***
Чимин прошёл в кабинет Сокджина, не обратив внимания на недовольный гомон кисен, столпившихся перед дверью. Они чего-то ждали в очереди. Чимину, честно говоря, было плевать, потому что он пришёл сюда не просто так — у него была вполне чёткая цель. — Устрой мне встречу с её величеством, — без лишних церемоний потребовал Чимин. Он только после заметил, что кроме Кима в комнате находилась одна из девушек, и она была полностью обнажённой. Чимин от возмущения и стыда с выразительным охом схватился за сердце. У артиста на лице отражалась скука и усталость. С тихим вздохом он поднялся с кресла, поднял со стульчика юбку и вложил её в руки кисен, чтобы она прикрылась и не смущала Пака наготой. Девушка надулась, очевидно недовольная его вторжением, и прижала к груди юбку. — Вы не можете просто так взять и заявиться к ней. — Почему она голая? — Пак покосился в сторону кисен, оставшейся стоять на месте. — Потому что это дом кисен. У нас еженедельный осмотр. — И почему я не могу? У меня есть пропуск во дворец. — Она занятая женщина. — Я хочу обсудить с ней дела. — Я спрошу её мнения. Чимин согласно кивнул и приосанился, покосившись на обнажённую попу девушки. — Нравится? — с издёвкой спросил Сокджин. — Весьма неплоха, — Чимин отразил атаку. Ким на это усмехнулся и изогнул бровь, мол «значит вот так?» — Послезавтра пир у советника. Он намекнул, что вы можете присоединиться. Пойдёте? — Пойду, — не раздумывая согласился Чимин. Прищурившись, в последний раз он скользнул взглядом по лицу Кима (и немного по фигуре девушки), а затем развернулся и вышел за двери. Настало время действовать. Первым делом Чимин посетил приём у советника. Этот мужчина в летах был самым высокопоставленным из всех тех, с кем ему приходилось встречаться. На встрече присутствовали и полковник Чхве, и глава архива Юн, и дворяне из собрания — Пак и Ли. На встрече присутствовали двое министров. Кроме них было множество других важных шишек из наиболее приближённых к трону. Получалось, что если не половина, то точно треть из наиболее богатых и могущественных людей королевства поддерживала партию королевы. На этом пиру все открыто обсуждали потенциальный переворот. Наконец-то Чимин мог заявить со всей уверенностью, что попал в этот круг просвещённых. Можно было больше не обсуждать чужих жён и детей, кто кого употребил и кто где своровал. Кисен в этот раз не было на вечере. Все обсуждали только важные дела и не напивались в драбадан. Поддерживать партию королевы означало выступать за Ли До как преемника. Для Чимина это не было секретом, и племянник Юнги для него действительно казался лучшим из королевских детей, наиболее подходящим на эту роль человеком. Он был умён, хорошо образован, всесторонне развит и имел прогрессивные взгляды. Чимин ему симпатизировал куда больше, чем Хосоку. Кронпринц казался ему взбалмошным, несерьёзным. На формирование негативного мнения повлиял и тот факт, что в ночь их маленькой потасовки он слишком настойчиво искал компании Юнги. Чимин был преисполнен подозрений и ревности. Личный мотив? Да, но он только давал сил бороться за возведение на престол Ли До. Чиминово дело было правое. Он внимал речам собравшихся. Мужчины взвешивали каждый аргумент. — Его величество недоволен поведением кронпринца, а комиссар становится всё более ненасытным. Мы уже наблюдаем перекос в распределении средств, на охранку уходит всё больше денег. Министр финансов ещё как-то сдерживал это, но очевидно, ту часть, что уходит теперь на накачивание полиции, он просто забирал себе. — Полицейские погромы участились, а убийство господина Ли в Букчхоне просто возмутительно! Все дворяне теперь в опасности! На днях нетрезвые стражи правопорядка проникли в дом дворянина с целью грабежа и по неосторожности убили главу семьи Ли. Это дело вызвало большой общественный резонанс и поселило в рядах дворян недоверие к комиссариату и городскому магистрату одновременно. Глава магистрата Ким, по всеобщему мнению, придерживался нейтральных позиций, но этот случай окончательно всех убедил в том, что они с комиссаром Чоном покрывают друг друга. — В собрании янбанов такие же настроения. Все готовы выступить против. Собрание уже подготовило ноту протеста, но это рисковый шаг… С другой стороны, разве не для этого была создана прокуратура? Они обязаны расследовать подобные происшествия. — Это хороший шанс сбросить комиссара. Это подорвёт доверие короля к наложнице Чон и к кронпринцу. — Разве для короля это не желаемая ситуация? Он снова прибегает к репрессиям и угрозам нам, как классу. — Возвращение в смуту пятнадцатилетней давности… — прохрипел самый старый из всех. — На этот раз переворот должен быть бескровным. Мы не простим себе, если в результате кто-то погибнет… — Семье королевы стоило бы встать на её сторону, но тэгам принял нейтралитет, а Мин младший и вовсе примкнул к королю. — Их семья уже порядком настрадалась, господин Юн. — Или королева просто спасает своё, — возразил один из мужчин, заставляя участвующих в дискуссии мужчин нахмуриться в задумчивости. — Ясное дело, что все будут сомневаться, пока семья её величества остаётся в стороне, — рассудил Ёнмён. — Мин Юнги с нами, — ляпнул Чимин и круглыми глазами уставился на мужчин, всех разом обративших на него внимание. Он тут же пожалел об этом, но, если так посудить, что он сказал неправильно? Чимин всё сделает за Юнги. Ему не будет ничего угрожать. — Он свой человек в гвардии. Тэгам не знает об этом. — Верно, нам стоило подумать об этом раньше. Вы ведь поддерживаете с ним связь. — Он намерен отомстить за братьев, это очевидно… Чимин ненадолго впал в задумчивость. Неправду будет сложно обнаружить. Юнги не участвует в политике, значит и нельзя сказать, что он на стороне короля. А ежели от него что-то потребуется, Юнги это даст, если Чимин попросит. Всё нормально. Чимин должен был мыслить стратегически, если хочет достичь желаемого.***
Спустя несколько недель настал день встречи с её величеством. Сокджин таки поспособствовал тому, чтобы она состоялась, правда Чимину пришлось ещё пару раз взять с него слово, что он это устроит. День этот был безусловно волнительный и чрезвычайно важный для Пака. Он вообще всех членов семьи Юнги с недавнего времени начал воспринимать по-другому. Он рос с ними, был их воспитанником в самые ранние свои годы, но теперь они с Юнги были почти что супругами. Он был посвящён в его самую главную тайну. У него было фамильное кольцо Юнги, которое он носил с удовольствием вместе с другими своими украшениями. Он часто заходил к ним в поместье, оставался на ужин, баловался с Тэхёном и даже пару раз сыграл в го с господином Мином. С тех пор как они с Юнги помирились, всё шло как по маслу. Между ними больше не было крупных стычек, для почти двух месяцев с момента их примирения это было крупным достижением. Юнги заботился о его комфорте и регулярно проводил с ним время. Они гуляли вместе, засыпали на одной постели, и Чимин был почти счастлив от того, как уравновешеннее и увереннее стала его повседневность. Плохие сны почти не преследовали его — Юнги их отгонял своим присутствием. Юнги рассказывал ему о жизни в будущем, в конец развевая все сомнения в достоверности своих слов… Чимин слушал его с открытым ртом и горящими глазами. Делал зарисовки по его рассказам, которые заставляли Юнги валяться от смеха по полу. Некую машину он изобразил как обоз с людьми внутри, который пассажиры сами передвигали силой своих ног, торчащих из-под днища транспорта. Ему до сих пор за это было стыдно. Вместе они успели застать дни цветения вишни в Ханяне. Скоро после их примирения они отправились гулять в безумно красивую рощу вдохновляться видом бледно-розовых цветов. Окружающих повсюду, как мягкие одеяла на свежей постели. Опадающих на волосы и на одежду, мягкими лепестками касающихся щёк. Цветение быстро прошло, но надолго отложилось в памяти, как один из самых драгоценных их совместных моментов. На следующий год цветение этих деревьев вновь обрадует людей своей прелестью. Так быстротечно и красиво… Чимин надеялся, что от года к году они будут встречать эти дни вместе с Мином. Пак начал заслуживать должное уважение. Он обзавёлся новыми слугами и охраной — богатый дом всегда был под угрозой, а близкое нахождение к лесу и отсутствие стен вокруг приусадебной территории делало его уязвимой целью. Обретя безопасность и комфорт в личной жизни, Чимин мог наконец насладиться спокойствием и начал взвешенно оценивать все свои поступки. В деле искусства тоже всё неожиданно пошло в гору. Его рисунки начали покупать. Деньги ему не были нужны, но признание его таланта было тем, к чему он всегда стремился. Детской мечтой, можно сказать. Он вновь взялся за кисть спустя долгое время простоя.***
Чимина пропустили во внутренний дворец. Там придворная дама провела его до места встречи через цветущие сады и зелёные рощи. Лето вступало в свои права. День был жаркий, но зелень спасала от палящих лучей. Его проводили до беседки у озера, скрытой за ветвями деревьев. Королева уже ждала его за чаем. Она его поприветствовала лёгкой улыбкой, а Чимин уважительно поклонился ей. Он не мог не заметить, как они с Юнги были похожи. Это стало для него удивительным открытием, Чимин ненадолго замер в неподвижности с приоткрытым ртом. Он присел за столик, установленный напротив её стола, и принял чай из рук придворной. — Почему вы искали встречи со мной? — невозмутимо, словно ненароком она обронила свой вопрос. — Я хотел вас заверить в своей преданности… И дать вам знать, что вы можете положиться на меня. — Расскажите мне вашу историю, — мягко приказала она, отставляя чашку. — Я искренне прошу вашего прощения, но что вы имеете в виду? — Почему вы решили выступить в поддержку моего дражайшего сына? — Ваш дом принял меня, когда я был совсем мал. Ваша семья дала мне кров. Я благодарен семье Мин, и при этом я вижу, что страна при правлении кронпринца, при всём моём уважении, обречена. Имея честь быть знакомым с третьим принцем, я уверен в том, что он сможет стать великим правителем, ваше величество. Королева отреагировала лёгкой улыбкой. Чимин, хоть и красивыми словами, но высказался о Ли Хосоке довольно резко. Пожалуй, даже слишком, но отчего-то Чимину казалось, что все Мины ценят прямоту. Королева взяла чашку и отпила чаю, а затем начала рассуждать вслух: — У короля есть два пути. Он либо прислушивается к своей жене, либо полагается на своих подчинённых. Во втором случае, как правило, ни к чему хорошему это не приводит. Эти люди хотят только славы и богатства для себя. Королева же — она точно так же, как и её супруг, относится к стране, как к собственному ребёнку. Она мать нации. Как вы думаете, что для страны лучше? Чтобы стая лжецов и льстецов правила честным народом, или мать, которая даёт жизнь наследникам государства? — Безусловно мать, ваше величество. Она не будет благодетельной и доброй матерью, если не передаст своему сыну страну в её расцвете. — Верно, господин Пак, — ответила коротко королева, чуть щурясь. — Пусть женщина и ниже мужчины, это её не должно останавливать. Благодетель её не может ограничиваться взращиванием детей… У наложницы Чон нет политической воли, но её отец — опасный человек. — Я понимаю, ваше величество. — Вы хоть и не так молоды уже, у вас нет поста и нет репутации. — Это так, ваше величество. — Но среди зажравшихся аристократов, и тех, кому нет места во власти — женщин, реформаторов и таких, как вы — кто, как вы думаете, может привести страну к её расцвету? — Безусловно вторые. Его высочество третий принц добр к нищим… Он стремится облегчить жизнь крестьян, ведь они дают хлеб всей стране. Он осознаёт всю трагичность положения рабов и женщин. А что касается таких как я… — Ваши интересы тоже достойны быть услышанными. — Я хочу в это верить, — поднимая осторожный взгляд, ответил он. — А какие у вас интересы, господин Пак? К чему вы стремитесь? — У меня нет иных целей, кроме как здоровье и процветание чосонского народа. — Я верно осведомлена, что вы только недавно обрели власть над своими богатствами? — Это так, ваше величество. — И что же, вы не хотите их сохранить и преумножить? — Есть вещи, куда более важные, чем земные блага… — Например? — Близкие, — тихо проговорил Чимин, опуская голову. Он понимал, что звучит как глупый ребёнок или неисправимый романтик. И в том, и в другом случае, предсказать было сложно, придутся ли её величеству по душе подобные мотивы подданного. — Я не хочу, чтобы люди страдали. Я хочу, чтобы мир был справедлив ко всем… Чтобы за прегрешения наступало честное наказание. Чтобы невиновные не страдали. Чтобы дети не теряли своих родителей, а возлюбленные не расставались. — Вы рассуждаете как Юнги, — с задумчивой улыбкой ответила она, заставляя Чимина в растерянности взбросить голову и замереть с чашкой в руке. — Его старший брат, Юнхан, был точно такой же. — Я хоть и редко его видел, но я помню его, ваше величество… Он был заботливым и крайне талантливым молодым человеком. — Да, он ведь жил до четырнадцати лет в поместье… Как странно, я совершенно вас не помню среди других детей. Чимин потупил виноватый взгляд в чашку. Как ни странно, он её тоже не помнил. Возможно, они вовсе ни разу не виделись даже во дворце. — Я думаю, всё, что мне было интересно, я от вас услышала. Чимин посмотрел в её сторону с выражением лёгкого удивления. Он ожидал от этой встречи большего, но, пожалуй, ему следовало быть благодарным и просто за то, что его пожелали видеть. Негоже отнимать у её величества много времени. Он поблагодарил королеву за приём и чай. Пак поклонился ей напоследок и развернулся, собираясь было уйти, но королева, отпив чаю, вдогонку своим беспристрастным голосом задала ему вопрос… Больше риторический, нежели требующий его ответа. Она хотела, чтобы он помнил об одной простой истине. — Вы же понимаете, что Юнги должен будет жениться? Той истине, что Чимину нет места в жизни Юнги. — Да, ваше величество, — тихо ответил он, и, вновь поклонившись, в сопровождении придворной отправился на выход из дворца. Чимин, выйдя из дворца, громко и с чувством выдохнул какую-то бессмыслицу. Чертыхнулся, научившись у Юнги мастерству выражения всех своих чувств вербально. Сумев, наконец, расслабиться, он тут же начал беспокоиться по поводу сказанного на этой неофициальной аудиенции. Ему казалось, что он по полной облажался, и мог выступить лучше. В общем, он переживал понапрасну, как часто люди делают по выходе из аудитории после сдачи экзамена особенно требовательному преподавателю. Думал ли Чимин ранее о том, что семья потребует от Юнги создания собственной ячейки общества? Да, гипотетически, но не как о чём-то скором и вовсе неизбежном. Вновь его накрыла тоска. Быть с Юнги никогда не было просто. Они постоянно встречали какие-то препятствия, порой даже настолько значительные, что хотелось сложить руки. В конечном итоге это была ответственность Юнги, и тут Чимину оставалось только наблюдать. Он понимал, что больше не может навязывать старшему свою волю. Как всегда, к Юнги он шёл как нежелательное приложение, прицеп, который тянул его назад. Чимин научился ценить комфорт и своё благополучие, поэтому предпочёл эту мысль отложить на задворки сознания. Юнги сам решит, хочет ли он дальше тянуть этот воз, а Чимин сделает всё, чтобы защитить старшего, подарить ему много любви и наполнить его жизнь всеми благами… Чтобы в его обозе хотя бы было что-то наподобие золота. Чтобы отказаться от него было ещё сложнее. В плане Чимина с этой новостью пока ничего не изменилось.***
Чимин, встретив Юнги по возвращении домой, был безумно рад пропасть в его объятиях. Они переоделись в пижамы, улеглись на кровати и там же немного выпили, закусывая свежими фруктами. С Юнги он мог быть откровенен более, чем со всеми другими. Оставались точки, вокруг которых он с переменным успехом лавировал в общении с ним, но однажды — он верил — между ними не останется этих недомолвок. Чимин выполнит свою роль… И будет надеяться, что Юнги всё ещё захочет иметь его рядом. Пока Пак довольствовался тем, что имел. Мин его жизнь наполнял смыслом и буквально тянул из ямы. Просто быть с ним — огромное счастье. Как сейчас, говорить обо всём и ни о чём, отдыхать в объятиях друг друга после тяжёлого дня, даже просто молчать всю ночь напролёт. Чимин, отставив чарку на небольшой поднос на ножках, который они уместили прямо на постели, спиной поудобнее уместился на подушке. Он подтянул ногу к себе, обхватил колено и устремил свой мечтательный взгляд на Юнги. Мин в руках держал его наброски, но, заметив на себе его взгляд, отложил их в сторону. — Очень красиво. Я думаю, городские пейзажи тоже будут покупать. Чимин легко кивнул ему, благодарный за мнение. — В моём веке такие открытки очень востребованы. Может тебе тоже такие маленькие карточки сделать? Из картона, — руками он нарисовал в воздухе небольшой прямоугольник. — Люди на обороте могут писать свои послания… — Может быть, — протянул он, укладывая подбородок ему на плечо. — Можешь как Кацусика Хокусай рисовать разные виды на нашу гору… Он рисовал, то есть будет рисовать гору Фудзи в Японии. — Когда? — Где-то через триста-четыреста лет. — Какая жуть. Меня уже не будет в живых, — выдохнул он, и губами прислонился к шее старшего, легко её целуя. Юнги легко усмехнулся. Он перевернулся набок и уложил свою руку ему на талию. — Я об этом не думаю… Я стараюсь не думать об истории. Я просто живу свою маленькую жизнь здесь и далеко не загадываю. — Но это важно, ведь от нас всё зависит… Мы строим своё будущее, хоть Небеса и ведут нас. — Мы в этом потоке лишь пыль, Чимин-и. — Ты недооцениваешь нашу роль. — Я не должен пытаться что-то изменить. Я не могу злоупотреблять своим знанием, маленький. Я не знаю, что может случиться, если я встряну, да и что я могу сделать? Каждое моё действие или слово может нарушить естественный ход вещей. Чимин тихо фыркнул от этого прозвища. Юнги его постоянно звал по-разному, часто малышом или дорогим, а вот теперь маленьким, и это никуда не годилось. — Разве это не означает, что мы в силах что-то поменять, хённим? Ты в силах… — Мин на это помотал головой из стороны в сторону, показывая, что не рад говорить на эту тему. — Ты поэтому мне не рассказываешь о том, что будет дальше происходить в стране? — Нет, малыш, я просто очень плохо учился. Я бегал по двору и дрался с другими пацанами. Да и в моё время от истории остались лишь легенды… Нас не учили всему вплоть до рождения Тангуна. Чимин надул губы, а Юнги его крепче прижал к себе и потянулся с лёгким поцелуем. Сначала в щёку, а затем и в губы. Отстранившись чуть, он пальцами обвёл его скулу, убирая волосы с его лица. Вряд ли Юнги говорил ему правду. Поверить в то, что он знает про какого-то японского художника, но не знает про королей Чосона, было сложно. Юнги всеми силами цеплялся за архаику. Он обратил свой взгляд в прошлое, а Чимин пытался строить для них всех новое будущее. Они поменялись ролями. Двадцатый век пошёл бы Чимину куда больше. Как новое платье, он бы идеально сел по его форме. — Всё должно идти своим ходом. Вот что я думаю. Я не вправе этим заниматься, — попытался убедить его Юнги, словно поняв, что Чимин ему не поверил. — Своей жизнью я обязан человеку, нарушившему этот естественный ход вещей… Я думаю, с меня достаточно. — Кто знает, может ты своими действиями тоже можешь спасти чью-то жизнь… — Пока никому ничего не угрожает. И то было верно. Чимин вновь взял рюмку и немного выпил. Юнги сделал то же самое. Посмаковав соджу на губах, он поцеловал Чимина снова. Этот поцелуй отличался от прошлых, невинно-полюбовных. Этот поцелуй был глубоким и чувственным; он повлёк за собой движение рук по телам, неторопливые, но горячие касания к наиболее чувствительным местам. Чимин спустил столик на пол, чтобы он им не мешался, и вновь прильнул к старшему. — Ты не думал о возвращении обратно? — Думал… — выдохнул Юнги ему в изгиб шеи. — Я всей душой хотел обратно, когда попал сюда, но теперь я думаю, что это моё время… Там я был лишь гостем. А здесь есть ты. Чимин тоже думал о том, как страшно должно было Юнги ребёнком оказаться в том мире, где существуют странные устройства и люди говорят, живут по-другому. Всё-таки он бы не хотел в будущее. Там страшно, там неизвестность. Путешествия во времени — это не то, чем должны заниматься простые люди, земные существа вроде него. Это удел богов, а ни он, ни Юнги, не были таковыми. Юнги приоткрыл это окно в мир божественного, и Чимин понимал, что с него этого достаточно. Менять настоящее — вот удел героя. Чимин больше не играл в трагических пьесах, он романтический герой, готовый на всё ради возлюбленного. Сокджин был неправ, когда прозвал его посредственностью. Чимин явно был чем-то большим. Он уже это доказал. Кровь на руках… Вещи, которые можно трактовать, как злодеяния… Всё это он делал ради других, а не из чистой ненависти или ради потехи. Разве это не основное правило войны? Убей, или убьют тебя. Цель для него оправдывала средства, а Мин для своей истории оказался излишне миролюбив… Чимин перенял все пороки на себя, и его это устраивало. Борьба за справедливость требовала жестокости — Пак усвоил этот урок быстро. Борьба за близких требовала от него твёрдости воли и готовности замараться. — Там сейчас небезопасно, — закончил Юнги. — Скоро будет год с того дня, как ты вернулся. В восьмом месяце. Мин утвердительно промычал и опустился поцелуями от его ключиц к груди. Перебросив ногу через его бедро, он оказался сверху и продолжил целовать его шею. — Хён, — обняв его за талию, прошелестел Чимин, — ты меня не оставишь? Что бы ни случилось… — Нет, я не прощу себе этого, — приподнимаясь так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, заверил Юнги. Чимин тоже не оставит его. Что бы ни случилось… Ему было сложно представить ситуацию, в которой он бы мог оставить старшего по своему желанию. Жизнь без него более не представлялась Чимину возможной. Никто ранее не любил его так. Никто никогда не дорожил им так, никто не обнимал и не целовал его с такой нежностью. — Я так люблю тебя, — выдохнул Чимин, рукой скользнув за ворот его рубахи. — Я тоже, Чимин-а, я тоже люблю тебя… — подхватывая его под бедро, торопливо прошептал Юнги и вновь губами припал к его груди с поцелуями. — Мне так повезло встретить тебя… — Это мне повезло, хён, — притягивая его к себе за щёки, чтобы чмокнуть в губы, после возразил Чимин. — Мне повезло, что ты нашёл меня. Я был никому не нужным, неизвестным... Намджун проявлял к нему заботу только по самому факту его существования. Как ответственный старший, он опекал его, сброшенного на чужую семью по высшему приказу. Как тот, кто сам страдал от тирании министра Кима, он понимал всю тяжесть его положения. Он испытывал вину и стыд за то, что его родитель так относился к Чимину. Их ссора только доказала это. Чимин в действительности мог полагаться только на любовь Юнги. А Ким Сокджин… Стал его напарником в делах. И тот, и другой из тесного общения извлекали выгоду. У Чимина не было иллюзий относительно их взаимоотношений и ушлости артиста, но порой Сокджин действительно бил в цель своими словами. Может быть, он и впрямь пёкся о Чимине и желал ему лучшего. Ким ведь неоднократно пытался его отговорить от вступления в политические игры, убеждая, что ему нужно довольствоваться прелестями мирной жизни. В таком случае, его недоверие к Юнги было оправданным. Так или иначе, пока они остаются в одной лодке, Чимину приходится на него полагаться. — Какой же ты красивый… — выдохнул Юнги, легко коснувшись пальцами его подбородка. Когда Чимина не дошел смысл его слов, он приоткрыл глаза и, смущённый, отвёл взгляд в сторону. — Что? Разве я не говорил этого раньше? Стоит говорить тебе об этом почаще, — он улыбнулся и потрепал Чимина за щёчку. Потянулся к нему с ещё одним долгим поцелуем, позволяя их языкам сплестись, а своим рукам дать волю: он опустил ладони на плечи младшего, нежно поглаживая их, а затем скользнул ими на ягодицы Чимина и легко сжал их. — Бёдра, попа как орех. Губы мягкие… Эти маленькие пальчики. Волосы, мягкие, блестящие под солнцем. Чимин тысячу раз слышал лестные слова в адрес своей наружности, но из уст Юнги они звучали по-другому. От них губы расплывались в робкой улыбке. Они трогали, заставляли краснеть и верить в это. Пусть он внешне привлекал старшего, пусть волновал его, но разве это было плохо? Это стоило более всех других слов от посторонних. Мин не раз доказывал, что Чимин для него важен, как человек, как личность. — Ты тоже, хён, — улыбаясь мягко, Чимин смотрел на него, заворожённый. — Кожа… Белая, словно фарфор. Буквально светится. Эти холодные вечно руки, — он притянул его ладонь к лицу и поцеловал её. Чувственно, но неторопливо, обнажившись, они перешли от невинных поцелуев к тому, что Юнги губами спустился по его телу к низу живота. Он обнял его плотные бёдра и языком коснулся головки члена, вызывая у Чимина глубокий вздох. Пак вцепился в подушку, прикрыл глаза от удовольствия, позволил себе отдаться этому ощущению. В тёмной летней ночи, среди огоньков свеч, в центре большой кровати, Юнги вновь рассыпал и собирал его по кусочкам воедино.***
В один из дней Юнги признался Чимину, что около недели назад по приказу Хосока Юнги перевели в его — кронпринца — постоянную охрану. Чимин не показал своего недовольства: лишь натянуто улыбнулся и поспешил перевести тему, однако внутри он переживал мучительную вспышку ревности. С каждым новым рабочим днём Юнги для Чимина наступало время душевных мук. Если раньше Чимин лишь предполагал, что Хосок имеет на его мужчину какие-то планы, то теперь он был в этом убеждён. Соперничество с Хосоком не заканчивалось на артистическом кружке и сыгранном единожды спектакле — кронпринц покусился на самое дорогое. Со дня ссоры они так и не пересеклись, но с возвращением третьего принца и принцессы Сонкён с отдыха собрания должны были возобновиться со дня на день. Чимин был обязан принести Хосоку свои извинения, но хотелось лишь закончить начатое и пробить ему по лицу. Чтобы неповадно было. Чимин был почти на все сто уверен в Юнги, но что, если Хосок прикажет старшему, например, лечь с ним, пользуясь своей властью и безнаказанностью? Это было бы жутко, но ещё хуже, если Юнги сам этого пожелает. Вся его беспомощность, все его комплексы и бессилие воплотились в невозможности как-то воспрепятствовать подобному исходу, а Хосок ныне олицетворял собой всё, против чего Чимин боролся. Так или иначе, Юнги не давал поводов сомневаться в себе — он дорожил Чимином, порой был настолько нежен и тактичен с ним, что Чимину казалось, будто он этого не заслуживает. Ему всегда казалось, в общем-то.***
В один день Чимин отправился на гулянку с некоторыми молодыми людьми из поддерживающих королеву в дом кисен. В приватной гостиной мужчины расселись за столом и принялись обсуждать преимущественно отвлечённые вопросы. Собрание имело исключительно развлекательные цели, а молодёжи между собой было куда приятнее и легче общаться. Девушки сопровождали их, но в присутствии Сокджина не были слишком навязчивыми. Чимин как обычно сидел рядом с Сокджином. В какой-то момент они оба оказались исключены из беседы — между Ёнменом и его другом завязалась дискуссия, к которой присоединились и остальные. Взяв из рук кисен рюмку, Чимин бросил короткий взгляд на Кима. Он в это время возился со струнами своей лютни. — Вы слишком громко думаете, господин Пак, — не отвлекаясь от дела, заговорил артист. — Пожалуй, — хмыкнул Чимин, отворачиваясь. — Скажи мне, кто такой Ли Хосок? — Кронпринц Чосона, — пожал он плечами, — с которым у вас теперь личные счёты из-за совершенно дурацкой детской перепалки. — У моей неприязни есть свои причины. — Расскажите, — Ким отложил музыкальный инструмент в сторону и обратил своё внимание к Чимину. — Он добивается внимания Мин Юнги. Сокджин в задумчивости промычал. Чимин ждал от него подтверждения своим мыслям. Вдруг он надумал себе лишнего? Он допускал это, хотя и был уверен — речь шла не просто о его ощущениях, на руках были все факты. — Вероятно, — ответил Сокджин наконец. Чимин покачал головой. Он другого и не ожидал. — Но вы не думали, что эту ситуацию можно обернуть в свою пользу? — Каким образом? — Чимин одним махом опустошил чарку. — Сердца правителей — их самое больное место… Любовь толкает их на самые безумные решения. Пускай господин Мин нам подсобит в нашем деле. — Что? — в непонимании спросил Чимин, но глубоко внутри он догадывался, что имел в виду кронпринц… — Пусть господин Мин, используя своё положение его фаворита, навяжет кронпринцу волю нашего общества. — Он не его фаворит! — громче возразил ему Чимин и обернулся на товарищей в опаске. Они не обратили на него внимания. — Он им станет. — Ты делаешь и говоришь всё что угодно, лишь бы мы не были вместе. — Мне совершенно всё равно, кто с кем строит отношения, я всего лишь рисую перед вами общую картину. Вы заняты политикой, у вас есть цели, иногда для их достижения приходится чем-то жертвовать. — Я делаю всё это ради Юнги, — наклоняясь к Сокджину, прошипел Чимин. — Господин Пак, — погладив его плечо, начал Сокджин своё нравоучение вкрадчивым тоном. — Некоторые в любви пропадают, а некоторые находят себя. Второй вариант безусловно лучше. Первое ведёт в никуда. Вам нужно понять, какой любовью вы любите, и предпринимать дальнейшие шаги в соответствии с открывшейся вам истиной. — Ты думаешь, я пропадаю? Сокджин не ответил ему на этот вопрос, и Чимин, устало выдохнув, снова сел прямо и уставился на поверхность стола перед собой. — Вы не уверены в себе? Думаете, господин Мин может действительно предпочесть его вам? У вас ведь великая любовь… — Прекрати, — просил Чимин, сытый этими разговорами Кима. Лучше бы его вообще не слушать, когда он начинает долдонить об одном и том же, внушая и навязывая Чимину новые сомнения относительно их с Юнги отношений. К сожалению, ни с кем кроме Сокджина он не мог обсудить эти вопросы. Тэхён не знал о делах Чимина, а они оказывали значительное влияние на природу их с Юнги взаимоотношений. Тэхён свято верил в лучший исход, а Чимину этот оптимистичный взгляд не был близок. Сокджин выдохнул с лёгкой улыбкой, соглашаясь закрыть тему. — В общем, до следующего собрания нашего кружка ещё есть время. Подумайте над этим. Сказав это, он подозвал к ним одну из девушек щелчком пальцев, и та вплотную подсела к Паку. Она принялась подливать ему алкоголь и кормить ягодами с рук. Чимин пребывал в глубокой задумчивости, поэтому не отгонял её. К этому моменту спор между мужчинами уже утих. — Господин очень красивый и утончённый, — вдохновлённо выдохнула одна из дам. Девушка, сидящая рядом с Паком, заливисто и немного наигранно засмеялась, прикрывая рот. — Господин ещё и очень богатый, — бросил в шутку Ёнмён. — И очень властный, — продолжил Сокджин, роняя с глаз смешинки. Чимин заторможенно кивнул, его губы растянулись в лёгкой улыбке. — А что вы думаете о предложении господина Ли, только честно? — склонившись над столом, спросил товарищей Ёнмён. — По поводу привлечения наёмников и покупки оружия на Цусиме? При всём моём уважении, звучит как безумие. По примеру Соль очевидно, что привлекать иностранцев — не самая лучшая идея. В особенности пиратов… — отозвался один из мужчин. — Да… Да, на корабли, выходящие в море, часто нападают пираты. Сегодня мы купим у них оружие, а завтра они снова разграбят и мои, и государственные суда. В общем… я против, — ответил Чимин спустя несколько секунд. — Ведь с ними давно назревает конфликт? Я думаю, это дело можно легко будет прикрыть. Вы, господин Пак, сможете с ними договориться, — бросив на него короткий нечитаемый взгляд, высказал Ли Юнхун. — Я не хочу этим заниматься, — опуская взгляд в столешницу, проговорил Чимин. — Мне кажется, я уже дал всем об этом понять, и довольно чётко. — Это очень рискованное мероприятие, Юнхун, — попытался возразить Пак Ёнмён. — У господина Пака нет семьи. Он более остальных подходит на эту роль. Без наёмников, просто купить оружие у японцев будет достаточно. Никакого иностранного вмешательства. Чимин думал, что Ёнмён придерживался его стороны, но очевидно, что с Ли они друзьями были дольше, чем с ним. Однако было верным, что в случае Чимина не было таких рычагов давления, как семья. — Подумай над этим ещё хорошенько, — с улыбкой закончил Ёнмён и потянулся через стол, чтобы потрепать его за плечо. — Зачем оружие, зачем армия, если все за бескровную смену власти? — резко спросил Чимин. Он взбросил голову и осмотрел всех присутствующих. Девушка рядом с ним от неожиданности вздрогнула, а затем обернула свои руки вокруг его шеи, прижимаясь ближе. Чимин повёл плечом, но она проигнорировала его намёк и уложила свою маленькую ладонь ему на бедро. — Чимин, — выдохнул Ёнмён. — Это невозможно, если нам не будет что противопоставить силе короля. Это стратегически выгодное решение просто иметь армию и оружие про запас. — Пора бы уже понять это, господин Пак, — с упрёком высказал Ли. Чимин нахмурился и потянулся к алкоголю. У него ведь тоже может быть своё мнение, почему никто не хочет к нему прислушаться? — В любом случае, это целиком и полностью в моей воле. Корабли на юге есть только у меня, — глотнув, недовольно ответил он. — Вы не обязаны подвергать себя такому риску, — выступил в его защиту Сокджин с привычной вежливой улыбкой на устах, — Но вы бы могли внести свой существенный вклад в наше общее дело. Мужчины продолжили отвлечённое обсуждение, а кисен не отпускала его ноги — более того, она начала активнее его наглаживать. — У господина есть свой флот? — промурчала она ему на ухо. — Покатаете меня на корабле? Он подцепил девушку за подбородок, и, взглянув на неё из-под полуприкрытых век, произнёс полушёпотом: — Верно, милая, ты даже представить себе не можешь, сколько у меня денег, сколько власти… Как процветают все, с кем мне приходится иметь дело. Только не рассказывай никому из своих клиентов, хорошо? Девушка быстро закивала, давая обещание, что совершенно точно не расскажет об этом никому. Чимин натянуто улыбнулся и отпустил её лицо. Он только потянулся за стопкой, как ощутил руку девушки в опасной близости от паха. Он непроизвольно дёрнул ногой и постарался сделать вид, что не заметил этого. — Насчёт кораблика я подумаю, — прочистив горло, ответил он и попытался спрятаться за стопкой с соджу. Чимин принял правила игры и понял, что шугаться от девушек в присутствии других заговорщиков не стоило. К тому же, сейчас прослыть мужеложцем было бы не больно-то и хорошо, пока он участвует в этой авантюре. И если все думают, что на него нет рычагов влияния, то и славно, потому что Юнги был именно, что его рычагом. Чем уязвимее он казался, тем больше грязной работы на него пытались повесить. Эта идея с использованием его личного флота для сделки с японскими пиратами и впрямь звучала как совершенное безумие. Нет, он точно не пойдёт на такое — риски были слишком велики. Девушка накрыла его пах ладошкой, и Чимин взмолился, что Юнги уже успел вернуться с работы к себе домой, потому что под штанами ожидаемо ожило.