем не могут сдержать своих порывов, — закончил кронпринц. — Кажется, это сыновья господина Юна из магистрата, — подметил Намджун. — Ни один из них не смог сдать экзамен кваго в этом году. — Вы думаете, мой принц, что за этим столом есть поистине свободный человек? — после недолгой паузы неожиданно спросил Сокджин, введя всех присутствующих в ступор. Все с интересом посмотрели сначала на него, а затем на принца. Тот сложил руки на груди и ненадолго задумался, подняв взгляд к небу. — Хотя бы возьми меня. Я волен действовать, как угодно, — уверенно ответил Хосок и отпил из чаши. — Никто не может назвать себя поистине свободным. Это заблуждение, — спокойно ответил Сокджин. Шесть пар глаз воззрились на него, перечащего принцу, в немом ужасе. Хосок ухмыльнулся и выгнул бровь, ожидая продолжения. — Вы родились тем, кем родились, и живёте, следуя ограничениям, которые предписывает вам ваш статус. Так и эта девушка-кисэн — Мисо, и молодые господа Ким и Мин, — он посмотрел на Намджуна и Юнги. — Хочешь сказать, только птицы в этом мире вольны? — раскачивая рюмку с напитком в ней, спросил наследный принц. — Нет, и птицы не свободны. Каждый сезон они куда-то улетают, их жизнь подчинена законам природы. — Вот как, — покачал головой Ли. — Значит, свободу можно понимать, как свободу выбора в рамках жёстких условий? — предположил Намджун, очевидно, пытаясь сгладить углы. — Разве может быть свобода с оговорками? В этом и прелесть такого понятия — оно недостижимо для всего живого. Короли не всемогущие, а рабы и господа в этом равны между собой. — Ты говоришь возмутительные вещи, не боишься? — выгнув бровь, спросил Хосок. Он был уже не так весел, как раньше. — Я не боюсь. Можете расценивать это, как один из шагов на пути к обретению этой свободы. — Ты прикрываешься именем королевы, вот и всё. — И в мыслях не было. — Ты бездумно рискуешь своей жизнью. — Моя жизнь ничего не стоит. Немногие расстроятся. Ни вы, ни господин воин и глазом не моргнëте, пока такой жалкий человек, как я, будет истекать кровью. Но будет ли в этом большой смысл? — Я свободен избавляться от людей, которые мне не по нраву. — Вы звучите как злодей. Подумайте о том, как старательно вы взращивали в себе различные добродетели, достойные мудрого правителя, и оцените, готовы ли вы потратить свою карму на такого, как я. — Ты меня отговариваешь? — Я всего лишь дискутирую с вами, ваше высочество. — Твои возмутительные речи тебя рано или поздно до добра не доведут. Ты всегда говоришь, что думаешь? Видно, поэтому тебя так любят люди всех мастей. — Я не привык кривить душой. В этом злачном месте раскрываются все человеческие пороки, этот дом меня воспитал таким. А в смерти, которой вы мне угрожаете, и есть истинная свобода. Тело человека, подчиняясь закону природы, гниёт, а дух становится свободным. — Значит, мы все здесь — рабы? А кто тогда наш господин? — За исключением природы, мы сами его себе придумали. — Обычно за такие слова отделываются самой мучительной казнью. — В муках есть освобождение, муки ломают условности. — Ты противоречишь всем устоявшимся нормам и законам… Удивительно. И ни одна из философий тебя не прельщает, ты придумал свою… — поражённо усмехнувшись, проговорил Хосок. Юнги уставился на поверхность стола как дурак. На протяжении всей перепалки он силился понять, что вообще происходит. Сокджин говорил так свободно, будто и впрямь не боялся на этом свете ничего, и звучал он, выражаясь языком двадцатого века, революционно. Что значило брошенное принцем «Ты прикрываешься именем королевы»? Неужели Сокджин был её протеже? Мин нахмурился и поднял голову, выныривая из тяжелых мыслей. Поймав на себе заинтересованный взгляд Сокджина, который тут же невинно улыбнулся ему и приподнял брови, Мин нахмурился. Чимин, пропустивший всё самое интересное, вернулся к столу после того, как справил нужду, и застал всех присутствующих в поникшем расположении духа. Мин молча указал ему взглядом на место рядом с собой, и Пак присел осторожно, сложив руки на коленях. Он наклонился к Юнги и, прошептав на ухо, поинтересовался, что произошло в его отсутствие. Юнги не успел ответить младшему, так как на ранее пустовавшей сцене началось какое-то оживление. Слуги убрали половицы, а кисен в пёстрых нарядах встали в центре помоста с мечами в руках. Мужчина в шутовском одеянии выскочил на сцену и подначивал оживившуюся публику. Все сидящие за столиками начали скандировать невпопад разные слова: «Бой!», «Драка!», «Поединок!» — О, кажется, толпа требует крови. Время для сильнейшего воина Чосона! — властным жестом разместив ладони на своих коленях, проговорил наследный принц и ухмыльнулся. — Чонгук-а, покажи-ка всем свою силу! Генерал, который за весь вечер не проронил ни звука, поднял нечитаемый взгляд на Хосока и задержал его на несколько секунд, прежде чем подняться из-за стола. Он оглядел двор дома кисен, пытаясь найти того отчаянного (или слишком нетрезвого) гостя, которому предстояло с ним биться. Хосок повторил за ним и, не найдя среди притихшей толпы самоубийц, вдруг громко рассмеялся и обратил свой взгляд на Мина. — Почему бы вам, Мин Юнги, не показать нам, на что вы способны? — задорно проговорил принц, подняв рюмку. Было видно, что он счёл эту идею просто невероятно хорошей. Если бы Юнги решил отпить сейчас из своего стакана, всё его содержимое оказалось бы на лице принца. Мин оттянул ворот ханбока и медленно перевёл взгляд на возвышающегося напротив Чон Чонгука. Теперь он внушал ему страх, потому что, как оказалось, был довольно высок и мускулист, да и аура вокруг него была какая-то тяжелая. Выражалось это во взгляде, в движении, с которым он неторопливо стянул с себя шляпу. Но Юнги собрал всю решимость в кулак, чтобы выступить против него, даже если проиграет. Проигрыш лучшему из лучших не сулил ущерба репутации, зато он, наконец, мог показать, чего стоит. Если принц хочет увидеть его в деле, он ему покажет. Покажет и Тэхёну, который не имеел к нему никакого уважения, как к старшему. Покажет и Чимину, который, как он думал, нуждается в его защите и поддержке. Покажет и Сокджину, который по-лисьи щурился и давил лукавую улыбку. — Ваше Высочество, вы уверены, что это хорошая идея? — обеспокоенно затараторил Чимин, схватив Мина за локоть. Юнги поднялся со своего места, придержав Чимина за плечо, без слов говоря ему не вмешиваться. Он поклонился Хосоку, проговаривая: «Ваше желание для меня — закон». Не думал он, что когда-то в жизни ему доведётся произнести такую дурацкую фразу. Хосок довольно хмыкнул и пожелал ему удачи. Юнги бы никогда не подумал, что его внеклассные занятия могут пригодиться ему в жизни. Мин во времена колонизации ходил в японскую среднюю школу, поэтому занимался в кружке по кэндо и умел обращаться с мечом, хоть и с тренировочным, из бамбука. Даже участвовал в соревнованиях, где успешно одолевал соперников. После окончания школы он, поддерживаемый матерью, занялся теншин рю — настоящим боём на мечах, чтобы поддерживать себя в форме. «И вот на тебе», — подумал он. «Теперь мне предстоит сразиться с сильнейшим воином Чосона». Кисен подала ему оружие. Перехватив меч удобнее в руке, он нашёл взглядом Чонгука, подошедшего к центру сцены, где им предстояло сразиться. — Я должен предупредить, что давно не занимался с мечом. — Ничего, — Чонгук облизнул губу, задумавшись на мгновение. Воин взмахнул мечом, разминая кисть, и приготовился к бою, встав к Юнги в пол оборота. Юнги повторил его позу и замер в ожидании объявления о начале поединка. Все присутствующие за столиками активно что-то закричали, поддерживаемые градусом в рюмках, но только из-за стола их компании доносились слова поддержки в сторону Юнги, а не Чон Чонгука. Мин был нацелен продуть, не слишком сильно опозорившись. Когда затянувшаяся команда к началу боя прозвучала, Юнги едва успел отбить удар Чонгука, чуть не потеряв равновесие. На него посыпался град быстрых, выверенных рубящих ударов генерала. Чонгук не оставлял Юнги пространства для манёвров и возможностей для атак, Юнги удавалось только отбиваться от меча противника. Наконец, уловив момент, когда Чон дал осечку в череде однообразных атак, Мин замахнулся на воина. Чонгук быстро среагировал, задерживая меч Юнги в одном положении. С лязгом стали меч Чонгука соскользнул, и Мин отскочил назад. На его лбу выступила испарина. С Чонгуком было ожидаемо тяжело соревноваться, а силе его ударов Юнги мог противопоставить лишь свою ловкость и смекалку. Они начали кружить по сцене, ожидая один от другого атаки. Чонгук не заставил себя долго ждать, тигром нападая на него. От невероятной силы удара, который Мину почти удалось отразить, он выронил меч, и тот отлетел куда-то в сторону. Быстрым взмахом руки Чонгука лезвие оказалось у шеи дворянина. Задержав взгляд на глазах Юнги, противник опустил оружие и развернулся к ликующей толпе, которую оглядел равнодушным взглядом. Чонгук его поблагодарил за поединок поклоном. Мин согнулся пополам, тяжело дыша, только сейчас осознав, как он вымотался. Он выпрямился, когда услышал голос Чонгука, обратившегося к нему. — Немногим удаётся меня атаковать. Ты хорошо поработал. «Я бы посмотрел на тебя с американской винтовкой в руках, чёртов позёр», — думал Юнги, оттирая краем широкого рукава испарину со лба. Он последовал к столику, за которым его уже ждала вся их компания. Его встретили громкими аплодисментами. — Ва-а, да ты хорошо держался! — громко смеясь, сказал наследный принц Мину, панибратски приобняв Чонгука за плечо. — Благодарю, Ваше Высочество. Для любителя — да, — проговорил Юнги, устало вздохнув. Намджун поддерживающе похлопал его по спине, а Чимин приобнял его за руку и не отпускал более. Сокджин не сводил с Мина своего нечитаемого взгляда. Тэхён был равнодушен к происходящему, с какой-то неохотой присоединившись к всеобщим аплодисментам. Одно радовало — после боя публика начала расходиться. Кого уводили девушки в трëхэтажное строение самого дома кисен, кто покидал двор на своих нетрезвых двух. Их компания начала расходиться так же неожиданно, как и собралась. — Молодой господин Мин, можно вас? — стоя уже у ворот дома кисен в ожидании соседей, Юнги обернулся на звук своего имени и увидел подошедшего к нему Ким Сокджина. Артист протянул ему руку, и Юнги на автомате протянул свою в ответ для рукопожатия, но почувствовал, как в открытую ладонь ему ложится небольшой предмет. — Спрячьте, — одними губами проговорил Сокджин, и Юнги убрал неизвестный предмет в свой рукав. Это была бумага, сложенная несколько раз. «Наверное, записка… Но от кого?» — подумал Мин. — Ну, больше не пропадайте. И заходите почаще. Ещё увидимся, — с лукавой улыбкой на устах произнёс Сокджин и ушёл, оставив Мина в лёгкой растерянности. Вернувшись с Тэхёном, Чимином и Намджуном в поместье, Юнги тотчас поспешил в свою комнату, чтобы прочитать записку. Сев за стол, он пододвинул к себе подсвечник и раскрыл послание. «Была вне себя от радости и удивления от вести о твоём возвращении. Буду ждать тебя в лесу Чхунджон после заката через четыре дня. Твоя сестрёнка».