ID работы: 11273483

Послушные тела

Слэш
NC-17
В процессе
383
автор
itgma бета
annn_qk бета
Liza Bone гамма
Размер:
планируется Макси, написано 573 страницы, 34 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
383 Нравится 456 Отзывы 332 В сборник Скачать

Глава 28. Декоративный бог

Настройки текста
Примечания:
      Чимин сжался в маленький комок нервов. Он давил лбом на костяшки уложенных на полу рук и терял остатки самообладания. Король ждал, пока Чимин выполнит его просьбу. Вечно горбиться над полом Пак не мог, — король уже выходил из терпения, и все подданные знали, что злить его величество не стоит. Собрав все силы в сжатых до побелевших костяшек руках, он поднялся над полом.       — Ты можешь посмотреть на меня.       Чимин расширившимися глазами уставился на ноги правителя в суконных сапогах. Он не ослышался? Король позволил преступнику смотреть на него? Пак с опаской выполнил приказ, медленно подняв на самодержца взгляд.       — Ты знаешь, почему оказался здесь?       — Я совершил непростительную ошибку, ваше величество, — сглотнув ком в горле, с неожиданной даже для него самого твёрдостью ответил Пак.       — Без сомнения, — хмыкнул король, отходя чуть в сторону, чтобы рассмотреть профиль Пака.       Чимин невесело ухмыльнулся уголком губ.       — Я не достоин жить, — добавил он для проформы. Неважно ведь уже, каким тоном он это скажет, — всё равно не пощадят. Кажется, он приблизился к тому, чтобы всё отпустить. Хотелось поскорее обрести это успокоение, умиротворение. Чтобы не было больше страха и гнева.       Король громко вздохнул и присел перед ним на корточки. Пальцем поддел подбородок Чимина, заставляя посмотреть на себя. Король вглядывался в его лицо, пока Чимин хаотично бегал глазами, лишь бы избежать столкновения. Ему не было позволено этого делать, даже самым приближённым сановникам не позволялось смотреть в глаза правителю.       — Ты ничего не знаешь, — заключил король, отпуская его подбородок. — Тебе придётся меня выслушать. Не бойся, казнить никто тебя не собирается, — бросил он. — Но потом тебе придётся рассказать мне, как ты ввязался в это.       Пак нахмурился. Его разозлила эта снисходительность противника. И он ничего не понимал. Выслушать? Что этот безумец скажет ему? Заставит работать на себя? Чимин лучше умрёт, чем дастся ему в лапы.       — Если пообещаешь не буянить, я выпью с тобой чаю и расскажу всё.       — О чём вы хотите мне рассказать?       — О твоей семье.       У Чимина сердце пропустило удар, и он по-прежнему ничего не понимал. Он пришёл сюда, готовый принять поражение, закончить всё, пасть жертвой круговорота интриг и кровожадного режима короля. Вместо этого, с первых же минут Тхэджон своими действиями вгонял только в больший ступор. При чём здесь семья Чимина, если как таковой у него не осталось? С чего бы его величеству брать и обсуждать с Паком его родословную? Правда об обстоятельствах смерти министра Кима просочилась во дворец? Или же король собирался ему рассказать, куда мать с отцом запропастились? Возможно, Тхэджон и знал, каков был конец его приближённого, который оставил сына и отправился на службу в Империю Мин.       Да и пить чай с королём? Что ж, с королевой он уже чаёвничал. Так возвысился, что вот-вот сможет гордиться, что пил чай с обоими, только никакого смысла хвастаться не было больше.       Чимина никто не спрашивал, хочет ли он участвовать в этом абсурдном чаепитии. Слуги внесли чайные столики и разлили напиток по пиалам. Прямо тут, в центре тронного зала, пленник с вымученной благодарностью принял угощение. Он ощущал напряжённый взгляд Чонгука на спине — единственного из людей, оставшегося в зале с ними. Никто кроме короля не понимал, что происходит. Чонгук был столь же дезориентирован, что вселяло в Чимина чуть больше уверенности. Куда страшнее было бы остаться с королём наедине, без свидетелей. Чимин даже дышал с осторожностью в ожидании откровений.       — Пак Хёнук приходится тебе отцом, так? — Чимин кивнул, и король обрубил поток его мыслей одной фразой:       — Пак Хёнука не существует.       — Мой отец умер? — на короткий миг столкнувшись взглядами с королём, озадаченно спросил Чимин.       — Вернее, Пак Хёнук существовал, но он действительно умер давным-давно. Он носил чемоданы моего брата, когда тот ездил в Империю Мин.       Чимин уставился на короля в замешательстве, забыв о всяком этикете. К чему ведёт этот разговор? Чимин был сыном носильщика чемоданов — это, конечно, несколько расстраивало, но что же с наследством, откуда оно взялось в таком случае? Ли Гва, предыдущий король, даровал ему не только верфи, но и благородный титул? Тогда это всё объясняло, но Тхэджон явно вёл к чему-то другому. Король был внешне спокоен, даже расслаблен. Обыденно потягивал чай и смотрел время от времени на Чимина таким пристальным взглядом, что заставлял съёживаться. У него был очень тяжёлый взгляд; его было трудно долго выдерживать.       — Мой брат, Ли Гва, использовал имя Пак Хёнук, чтобы публиковать новеллы и стихи. И чтобы защитить тебя, Чимин, он указал его твоим отцом. Ты сын Ли Гва, короля Чонджона, моего брата.       — Что? — вырвалось у Чимина. Губы искривились в усмешке. Ему потребовалось время, чтобы осознать сказанное, но не принять. Этот безумец явно над ним насмехался. — Я что, ваш племянник?       — Да, — подтвердил король, глядя прямо и твёрдо ему в глаза. — Ты сын своего отца. Ты похож на него, в тебе я вижу его в молодости, и мать, Чимин. Ты не Пак из Мильсона, ты Ли из правящей династии Чосона. Ли Чимин.       Чимин резко дёрнулся, отклонившись назад, и упал на локти. Посуда брякнула, когда он стукнулся коленом о столик, чай пролился из пиал. Он отполз назад, прочь от этого безумного человека. Рядом тут же оказался Чонгук с рукой на мече, запрятанном в ножнах. Они с Чимином обменялись недоумёнными взглядами.       На прежде непроницаемом лице его величества промелькнуло замешательство, но лишь на какой-то миг.       Чимин отказывался ему верить. Это какая-то манипуляция, глупая шутка.       — Придётся во многом разобраться. С бумагами полный бардак. В архивах дворца всё записано верно, но в городских возникла путаница. Я так понимаю, комиссар тебя задержал именно на этом основании. Он будет наказан, — твёрдо, но расслабленно заключил Тхэджон, так, что сомнений в том, что комиссару Чону не поздоровится, можно было не сомневаться. — Они объединились против тебя. И Мины, и Чоны, и клан Кимов. Возможно, узнали обо всём…       — О чём вы говорите?! — так и не поднимаясь, не сдержался Чимин.       — Имей уважение! — приструнил его басом король. — Говори как подобает.       Чимин в поисках каких-то ответов поднял глаза на Чонгука, вставшего рядом. На его полный вопросов взгляд Чонгук ответил кивком. Значит ему не почудилось, значит король говорит правду. С чего бы врать? Возиться с ним, время тратить.       Пак медленно развернулся к его величеству.       — Вы… вы дали приказ убить Чонджона, чтобы занять трон. И принца Ли Сона… Если я и впрямь сын покойного короля, это значит, что вы убили моего отца!..       Его величество крепко сжал пиалу в пальцах. С резкостью поставив посуду на столик, он сердито выдохнул.       — Вы и меня убьёте, — осознав это, Чимин отчаянно улыбнулся. Его растянутые в широкой безумной улыбке губы подрагивали.       — Заткнись, — оборвал он резко. Король сдерживал гнев всеми силами. Глаза горели яростью — казалось, он готов был своими руками придушить Пака за эти слова. — Я не убивал своего брата. Он был мне самым близким человеком! — он сорвался на крик, заставляя Чимина сжаться. — Мины убили его, напали со спины после того, как он отрёкся в мою пользу!       Чимин резко нахмурился и сморщился болезненно. Он потянул ткань одеяния на сердце, ощутив, как спирает его дыхание, а взгляд застилает пелена слёз. Семья Юнги лишила его отца?       — Вы лжёте… Признайте свою вину!       Король поднялся из-за своего столика, снося всю посуду резким движением, и подошёл к Паку, чтобы залепить ему звонкую пощёчину. Чимин накрыл ладонью место удара и уставился в пустоту перед собой. Он был в ступоре, и мысли перемешались в голове.       — Ты в смятении, но это не даёт тебе права вести себя так! — рявкнул он так, что эхо прокатилось по залу. — Ещё одна такая выходка — и я тебя высеку, — он распрямился, гневно выдыхая. — Королева Мин и её союзники всё подтвердят. Но никто не знал о твоём происхождении, вот и втянули в свои интриги. Что ж, это нам только на руку.       — Нам… Что? Простите, я… Семья Мин убили моего отца?       — И мать.       — И мать… Почему же я не помню их, почему они меня оставили? — Чимин сдерживал этот ком в горле, давил в себе слёзы. Внутри он переживал бурю. Что-то трескалось, рассыпалось, переворачивалось с ног на голову. Его мир рушился. Он не справится, он просто не сможет жить с новой правдой. Если это вообще правда…       — Твоему отцу часто приходилось ездить в Китай, когда ты был совсем мал, а потом наш отец возвёл его на трон. Ты просто был слишком маленьким, он хотел тебя защитить.       — Так почему никто, никто не мог мне сказать, кто я такой?       — Юноша… — в его голосе промелькнула теплота. Король едва заметно улыбнулся, глянув на него. Жалел. — Отец не одобрил его брака, поэтому родители держали тебя на расстоянии, но они любили тебя, сынок. Время было тяжёлое, — надавив на виски, произнёс король. — А Пак Хёнук… просто случайный слуга. Я утомился с тобой. Говоря кратко — у брата был псевдоним. Когда поползли слухи, что стихи пишет он, Гва взял и назвал слугу этим именем. Какой-то беспорядок, — выдохнул устало король, выдержав короткую паузу. — Ты не можешь больше жить как прежде. Будешь жить во дворце. Твои вещи перевезут сегодня же, тебя проводят в палаты. Ступай, мы поговорим ещё.       Чимин глупо уставился впереди себя. Он не понял ничего из сказанного королём, он не мог осознать, что является… принцем? Что ему придётся жить с этим знанием, жить здесь, подле короля, которого он ненавидел всей душой и положил жизнь на борьбу против его власти.       Он боролся не за то. Служил убийцам своих родителей. Его с самых пелёнок обманывали и держали в неведении — где здесь забота?       — На тебя напали в детстве? — развернувшись, неожиданно спросил король. — В доме Мин.       — Да, — выдавил Чимин тихо и сломлено.       — Это их рук дело. Тебя пытались убить. Зачистить всю семью Гва, чтобы никто не мог претендовать на трон. Только заключили, что ты не тот, кого они искали, вот и оставили в покое. Королева и её гнусные братья… До встречи, Чимин, — бросил Тхэджон напоследок и махнул рукой, приказывая Чонгуку вывести его из зала.       Когда Чонгук вывел его из малого дворца и закрыл тяжёлые двери, Чимин так и встрял на пороге, не в силах сделать и шагу. Рассеянным взглядом он нашёл лицо генерала.       — Я не хочу, — гневно выдыхая, прошипел он.       Над пустынным дворцом мягкие перья редких облаков застыли в смятении. Только малочисленная стража была выставлена у зданий и ворот. По одному-двое они замерли как человечки из соломы, дурацкие игрушки с бездушными лицами. Течение времени остановилось. Чимину казалось, что когда он входил во дворец, небо было точно таким же. Однако за тяжёлыми воротами, у трона, перед его глазами пронеслась вся жизнь. Вся вера и надежды, все убеждения и вся уверенность были разрушены парой слов за какие-то жалкие минуты. Его пиала была опрокинута, и весь напиток оказался разлит по столу.       Чимин развернулся на носках, намереваясь ворваться в зал и лично высказать королю, что не собирается жить во дворце, что он отказывается от этого титула, но Чонгук перехватил его поперёк талии и отвёл в сторону. Наклонившись, полушёпотом попытался переубедить:       — Не перечьте ему. Он не даст своего согласия. Может позже.       — Говори со мной нормально! — сорвался он. Чонгук, генерал гвардии, обращался к нему теперь на вы — это значит и Юнги будет ему теперь «выкать» и падать в ноги?       При мысли о Юнги сердце отдало резкой болью. Он смял ткань ворота, отвернулся от Чонгука, опустив пустой взгляд на свои ноги в черевичках. Семья Юнги лишила его всего? Не король? Значит ли это, что смерть братьев Мин — это месть за его отца? У Чимина мигом разболелась голова и воздуха перестало хватать. Участилось сердцебиение, он осел на землю, — ослабевшие ноги отказывались держать вес тела.       Чимин хватал воздух ртом в попытке отдышаться, но от этого становилось только хуже. Чон опустился рядом с ним на колени и замер с занесёнными руками, не зная как помочь.       — Успокойтесь… Успокойся, Чимин, — добавил он шёпотом. — Всё будет в порядке. Я провожу тебя в комнаты. Или ты хочешь увидеть Юнги?       — Я… я не хочу, — задыхаясь, выдавил он, а затем вскрикнул: — Я не хочу его видеть! Я никого не хочу! Оставьте меня в покое!       Он зарылся рукой в спутанные волосы и начал качаться из стороны в сторону, ломаться от душевной боли, не находя себе места. Заглатывал воздух и давил в себе всхлипы. Заламывал руки и прятал лицо в ладонях, пока не скрючился прямо над землёй, уронив голову.       — Чимин…       — Что же… — невнятно заглатывая слова. — Что же… Как я теперь… Никого нет… Я…       — У тебя есть Юнги-хён, у тебя есть Тэхён… И я. Я на твоей стороне. Капитан Мин, он ведь…       Чимин не стал ему отвечать; он пребывал в состоянии самой настоящей истерики. Так быть не могло. Его мир был разрушен. Всё, во что он верил, — оказалось ложью. Он строил своё мировоззрение вокруг той истории, в которую верил с детства. Которую ему поведали. Чимин верил в то, в чём его убедили все, обманутые и обманщики, но правда — он остался с ней наедине.       По звуку быстрых шагов по гранитной крошке Чимин осознал, что он всё ещё тут, что мир вне черепной коробки существует. Что время продолжает свой ход, что Чонгук рядом и уже не знает, как может помочь. На периферии поля зрения возник Юнги. Перепуганный, бледный, запыхавшийся.       — Чимин-а, — обеспокоенно протянул старший его имя. Сбавив шаг, он подошёл ближе. Присел рядом, протянул руки, но всё не решался коснуться, видя, в каком состоянии находится Чимин.       Пак замер ледяной глыбой. Так же холодно внутри, и ни одной конечностью не пошевелить. Даже дыхание спёрло. И вода — раньше она была стремительно обрушающийся водопад, быстро бегущий меж камней ручеёк, а теперь обратилась в ледяную глыбу внутри него. Он не хотел видеть Мин Юнги.       В этом мире наизнанку для любви к Мин Юнги не было места — сама история буквально кричала об этом.       — Что случилось? Ты как, Чимин-а?       В то же самое время хотелось прильнуть к Юнги, к его мужчине. Найти в объятиях старшего тепло, так необходимое сейчас, когда Чимин потерял всё. И чтобы сердце растаяло. Чтобы всё, как прежде: огонь внутри, страсть к жизни, какой бы паршивой она ни была. Нет сил. Будто он снова вернулся в то пограничье между жизнью и смертью во время болезни, но на этот раз Юнги был тут, только руку протяни. Не хотелось. Все мысли были о том, что «нет». Чимину нужно разобраться в событиях шестнадцатилетней давности в одиночку, потому что веры ничьим словам не осталось. Он был с Мином, когда тот сам разбирался в своей семейной истории, но у Чимина был долг ему помочь и желание — такое сильное, что сердце разрывалось каждый раз, как старший говорил, что не помнит его.       Он накрыл лицо рукой, скрываясь ото всех.       — Уйди, — собрав все силы, он смог произнести это с твёрдостью. Сила, быть сильным, быть в состоянии дать отпор и стоять на своём, что бы ни случилось — этот урок он усвоил.       Чимин не видел его лица, но знал, что Мин оказался в сильнейшем замешательстве.       — Я не хочу ни с кем говорить, — произнёс он тише, отворачиваясь. — Генерал, проводите, — потребовал он, поднявшись с помощью Чонгука. Генерал сам всё расскажет Юнги, он в этом не сомневался.       В его словах читалось явное «Оставь меня, Мин Юнги». Он должен был это сказать, чтобы Юнги не бежал за ним, беспокоился чуть меньше. Старший подарил ему так много любви и заботы, и он был ему благодарен за это, но теперь всё перевернулось. Отчего-то присутствие Юнги только больше путало мысли. Той жизни больше нет. Нет господина Пака, есть принц Ли Чимин.       — Чего?       Юнги, как и ожидалось, ничего не понял. Но не стал больше просить. Сердце отдалось болью; ведь старший понимал его как никто другой. Без лишних слов. Не стал останавливать, когда Чимин, сопровождаемый генералом, захотел уйти.       — Потом, хён, потом… — бросил он, обернувшись, но так и не смог поднять головы и взглянуть на Юнги.       Потом, которое, возможно, никогда не настанет. Чимин не мог ничего предполагать или обещать теперь. Нужно было всё переосмыслить, но это, казалось, займёт целую вечность. Всё это не выглядело реальным. В это было сложнее поверить, чем в Мин Юнги и Ким Сокджина, путешествующих во времени.

***

      Чимин скрючился на полу в новой, незнакомой комнате, в душевной боли, которая разрывала все внутренности. Стукнулся затылком о доски пола в попытке прогнать мысли, очистить голову полностью, чтобы не было боли, ничего больше не было. Чтобы не чувствовать, не ощущать, как в этом мире наоборот его потрошат и всаживают в сердце копьё страшной правды.       — Слуги! — звал он с надрывом, перевернувшись на живот. В палаты, ставшие ему новой тюрьмой, тут же вбежали две девушки. — Принесите соджу, — потребовал Чимин.       Девки, увидев его в таком состоянии, пошептались меж собой, но в итоге кротко поклонились и посеменили за выпивкой. От министра Кима бутылки приходилось прятать, здесь же пока не было ясно ничего. Накажут ли его за пьянство, когда всё выяснится? Никто не потрудился ему хоть что-либо объяснить. Чимина просто затолкали в комнаты, пообещали утром привезти вещи из поместья, и всё. Пак пытался вернуться домой, но гвардейцы сослались на приказ короля и не пустили на выход даже из палат — с тех пор он сидел здесь и не понимал, что делать дальше.       Он стал заложником дворца. Это место и ранее не вызывало каких-то позитивных эмоций, а теперь, по мановению руки короля, он оказался заперт в золотой клетке. Даже в тюрьме среди пьяниц и насильников он чувствовал себя лучше, и даже как-то больше на своём месте. Дворец был худшим местом, и проживали здесь исключительные преступники и убийцы. И даже дом кисен не был так плох — там он хотя бы сходил с ума не так стремительно, а по капле, поначалу даже не осознавая, в какое место он сбежал от диктатуры министра Кима. Чимин не оставлял надежд, что Тхэджон его может отпустить. Не сразу, со временем. Чимин будет этого добиваться. Причин удерживать его тут Пак не видел, но кто знал, что происходит в голове у этого жестокого самодура, кровавого повелителя судеб. Его дяди, что просто смешно.       Он чувствовал себя предельно чуждо и одиноко. Так же, как и сам Чимин, слуги, охрана, дамы и евнухи не понимали, кто этот несчастный мальчишка, что он здесь делает, что вообще стряслось на королевской аудиенции. Чимин успел услышать шёпоты и толки, пока его вели сюда. Дальше будет только хуже — когда все осознают, что он принц, сын брата действующего короля, его фигуру окружат сплетни, а голоса ненавистников зазвучат громче. Хотелось закрыться, спрятаться. Того одиночества, какое он испытывал в этот момент, с лихвой хватало, чтобы отчаяться, потерять рассудок.       Возможно, даже лучше было бы, если б его казнили за заговор. И он бы погиб в неведении, приняв свою судьбу такой, какая она есть. Умер, уверенный в себе и в своих идеалах. Разгромное поражение в этой войне, но он хотя бы пытался что-то исправить, и потомки рано или поздно оценили бы его шаг. Только с Юнги расставаться он не хотел — прошлый Чимин не хотел.       Новый Чимин готов был отказаться от всего. Новый Чимин, Ли Чимин, должен был оборвать все связи с семейкой Мин.       Алкоголь не сделал лучше, вместо этого ожидаемо распахнув дверь в глубины отчаяния. Чимин шатался по спальне, широкими жестами раскрывал все ящики, не заботясь о том, чтобы всё вернуть в свой первозданный вид. Стянул одеяло, взбил и разбросал подушки. Пока без ожесточения и ярости, скорее в попытке отыскать среди этого чуждого места что-то, похожее на смысл.       Лежавшие в одном из ящиков вместе с другими принадлежностями ножницы сразу притянули к себе взгляд. Чимин отёр рисовый эликсир с губ ребром ладони, и, оставив бутылку на полу, сжал лезвия в руке. Пряди, выбившиеся из косы, падали на лицо и невообразимо этим раздражали. Как и одежда, как и лицо и тело, кровь, как оказалось, королевская — само тело ощущалось чужим. Взращённый из семени Ли Гва гнилой фрукт.       — Фрукт, — произнёс Чимин, сокрушённо усмехаясь. Он отставил бутылку и упёрся ладонями в пол, вытянув ноги. Короткие смешки быстро обратились громким хохотом. Фрукт! Иероглиф «Гва», обнаруженный им на веерах зимой и на других подарках из детства. Такая неочевидная подсказка!       Он впервые за вечер позволил слезам хлынуть из глаз, и скрючился над полом на четвереньках. Это реальность… и мать, и отца он помнил — помнил их лица, но не помнил, как людей.       Кончики спутанных волос легли на поверхность пола. Пак опустил взгляд на ножницы в своих руках. На губах вспыхнула широкая улыбка, и судорожные смешки безумия вырвались из горла.       — «Словно шёлк», да? — беря в одну руку косу, переброшенную через плечо, а в другую — ножницы, Чимин вспомнил эти слова Юнги. Старшему всегда нравились эти безобразные патлы. Всем вокруг нравились. Они были длины, блестели на солнце, красиво спускались по плечам, концами касаясь копчика. Отрубленная коса упала на пол. Сам себя лишил чести, срезав волосы. Пусть все и дальше думают, что он падший человек. Это ничего в его судьбе не изменит.

***

      На следующий день, по пробуждении Чимину пришлось столкнуться с осознанием, что всё произошедшее не было сном. У него было похмелье, при этом кожу головы не тянуло вовсе от веса волос, как это было всегда. И проснулся он в палатах дворца, а не в своей просторной, но аскетично обставленной комнате, где куча хлама и краски с кистями повсюду разбросаны. Кроме того, под смятым одеялом он был погребён в уличной одежде. В мозгу промелькнуло воспоминание о том, как он посылал слуг, намеревавшихся подготовить «принца» ко сну.       Запустив руку в волосы, пальцами он скользнул по коротким прядям. Мелькнуло сожаление, сменившееся гневом на себя, так легко сдавшегося и впавшего в настоящее отчаяние.       Но не время и не место сожалеть. Он отвоевал уже однажды право жить так, как ему того хотелось, попытается и во второй раз.       Он не сразу обнаружил в покоях ещё одного человека. На полу у окна сидела седая старуха, в которой он опознал свою экономку, Ким Аран.       — Вы… что тут делаете? — Чимин смотрел на неё в озадаченности, а когда Аран подняла голову, он отбросил с себя тонкое одеяло, садясь на постели со скрещенными ногами.       — Ваше высочество, — она взбросила голову, как только услыхала его голос, развернулась лицом и склонилась в глубоком поклоне. — Я буду служить вам во дворце.       — А Хваюн? — Пак задал первый вопрос, возникший в голове, и только потом осознал сказанное служанкой.       — Не знаю, ваше высочество.       Чимина передёрнуло от этого обращения к нему.       — Господин Пак, — настойчиво попросил он.       — Дворцовым этикетом не положено, ваше высочество.       — Какая разница, положено, не положено?! — резче, чем он бы того хотел, возразил Пак. — Раз уж я принц, я тебя прошу!       — Не могу, ваше высочество. Есть правила, которые я не могу нарушить. Этикет, — повторила она вновь.       — Откуда тебе это ведомо?!       — Я ухаживала за вами в детстве, ваше высочество, — напомнила она. — Я служила вашему отцу, нашему королю Чонджону.       В мыслях промелькнуло воспоминание об их первом знакомстве. Значит, Аран знала и отца, и мать, которые, по её уверениям, жили тут, и упоминала об опыте работы во дворце. Чимин криво усмехнулся.       — Меня одурачила даже моя служанка, — оттягивая пряди, бросил он и помотал головой в неверии. — Проваливай и не возвращайся сюда больше.       Аран послушно поклонилась в ответ на его грубость и собралась было подняться, как Чимин остановил её, сдавленно прошептав:       — Вы понимаете, насколько это жестоко?       — Я сожалею, ваше высочество, — прикрывая глаза, ответила старушка.       — Король знал о всех моих делах?       — Нет. Я не докладывала, ваше высочество. Таков был уговор. Я делала всё согласно воле вашего отца, последней его воле. Король не мог просить меня ослушаться её. Уверена, он и сам искренне сожалеет, что всё обернулось таким образом. Его величество любил старшего брата, и к вам он расположен благосклонно.       — Смогу ли я уйти отсюда? — устремляя взгляд на лицо женщины, спросил он.       — Я не знаю.       — Я не хочу здесь быть, — выдавил он, прежде чем послать Аран прочь.       Какое-то время спустя в покои ворвалась придворная дама и евнух с полком других женщин и служанок. Чимин неприветливо смотрел на них, совершающих поклон, ощетинился, как уличный пёс. Ни сил, ни желания выбираться из постели он в себе так и не нашёл к этому времени.       Эта дама среднего возраста во главе девиц сразу показалась ему той ещё стервой. Толстенький евнух же был приветлив и положительно настроен. Улыбался, возможно, слишком ярко для мрака, который был у Чимина внутри.       — Ваше высочество! Позвольте представиться. Я евнух Чхве, а это — придворная дама Мун. Мы будем заботиться о вас, — воскликнул евнух и поклонился вновь.       Чимин скривил лицо и поднялся с широкого футона, отбрасывая объёмное бирюзовое одеяло с вышивками в сторону.       — Отведите меня к его величеству, — приказал он, босиком пройдя до столпившихся придворных, и сложил руки на груди. Встал, как глыба — с места не сдвинуть. Он не был намерен раскланиваться и знакомиться.       — У его величества расписание, — громко и твёрдо обрубила его надежды эта Мун. — Я передам вашу просьбу и советники укажут, когда он сможет вас принять.       — Днём это возможно?       — В ближайшие пару дней при лучшем исходе, — непроницаемо возразила Мун. Голос у неё был громкий и низкий. Паку она ещё больше не понравилась.       — Оставьте меня одного, пожалуйста, — отворачиваясь, попросил Пак. — Только принесите воду и полотенца. И мою одежду.       — Ваши вещи прибыли, — поспешил доложить евнух. — Прикажете разложить?       — Нет. Пускай Аран достанет мне дневной ханбок, а остальное не трогайте. Никто из вас. Оставьте всё в сундуках и узнайте, что с моей служанкой. Пак Гюри.       Отчего-то Чимину казалось, что с Хваюн можно попрощаться. Аран сказала, что не знает, что с девушкой, но на этих словах её голос дрогнул и лицо опечалилось. Наверное, она и сама это понимала, но надеялась на лучший исход. Как и Чимин. Хваюн дала ему необходимую поддержку, выхаживала его и была рядом в самые тяжелые моменты. Девушка стала и проводником в новый, «взрослый» мир, и вместе с тем, знакомство с ней привело к тому, что он ныне имел: большие проблемы. Он срывался на кисен, подозревал её, и не безосновательно, но всё же они были близки когда-то. Без Хваюн ему бы пришлось действительно туго. Он любил её и называл своей подругой в начале их знакомства, но потом, обращённый в новый статус невероятно богатого человека, упаковал себя в скорлупу и стал относиться к ней как к слуге. Она не была честна с ним, но она и не желала никакого зла — даже наоборот. Он сам всё испортил. Хваюн была заложницей обстоятельств, очередной марионеткой, камнем на гопане Ким Сокджина и тех, кто стоял за ним. Чимин был таким же.       Как оказалось, Хваюн казнили ранним утром без свидетелей.       Её жизнь была несчастной и тяжёлой, и отчего-то Чимин ставил себя на её место. Посвящал этим размышлениям всё время, представляя, переживая жизнь этой девушки, проданной в дом кисен собственными родителями. Вынужденной продавать своё тело, а потом и убивать по приказу. Он чувствовал свою долю ответственности, как господин Хваюн, и большую вину за то, что жизнь её была прервана так рано и беспощадно. Если бы она не работала на Пака, с ней не обошлись бы так жестоко. От начала и до конца это была его вина. На счету Чимина теперь была ещё одна смерть. Пожалуй, самая трагичная и несправедливая.       У него не было и шанса спасти её. Она действительно знала слишком много. Она умерла из-за него. Один вечер в доме кисен, когда она подсела за стол к несчастному дворянину, стал для неё роковым.       Его бы казнили точно так же, будь он сыном носильщика сундуков, а не прошлого короля. И хоть он и не мог испытывать весь спектр эмоций, свойственных нормальному человеку, в глубине души он оплакивал потерю и жутко винил себя в её смерти. Все его чувства были притуплены сейчас, и будь это не так, Чимин бы попросту сошёл с ума.

***

      На следующий день в гнетущей тишине Аран подровняла ему волосы. С короткими волосами, своим серым лицом, синевой под глазами, болезненной худобой и совершенно обездушенным взглядом он бы и впрямь походил на несчастного простолюдина, но было что-то в этом образе. Чахнущая красота и блеск волос как отголосок лучей солнца, некогда их касавшихся. Никакое он не небесное светило, а вполне себе жалкий человек. Владыка — сын неба, а сын сына неба кто? Всё это просто лицемерие. Чимин на собственном примере понял, что властители никакого права не имели приписывать себе этот статус. Солнце, луна. А может земляной червь?       В тот же день он снова сорвался. Тоска по подруге и былой жизни, огромное чувство вины сменились яростью и жаждой мести. Вместе с ними — неприятие правил новой жизни и былое ожесточение против мирового зла, которым представала королевская власть в его воображении.       Он вырвался из палат, растолкав слуг и стражу на выходе. Евнух Чхве что-то ему кричал вслед, бежал следом. Целью Чимина было найти кронпринца. Чтобы попросить его о помощи, а если тот откажет — набить морду за действия комиссара и выпустить, наконец, давно скребущую на душе ревность. Отплатить старый долг, так сказать.       У Пака, как человека, в жизни видевшего мало хорошего, руки чесались выместить на ком-то свои обиды и разочарование. Это было с ним всегда. По устройству характера зло он находил в конкретных людях. Сыну наложницы Чон, кронпринцу Хосоку не повезло стать новым и куда более доступным, чем король или Мины, олицетворением этого зла. От Кима он уже избавился, а братьев Мин устранил Тхэджон. Он один теперь против всего мира. Угроза нападения со стороны старых врагов сохранялась, а тут ещё и с другой стороны подоспели. Он в логове змей. И король, и королева, и Сокджин, и Хосок, и бесчисленное множество…       Чимин знал, где живёт кронпринц, туда он и направился.       — Ваше высочество! — рявкнул он, наспех поклонившись, когда слуги под давлением пропустили его в рабочий кабинет кронпринца. — Добрый день. Есть разговор, — начал он сходу.       Хосок смерил его тяжёлым взглядом. Было ясно как белый день, что Чимин пришёл не в поисках светской беседы. Он застал кронпринца за письмом. Тот отложил кисть и поднялся из-за стола, подошёл к нему, вставшему посреди комнаты.       Чимин неумело сдерживал все эмоции: дыхание было тяжёлым, ноздри раздувались, а губы искусанные поджимались в линию. Подрагивающие пальцы сжимали ткань одеяний.       — Странно всё обернулось, — заглянув ему в глаза, тихо произнёс кронпринц.       — Да уж, — язвительно согласился Пак. Или теперь он Ли? Страшно подумать — они с Хосоком родственники! — Прошу вас освободить меня. Я отказываюсь от титула.       — Я не в праве, — сосредоточив взгляд на его лице, ответил кронпринц. — Если его величество приказал вам оставаться здесь, я не могу ничего изменить.       — Попросите его, — твёрдо настоял Чимин, надвигаясь на кронпринца.       — Если он принял решение, его не переубедить, — Хосок держал оборону и не позволял давить на себя. На какое-то время они задержали пристальные взгляды на лицах друг друга.       Чимин закипал и становился нетерпелив. Было ясно как белый день, что кронпринц — всего лишь марионетка, власти той, что должен иметь будущий наследник, он не имел. Ни характера, ни воли, ни желания. Все это знали.       Следующие слова кронпринца пальнули прямо по этой пороховой бочке:       — Учитесь выживать здесь, — у кронпринца на лице застыла маска обречённости и смирения. Пак был не таков — он не будет сидеть и ждать, как этот беспомощный глупец, — Как пришлось выучиться мне.       — Сука, — Чимин рванул его на себя за шиворот, — если бы не твой дед, этого всего бы не произошло.       Кронпринц отбросил руку от себя. Чимин быстро сдался и выпустил ткань. Он хоть и был теперь принцем, но Хосок стоял выше него в иерархии, к тому же он был старше.       — Принцессой тебе быть больше к лицу. Выметайся и не смей себя так вести со мной, — резко отреагировал Хосок.       Пак отошёл от него. Лучше он покинет палаты прямо сейчас, иначе мордобоя не избежать. Какое же рвение зарядить по лицу вызывал у него кронпринц!       — Не приближайся к Юнги. Мой тебе братский совет, — прошипел он угрожающе.       — Ты должен был стать кронпринцем, а не я. Надеюсь, судьба всё расставит по своим местам.       — Тогда я убью эту суку-судьбу, — плюнул Чимин, останавливаясь на полпути к выходу из помещения.       — Это ты убил министра? Я всегда знал, что ты чудовище, — бросил ему Хосок. Не намерен был сносить грубость, видимо. Хотел кольнуть соперника в ответ.       Чимин рванул к Хосоку, чтобы вновь взять его за грудки и дёрнуть на себя.       — Я. Этого. Не делал! — прикрикнул он, — Будешь и дальше разбрасываться словами — я ударю. О, не сомневайся. Я ведь теперь принц! Могу выбить из тебя дурь и отделаться поркой. Заткни свой рот, — шикнул он в конце.       — Убирайся, ты не в своём уме, — кронпринц толкнул его в плечо. — Все понимают, что Кима убил именно ты! Никто другой не рискнул бы этого сделать.       — Мерзкий ублюдок, — дёрнувшись в сторону кронпринца, рявкнул Чимин. — Моё последнее тебе предупреждение. Раз это я убил отчима, то тебя убить мне будет раз плюнуть.       Чимин развернулся, и не прощаясь удалился из покоев под тяжелым взглядом Хосока.       Евнух подбежал к принцу, когда он покинул маленький дворец кронпринца, и запричитал:       — Что же вы делаете, ваше высочество! Соблюдайте этикет, пожалуйста, это весьма важно, все обязаны соблюдать правила дворца!       Чимин бросил в его сторону уничтожающий взгляд.       — Я не намерен здесь оставаться.       Его уже второй день отчитывали за незнание правил, прямо как в старые-добрые времена в доме министра Кима. Интересно, как там поживает Намджун? Все его друзья наверняка уже узнали. И дворяне из партии заговорщиков. Вся столица, наверное, взбудоражена этой новостью, а может и не волнует никого Пак Чимин, сын неизвестного носильщика чемоданов. Богач без богатств, господин без слуг. Чонгук рассказал Тэхёну? А Юнги?..       Интересно, какова была первая мысль хённима, когда ему описали ситуацию. Он же работал во дворце, отныне Чимин каждую минуту рисковал встретиться с ним. Сложнее всего было думать о нём.       Многое оставалось неясным. Мины пытались его убить, когда он был ребёнком, но пострадал Юнги. Знали ли королева и Мин-старший о том, кем является Чимин? Судя по всему, нет… Не могло быть так, что его окружает так много актёров. Сокджин, как зеркало души всех власть имущих, не давал ни одного намёка на то, что обладает каким-то знанием о происхождении Чимина. В тюрьме он вёл себя так, будто действительно удивлён задержанием.       Так или иначе, отец Чимина погиб от рук Минов, король свершил свою вендетту, вследствие чего Чимин лишился Юнги на пятнадцать лет. Как ни глянь — в результате действия основных игроков страдал Чимин: и свои, и чужие, лишили его дорогих людей. А кто были свои, кто были чужие? На этот вопрос не было ответа.       Король держал над ним опеку все эти годы, и, наконец, когда Чимин ввязался в уж очень громкую историю и большие неприятности, решил закрыть его в дворце. Видать и впрямь был озабочен его безопасностью. Только что Чимину от этого? Быстрая смерть от казни и несчастная жизнь были на чашах весов. Ему был дан шанс жить дальше, и Чимин должен был бы благодарить судьбу за это, но отчего-то не мог.       С Юнги стоило поговорить. Чимин должен был собрать в себе силы и попросить старшего оставить его. Навсегда ли — это вопрос… Но никому из них не будет хорошо, если они продолжат эти отношения. Тень семейной вражды, тёмной трагедии. Чимин просто не сможет это вынести. Другое — реакция общественности. Им просто не дадут быть вместе. Видно, всё-таки не судьба.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.