***
Чонгук посильнее закутался в грубую накидку. Вообще-то звали его тогда совсем по-другому, но Чонгук уже и не помнит своего прежнего имени. В степи в тот день гулял сильный ветер, слишком холодный для середины осени. Он, как обычно, брёл куда глаза глядят в надежде дойти до следующей ближайшей стоянки, где можно было подработать или собрать милостыню с неравнодушных жителей. От голода и усталости мальчик уже едва переставлял ноги. Он спиной ощутил как будто что-то было не так. Развернувшись, увидел, как через пыль и ветра на горизонте возникает колонна всадников. Армия. Не местные, иностранная армия. Китайцы? Чосонцы? Он не мог разглядеть. Такое он видел в первый раз, поэтому не знал, куда ему лучше деться с дороги. Люди на лошадях быстро его нагонят и, может быть, затопчут, не заметят на своём пути беспризорника. Вопреки возникшей в голове мысли он развернулся и продолжил свой путь. Пройдя ещё немного, он вдруг застопорился, увидев, как рядом с его потрёпанным соломенным сандаликом через тропинку ровным строем тянется вереница муравьёв. Некоторые из них несли на своих маленьких спинках веточки, какие-то крошки. Проследив взглядом их траекторию, у сухого куста чуть поодаль он увидел муравейник. — Что ж вы домик построили чуть ли не на дороге, вас же затопчут лошади! — посетовал он, присаживаясь на корточки рядом с гнездом колонии. — Бегите, спасайте королеву! — он принялся махать им, указывая пальчиком назад, где за его спиной неумолимо приближалась многочисленная армия. Чонгук расстроенно нахмурился и надул щёки, видя, как муравьи совершенно не реагируют на его предостережения. Он развернулся, опускаясь коленом в пыльную землю, и вгляделся в даль. С тяжёлым вздохом он принялся ждать, пока колонна подойдёт поближе. Тогда он попробует договориться с ними, чтобы они обошли муравейник. Ему на тот момент это показалось вполне реалистичным раскладом. Когда колонна оказалась всего шагах в двадцати от него, а дрожь земли уже отчётливо ощущалась в ногах и во всём теле, мальчик поднялся и неуверенной поступью двинулся к воинам навстречу. Во главе на мощной лошади восседал всадник в поразившем мальчика своей сложностью и красотой доспехе. Чуть поодаль, за спинами людей, шедших во главе колонны, развевались незнакомые Чонгуку флаги. Всадник бросил на него быстрый, холодный взгляд и не стал останавливаться. Чонгук отбежал на пару шагов назад, оглядываясь туда, где оставил муравьиное поселение. Собрав всю волю в кулак, он упёрся пятками в землю и раскинул руки в стороны, преграждая лошади всадника путь. — Пожалуйста, подождите! — прикрикнул он. — Проваливай, — рявкнул один из всадников позади главного, с сильным акцентом. Чонгук так и не смог понять, что за люди перед ним, но, если они его понимали — это очень хорошо. — Нет! Там муравейник! Насекомые! Обойдите! — прокричал мальчик, сопровождая своё выступление активными жестами. Главный остановил лошадь и оглянулся на своих подчинённых, разражаясь безумным хохотом. Он что-то спросил у человека, ранее приказавшего Чонгуку проваливать. Тот ему ответил, и мужчина рассмеялся ещё пуще прежнего. Развернувшись к Чонгуку, он посмотрел на мальчика так, что заставил того сглотнуть от волнения. Мужчина продолжал смеяться, но смотрел так, словно пытался его уничтожить одним взглядом. Ничего хорошего этот взгляд не обещал. В глубине тёмных глаз чужеземца Чонгук увидел то, что останется с ним на долгие годы. Мужчина с лёгкостью соскочил с лошади и неостановимой махиной двинулся в сторону Чонгука. Мальчик не успел ничего сделать прежде, чем воин рванул его вверх за верёвку на плече, которой были закреплены немногочисленные пожитки. Мужчина протащил его вперёд по дороге, пока не увидел этот несчастный муравейник, и с силой не отбросил Чонгука прямо туда, словно он был какой-то пушинкой. Чонгук руками упал в присыпанную веточками и соломинками горку, заставляя всех обитателей в панике начать разбегаться. У мальчика в горле стал ком, он преисполнился обиды на этого незнакомого воина, запоздало осознавая, какую глупость он совершил. Он быстро выдернул руки из кучи и обернулся, чтобы влажным взглядом найти фигуру мужчины. Померкла и красота доспеха, и вера в то, что ему удастся о чём-то договориться, да и видимая часть муравейника уже была разрушена. Чонгук был до смерти напуган. Воин же в один шаг преодолел расстояние, разделявшее их, и с размаху зарядил сапогом мальчишке под дых с необъяснимой животной яростью, выбивая их тощего тельца несоизмеримый размерам грудной клетки крик боли. Он не остановился на одном ударе, уничтожая и Чонгука, муравейник, вбивая мальчишку в то, что он так жаждал защитить. Сквозь гул в ушах и темноту в глазах, Чонгук ощутил, как воин отдирает его от земли одним рывком за шкирку. Удар в челюсть заставил его отлететь на дорогу. Из последних сил он склонил голову к плечу и откашлял кровь, в изобилии пролившуюся на пыльную землю вместе с парочкой молочных зубов. Он потерял сознание, а очнулся, когда уже была ночь, и не в степи, а в лагере чосонской армии.***
Обычный десятилетка с мечом в руках выглядел бы откровенно нелепо со стороны, но Чонгук — вряд ли: обращаться с оружием он уже умел. Его целью на данном этапе было раскрошить тренировочный манекен из плотно скреплённого сена, и шанса на ошибку не было. Если дело затянется, Мучжон его обязательно накажет, а у Чонгука ещё с позавчерашней тренировки в районе рёбер при любом неосторожном движении отдавало тугой болью. За три года Чонгук полностью освоил корейский и какие-то навыки боя, для его роста и массы тела весьма впечатляющие всех, кроме его нового «отца». Под пристальным взглядом Мучжона Чонгук без перерыва бил мечом по стогу, но тот был так плотно набит, что эффектного поражения с пары ударов не получалось. Взбешённо рявкнув, генерал за шкирку оттащил мальчика от стога и высвободил одним рывком собственный меч из ножен. Чон поднял на него отсутствующий взгляд и приготовился обороняться. Это было не впервой. Поверженный в поединке с генералом, мальчик запнулся о свои ноги и упал на пятую точку. Он совершил ошибку, глянув с опаской на мужчину, занесшего над ним свой меч. — Поднимайся сейчас же или я тебя убью, — проговорил Мучжон, и Чонгук знал, что генерал слов своих на ветер не пускает. Чонгук подскочил с земли так быстро, как мог, и сжал в ладонях рукоятку хвандо. Генерал обрушил на него свой следующий удар, — в бою с ребёнком он не делал скидку на силы и возраст, бил точно и со своей обыкновенной мощью. Чонгук взбросил лезвие меча, отбивая атаку, но не смог совладать с силой удара. Пользуясь своим небольшим ростом, он выскользнул из-под атаки отца. Это была очередная его ошибка. — Сукин сын! — рявкнул генерал и полоснул лезвием по открытой для удара икре Чонгука, заставляя того вскрикнуть от боли и упасть на землю, руками упёршись в землю. Отец обошёл его, становясь перед его лицом. Сев на корточки, мужчина взял Чонгука за ворот рубашки и резко дёрнул на себя. — Ты боишься меня. Что я говорил тебе о страхе?! Будешь бояться — сдохнешь! Чонгук закивал, поджимая губы от боли в месте удара. Ноздри раздулись, а язык прилип к нёбу — он делал всё, лишь бы не раскрыть, как ему было больно в тот момент. Он должен был казаться сильным, нет, — быть сильным. Мальчик понимал, что рана глубокая, так как кровь уже смочила штанину, а ткань прилипла к ноге. Он знал, что Мучжон хотел, чтобы он прямо смотрел ему в глаза, не прятал свой взгляд, тем более не плакал, показывая свою слабость. — Что ты делаешь со страхом? — Обращаю в ярость, — твёрдо ответил Чонгук, неотрывно глядя в тёмные глаза напротив. — Я тебя не слышу, — рявкнул генерал, ударяя его по уху. Чонгук взбросил голову и прокричал: — Обращаю в ярость!***
В тринадцать Чонгук уже сражался на полях настоящей войны. Бил мужиков, которые были в два раза выше и в три-четыре раза тяжелее. Отвоёвывал победы для Чосона, получал ранения и увечья, за которые потом ударами под дых его награждал Мучжон, чтобы больше неповадно было под врага прогибаться, позволять себя ранить. Он должен был быть неуязвим, и вся схема отцовского воспитания была направлена именно на это. Но Чонгук быстро усваивал все уроки, что преподносила ему жизнь, поэтому с каждым днём он становился всё сильнее, а ненависть к отцу, внутри глубоко закопанная, только крепчала. — Убей их, — бросил Мучжон, вкладывая кинжал пареньку в руку. — Всех? — равнодушно спросил Чонгук, переводя взгляд на семью крестьян, связанных по рукам, плачущих и молящих о пощаде. — Всех врагов, — твёрдо отчеканил генерал. Чонгук потянулся к мечу, закреплённому на поясе. — Я тебе дал оружие! — рявкнул отец, дёрнув Чонгука за руку. Чонгук ранее не убивал мирных жителей, но под пристальным взглядом отца ему пришлось это сделать. Он подошёл к первому — главе семьи, заоравшему о пощаде прямо ему в лицо. Чонгук упорно делал вид, что не понимает чжурчжэньский, но каждое слово мужчины проходило сквозь него. Он неторопливо присел на колени перед человеком, которого ему предстояло убить. — Заколи его как мешок. Они будут тебе отработкой ударов при ближнем бое. Как я тебя учил, — наставил его подошедший со спины отец. С ожесточением, которого так ждал от него отец, с его тенью за спиной и им же оставленным отпечатком жажды крови и изощрённой расправы на душе, Чонгук выверенным ударом всадил кинжал в туловище этого человека. — Правильно, — Мучжон потрепал его по волосам. В голосе мужчины слышалось удовлетворение. Когда Чонгуку было пятнадцать, он убил Чон Мучжона точно так же, как он вырезал всю эту семью — подло и жестоко, вонзив кинжал под рёбра в порыве захлестнувшей его ярости во время очередной тренировки. Взрастить непобедимое жестокое чудовище было ошибкой генерала, но он умирал с улыбкой на устах, будто понимал теперь, что он выполнил свой долг. Как будто это было тем, что он ожидал от Чонгука в конце пути его становления, как преемника. Монстр убил своего создателя. Он занял его место по воле короля, который обо всём знал. Все думали, что генерал Чон был уличён в государственной измене и вынужден был выпить яд, но всё было куда прозаичнее — его убил собственный сын, отомстив тем самым, но и закрепостив себя. Он был обречён на вечную службу королю.***
— Хён, — Чимин широко улыбнулся и помахал Юнги рукой, а затем начал звать к себе в коляску, запряженную парой лошадей. Юнги с нетерпением огладил складки ханбока, закрыл за собой ворота и бодрым шагом поспешил к нему. — Привет, — Юнги уселся рядом. Он провёл рукой по щеке Чимина и с нежностью заглянул ему в глаза. До сих пор ощущались трепет и дрожь от встречи после долгой разлуки. Он рядом с Чимином размякал, как печенье в стакане молока, но пытался держать лицо, чтобы Пак знал, что на него можно положиться. Он был ему всегда опорой, хотел ей быть. Младший приластился к Мину, продолжая тепло улыбаться, и накрыл его ладонь своей, слегка сжимая. — Здравствуйте, господин Мин, — улыбнувшись одним уголком губ, напомнила о себе Хваюн. — Ну что, поехали? — спросил Пак, переводя взгляд со служанки на Юнги, когда он его отпустил. Мин из-за присутствия Хваюн мгновенно напрягся. Зачем она была здесь? У них с Чимином вообще-то что-то вроде свидания… И им предстоял серьёзный разговор. — Не волнуйтесь, я скоро сойду, — откидываясь на спинку сидения, проговорила девушка, будто угадав мысли Юнги. — Нужно забрать готовый ханбок господина от портного. Эта Хваюн для слуги вела себя дерзко, да и имя у неё было странное. Мин бы понял, если бы на её месте был кто-то вроде Бэксун — старушки обычно не скупятся на слова, но для молоденькой девушки она была несколько бесстыдной. Мину стало интересно, где Чимин её надыбал. Когда повозка тронулась, Чимин обхватил руку Юнги, потому что их слегка дёрнуло. — Хорошо отдохнул? — спросил Пак. — Вроде даже выспался. Мы завтракали с Чонгуком… — Вы неплохо подружились. — Он славный парень, — Мин кивнул. — Он предложил мне работу во дворце. Думаю, я буду продолжать военную службу. Чимин в замешательстве смотрел на него, нет, он смотрел будто сквозь. Медленно развернувшись обратно к дороге, в нерешительности он приоткрыл рот, нервно задёргав коленом. Мин поймал на себе быстрый взгляд Хваюн. Это привело его в недоумение. — Если тебе так хочется, — наконец, тихо заговорил Чимин. — Будешь работать на короля, — он вновь замолк на несколько секунд, а затем воскликнул: — Но это значит, что ты в любой момент можешь снова отправиться на войну… — Не буду говорить, что это не так… Но меня могут оставить во дворце, никуда не отправлять. Ты примешь мой выбор? — Куда я денусь, — невесело отозвался он, укладывая руки на колени и сжимая ткань одежды меж пальцев. А потом Чимин на него посмотрел таким взглядом… У Юнги на мгновение перехватило дыхание. На дне карих глаз было всё — безусловная любовь и преданность. Эти глаза заблестели от влаги, ресницы дрогнули, и рука Юнги снова легла на щёку младшего. Он хотел его заверить в том, в чём просто не мог поклясться, но пришлось. Не обращая внимания на народ на улицах и на Хваюн, Мин приблизился к его лицу и на губах оставил короткий, совсем лёгкий поцелуй. Не удержался, кольнувшее сердце его подтолкнуло к нежному жесту. Чимин поджал губы, когда Юнги отстранился. — Я обещаю, что не буду рваться никуда сам. Боюсь, ничего другого я просто не умею. — Но ты же умный, хённим, — возразил Чимин. — Может я стану военным стратегом и философом, — Юнги слабо усмехнулся. Может он им и станет, и наконец попадёт в нечто вроде штаба, в который и должен был уйти вместо того, чтобы отправляться на фронт в пятидесятом. Чимин не стал более спорить. Он отвернулся с громким вздохом, погрузившийся в свои мысли, и на вид расстроенный. Мин почувствовал свою вину перед ним, отчего даже пыл продолжать военную карьеру поумерился. Совсем скоро Хваюн действительно сошла на одной из улиц района, и Юнги с Чимином остались вдвоём за исключением извозчика. Чимин решил, что сегодня они посетят ресторан, Юнги возражать не стал. Они приехали в хорошее, дорогое место, где был общий зал со столиками, некоторые из них были огорожены ширмами. На втором этаже располагались закрытые обеденные комнаты, но все они были заняты на данный момент. Юнги с Чимином уселись за стол у ширмы, сделали заказ и принялись ждать. — Я сегодня утром у дома обнаружил толпы солдат. Они поджидали, пока я выйду, — сообщил Чимин, опуская взгляд в гладкую поверхность стола. Юнги заметно нахмурился, выпятив нижнюю губу. — В каком это смысле? — Они стояли там с цветами и подарками, кричали, что я им понравился. — Вот чёрт, Чимин-и, давай я буду тебя сопровождать. Не шутка дело, знаю я, на что они способны… Вот суки! — он заскрипел зубами. — Да ладно тебе, хён, я думаю, это было в первый и в последний раз, — губы Чимина растянулись в неровной улыбке. — А я… сам могу за себя постоять. — Ну да, конечно сможешь, — выпалил он мрачно, на эмоциях. Он правда этого не хотел, и пора бы было уже начать следить за своими словами. Пак убрал с лица улыбку, посерьезнел и на Мина больше не смотрел. С тех пор как Юнги рассказал ему о своих планах, Чимин оставался понурым, немногословным, и часто складывалось впечатление, будто бы он отвечал через силу. Юнги скептически хмыкнул. — Чимин, — Юнги вздохнул, решившись сказать то, что могло Чимина немного взбодрить. — Прости. К тому же, это ещё не решено, — уловив вопросительный взгляд, он добавил: — Работа во дворце. Его Величество должен одобрить это, в чём я сомневаюсь, ведь я из семьи Мин. Чимин кивнул, прикрывая глаза. Юнги со вздохом откинулся на спинку стула, отворачиваясь. Конечно, Чимину наверняка совсем не хотелось вновь его ждать с потенциальной новой войны. Мин это понимал, но думал, что со временем Пак, возможно, смирится с этим. — Он ведь доставил так много горя твоей семье. Как ты… — тихо высказался Чимин после долгой паузы, повисшей за столом, закусил губу и замолк, не став продолжать свою мысль. — Разве я не должен отбелить репутацию моей семьи? — Наверное, ты просто не помнишь всего, — выдохнул Чимин и принялся пальцем вырисовывать круги на пёстрой скатерти. Юнги не нашёлся, что ему ответить. Принесли еду и выпивку. Мин взял в руки палочки. Подумалось, что вскоре настанет подходящий момент, чтобы завести серьёзный разговор о проведённых порознь месяцах, но Чимин после того, как прожевал пару кусочков курочки, сам неожиданно заговорил: — Хённим, мне есть, что тебе рассказать. Не передать словами, как у Юнги отлегло в этот момент. Конечно, Чимин ему доверяет. Конечно, он не собирался держать от Юнги всё в тайне, тем более что, кажется, вся история уже стала достоянием общественности. — Да, похоже на то, хах? Жизнь шла своим чередом, пока я был там, — ответил Юнги с лёгкой улыбкой. Он не стал Чимину рассказывать, что уже всё узнал. Не к чему вносить эту неловкость в разговор — как он предполагал — по душам. К тому же, он не знал обо всём в деталях. — Да… — прошептал Чимин, откладывая палочки. Чимин наклонился к нему через столик, чтобы быть ближе, и начал свой неторопливый рассказ: — После того, как тебя забрали, я… я чувствовал себя так плохо, — признался Пак, вопреки смыслу своих слов задумчиво улыбнувшись. — Прости, — Юнги накрыл его лежащую на столе руку своей и легонько сжал. — Нет, это не твоя вина, — Чимин мотнул головой. — После того как это случилось, я решил уйти из дома Ким, — он коротко глянул прямо в глаза, словно ожидал какой-то реакции. — Я жил пару недель в Сонгюнгване, но потом меня выгнали из-за того, что я ушёл из дома, и драки, которую… — Господин Пак Чимин?! Вы Пак Чимин? — раздалось над столом. Резкий звук чужого голоса заставил двоих дёрнуться и отпустить руки. Чимин с Юнги уставились на источник шума. Прилично одетый гражданин молодых лет выглядывал из-за ширмы и смотрел горящими глазами только на Чимина, возбуждённый, как собачка при виде хозяина. — Я присяду?! Не дождавшись разрешения, парень сел сбоку стола и выудил небольшую книжечку из-за пазухи, а также грифель. Чимин было открыл рот, чтобы возмутиться, как парень без остановки и без запинки оттарабанил: — Меня зовут Ким Вонджун, я выпускаю газету «Столичный вестник», хотел бы задать вам пару вопросов о вашей роли! Для меня честь с вами познакомиться! Юнги в комичной гримасе разинул рот, а Чимин вытаращился на журналиста и несмело показал пальцем себе в грудь, переспрашивая: — Меня? Вопросы?.. — Да, небольшая беседа для наших читателей! Уверен, вы знаете о нашем издании! — Мальчик, шёл бы ты куда подальше, мы вообще-то тут отдыхаем, — рявкнул Мин. — Всего парочка вопросов! — тут же воскликнул журналист и, не дожидаясь ответа Чимина, спросил: — Это ваша первая роль? — Ты что, не услышал меня? — Юнги угрожающе приподнялся над столом, но Чимин протянул к нему руку, останавливая. Мин сел ровно, остыв от одного касания Пака, и хмуро уставился на журналюгу. — Да, — выдохнул Чимин. Он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, демонстрируя всем своим видом, что готов слушать, но его терпение не бесконечно. — Вы прошли прослушивания кронпринца. Было трудно? — продолжил журналист после того, как чиркнул в блокноте. — Да. — Как вам атмосфера в коллективе? Каковы ваши впечатления о труппе? — Атмосфера рабочая, в труппу вошли невероятно талантливые люди, — Чимин кривовато улыбнулся. — Вы сблизились с кем-либо из группы? Нашли новых друзей? — С Ким Тэхёном я был знаком ещё до этого, мы хорошие друзья. — А как ваши отношения с кронпринцем? — Рабочие. Юнги поднял глаза к потолку, громко и со злобой выдохнул. Он отбивал нетерпеливый ритм пальцами по столу. — Роль сделала вас звездой столицы. Расскажите о себе, своей семье? Ваш троюродный брат тоже состоит в труппе кронпринца… Мин взял в руку палочки и продолжил есть. Есть и слушать рассказ Чимина. Журналисту было интересно всё — где Чимин родился, каким ребенком рос и о чём мечтал в те годы. Чимин отвечал сдержанно, не вываливал о себе всё, как на духу, но журналиста это, кажется, не волновало: он продолжал задавать предельно личные вопросы, даже затронул вопрос перспективы женитьбы (Юнги поперхнулся листом китайской капусты). А Чимин ему продолжал давать ответы, похоже, в процессе приняв факт вторжения постороннего в их с Юнги разговор, как нечто нормальное. — Ты это, как-то может про творчество продолжишь? — пережевав, встрял Юнги. — Да, вы, несомненно, правы, — с умным видом кивнул журналист и сделал какие-то пометки в блокноте. — Кстати, а вы… господин Мин? Тот самый? Какие отношения вас связывают с господином Паком? — А какие отношения нас могут связывать? Мы друзья, — негромко возразил Чимин. — Романтические, — коротко ответил Юнги американизмом, палочками указывая то на себя, то на Чимина. Оба посмотрели на него с непониманием. — Простите, что? — переспросил журналист. Рука, державшая грифель, замерла над исписанной страницей блокнота. — Я имел в виду, что пора бы заканчивать. — Да, я бы не хотел бы оскорблять своего друга тем, что не уделяю ему времени за ужином. Я думаю, у вас уже достаточно материала, — ответил Чимин, растягивая губы в вежливой улыбке. — А… Ладно. Спасибо за беседу! Приятного вам вечера! Чимин кивнул журналисту, тот слегка поклонился и так же, как и появился, в один миг пропал за ширмой. — Извини, — Чимин развернулся обратно к Юнги. — Я понимаю. Ты теперь популярен, — Мин опустил взгляд в тарелку и начал ковыряться в ней палочками. — Ты этого хотел? — Если честно, да… — поджимая губы в небольшой улыбке, ответил Чимин. Юнги задержал на Чимине свой взгляд. Кажется, и младший за это время нашёл своё призвание. Как бы ни были плохи его дела, пока Юнги не было, кажется, он повзрослел. В жестах, во взгляде, в общении с посторонними он вёл себя по-другому. — Хорошо, — ответил он, смягчившись. — Твоя курица остыла. — Что-то аппетита нет. Я поем закуски, — ответил Чимин, беря палочки в руку. — Я начал тебе рассказывать о том, что случилось. — Драка. Как ты ввязался в драку? Кто это был? Где их найти? Чимин звонко засмеялся, прикрываясь ладонью и роняя смешинки с глаз. — Им тоже досталось!***
Вечер закончился на приятной ноте. Немного подвыпившие, они на извозчике отправились на экскурсию по дому Чимина. Юнги от него всё, что ожидал, услышал, а никаких несостыковок с имеющимися данными обнаружено не было (хотя с чего бы им быть?). Единственное, о чём умолчал Чимин — это покушение на его честь со стороны министра. Юнги понимал, что причин тому могло быть множество: стыд, не позволявший допускать и мысли в том направлении или нежелание излишне беспокоить Юнги. Мин ощутил лёгкую горечь от того, что Чимин не стал с ним делиться своей болью, но заставил себя умом понять, что комфорт Чимина должен быть выше его — Минова — эгоистичного желания быть тем, с кем младший мог быть предельно искренним. Юнги с сочувствием отнёсся ко всему, что было рассказано, хоть Чимин и максимально пытался смягчить печальное и негативное впечатления от своей истории, повторяя постоянно «это не твоя вина» и «тебе было хуже». В итоге после того, как они всё проговорили, утешение было решено перенести в горизонтальную плоскость. Единогласно. — Ты не общаешься с Намджуном? — спросил Юнги. Чимина немножко разморило. В пути он уложил голову на плечо Юнги. Мин этим пользовался, осторожно перебирая пальцами выбившиеся пряди у лица младшего. Повозку на дороге легонько потряхивало. На улицах уже почти не было людей, редкие огоньки горели на улицах, преимущественно в окнах домов. Было тепло, лишь слегка прохладный ветер заставлял кожу покрываться мурашками. — Нет, — выдохнул Чимин, — сперва общались, но потом… нет. — Может я скажу ужасную вещь, но господина Кима мне не жаль, — произнёс Мин. — Я действительно не понимал сначала, что он за человек… А ты мне не говорил. Юнги с силой сжал кулак, следом расслабив пальцы. Пусть Чимин и не знает, что Юнги в курсе этого происшествия, даже из его сокращённого рассказа было понятно, что за мерзавец был этот Ким. При всём уважении к Намджуну. Яблоко от яблони упало, наверное, на другом материке, а может и вовсе было апельсином. — Что бы это изменило, если бы я сказал? Ты бы пошёл и попросил его одуматься? — Чимин приподнял голову, заглядывая ему в глаза. — Я всего лишь хочу, чтобы ты делился со мной всем, что тебя волнует… Если ты доверяешь мне. Ты всё переживаешь в одиночку, но я тут, я хочу тебе помочь. — А ты готов делать то же самое для меня, хён? Юнги взял его за предплечья, сев вполоборота. Взглянул в глаза, кивнул… Мысленно скрещивая пальцы, потому что нет, есть одна вещь, которой поделиться ему пока не хватало сил. «Подожди ещё немного. Я тебя молю, только подожди» Что его останавливало? Возьми и скажи: точно так же, как рассказал Чонгуку. Одна фраза решила бы все моральные дилеммы разом. А Чимин и не пытался его спросить, ни разу не интересовался, не спрашивал: «Хён, а что ты делал все эти пятнадцать лет?» Почему, Мин не знал, но предполагал, что Чимин просто ждёт этого от него с тем же терпением, с каким ждал все эти пятнадцать лет, то есть с нескончаемым. С Чонгуком он, казалось, мог говорить обо всём. Но Чимин, он же буквально нашёл Юнги здесь. Он проводил его в этот век, и был его опорой, он, видел, как Мин был потерян и напуган, принимал его без оглядки на его резкость и грубость. Он ждал его. Как никто другой, он должен был понять, но Юнги почему-то никак не мог отважиться на откровение из-за страха быть непринятым, отвергнутым, непонятым. Мин всё ждал подходящего момента, а он никак не наступал. Нагромождение из беспочвенных опасений не давало ему пойти на этот шаг. Так иногда случается — ты хочешь чего-то настолько, так долго идёшь к этому, что страшно в конце. Не у всех хватает сил дойти до этого самого конца. У Юнги их пока не было. Это рождало между ними ненужное расстояние, грозящее перерасти в целую пропасть. Юнги это понимал. Понимал, что любовь любовью, но без доверия друг другу она долго не продержится. Только в тепле, безопасности и питательной среде взаимопонимания страсть может перерасти в искреннюю любовь… А они будто перешагнули этот важный этап и влюбились друг в друга без оглядки, но теперь пожинали плоды такого расклада. Они питались теплом друг друга и детскими воспоминаниями, где было и больно, и грустно, но при этом часто так беззаботно и забавно. Они и сейчас часто друг над другом беззлобно подшучивали, не подбирали слов в общении, однако с трудом строили что-то новое. Друг с другом им было комфортно, но так не будет вечно. Юнги всё испортил: сомневался, хочет ли обратно, преисполнился подозрений, а теперь вёл себя как придурок. Да и наверняка снова всё себе надумал… Отношения — это тонкая материя, сложная работа, к которой Мин, как бы он ни храбрился, был не готов, у него не было опыта и понимания, как всё сделать по уму, но, с другой стороны, а у кого они были? — Мы приехали, — сообщил Чимин, выдёргивая Мина из задумчивости. Экипаж проехал по объездной дороге через рощу. Главный дом нежным видением показался за ветвями деревьев, вырос из свежей травы, усеянной кое-где ранними цветами. Кустарники и бамбук обступали его, с противоположной стороны двора горох обвивал железные решётки у маленькой беседки. У крыльца стояло несколько горшков, часть из них ещё не родила яркие бутоны. Юнги сошёл с повозки и взглядом окинул город, развернувшийся под ступенями дома. Ханян был как на карте, панорама ночного города рисовала великую реку, горы вдали, небо тёмное с россыпью ярких звёзд. Вид был чудесный. Чимин коснулся его руки и позвал домой. Он поёжился, сказал, что сильно похолодало. Юнги не чувствовал особого холода, но приобнял Чимина за талию и поспешил внутрь, чтобы младший не заболел, забыв разом о красотах Ханяна. — Это большая гостиная. Мне нравится, что отсюда есть двери прямо во внутренний двор, но там пока мало обустроено, — начал рассказывать Чимин, открывая двери в помещение. — Окна в моей спальне выходят на сторону главного входа, там такое большое окно, очень красивый вид на город. И ванна прямо рядом… Ты бы видел, где я жил до этого. Ни в какое сравнение… В доме повсюду горели лампы и свечи, но никого из прислуги не было видно — их никто не встречал. Интерьер ничуть не уступал виду снаружи, но Юнги ощущал какую-то пустоту. У Минов и Кимов в поместьях постоянно суетились слуги, и даже несмотря на то, что в обоих домах проживало достаточно мало господ, там обжитость явственно ощущалась, а каждый предмет обладал своей историей. У Чимина не было даже семейного алтаря дома. Ему было некому делать подношения. Как только Чимин подошёл к дверям своей комнаты, из соседней вышла Хваюн. По её лицу было понятно, что девушка только проснулась. Она поприветствовала обоих лёгким поклоном. — Хорошо погуляли? Чимин утвердительно промычал и попросил Хваюн набрать ванну. Он пропустил Юнги внутрь своей спальни и прикрыл за ними дверь. Встал, осторожно, сцепив пальчики, с интересом пронаблюдал за реакцией Юнги, который в это время разглядывал лаконичный интерьер. — Красиво, — прокомментировал Мин, — особенно кровать. — Знаешь, как грустно спать одному в такой большой кровати? Юнги обернулся к Чимину и закусил губу, пытаясь сдержать улыбку, а потом неразборчиво замурчал, когда увидел, как проснувшаяся Чалли бежит в его сторону. — И тут, маленькая, о-ох, как же я скучал! Милашка. Гладиться хочешь? Ты хочешь гладиться? Мин присел на пол перед кошечкой и принялся натирать ей шёрстку за ушками. Кошка громко заурчала, заставив сердечко Юнги окончательно растаять, он даже позабыл на время о постельных намёках младшего. Чимин сел рядом на колени, и какое-то время они просто сидели и умилялись с кошки. — Мне правда жаль, что тебе пришлось столько пережить, когда меня не было рядом, — сказал Юнги, когда Чалли решила, что ласк с неё достаточно и вышла из комнаты через оставленную Чимином щель, — я постараюсь, чтобы этого не повторилось. — Я боялся, что если ты обо всём узнаешь, больше не захочешь быть со мной… — Чимин поджимал губы и говорил тихо, словно просил прощения. — Ты не должен извиняться. Тебе нелегко пришлось. Юнги трепетно взял руки Чимина, огладил подушечками пальцев тыльные стороны его мягких ладоней, своими действиями говоря: «Нет, не бывать такому ни в коем случае». Заглянув в глаза, в отражении которых увидел своё лицо, он медленно приблизился к Паку и поцеловал его губы. Чимин обнял его за шею, отвечая на поцелуй. Он ластился к Юнги, перебирал его волосы на затылке осторожно, Юнги хотелось мурчать, как Чалли, от того, как хорошо это ощущалось. Когда Чимин оседлал его колени, поцелуй из неторопливого и нежного перешёл в глубокий и томительный. Юнги сжимал его талию, бёдра, гладил спину так, словно боялся снова выпустить его из рук. Чувство собственничества — он понял — пришло именно оттуда: он боялся его потерять. Тем сильнее на совесть давило происходящее… Но Чимин его своими прикосновениями, теплом тела тянул из этих мыслей, заставлял смотреть себе в глаза, словно говорил: «Ничего не имеет значения. Сейчас я с тобой, и я тебя люблю». Когда Юнги водил носом по его шее, в скрытую настенной панелью дверь постучались. Чимин медленно отстранил Мина от себя и, уложив руку ему на щёку, проговорил: — Я приму ванну и вернусь к тебе. Можешь посмотреть дом, делай что хочешь. Коротко поцеловав его напоследок, Чимин вышел за дверь. Он что-то сказал Хваюн, но Юнги не расслышал. Мин на какое-то время так и остался сидеть на полу. Он коснулся своих губ, по-дурацки улыбнулся и вновь окинул взглядом спальню. «Нужно занести Чимину его вещи, тогда будет чем украсить комнату…» Юнги поднялся с пола и сел на кровать. Пару раз на ней подпрыгнул, проверяя, так сказать, упругость матраса. Мягкая, просто огромная, наверняка засыпать в такой — одно удовольствие. От оценки возможностей кровати его отвлекла Хваюн. Девушка вошла в комнату с подносом, на котором были разложены всякие мелочи. Она пришла поменять свечи в лампах. Юнги упёрся руками в матрас позади себя и проследил за ней. — Так значит, ты кисен? — щурясь, спросил он. — Да, — простодушно ответила девушка, пока разбирала лампу. — И почему ты решила стать служанкой? — Я ведь не могу вечно жить в доме кисен. — Почему ушла с Чимином? — Мне он с самого начала показался хорошим человеком, — ответила она, с некоторой растерянностью в кошачьих глазах взглянув на Мина. — У него же не было много денег на тот момент? И своего дома. Почему ты не пошла в богатую семью? — Сколько богатых семей готовы взять бывшую кисен в прислугу? Хозяйки ревнуют своих мужей. — Значит к холостому мужчине легче подбиться? — с упрёком высказал он. Она с лёгкой улыбкой оставила поднос на столе и подошла к кровати, на которой сидел Мин. Юнги почти не ревновал Хваюн к Чимину. Истинной причиной его повышенного интереса к девушке являлся тот факт, что она была протеже Ким Сокджина, и у Юнги это вызывало опасения, характер которых он пока не смог для себя чётко обозначить. — Я не претендую на господина Пака, поверьте… Я просто… — она замолчала, а затем взглядом нашла место на кровати рядом с Мином. — Я присяду? — получив его разрешение, она продолжила: — Когда я его впервые увидела, он выглядел очень потерянным, и у него по лицу были синяки, но господин не выглядел как человек, склонный к дракам. Он тогда рисовал, и я подсела к нему. Я не собиралась звать его в комнаты, просто хотела побеседовать. Тогда он и рассказал мне про вас. Знаете, что он рисовал? — Что? — Кого. Вас, — она кивнула, уловив на лице Юнги смятение. — Поэтому я, должно быть, буду сумасшедшей, если стану посягать на сердце господина. Юнги в ответ на это только что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, потому что Хваюн удалось вывернуть процесс допроса наизнанку и смутить его. Девушка прихлопнула по постели и, встав, пошла заканчивать со сменой свечей. Мину не захотелось и дальше сидеть как идиот в комнате, и он направился к двери, за которой скрылся Чимин. Его действительно тронул тот факт, что Чимин в его отсутствие рисовал его портрет, и, чёрт, если бы Юнги умел рисовать, он бы делал ровно так же. Из спальни и впрямь можно было попасть прямо в ванную. Когда Юнги прикрыл за собой дверь, Чимин от неожиданности ойкнул и погрузился по подбородок в воду, от которой шёл пар и аромат трав, словно старший застал его за чем-то непристойным. Мин подошёл к ванне и уложил руки на бортике, заглядывая внутрь. Он с лёгкой улыбкой пронаблюдал, как румянец расцветает на чужих щеках. В большой круглой деревянной ванне Чимин казался совсем маленьким. Чимин с игривой улыбкой подобрался к краю ванны, и, опираясь о бортик, чуть приподнялся над водой. — Надоело ждать? — выдохнул Чимин, протягивая руку, чтобы коснуться его щеки. — Залезай… Мину не требовалось особое приглашение. Под пристальным взглядом из-под трепещущих ресниц он скинул с себя всю одежду и забрался в воду, взбалтывая её до брызг. Чимин как русалка из старых европейских сказок, как Лорелея, протянул к нему руки под водой и сцепил их в замок, усаживаясь между коленей. Они поцеловались; происходящее делало Юнги глупым и счастливым, распаляло внутри желание. Горячий пар жёг щёки, тепло губ Чимина плавило его до состояния огарка, а всё в совокупности кружило голову. Когда Чимин отстранился, затуманенным возбуждением взглядом он нашёл глаза старшего и, облизнувшись, улыбнулся. Пальцами он прошёлся по виднеющимся из-под воды ранкам и не до конца сошедшим синякам на его теле. — Так много, — Чимин посерьёзнел и поджал губы, а затем, чуть наклонившись, поцеловал синее пятно на его плече, а пальцами под водой огладил старый шрам на запястье. Юнги наблюдал за ним из-под полуприкрытых век. Юнги упал лопатками на подушки у изголовья, пятками упёршись в матрас. Чимин на коленях подполз к нему, сбрасывая с плеч халат, впитавший влагу с его тела, и глубоко поцеловал, руками обвёл линии его окрепших бицепсов, пресса. Юнги прерывисто выдохнул ему в губы, когда почувствовал, как напряжённая, налитая кровью горячая плоть получает желанные касания. Чимин поцелуями опустился от груди до живота, собирая капли воды с его тела. Он посмотрел снизу на Юнги, немного смутившись, а затем тихо спросил: — Хён, могу я… Попробовать? Бросив лёгкий кивок вниз, туда, где в кольце его пальцев был член старшего, Чимин высунул кончик языка и провёл им по нижней губе, так невинно и так вызывающе одновременно. Чимин был человеком контрастов, и Юнги в этом в который раз убеждался. Он обрёл смелость в постели и более не боялся проявлять инициативу, Юнги это приводило в полный восторг, но и вызывало серьёзные опасения за своё сердце, потому что оно не было железным. В отличие от его эрекции. Мин растерялся на какое-то мгновение, а затем согласно кивнул, обведя губы языком и тяжело сглотнув в томительном предвкушении. А потом, хищно усмехнувшись, припомнил его же слова из сегодняшнего спонтанного интервью для газеты: — Разве друзья так делают? — А другим необязательно знать, что и как мы делаем, — бросил чуть оскорблённо Чимин, надавливая рукой на колено Юнги и отводя его в сторону. — А как отреагирует общественность, если мы раскроем наши отношения? О-ох… Мин с силой сжал простынь и слегка дёрнул бёдрами. Чимин кончиком языка коснулся головки его члена, по неопытности почти невесомо и лишь на какой-то миг, будто пробуя его на вкус. Даже его лёгкое дыхание рядом с разгоряченной плотью ощущалось остро и вызывало внизу живота томительную пульсацию. — Кажется, лет двадцать назад это почти никого не волновало. Сейчас уже по-другому, — с сожалением сообщил Пак, целуя пространство под тазовой косточкой и слегка засасывая бледную кожу. Юнги провёл руками по его макушке, пальцами подцепляя длинные пряди, падавшие на лицо. Он тихо прошипел, жмурясь, когда ощутил, как чужие губы плотно охватывают его ствол и чуть скользят вниз. Чимин, тихо промычав, нахмурил брови и выпустил член изо рта. Он провёл языком до самого основания. Мин сдавленно простонал, когда младший с тихим чмоком втянул мягкую кожу мошонки. Несмотря на неопытность, у Чимина получалось своими действиями доводить Юнги до исступления и лёгкой дрожи в ногах. Пак больше не брал его в рот, лишь обводил венки и контуры юрким языком, накрывал головку губами, собирая на язык смазку, — либо опасался навредить, либо просто не мог совладать с рвотными позывами. Юнги его наставил, сказав дышать через нос, и Чимин попробовал вновь. Он помогал себе рукой, водя кулаком в такт движениям головы, захватывая и уделяя внимание тому, до чего не мог достать губами. — Боже, а-ах, — выдохнул Юнги, чуть оттягивая собственноручно спутанные пряди Чимина пальцами, — хорошо… так хорошо. Чимин прижал его ногу к груди, пытаясь насадиться глубже, в итоге просто позволяя Юнги самому толкаться за щёку с его позволения. Чимин жмурил носик, и продолжал двигаться, добираясь губами лишь на половину длины, пытаясь помочь себе языком. Он выпустил член изо рта и поднял голову, устремил на Юнги взгляд с поволокой, прикрашенный губами, потёртыми, обретшими яркий оттенок и мокрыми от слюны вперемешку со смазкой. Мин большим пальцем растёр смазку по его приоткрытым пухлым губам, взглядом пожирая представшую перед ним картину. — Хённим… Чимин от коленей раскрытыми ладонями провёл по его бёдрам вверх, приподнимаясь. Кончики его длинных волос щекотали кожу Юнги на животе и груди, чувствительную сейчас до предела, и заставляли старшего вздрагивать каждый раз, как это происходило. — Иди сюда, — прошептал Мин, сцепляя с ним руки. Чимин повиновался, подползая ближе. Он уселся сверху на чужие бёдра, проехался задницей по его члену, имитируя скачки и вызывая у Юнги громкий вздох. Чимин наклонился к нему, чтобы поцеловать, размашисто вылизывая, втягивая его язык в свой горячий рот, мокро, бесстыже и даже немного грубо. Мин плотно обвёл ладонями его талию, а затем его руки легли на ягодицы — такие сочные, касаться их было одно удовольствие — и сжал их, чуть разводя в стороны. Одновременно с этим он оставил у шеи младшего лёгкую метку и рассредоточенным взглядом пронаблюдал, как на медовой коже расцветает маленькое красное пятнышко. Мин шлёпнул его по половинке. Чимин прикрыл глаза, смяв нижнюю губу. — Хён, я готовился, — торопливо прошептал он, приподнимаясь на коленях над его бёдрами. Юнги поднял взгляд. Чимин, надломив брови, приоткрыл рот в мольбе. У Юнги от вида такого Чимина — бесстыдно просящего его член в себе — с головой окатило волной возбуждения. Он попал в самый настоящий шторм, а длинноволосая ундина упорно утягивала его под воду. — Так вот чего ты в ванной так долго торчал. Чимин состроил скептическую мину, и Юнги с улыбкой потянулся к его губам. Юнги толкнулся языком в щёку, наблюдая, как Чимин в нетерпении трётся о его живот членом, пачкая его в обилии выделяющейся смазкой. И где его былая напускная резкость? Она рассыпалась под пальцами Мина, являя его настоящего — такого жадного до прикосновений, отзывчивого, чувственного. — Скажи мне чего ты хочешь, — нежнейшим тоном шепнул Мин. Чимин приподнял бровь в немом вопросе, а у Мина на губах держалась довольная улыбка как у кота. Его рука медленно потянулась к банке с пригодной субстанцией. Мазь пахла травами и легко скользила, оставляла паутинки между пальцев, была тягучей и жидкой. Юнги набрал этой субстанции на пальцы в достатке и, пробравшись младшему между ног, широким жестом размазал её между ягодиц, надавливая на тугое колечко мышц, вызывая у Пака тонкий скулёж и неконтролируемую дрожь. Чимин накрыл свой изнывающий от возбуждения член рукой, но Юнги разжал его пальцы и сцепил их со своими, отводя в сторону. — Я хочу тебя, хочу твой член, — с ноткой разочарования в голосе выдохнул Чимин прямо в приоткрытые губы Юнги. — Хочу, чтобы... — Чимин сильно смутился, пряча свой взгляд, прежде чем тихо выдохнуть: — Чтобы ты... оставил часть себя внутри. — Ты и сам можешь с этим справиться, — низким шёпотом ответил он, улыбаясь довольно. Сердце болезненно ёкнуло на просьбе Чимина, а член ощутимо дёрнулся, причём не у него одного. — Я помогу тебе вначале. Пара пальцев вошла в подготовленное горячее нутро почти без трудности, Мин закусил губы, жадно следя за жалобным выражением на Чиминовом лице. Согнув пальцы внутри под верным углом и получая превосходящую все ожидания реакцию со стороны, Юнги тяжело сглотнул и потянулся к Чимину, чтобы его поцеловать, заглушая его звонкий стон. Чимин убрал волосы со спины на грудь, чтобы они не мешались своей длиной. Он обнял руками его шею, прижимаясь к груди вплотную, прогибаясь в спине так, чтобы глубже почувствовать в себе пальцы старшего. Чимин взял его за руку, отстраняя, и уложил на своё бедро. Он на пальцы набрал смазки; та стекала на постель, марая простыни, но ему было всё равно. Он завёл руку за спину под пристальным взглядом Юнги, приоткрывшего рот в ожидании, и даровал долгожданные прикосновения к налитому члену, влажно скользя, а потом, закусив губу, осторожно направил его внутрь. Чимин тихо прошуршал, опускаясь неторопливо вниз. Их дрожащие голоса слились в один, когда Пак насадился до конца и начал неторопливо двигаться, раскачиваясь. В плечах старшего он нашёл опору. Мин не спускал глаз с его лица в попытке понять — это только ему казалось, что Чимин для него идеален, что внутри он будто специально слеплен под него, под его член, потому что это чувствовалось так чертовски хорошо? Юнги всё ещё влажной от мази ладонью накрыл его член, заставляя Чимина ускориться, толкаться ему в руку, совершенно изумительно прогибаясь, и вжиматься ему в бёдра. — Хён, — выдохнул Чимин, заставляя Юнги прислушаться к себе и сконцентрироваться на его глазах, — не иди в гвардию. Пожалуйста. Пожалуйста, останься со мной… — он замедлился, находя руки Юнги, чтобы сжать их в своих. — Я буду рядом, Чимин-и, — растерянно ответил Юнги, беря его руки. — Мы сможем видеться во дворце. — Это неразумно, хён, ты не можешь работать на убийцу своих братьев. Юнги с недоумением нахмурил брови, приподнимаясь, чтобы быть ближе к Чиминову лицу. Парень на нём перестал двигаться. — А что мне делать, Чимин-и? Пойти и устроить переворот? Король не будет править вечно, дорогой. — А внутри… ничего не ёкает? — поджав губы, ответил Чимин. Юнги приоткрыл рот, неприятно удивлённый данной репликой. Чимин на его лице задержал долгий, нечитаемый взгляд, а затем продолжил двигаться, как не бывало, но с заметно посеревшим выражением лица. Юнги остановил его, схватив за бёдра, и резким движением перевернул их на постели. Он оказался сверху, руки заведя младшему под бёдра, а затем потянул его на себя, толкаясь внутрь. — Что ты мне предлагаешь? — Поддержи свою сестру, — хныкнув, прошептал он, склоняя голову к плечу и прикрывая глаза от удовольствия. — Поддержи свою семью… — Давай сперва посмотрим… как пойдёт дело завтра, — заключил Юнги, набирая быстрый, немного грубый темп, заставлявший Чимина почти без остановки под ним поскуливать на частых вздохах, метаться по постели, кусая изнывающие без поцелуев губы. Юнги делал всё, чтобы Чимин забыл о политике хотя бы на эти минуты. Младший явно нашёл не самое подходящее время для подобных разговоров. У Юнги, когда он задумался об этом, на какой-то миг вспыхнуло чувство гневного раздражения, выплеснувшееся в неосторожный, резкий толчок, заставивший Чимина обронить короткий вскрик. — Прости, — он мгновенно остыл и потянулся с извинительным поцелуем к его щеке. — Нет, мне нравится, — прикрывая глаза, высказался Чимин. Юнги внутренне удивился и наклонился к Чимину, чтобы зубами подцепить нижнюю губу младшего и поцеловать глубоко, сплетая с ним языки. Мин укорился, а затем приподнялся над ним, проведя рукой по голени, чем чуть изменил угол проникновения. Довольно скоро сильная дрожь прошлась по ногам Чимина, и он с прерывистым стоном в этой позе достиг пика. Чимин сжался вокруг него, заставляя Юнги зашипеть практически болезненно. — Я скоро, хороший, постараешься для меня? — Мин потянулся с поцелуем к младшему, обвившему руками его шею. Чимин заторможенно закивал, жмурясь, его всё ещё легонько потряхивало в экстазе от его не прекращавшихся прицельных толчков, стимулирующих простату, но он продолжал двигаться навстречу. До вспышек перед глазами, до исступления и крепкой хватки на чужой лодыжке Мин излился внутрь. Чимин перевернулся на живот, оттопырив зад, и уткнулся в свои сложенные на постели руки. Юнги поцелуями прошёлся от подрагивавшего плечика до ямочек на пояснице, а искреннее любопытство его заставило пальцами опуститься по ложбинке между ягодиц, чтобы на пальцы собрать собственное семя, толчками проливавшееся по бёдрам на простыни... Младший улёгся на груди Мина. Его дыхание почти восстановилось, и он расслабленно водил пальцами по его груди, глубоко над чем-то задумавшийся: его выдавал носик, который он периодически морщил, и брови, стремившиеся к переносице. Юнги огладил его макушку, заводя прядь волос за ухо. — Чимин, — спокойно позвал Юнги, на что получил лёгкий кивок и не очень заинтересованное мычание. Чимин не смотрел на него. — Отец поддержал моё желание… Если тебе кажется, что я не переживаю насчёт своей семьи, то нет, это не так. Да, я почти не помню братьев, но жить смертельными обидами… Это не выход. Власть сменится, и будет по-другому. — Может быть звание в гвардии чем-то и будет полезно, — отозвался Чимин, словно пропустив мимо ушей все доводы Юнги. Он вздохнул почти что обречённо, поудобнее укладывая голову на его груди. — Чимин-и, с моей семьи хватит интриг. Пусть сестра делает что хочет, но нужно понимать, что отец, я, племянники — все мы будем зависеть от её неосторожных движений. Я должен сохранить семью. Я для этого… остался в живых, — неожиданно для самого себя заключил он. Его вдруг взволновала эта простая истина. В этом ключе о своей жизни он никогда не думал… Он отогнал эту мысль от себя, дабы его настроение не передалось и так обиженному на него Паку. — Если гвардия дарует тебе неприкосновенность, я согласен. — Чимми, я зависим от войны, — серьёзно пояснил он. — И от тебя. Я не могу разорваться надвое. Если тебе спокойнее думать об этом так, то пускай. Чимин ничего ему не ответил. Они пролежали так ещё какое-то время, пока в дверь не постучалась Хваюн. Чимин приподнялся, садясь на постели, и спросил устало: — Что? — Господин Ким Сокджин пришёл, — донёсся из-за двери её голос. Юнги не понял, что только что услышал, совершенно. Он резко подорвался следом и потянул Чимина за запястье на себя, так, что они оба упали на кровать, а младший вновь оказался на нём сверху. — Давно к тебе по ночам ходит Ким Сокджин? — кривовато оскалившись, прошипел Юнги и ущипнул Чимина за ягодицу. — Нет. Я не знаю, зачем он пришёл. Юнги задержал свой взгляд на лице Чимина. Он был уверен в честности младшего, но сам факт появления Сокджина его невообразимо взбесил. Мин разорвал зрительный контакт и убрал свою руку с чужой задницы. Чимин сам с него поднялся и неторопливо слез с кровати. Он подошёл к умывальнику и смочил полотенце, следом бросая его в сторону Юнги. Другим полотенцем он вытер все жидкости с себя. — Не передумал остаться на ночь? — спросил Чимин, когда подошёл к кровати, на краю которой остался его халат. — Во дворец нужно завтра с утра, — ответил Юнги с пасмурной миной. — И форму дома оставил. Так что я пойду… Завтра встретимся. — Хорошо, — завязывая на своей талии халат, равнодушно ответил Чимин. — Я нормально выгляжу? — Да, — выдохнул Юнги и подошёл к нему вплотную, чтобы поцеловать и огладить растрепавшиеся на макушке волосы, — ты всегда выглядишь хорошо. Не засиживайся допоздна и ложись спать. Юнги, довольно быстро одевшись, сел на краешек кровати. Чимин в одних штанах и в халате на голый торс плюхнулся рядом, сложив руки на коленях. — Тебя ждёт Ким, — тихо начал Юнги. — Мне не доставляет никакой радости лицезреть его. Подождёт. — Понимаю. Ким Сокджин — тот ещё… Уверенный в своём превосходстве идиот. — К несчастью, у него есть это превосходство. Ступай, хён. Увидимся завтра… Юнги на это лишь носом ткнулся Чимину в шею, вдыхая родной запах. Он обвил руки вокруг точёной талии младшего, прильнувшего к нему. Они коротко поцеловались, держась за руки, наслаждаясь последними мгновениями проведенного вместе дня. Чимин открыл перед Юнги дверь, пропуская его в коридор. Юнги прошёлся по коридору. Дверь в гостиную, где засел Сокджин за чаем, была открыта. Они обменялись с артистом выразительными взглядами без слов, Юнги сделал пару шагов далее по коридору, но вдруг остановился. Он обернулся на Чимина, удерживавшего дверной косяк у входа в гостиную. Поджал губы, глядя в его глаза, красивые до невозможности, но смотрящие с сожалением. Мин сглотнул горький ком в горле и пошёл на выход. Хоть с ним и не было больше часов, он понимал, что перед тяжёлым днём лучше лечь пораньше, а Чимин никуда не денется завтра. Но в этот раз расставание далось ему тяжело. Внутри поселилась тревога.***
Юнги встретил Чонгука у ступеней Тронного зала. Они обменялись приветствиями и двинулись навстречу королю и его чиновникам. Сегодня Чонгук должен был доложить о военных успехах чосонской армии и предложить кандидатуру Мина для службы в гвардии. Юнги ещё задолго до возвращения в Ханян просчитал все плюсы и минусы подобной работы и убедился, что на данный момент для него и для семьи Мин это было бы лучшим решением, чем если бы Мину пришлось, не дай бог, готовиться и сдавать экзамены на звание госслужащего или просиживать штаны в поместье в ожидании, пока всё наследство не перейдёт к нему. Он не был патологическим лентяем, как думали некоторые люди, плохо с ним знакомые. Для Юнги в этом веке время тянулось невыносимо долго. Значительную часть дня ему было просто-напросто нечего делать. Аристократический распорядок дня большею частью представлял собой праздное безделье. Только изредка, если во дворце была срочная работа, господин Мин был занят ею с утра до поздней ночи. Как оказалось, зимой люди были практически полностью предоставлены сами себе. Крестьяне собрали урожай, господа пересчитали выгоды и уплатили налоги, а до новых посевов было ещё далеко. Ранняя весна на дворе проходила в таком же режиме. В двадцатом веке Юнги носился туда-сюда, несколько пар в день, несколько встреч, тут нужно съездить в Тэгу, здесь друзья позвали в бар, а на войне так вообще — что ни день, то испытание. Мин надеялся, что работа немного разбавит его вялотекущие будни. Он наблюдал за господином Мином, за Тэхёном, как те ненадолго уходят в дворец или в академию, а после читают дома, гуляют в саду и созерцают природу, пьют чай, ложатся спать по два раза в день. Тэхён играл на своей флейте прямо в соседней комнате, надоедая Юнги, господин Мин своими ежедневными беседами за чаем быстро призывал скуку. Поэтому парень действительно желал заполучить эту работу, тем более что опыта в других делах он практически не имел, а работа «по образованию» требовала сдачи кваго и неминуемо втянула бы его в политические интриги. Чимин же своим нежеланием его планы смешал. За день до того, как всё должно было бы решиться, передумывать было поздно. Да и Мин, честно говоря, не понимал, в чём была проблема. Да, этот человек вырезал его семью. Да, Юнги питал к нему скрытую ненависть, как бы ни пытался показать внешне свою лояльность. Он хотел жить, и не хотел для своей семьи худшей участи. Принести в жертву своё нежелание служить власти этого человека в обмен на жизни всех, кто был под его — Миновым — потенциальным покровительством — это Юнги казалось небольшой жертвой. Но главный аргумент «за» для Юнги заключался в том, что совсем скоро, всего пару лет спустя, согласно истории, на трон взойдёт его племянник и, наверное, величайший из правителей его страны… Для Мина это перевешивало всякие минусы. Если он сможет сохранить жизнь племянника и защищать его, пока он отправляет свою власть, возможно, возвысить семью Мин ещё больше — Юнги был готов на эту сделку с совестью. «Король не будет править вечно», — сказал он Чимину, и не соврал ни разу. Просто не раскрыл главной правды. «Ты знаешь, кто будет следующим правителем?» — спросил его Чонгук, и Юнги пришлось соврать, что нет, он не знает. «Не пытайся изменить историю», — сказал ему Джэбэ, чем спутал его мысли напрочь. Каждый шаг Юнги отныне подвергал тщательному анализу. Выбирая вместо омлета на завтрак рис с говядиной, он менял естественный ход вещей? А надевая вместо черевичек сапоги? Раскрывая Чонгуку подробности своей прошлой жизни, в конце концов, он менял историю или нет? Мог ли он рассказать и Чимину о своей тайне? В чём заключалась санкция за нарушение этого правила, и действительно ли оно существовало, или Джэбэ просто вбросил дополнительный повод для того, чтобы сбежать с ним к поселению других «ходоков»? Когда Чонгук предоставил устный отчёт по результатам этой кампании перед Его величеством и высшими чиновниками, он перешёл к вопросу службы Юнги в гвардии и во дворце. Министры встретили эту инициативу лёгким удивлением, начав перешёптываться между собой. Присутствовавший на встрече Хосок изогнул бровь и уставился на генерала с капитаном в удивлении, впервые с начала заседания заинтересовавшийся происходящим. Ни один мускул на лице Его Величества не дрогнул. Он посмотрел на него непроницаемо, на что Юнги опустил голову. — Я готов взять капитана Мина под свою ответственность, — добавил Чон следом. — Это твоё решение? — обратился король к Юнги. — Да, Ваше величество, — чётко ответил он. — Капитан — славный воин и хороший стратег. Ему я обязан своей жизнью. — Почему ты хочешь служить при дворе? — продолжил опрашивать его король, проигнорировав довод Чонгука. — Потому что только так я смогу быть полезен родине и вам. — Кронпринц, — обратился король к Хосоку, заставляя того вздрогнуть от неожиданности и поднять на отца осторожный взгляд. — Каково твоё мнение? — Я… — протянул кронпринц, глядя то на короля, то на Мина, а затем, хмурясь, он уставился на Чонгука. Генерал ему начал подавать вполне очевидный, наверное, для всех, кроме короля знак в виде подмигиваний, — … не вижу препятствий, — выпрямив спину, заключил Хосок и закивал в дополнение своим словам. Прозвучал он неубедительно, но король принял его ответ во внимание.***
— Что за придурок этот кронпринц? — искренне возмутился Юнги, когда они с Чонгуком покинули дворец каждый на своей новой лошади. — Он хороший человек, но совсем не заинтересован в правлении страной. Не наговаривай на него, — мягко ответил Чонгук. — В конце концов, благодаря ему ты теперь капитан гвардии. Юнги скривил лицо в неподдельном недоумении и поддал пятками, направляя лошадь вперёд. — Правда, кронпринц совсем не желал подобной участи для себя, и его не готовили к этой роли. — Разве может такой человек править целой страной? — Я не знаю, — проговорил Чонгук. — Я не должен задаваться этим вопросом. И тебе не рекомендую. — Что у него за семья? Он сын наложницы, так ведь? — Да, она в гареме главная, госпожа Чон, — подтвердил Чонгук. — Дочь ханянского комиссара. Юнги согласно промычал. С Чонгуком они направились прямиком в казармы королевской гвардии.