***
Чимин скрючился на полу в новой, незнакомой комнате, в душевной боли, которая разрывала все внутренности. Стукнулся затылком о доски пола в попытке прогнать мысли, очистить голову полностью, чтобы не было боли, ничего больше не было. Чтобы не чувствовать, не ощущать, как в этом мире наоборот его потрошат и всаживают в сердце копьё страшной правды. — Слуги! — звал он с надрывом, перевернувшись на живот. В палаты, ставшие ему новой тюрьмой, тут же вбежали две девушки. — Принесите соджу, — потребовал Чимин. Девки, увидев его в таком состоянии, пошептались меж собой, но в итоге кротко поклонились и посеменили за выпивкой. От министра Кима бутылки приходилось прятать, здесь же пока не было ясно ничего. Накажут ли его за пьянство, когда всё выяснится? Никто не потрудился ему хоть что-либо объяснить. Чимина просто затолкали в комнаты, пообещали утром привезти вещи из поместья, и всё. Пак пытался вернуться домой, но гвардейцы сослались на приказ короля и не пустили на выход даже из палат — с тех пор он сидел здесь и не понимал, что делать дальше. Он стал заложником дворца. Это место и ранее не вызывало каких-то позитивных эмоций, а теперь, по мановению руки короля, он оказался заперт в золотой клетке. Даже в тюрьме среди пьяниц и насильников он чувствовал себя лучше, и даже как-то больше на своём месте. Дворец был худшим местом, и проживали здесь исключительные преступники и убийцы. И даже дом кисен не был так плох — там он хотя бы сходил с ума не так стремительно, а по капле, поначалу даже не осознавая, в какое место он сбежал от диктатуры министра Кима. Чимин не оставлял надежд, что Тхэджон его может отпустить. Не сразу, со временем. Чимин будет этого добиваться. Причин удерживать его тут Пак не видел, но кто знал, что происходит в голове у этого жестокого самодура, кровавого повелителя судеб. Его дяди, что просто смешно. Он чувствовал себя предельно чуждо и одиноко. Так же, как и сам Чимин, слуги, охрана, дамы и евнухи не понимали, кто этот несчастный мальчишка, что он здесь делает, что вообще стряслось на королевской аудиенции. Чимин успел услышать шёпоты и толки, пока его вели сюда. Дальше будет только хуже — когда все осознают, что он принц, сын брата действующего короля, его фигуру окружат сплетни, а голоса ненавистников зазвучат громче. Хотелось закрыться, спрятаться. Того одиночества, какое он испытывал в этот момент, с лихвой хватало, чтобы отчаяться, потерять рассудок. Возможно, даже лучше было бы, если б его казнили за заговор. И он бы погиб в неведении, приняв свою судьбу такой, какая она есть. Умер, уверенный в себе и в своих идеалах. Разгромное поражение в этой войне, но он хотя бы пытался что-то исправить, и потомки рано или поздно оценили бы его шаг. Только с Юнги расставаться он не хотел — прошлый Чимин не хотел. Новый Чимин готов был отказаться от всего. Новый Чимин, Ли Чимин, должен был оборвать все связи с семейкой Мин. Алкоголь не сделал лучше, вместо этого ожидаемо распахнув дверь в глубины отчаяния. Чимин шатался по спальне, широкими жестами раскрывал все ящики, не заботясь о том, чтобы всё вернуть в свой первозданный вид. Стянул одеяло, взбил и разбросал подушки. Пока без ожесточения и ярости, скорее в попытке отыскать среди этого чуждого места что-то, похожее на смысл. Лежавшие в одном из ящиков вместе с другими принадлежностями ножницы сразу притянули к себе взгляд. Чимин отёр рисовый эликсир с губ ребром ладони, и, оставив бутылку на полу, сжал лезвия в руке. Пряди, выбившиеся из косы, падали на лицо и невообразимо этим раздражали. Как и одежда, как и лицо и тело, кровь, как оказалось, королевская — само тело ощущалось чужим. Взращённый из семени Ли Гва гнилой фрукт. — Фрукт, — произнёс Чимин, сокрушённо усмехаясь. Он отставил бутылку и упёрся ладонями в пол, вытянув ноги. Короткие смешки быстро обратились громким хохотом. Фрукт! Иероглиф «Гва», обнаруженный им на веерах зимой и на других подарках из детства. Такая неочевидная подсказка! Он впервые за вечер позволил слезам хлынуть из глаз, и скрючился над полом на четвереньках. Это реальность… и мать, и отца он помнил — помнил их лица, но не помнил, как людей. Кончики спутанных волос легли на поверхность пола. Пак опустил взгляд на ножницы в своих руках. На губах вспыхнула широкая улыбка, и судорожные смешки безумия вырвались из горла. — «Словно шёлк», да? — беря в одну руку косу, переброшенную через плечо, а в другую — ножницы, Чимин вспомнил эти слова Юнги. Старшему всегда нравились эти безобразные патлы. Всем вокруг нравились. Они были длины, блестели на солнце, красиво спускались по плечам, концами касаясь копчика. Отрубленная коса упала на пол. Сам себя лишил чести, срезав волосы. Пусть все и дальше думают, что он падший человек. Это ничего в его судьбе не изменит.***
На следующий день, по пробуждении Чимину пришлось столкнуться с осознанием, что всё произошедшее не было сном. У него было похмелье, при этом кожу головы не тянуло вовсе от веса волос, как это было всегда. И проснулся он в палатах дворца, а не в своей просторной, но аскетично обставленной комнате, где куча хлама и краски с кистями повсюду разбросаны. Кроме того, под смятым одеялом он был погребён в уличной одежде. В мозгу промелькнуло воспоминание о том, как он посылал слуг, намеревавшихся подготовить «принца» ко сну. Запустив руку в волосы, пальцами он скользнул по коротким прядям. Мелькнуло сожаление, сменившееся гневом на себя, так легко сдавшегося и впавшего в настоящее отчаяние. Но не время и не место сожалеть. Он отвоевал уже однажды право жить так, как ему того хотелось, попытается и во второй раз. Он не сразу обнаружил в покоях ещё одного человека. На полу у окна сидела седая старуха, в которой он опознал свою экономку, Ким Аран. — Вы… что тут делаете? — Чимин смотрел на неё в озадаченности, а когда Аран подняла голову, он отбросил с себя тонкое одеяло, садясь на постели со скрещенными ногами. — Ваше высочество, — она взбросила голову, как только услыхала его голос, развернулась лицом и склонилась в глубоком поклоне. — Я буду служить вам во дворце. — А Хваюн? — Пак задал первый вопрос, возникший в голове, и только потом осознал сказанное служанкой. — Не знаю, ваше высочество. Чимина передёрнуло от этого обращения к нему. — Господин Пак, — настойчиво попросил он. — Дворцовым этикетом не положено, ваше высочество. — Какая разница, положено, не положено?! — резче, чем он бы того хотел, возразил Пак. — Раз уж я принц, я тебя прошу! — Не могу, ваше высочество. Есть правила, которые я не могу нарушить. Этикет, — повторила она вновь. — Откуда тебе это ведомо?! — Я ухаживала за вами в детстве, ваше высочество, — напомнила она. — Я служила вашему отцу, нашему королю Чонджону. В мыслях промелькнуло воспоминание об их первом знакомстве. Значит, Аран знала и отца, и мать, которые, по её уверениям, жили тут, и упоминала об опыте работы во дворце. Чимин криво усмехнулся. — Меня одурачила даже моя служанка, — оттягивая пряди, бросил он и помотал головой в неверии. — Проваливай и не возвращайся сюда больше. Аран послушно поклонилась в ответ на его грубость и собралась было подняться, как Чимин остановил её, сдавленно прошептав: — Вы понимаете, насколько это жестоко? — Я сожалею, ваше высочество, — прикрывая глаза, ответила старушка. — Король знал о всех моих делах? — Нет. Я не докладывала, ваше высочество. Таков был уговор. Я делала всё согласно воле вашего отца, последней его воле. Король не мог просить меня ослушаться её. Уверена, он и сам искренне сожалеет, что всё обернулось таким образом. Его величество любил старшего брата, и к вам он расположен благосклонно. — Смогу ли я уйти отсюда? — устремляя взгляд на лицо женщины, спросил он. — Я не знаю. — Я не хочу здесь быть, — выдавил он, прежде чем послать Аран прочь. Какое-то время спустя в покои ворвалась придворная дама и евнух с полком других женщин и служанок. Чимин неприветливо смотрел на них, совершающих поклон, ощетинился, как уличный пёс. Ни сил, ни желания выбираться из постели он в себе так и не нашёл к этому времени. Эта дама среднего возраста во главе девиц сразу показалась ему той ещё стервой. Толстенький евнух же был приветлив и положительно настроен. Улыбался, возможно, слишком ярко для мрака, который был у Чимина внутри. — Ваше высочество! Позвольте представиться. Я евнух Чхве, а это — придворная дама Мун. Мы будем заботиться о вас, — воскликнул евнух и поклонился вновь. Чимин скривил лицо и поднялся с широкого футона, отбрасывая объёмное бирюзовое одеяло с вышивками в сторону. — Отведите меня к его величеству, — приказал он, босиком пройдя до столпившихся придворных, и сложил руки на груди. Встал, как глыба — с места не сдвинуть. Он не был намерен раскланиваться и знакомиться. — У его величества расписание, — громко и твёрдо обрубила его надежды эта Мун. — Я передам вашу просьбу и советники укажут, когда он сможет вас принять. — Днём это возможно? — В ближайшие пару дней при лучшем исходе, — непроницаемо возразила Мун. Голос у неё был громкий и низкий. Паку она ещё больше не понравилась. — Оставьте меня одного, пожалуйста, — отворачиваясь, попросил Пак. — Только принесите воду и полотенца. И мою одежду. — Ваши вещи прибыли, — поспешил доложить евнух. — Прикажете разложить? — Нет. Пускай Аран достанет мне дневной ханбок, а остальное не трогайте. Никто из вас. Оставьте всё в сундуках и узнайте, что с моей служанкой. Пак Гюри. Отчего-то Чимину казалось, что с Хваюн можно попрощаться. Аран сказала, что не знает, что с девушкой, но на этих словах её голос дрогнул и лицо опечалилось. Наверное, она и сама это понимала, но надеялась на лучший исход. Как и Чимин. Хваюн дала ему необходимую поддержку, выхаживала его и была рядом в самые тяжелые моменты. Девушка стала и проводником в новый, «взрослый» мир, и вместе с тем, знакомство с ней привело к тому, что он ныне имел: большие проблемы. Он срывался на кисен, подозревал её, и не безосновательно, но всё же они были близки когда-то. Без Хваюн ему бы пришлось действительно туго. Он любил её и называл своей подругой в начале их знакомства, но потом, обращённый в новый статус невероятно богатого человека, упаковал себя в скорлупу и стал относиться к ней как к слуге. Она не была честна с ним, но она и не желала никакого зла — даже наоборот. Он сам всё испортил. Хваюн была заложницей обстоятельств, очередной марионеткой, камнем на гопане Ким Сокджина и тех, кто стоял за ним. Чимин был таким же. Как оказалось, Хваюн казнили ранним утром без свидетелей. Её жизнь была несчастной и тяжёлой, и отчего-то Чимин ставил себя на её место. Посвящал этим размышлениям всё время, представляя, переживая жизнь этой девушки, проданной в дом кисен собственными родителями. Вынужденной продавать своё тело, а потом и убивать по приказу. Он чувствовал свою долю ответственности, как господин Хваюн, и большую вину за то, что жизнь её была прервана так рано и беспощадно. Если бы она не работала на Пака, с ней не обошлись бы так жестоко. От начала и до конца это была его вина. На счету Чимина теперь была ещё одна смерть. Пожалуй, самая трагичная и несправедливая. У него не было и шанса спасти её. Она действительно знала слишком много. Она умерла из-за него. Один вечер в доме кисен, когда она подсела за стол к несчастному дворянину, стал для неё роковым. Его бы казнили точно так же, будь он сыном носильщика сундуков, а не прошлого короля. И хоть он и не мог испытывать весь спектр эмоций, свойственных нормальному человеку, в глубине души он оплакивал потерю и жутко винил себя в её смерти. Все его чувства были притуплены сейчас, и будь это не так, Чимин бы попросту сошёл с ума.***
На следующий день в гнетущей тишине Аран подровняла ему волосы. С короткими волосами, своим серым лицом, синевой под глазами, болезненной худобой и совершенно обездушенным взглядом он бы и впрямь походил на несчастного простолюдина, но было что-то в этом образе. Чахнущая красота и блеск волос как отголосок лучей солнца, некогда их касавшихся. Никакое он не небесное светило, а вполне себе жалкий человек. Владыка — сын неба, а сын сына неба кто? Всё это просто лицемерие. Чимин на собственном примере понял, что властители никакого права не имели приписывать себе этот статус. Солнце, луна. А может земляной червь? В тот же день он снова сорвался. Тоска по подруге и былой жизни, огромное чувство вины сменились яростью и жаждой мести. Вместе с ними — неприятие правил новой жизни и былое ожесточение против мирового зла, которым представала королевская власть в его воображении. Он вырвался из палат, растолкав слуг и стражу на выходе. Евнух Чхве что-то ему кричал вслед, бежал следом. Целью Чимина было найти кронпринца. Чтобы попросить его о помощи, а если тот откажет — набить морду за действия комиссара и выпустить, наконец, давно скребущую на душе ревность. Отплатить старый долг, так сказать. У Пака, как человека, в жизни видевшего мало хорошего, руки чесались выместить на ком-то свои обиды и разочарование. Это было с ним всегда. По устройству характера зло он находил в конкретных людях. Сыну наложницы Чон, кронпринцу Хосоку не повезло стать новым и куда более доступным, чем король или Мины, олицетворением этого зла. От Кима он уже избавился, а братьев Мин устранил Тхэджон. Он один теперь против всего мира. Угроза нападения со стороны старых врагов сохранялась, а тут ещё и с другой стороны подоспели. Он в логове змей. И король, и королева, и Сокджин, и Хосок, и бесчисленное множество… Чимин знал, где живёт кронпринц, туда он и направился. — Ваше высочество! — рявкнул он, наспех поклонившись, когда слуги под давлением пропустили его в рабочий кабинет кронпринца. — Добрый день. Есть разговор, — начал он сходу. Хосок смерил его тяжёлым взглядом. Было ясно как белый день, что Чимин пришёл не в поисках светской беседы. Он застал кронпринца за письмом. Тот отложил кисть и поднялся из-за стола, подошёл к нему, вставшему посреди комнаты. Чимин неумело сдерживал все эмоции: дыхание было тяжёлым, ноздри раздувались, а губы искусанные поджимались в линию. Подрагивающие пальцы сжимали ткань одеяний. — Странно всё обернулось, — заглянув ему в глаза, тихо произнёс кронпринц. — Да уж, — язвительно согласился Пак. Или теперь он Ли? Страшно подумать — они с Хосоком родственники! — Прошу вас освободить меня. Я отказываюсь от титула. — Я не в праве, — сосредоточив взгляд на его лице, ответил кронпринц. — Если его величество приказал вам оставаться здесь, я не могу ничего изменить. — Попросите его, — твёрдо настоял Чимин, надвигаясь на кронпринца. — Если он принял решение, его не переубедить, — Хосок держал оборону и не позволял давить на себя. На какое-то время они задержали пристальные взгляды на лицах друг друга. Чимин закипал и становился нетерпелив. Было ясно как белый день, что кронпринц — всего лишь марионетка, власти той, что должен иметь будущий наследник, он не имел. Ни характера, ни воли, ни желания. Все это знали. Следующие слова кронпринца пальнули прямо по этой пороховой бочке: — Учитесь выживать здесь, — у кронпринца на лице застыла маска обречённости и смирения. Пак был не таков — он не будет сидеть и ждать, как этот беспомощный глупец, — Как пришлось выучиться мне. — Сука, — Чимин рванул его на себя за шиворот, — если бы не твой дед, этого всего бы не произошло. Кронпринц отбросил руку от себя. Чимин быстро сдался и выпустил ткань. Он хоть и был теперь принцем, но Хосок стоял выше него в иерархии, к тому же он был старше. — Принцессой тебе быть больше к лицу. Выметайся и не смей себя так вести со мной, — резко отреагировал Хосок. Пак отошёл от него. Лучше он покинет палаты прямо сейчас, иначе мордобоя не избежать. Какое же рвение зарядить по лицу вызывал у него кронпринц! — Не приближайся к Юнги. Мой тебе братский совет, — прошипел он угрожающе. — Ты должен был стать кронпринцем, а не я. Надеюсь, судьба всё расставит по своим местам. — Тогда я убью эту суку-судьбу, — плюнул Чимин, останавливаясь на полпути к выходу из помещения. — Это ты убил министра? Я всегда знал, что ты чудовище, — бросил ему Хосок. Не намерен был сносить грубость, видимо. Хотел кольнуть соперника в ответ. Чимин рванул к Хосоку, чтобы вновь взять его за грудки и дёрнуть на себя. — Я. Этого. Не делал! — прикрикнул он, — Будешь и дальше разбрасываться словами — я ударю. О, не сомневайся. Я ведь теперь принц! Могу выбить из тебя дурь и отделаться поркой. Заткни свой рот, — шикнул он в конце. — Убирайся, ты не в своём уме, — кронпринц толкнул его в плечо. — Все понимают, что Кима убил именно ты! Никто другой не рискнул бы этого сделать. — Мерзкий ублюдок, — дёрнувшись в сторону кронпринца, рявкнул Чимин. — Моё последнее тебе предупреждение. Раз это я убил отчима, то тебя убить мне будет раз плюнуть. Чимин развернулся, и не прощаясь удалился из покоев под тяжелым взглядом Хосока. Евнух подбежал к принцу, когда он покинул маленький дворец кронпринца, и запричитал: — Что же вы делаете, ваше высочество! Соблюдайте этикет, пожалуйста, это весьма важно, все обязаны соблюдать правила дворца! Чимин бросил в его сторону уничтожающий взгляд. — Я не намерен здесь оставаться. Его уже второй день отчитывали за незнание правил, прямо как в старые-добрые времена в доме министра Кима. Интересно, как там поживает Намджун? Все его друзья наверняка уже узнали. И дворяне из партии заговорщиков. Вся столица, наверное, взбудоражена этой новостью, а может и не волнует никого Пак Чимин, сын неизвестного носильщика чемоданов. Богач без богатств, господин без слуг. Чонгук рассказал Тэхёну? А Юнги?.. Интересно, какова была первая мысль хённима, когда ему описали ситуацию. Он же работал во дворце, отныне Чимин каждую минуту рисковал встретиться с ним. Сложнее всего было думать о нём. Многое оставалось неясным. Мины пытались его убить, когда он был ребёнком, но пострадал Юнги. Знали ли королева и Мин-старший о том, кем является Чимин? Судя по всему, нет… Не могло быть так, что его окружает так много актёров. Сокджин, как зеркало души всех власть имущих, не давал ни одного намёка на то, что обладает каким-то знанием о происхождении Чимина. В тюрьме он вёл себя так, будто действительно удивлён задержанием. Так или иначе, отец Чимина погиб от рук Минов, король свершил свою вендетту, вследствие чего Чимин лишился Юнги на пятнадцать лет. Как ни глянь — в результате действия основных игроков страдал Чимин: и свои, и чужие, лишили его дорогих людей. А кто были свои, кто были чужие? На этот вопрос не было ответа. Король держал над ним опеку все эти годы, и, наконец, когда Чимин ввязался в уж очень громкую историю и большие неприятности, решил закрыть его в дворце. Видать и впрямь был озабочен его безопасностью. Только что Чимину от этого? Быстрая смерть от казни и несчастная жизнь были на чашах весов. Ему был дан шанс жить дальше, и Чимин должен был бы благодарить судьбу за это, но отчего-то не мог. С Юнги стоило поговорить. Чимин должен был собрать в себе силы и попросить старшего оставить его. Навсегда ли — это вопрос… Но никому из них не будет хорошо, если они продолжат эти отношения. Тень семейной вражды, тёмной трагедии. Чимин просто не сможет это вынести. Другое — реакция общественности. Им просто не дадут быть вместе. Видно, всё-таки не судьба.