***
Таяли последние снега. Народ так и не восстановился от последствий прошлой суровой зимы, а перестановки в правительстве и назначение нового кронпринца повлекли за собой неразбериху. Оттого пострадала эффективность управления в разных областях, начиная от монетарной политики и заканчивая конфуцианскими академиями. Выросла преступность, да и чиновники на местах откровенно перегибали палку. Временами людей выдёргивали из домов и бросали на плаху без суда и следствия. Чтобы как-то восстановить равновесие, приходилось прибегать к самым радикальным мерам. И это только усугубляло ситуацию. Никаких празднеств по случаю Новой Луны организовано не было, все семьи собирались по домам, делали подношения предкам, как это и было заведено традицией с давних времён. Хэ впервые учавствовал в ритуале чхаре и делал подношения к поминальному столу своим настоящим почившим родственникам, включая отца, Ли Гва, предыдущего короля Чонджона. В составе членов королевской семьи посетил святилище грандиозного храма за пределами дворца, где отдал дань памяти духам тех, о ком никогда ранее не молился и не поминал. Прося своих предков защищать и оберегать его в этот Новый Год, мог ли он рассчитывать на их благосклонность? Должно быть, за двадцатилетнее забвение он будет проклят. Вероятно, он уже давно был проклят. Чимин не играл в новогодние игры и не запускал воздушных змеев с «семьёй», не участвовал в банкетах, а поздравления получал от немногих знакомых через письма. «Знакомых», то есть по большей части чиновников и дворян, которые хотели перед ним выслужиться. И то — лишь немногие из высокопоставленных чинов вообще обращали внимание на кронпринца. Скорее всего, думали, что Его Величество в действительности не намеревался надолго оставлять наследника своего брата в качестве приемника, что Ли Хэ дали погреть трон на пару месяцев, а потом его вышвырнут или того больше — убьют. Лишь в искренности поздравлений Чимин не сомневался. Его величество вызвал Хэ, чтобы наделить новыми полномочиями: решать дела Внутреннего дворца, где проживала вся королевская семья. К прочему, Правителем какое-то время назад было наказано поразмыслить над вариантами законов, которые могли бы исправить текущую непростую и нестабильную ситуацию в королевстве. Чимин добросовестно выполнил задачу и был готов огласить свои предложения. «Добросовестно выполняй свою работу» — гласила иероглифическая надпись под крышей малого дворца. Тронный зал здесь был куда меньше главного, но Чимин даже в такой более неформальной обстановке чувствовал себя только более скованно, оказываясь ближе к королю. Он возвёл глаза к неброским росписям под потолком, напрягаясь всем телом, когда король проделал свой путь мимо него до рабочего стола, располагавшегося на небольшой платформе. С его величеством зачем-то зашёл Чонгук, хотя тот мог остаться снаружи. Хэ бросил короткий взгляд в сторону оставшегося у входа генерала, и развернулся обратно к королю, чтобы совершить поклон. Усевшийся за столом на массивном резном кресле Тхэджон справился о его здоровье, скорее, чисто для вида, и приступил к обсуждению насущных дел: — Можешь делать всё что угодно, но с умом. Внутренним дворцом управлять почти так же сложно, как и целой страной. Лжецы, интриганы… здесь очень много вранья, кронпринц, — с пренебрежением отозвался король о жителях этого места. — Не гневи Небеса, правь мудро и стремись к установлению Порядка и Гармонии. Будь строг с подданными, не терпи неуважения. Тот, кто хает власть — нарушает естественный закон. — Да, Ваше величество... делать во дворце всё что угодно? — переспросил он, не вполне поняв суть наставлений короля. — Можешь приказать королеве Мин выпить яду, но я не думаю, что она тебя послушает, — его величество поднял взгляд сощуренных глаз из-за секундой ранее раскрытого им свитка и презрительно усмехнулся. — Ыхы, — Хэ нехотя ответил неловким смешком на неудачную, на его взгляд, остроту. Молодой человек сложил руки, медленно кланяясь в ожидании, когда они подойдут к обсуждению дел. — Организация брака принцессы Сонкён тоже на тебе. Отправь за дипломатами, — он кивнул Чонгуку, недвижимо стоявшему поодаль у дверей за спиной Хэ, — генерал также посодействует. Детали на них, — король быстро лизнул нижнюю губу, видимо, вспомнив, что Чимин не знал об этом, и пояснил: — брак с новым чжурчжэньским ханом… Владыкой диких племён. Дополнительные обязанности. Чимин уже загибался от количества обязанностей и ещё больше больше начинал думать, что эта роль ему не по зубам. С другой стороны, наблюдая раньше за Хосоком, он не мог сказать, чтобы тот был сильно занятым человеком. Может быть, только Чимину так достаётся? Может это Хосок грел трон? — Сколько ей лет? — нахмурился Хэ. — Четырнадцать-пятнадцать, может шестнадцать, много уж. Самое время. Чимин удивился, но показывать этого не стал — просто закивал в ответ с важным видом. Так вот к чему вся эта дипломатия. Он думал — в Китай, а папенька решил справить дочку, чьего возраста даже не помнил, куда подальше. К людям жёсткого нрава, где холод и свои порядки. Что ж, война на Севере принесла какие-то плоды, и чжурчжэньские племена удалось взять под какой-никакой контроль, а с объединившимися оставалось только заключить дипломатический союз. Брак, другими словами. Разве кроме Сонкён никого, подходящего на эту роль ни по возрасту, ни по статусу, не оставалось? А нужно ли жертвовать принцессой? Разве просто благородной дамы бы не хватило? Бедняжка могла уехать в Нанкин и выйти за какого-нибудь китайского принца, а вместо этого оказалась суженой чжурчжэня. Чимин ни разу не видел дикарей, но по разговорам Чонгука и Юнги о том, какие они яростные противники, понимал, что Сонкён придётся несладко. Принцессу отправляли не только за укреплением дружбы народов. По сути, ссылка была очередным выпадом в сторону Минов. Чимин это понимал и никак не собирался препятствовать. По какой-то причине с королём никогда не хотелось находиться рядом долго, благо встречались они нечасто. Король в молодости был известен своим обаянием, перед которым не могла устоять ни одна девушка. С возрастом он не стал выглядеть хуже. В его лице была гармония, хоть оно и заросло морщинами, а в бородке проступила седина. Но глаза… глаза его смотрели коршуном. Тёмный, цепкий взгляд, под которым чувствуешь себя ничтожеством. Взгляд жёсткого правителя. Взгляд, который у Хэ внутри вызывал сопротивление, — он не хотел позволить себя продавить, но слабая воля то и дело терпела поражение в этой схватке. И Хэ этому злился. Он так и не понял, что Тхэджон был за человек, но то, что тот мерзавец и тиран — было несомненно. И он — его родной дядя. До сих пор было сложно в это поверить. Чимин ещё недавно жаждал уничтожить эту власть, и мысль продолжить задуманное всё чаще посещала голову. Он хотел справедливости для себя и других, так почему бы не построить идеальный мир своими руками? Разница лишь в том, что Юнги в той безупречной картине мира занимал немаловажное место. Сможет ли Чимин отпустить все смертельные обиды на Минов? Нет. Любовь пройдёт, так ведь? Одна надежда на это. Только бы душу рвать перестало… — Ты подумал, какую казнь назначить комиссару? Пусть наложница Чон грызёт мозги тебе, а не мне. Он засиделся в темницах, скоро вершить правосудие будет не над кем, — король обвёл взглядом невысокий пьедестал под ногами и задумчиво протянул: — министр наказаний подлежит наказанию… Как интересно получается, — и усмехнулся. — Обезглавливание на площади перед Кванхвамуном, — без колебаний ответил Хэ. За эти месяцы он перебрал сотни вариантов, — а голову нанизать на пику над стеной и развернуть лицом ко дворцу. И чиновникам с улицы Министерств, и служащим ведомств, и обитателям дворца это послужит уроком. Чимин порядком намучился из-за комиссара, с этими взятками, ложными обвинениями в мошенничестве, с тюрьмой. Без него на горизонте будет легче. Комиссар Чон умрёт за то, чему так радовался — за дочь, ставшую наложницей и родившую Хосока, какое-то время пробывшего кронпринцем. А ещё он умрёт за то, что переступил дорогу Пак Чимину. Как и Министр Ким, кого Хэ убил собственными руками. Как и наёмник, которого он прикончил в детстве. Крови на руках будет только больше. Главное, чтобы такие, как Хваюн, больше не умирали. — Я также предложил бы принцу Ли Хосоку удалиться из дворца вместе с наложницей Чон, — добавил Хэ. — Она вносит слишком много хаоса как среди других наложниц, так и в королевскую семью, но её лучше оставить во дворце, — настоял король. Видать, он ещё питал к ней чувства как к женщине, хоть это и не было разумным. Ведь она могла влиять на него и важные решения, причём не только, опутав его своими сетями, но и через сановников. И, как оказалось, та вовсе не была глупышкой, не заинтересованной в политике. Зато Хосок был. Но в любви нет логики, и Чимин это понимал как никто другой. — А Хосоку действительно будет лучше отправиться в родовое имение, как он и мечтал, — король обыденно кивнул, а Чимин издал довольный смешок. Хосок получит то, чего так хотел, но будет ли он рад покинуть дворец теперь, когда он только-только заполучил Юнги? Если Ли и правда любил Мина, то протащить его через муки расставания поневоле будет лучшей местью, на которую Чимин был способен. Ведь Хосок не останется в Ханяне, — его отошлют на Юго-Запад. Хосок твердил, что это Чимин должен был быть на его месте. Пусть теперь сам поживёт как тот, кто некогда был известен под именем Пак Чимин. В неведении, с разбитым сердцем, далеко от того, что мог бы назвать домом… Да плевать на чувства. Пусть убирается подальше и больше не мозолит глаза. Хэ передал длинные списки заговорщиков, на составление которых он потратил месяцы. — Как и дело Внутреннего дворца, это тоже на тебе, — король поручил Чимину высылку Хосока, и на этом обсуждение данной темы было закрыто. — Кстати, на допросах комиссар Чон продолжает утверждать, что именно ты передал ему взятку в большом размере. С чего бы это? Может объяснишь, принц? — У него есть доказательства? — ощетинился Хэ и прикусил губу, поняв свою оплошность. Во-первых — откуда отец наложницы Чон прознал об этом? От Сокджина? От сливших его заговорщиков? Он ощутил головокружение от всех этих беспорядочных мыслей в голове. Столько тревог и вещей, вызывавших беспокойство, вопросов, которыми следовало срочно озаботиться. Он уже не знал, как прийти в себя. Нужен отдых. — Нет, — спокойно и как бы безразлично ответил король. — В любом случае, кто бы ни убил министра Кима… — его величество бросил короткий взгляд в сторону Хэ, — это уже не столь важно. Пусть для других это будет уроком. У Чимина отлегло. Тревога убрала цепкие пальцы от до боли вымотанной души, и дышать стало куда легче. Даже если король знал, кто на самом деле является убийцей — Хэ устал тревожиться. Тхэджон пробежался взглядом по последним столбцам и уточнил: — Это все, кто подлежат наказанию? Я, честно, поражён неверностью цензора. Что ж, пример министра финансов Кима показал нам, что даже самому приближённому деятелю нельзя доверять, — король уронил руку со свитком, громко вздыхая. Он отёр лицо ладонью, пригладив бородку, и дал Хэ новый бесценный совет: — Ты наверняка хочешь знать, где найти поддержку? Выбирай ближний круг с умом, кронпринц. Даже мне не удалось, — поражённо усмехнулся Тхэджон. — Тебе повезло побывать внутри группировки королевы. Ей конец, — он отбросил свиток на стол. — Что насчёт законов? Я вижу, ты принёс с собой записи. Читай. Чимин прочистил горло, кашлянув в кулак, и выудил из рукава свои записи: — Я начну с вопроса защиты лица королевской власти. Те из простого люда, кто разносит гнусные сплетни, тоже должны быть наказаны… — раскрыв бумагу, Чимин без лишних расшаркиваний начал перечислять соображения, выработанные на встречах с учителями и чиновниками. — Слуги в домах — пятью десятками ударов палками, свободные люди и государственные рабы — конфискацией зерна, или телесными наказаниями на усмотрение городовых. — Тех, кто злословит в пределах дворца, тоже… И в казармах, среди стражи в том числе, — оборачиваясь к стоящему у дверей Чонгуку, произнёс кронпринц. — Всех сплетников лишать чинов. Если проступок тяжёлый, наказание удваивается. — Конфискация зерна — это хорошая идея, так мы пополним государственные запасы, — король одобрительно кивнул. Запасы… Если прошлой зимой были использованы заготовленные запасы, то сейчас, и в особенности по весне, можно было обещать сильный голод. Пораскинув мозгами, Чимин пришёл к выводу, что в прошлом году была допущена грубая ошибка в сельскохозяйственном планировании. Сейчас он ратовал за фактическое изъятие всего продовольствия и распределения по провинциям. Кажется, министр Ким собирался провернуть что-то подобное, только с налогами, но в итоге всё разворовал. Чимин проследит, чтобы такого не повторилось. — Нужно, насколько это возможно, выжать продовольствие из феодалов и их крестьян. Повысить натуральный налог для свободных людей и государственных рабов. — Ещё? — На время можно заменить деньги… натуральным обменом… До меня дошли сведения, что люди не доверяют чжохва и не пользуются ими. Самое главное — сократить объём экспорта, ввести запрет на продажу зерна и продовольствия за пределы страны. За нарушение — смертная казнь. — Сразу видно, что ты воспитывался в доме министра финансов. Я доволен твоими успехами, ты можешь наказать министерству разработать эти законы, — уголки губ короля на мгновение приподнялись. Чимин давно заметил, что король испытывал сложности с выражением эмоций и часто выглядел хмурым, если не равнодушным. Улыбка говорила о многом. — Я согласен, даже если придётся внести поправки в законы, прописанные в Кёнгук тэчжон. Это можно будет обсудить. — Есть ещё кое-что… обычно в случае, если кто-нибудь проштрафится на службе, конфискуют только его личное имущество. Общее имущество семьи остаётся неприкосновенным — власти не вправе изъять всё. Думаю, мы можем ввести закон о конфискации всего имущества, ведь таким образом мужчина порочит честь всей семьи и своих предков. — Хорошо, кронпринц, — король отклонился на спинку трона, чуть скривившись. Возможно, это было связано с тем, что тот страдал какой-то болезнью. Так поговаривали, Но никто не знал, какой именно. Некоторые говорили, что подагрой, но Чимину это было неинтересно, и жалости к дяде никакой не вызывало. — Почему некоторые заговорщики вынесены в отдельный список? Чимин закусил губу. Он не стал вносить в списки подлежащих наказанию некоторых из кружка королевы Мин по туманным, не до конца оформленным причинам. Думалось, что, сохранив сейчас некоторые жизни, впоследствии он сможет использовать эту карту в игре в интриги. Зная о преступлениях высокопоставленных людей, он мог управлять ими. По этой же причине Чимин ходатайствовал за Ким Сокджина, но тот и сам, кажется, неплохо справлялся со спасением своей жизни. — Потому что некоторые из них отреклись от королевы в мою пользу, — солгал Чимин. — Остальные же будут отданы в рабство? — Да, — подтвердил король, — и частная собственность заговорщиков будет изъята в пользу государства и лояльных дворян. Хэ покорно закивал. Ему вспомнились лица товарищей по кружку сторонников королевы Мин. Прежде всего, Пак Ёнмёна, молодого мужчины, с которым они были наиболее близки. Чимин когда-то отдал ему кресла в чехлах… какая чушь. Теперь он должен был решить — оставить этого человека в живых, отправить в ссылку или казнить? Почему-то особой жалости Чимин к нему не испытывал, хотя, наверное, должен был. Душа очерствела — ему не впервой. Просто решать жизнь и смерть стольких людей оказалось утомительным. — Могу я задать вам вопрос, пользуясь тем, что наши встречи и так редки? — голос стал тише. Чимин растерял остатки смелости не только из-за того, что утомился, но и потому, что с личными просьбами он ранее обращался крайне редко. Наверное, в последний раз это было в их первую встречу, и послевкусие она оставила не самое приятное. — Обращайся, кронпринц. — Что стало с семьёй Кимов из Андона, сосланных на Чеджудо лет десять назад? — Чимин мельком глянул в сторону Чонгука, который ещё сильнее потупил голову. Генерал просил за Тэхёна, и Хэ знал, каково это — ничего не знать о судьбе своей семьи. Тэхён — самый праведный из них. Он имел право знать. — Ну и вопросы ты задаёшь! Надо постараться припомнить… — Они обвинялись в сговоре с убийцами отца, когда расследование было закончено… — Чимин понимал, что, скорее всего, семья Кима никак не была к этому причастна, иначе бы их казнили сразу, а не через несколько лет. Да и кто они были? Так, мелкие помещики. — Припоминаю… Всем сосланным на Чеджу в те годы было приказано выпить яд. — Спасибо, ваше величество, — поклонился Чимин. Хэ развернулся к дверям, но встретил совершенно ошеломлённый взгляд обычно отстранённого Чонгука — будто казнена была семья не Тэхёна, а его собственная. Чимин прошёл мимо с опущенной головой. Кима точно связывали обязательства перед правительством, иначе как бы они вообще познакомились с Чон Чонгуком? Жаль было их, но и немного завидно. Двоим посчастливилось не быть такими как Юнги с Чимином. Было видно, насколько Чон окрылён любовью, Тэхён наверняка тоже, но Чимин не мог ни понять, ни принять одной вещи — Ким так легко отпустил их долгую вражду с генералом, будто его вовсе не беспокоила судьба собственной семьи, пострадавшей от рук короля. А узнав правду, Тэхён так же будет ходить с видом «ничего не знаю, ничего не слышу»? В голове промелькнула мысль о том, что разрыву этой пары Хэ ничуть не огорчится, а даже наоборот — они пройдут тот путь, который прошли Чимин с Юнги. Жизнь в любви и согласии не для таких, как они. Одно неизменно — неразбериха с родителями, как оказалось, была у всех. Что за время! Прекратится ли эта смута когда-нибудь или они обречены жить в тёмные века?***
Хэ прошёл до своего дворца, который ему удалось отстоять и оставить себе вместо того, чтобы переезжать в покои, принадлежавшие Хосоку. На пороге его нагнал Ли До, от резкости поклона парня Чимин даже отшатнулся в сторону и выставил перед собой руки, всерьёз подумав о покушении. — Ваше высочество, — молитвенно воззрился третий принц, — не допустите этого брака. Чимин уже ощущал нарастающую головную боль. Он с этими браками с ума сойдёт, одновременно занимаясь и учёбой, и политическими делами. Евнух Чхве стоял рядом, на немой вопрос «можно это без меня решить, а я пойду?» мужчина покачал головой. — Это ещё почему? — Как же так можно? В те места… — сетовал До. — Не вижу проблемы. Пускай едет, — пожал Хэ плечами. Это вообще не его дело. Ну, почти. Чимин бы не смог, да и не стал ничего пытаться изменить, оспаривая решение короля. Возможно, Мины его только больше возненавидят, ну и что? — Ваше высочество, мы же вместе занимались искусством. Сонкён не выдержит. Не отправляйте её туда, за сестру прошу. Пожалуйста, — принц выглядел обеспокоенным и даже сломленными. Видать, сестру правда любил — а оно и видно, всегда вместе ходили, ругались смешно и не всерьёз. Откуда только у детей Мин Вонкён была такая любовь к родственникам? — Вы уже не ребёнок, ваше высочество… — Хэ протянул руку к плечу До, но одёрнул себя. Пусть малец учится быть мужчиной. — Дипломатический союз с чжурчжэнями предотвратит новую войну. Чосон должен иметь какой-то контроль над этими областями. Кому как не вам знать, на что идут наши воины ради защиты Северной границы… — устало выдохнул Чимин, думая о том, как мог поддерживать кандидатуру человека, который плачется по такому поводу. — Сколько ей? В любом случае давно пора. — Ей шестнадцать. У нас разница в два года… — Ну, и где вы видели, чтобы девушка королевских кровей не была даже обручена к шестнадцати? Вы сами в браке. — Хану за сорок лет, ваше высочество, — Ли До на этих словах осторожно поклонился. — Скажите спасибо, что не восемьдесят, — махнул рукой Чимин и отвернулся от принца, обращаясь на этот раз к евнуху. — До ужина оставьте меня в покое. И позовите кисен. — Да, ваше высочество, — поклонился Чхве. Чимин оглянулся на Ли До, и от вида охваченного горем брата Сонкён внутри что-то ёкнуло. Он с усмешкой бросил: — Вы ждали милости от отцеубийцы? Не став дожидаться ответа, он прошёл в свои палаты через приоткрывшиеся двери и направился прямиком в спальню. «Луна из полной становится ущербной», — про себя припомнил он китайскую пословицу. Ради блага страны он должен был отбросить привязанности. Быть тем, кем хотел казаться. Чтобы выжить.***
Как Чимин и потребовал, под покровом ночи к нему привели девушку. Уже знакомая кисен приподняла вуаль, открывая вид на своё лицо, подсвеченное слабыми огоньками в темноте покоев, и склонилась над паркетом в глубоком уважительном поклоне. — Присаживайся, — произнёс Чимин и указал ладонью на место перед низким столиком, за которым он сидел прямо на футоне для сна, скрестив ноги. Рулонные синие шторы со светлыми вышивками завешивали окна, скрывая кронпринца и кисен от глаз посторонних. Хэ понимал, что скрывать факт встречи бесполезно, ведь кисен к нему и так отводят слуги, а тем более — за каждым его шагом следят. Так что пускай думают, что он падок на плотские удовольствия, нежели догадываются о действительной цели визита. Девушка поджала бледные губы в полуулыбке и осторожно присела напротив. Она, двумя руками, протянула бумажный конверт. Чимин взял его, но сразу открывать не стал. На её вопрос «Вам налить?» Хэ ответил утвердительно. Он подпёр подбородок рукой и ленно пронаблюдал за тем, как девушка берёт глазурованный кувшин и разливает спиртное по стопкам. — Что происходит в городе? — опустошив посуду, Чимин глубоко вздохнул. Веки уже прикрывались от усталости, но этот разговор был необходим. Как кронпринц может получать правдивые сведения о состоянии дел в стране? Как развеять туман лжи, напускаемый чиновниками и придворными морок полуправды и заверений в том, что «всё идёт по плану»? Ничего никогда не шло. Пак это понимал как никто другой. Более, чем сохранение своего морального облика, его волновала правда. За тем кисен и приходили к нему ночью. Мысли воспользоваться девушками и парнями были и не раз, но Чимин не мог, просто не мог позволить себе больше, чем робкий поцелуй. С этой девкой по имени Вэнсон они пришли к удобному соглашению. Та много знала и многое подмечала, и её словам Чимин верил. Он хотел знать, к чему приводят его дурацкие предложения королю и законы, издаваемые двором. Он осознавал, что Ким Сокджин использовал кисен, чтобы влиять и следить за ним. В этой стране невозможно сохранить никакие тайны. Выведывальщики повсюду, и как бы он ни упрямился, с новыми врагами приходилось косвенно взаимодействовать. Только в этой борьбе он не чувствовал, что силы равны, поэтому пытался устрашать, давить, как-то выживать. Иначе… его быстро устранят. По крайней мере, уже пытались. И Чимин использовал юношей и девушек, чтобы получать сообщения от Кима. Артист сам предложил этот вариант, Хэ принял его за неимением альтернатив. — Перед дворцом каждую неделю вывешивают новые уложения. Народ не очень хорошо понимает, что делать. А, ещё говорят, что все деревни на севере провинции Хамгён были уничтожены и разграблены вместе с жителями. Это правда? Будет новая война с чжурчжэнями? Это же они сделали? Люди в панике! — заверещала она так, что Чимин скривил лицо и поднял ладонь над столом, призывая её успокоиться. Кажется, на этом моменте даже пламя свеч затрепетало, рисуя неровные тени на предметах и лицах. — В смысле? — Чимин отставил опустошённую стопку. — Территории пары десятков деревень просто были отданы под сельское хозяйство. Туда на работы сослали преступников. Ничего подобного, никакой войны. Наоборот. Кто распускает эти сплетни? В каких местах? — Если бы я знала, ваше высочество! Сплетни повсюду. Кто-то сказал — все подхватили, и уже неясно, кто первый начал… То есть деревни всё-таки сожгли? — сжимаясь под его взглядом, осторожно спросила девушка. — Да, — ответил Чимин и начал рассуждать о сплетнях: — Эти сплетни… это мог быть заговор. Кто-то из посетителей дома кисен вёл себя подозрительно? Какие компании там собираются? — Да, как обычно, ваше высочество… — проблеяла девушка. — Только народу стало меньше. — И чего здесь обычного? Девушка нервно забегала глазами, опустив голову, и Чимин подумал, что та явно что-то знала. — Хватит прикидываться дурочкой. Я знаю, что все вы, шлюхи, много знаете, — с громким стуком ставя стопку на стол, твёрдо проговорил Хэ. Вэнсон дёрнулась от резкого звука и поджала плечи. Чимин фыркнул и взял принесённый ею конверт со стола. Развернув письмо, пробежался по иероглифам. В этом послании Ким Сокджин просил «намекнуть» Мин Юнги о том, что заведение становится всё более убыточным, и дому кисен нужны деньги, чтобы погасить все долги. Заведение принадлежало Минам, они туда и должны были вкладываться, но Мин-старший склонялся к тому, чтобы продать место практически за бесценок. Старик, должно быть, сошёл с ума, либо в предсмертной агонии начал творить безумные вещи. Хэ углядел в этом письме панические нотки, что не могло не вызвать язвительную ухмылку. Пусть артист идёт к королеве Мин, а не к нему. Чимин никак не мог повлиять на Минов. Это бы выглядело как какая-то манипуляция. — Почему дом кисен хотят продать? Туда что, все перестали ходить? Что случилось? — Очень много семей в Ханяне разорилось… Они просто не могут себе это позволить. — Многие семьи в долгах, а с хозяйствами и запасами сейчас туго, — прокомментировал Чимин, — но чтобы жители Букчхона не могли найти денег на выпивку? Это просто смешно. — Они опасаются… — девушка обречённо понурилась и зажевала бледные губы.***
Вскоре Чимин поручил организовать пир для жителей внутреннего дворца. Хорошая идея? Абсолютно неудачная, но столь важное мероприятие могло дать понять о властных отношениях внутри семьи и том, кто в каких отношениях друг с другом. Малейший жест, взмах брови, время осушения пиалы чая — всё могло указать на характер отношений между обитателями дворца. И Хосок, и королева Мин — он жаждал заглянуть в их бесстыдные глаза. Встречу организовали в одном из залов Внутреннего дворца, а не в павильоне для торжеств, расположенном на пруду неподалёку от резиденции короля. При желании, можно было раздвинуть двери во всю стену и наблюдать вид на ранний сад, где только-только начинали просыпаться растения. У каждого гостя были свой столик с прямоугольной столешницей и подушка, расставленные таким образом, что по обе стороны от места его величества шли ряды столиков. Король согласился присутствовать при обеде, поэтому место в центре принадлежало ему. Чимин должен был сидеть справа, а королева Мин — слева. На обед пригласили и других принцев — детей его величества, с некоторыми из них Чимин даже не ни разу не общался. Хэ долго думал, куда усадить наложницу. По идее, той вообще не следовало присутствовать при обеде, но она была матерью признанного принца, к тому же бывшего кронпринца. Он пришёл к выводу, что лучше будет разместить её стол в самом конце одного из рядов. Та, конечно, разозлится, но не сказать, чтобы Чимин не понимал этого при принятии решения. Королева Мин пришла вовремя, как и все её отпрыски. Сонкён тоже была среди них, и выглядела она до смешного несчастной со своими надутыми губками, влажными глазами и понуренной головой. Наложница Чон опоздала, придя последней, чем явно показала, что плевать она хотела на всех. Хэ с укором и лёгкой неприязнью посмотрел на женщину, — та гордо повела подбородком, усевшись на подушку. Она взглянула на Чимина — в её подкрашенных сурьмой глазах читалась глубокая ненависть. Неделю назад голова её отца была нанизана на пику над дворцом и развёрнута лицом в сторону покоев женщины. Хосок взглянул на Чимина исподлобья сразу после матери. Сердце гулко забилось, по телу прошлась волна крупной неконтролируемой дрожи, вызванной вспышкой гнева. Кулаки зачесались — захотелось подойти к этим двоим, женщине залепить пощёчину, а вот Хосоку бы он уже навалял по полной. Хэ поймал его взгляд и пожал плечами, бросая лёгкую усмешку будто приглашение на дуэль. Юнги стоял спиной ко всем собравшимся в зале. Чимин бросил короткий взгляд ему в затылок и больше не обращал внимания на капитана. Чонгук расположился чуть в отдалении за спиной у короля. — Ваше величество, как прошло утро? — обратилась королева Мин к своему мужу. — Замечательно, моя королева, хвальохве, поданное на завтрак, придало мне сил и бодрости. Отрадно, что моря полнятся морскими тварями. Змей Имуги милостив к нашим рыбакам. — Честный люд заслуживает его благоволения, — закивал До, когда король позволил ему заговорить взмахом руки, — а не репрессий. Хэ бросил короткий взгляд в сторону третьего принца, хмурясь. — Только у Восточного моря японцы продолжают атаковать наши суда и прибрежные города. Возможно, мы будем вынуждены организовать военную кампанию против них, — сообщил король и опёрся руками о край столика, столь широким жестом демонстрируя свою власть. Реплика третьего принца была проигнорирована. — Возможно, — подтвердил Хэ и опустошил пиалу вслед за королём. — Они слишком близко подплывают к нашим берегам, расхищая моря. Нашим морякам запрещено далеко уходить в море и вывозить улов за границу. За нарушение этого закона мы установили наказание в виде смертной казни, это государственная измена. Думаю, лучше, чем военная кампания, будет ужесточение контроля, надзор и рейды на водах. — Его высочество кронпринц знает толк в преступлении и наказании, — неожиданно заговорила королева Мин, игнорируя русло разговора. Все заметили и не претили ей, пока королева держала паузу. Даже король. Она отставила пиалу и продолжила: — Кронпринц не пользуется уважением подданных. Жёсткие меры встречают сопротивление. Над дворцом сгущаются тучи. Ваше величество, не думаете, что отпрыску вашего брата стоило бы быть сдержаннее? Она говорила спокойно, не меняясь в лице, но так, будто Хэ вообще не присутствовал на пиршестве. Слова возмущения застряли у Чимина в глотке и сдавили горло. Король остался внешне невозмутим, проигнорировав выпад Мин Вонкён, и продолжил есть. Тем не менее Хэ заметил, как напряглись жилы на его шее. Пока Чимин в панике перебирал возможные варианты ответа на этот выпад, напряжённая тишина только продолжала окутывать выряженные в шелка фигуры членов королевский семьи. — Я предлагаю министрам к рассмотрению те законы, которые считаю необходимыми в сложившейся ситуации, — набрав в лёгкие воздуха, дал ответ Чимин и потупился в свою тарелку. Со стороны королевы Мин раздался лёгкий беззлобный смешок. Хэ почувствовал себя несмышлёным ребёнком, чьему лепету умиляются все взрослые. — А Его величество принимает окончательное решение. Хосок почти не касался своих блюд, сидел с хмурым лицом. Хэ постоянно ловил на себе его взгляды, что невероятно раздражало. Ему будто душу буравили, и это было неприятно. Особенно после того, как по Дворцу пошли слухи об интимной связи между Хосоком и Юнги. Чимин тайно наказал главной служанке разобраться со злыми языками, но понимал, что, скорее всего, сплетни отражали действительность. Это было больно, но он понимал, что с ними покончено, что Юнги волен был делать что угодно, как и сам Хэ. Слова любви старшего были свежи в памяти. Чимин холил и лелеял это чувство — чувство того, что был любим несмотря ни на что. В тайне от самого себя Хэ позволял былой любви Юнги залечивать раны на душе как горькому на вкус, но лекарству. Теперь же… он не знал, что и думать. В день, когда услышал об этом, Чимин проплакал несколько часов, но нервы и без того были на пределе. Он бы не просто выгнал Хосока из Дворца, но и продал его в рабство и сплавил куда подальше. На каторгу. На съедение рыбам в Жёлтое море. В плен Японским пиратам. У Чимина были все права ненавидеть его и испытывать ревность! И, в то же время, никакого права он не имел — ведь Юнги уже не принадлежал ему. Хоть и был любим… и поскорее бы эта мука кончилась. Чтобы подобное больше не доставляло так много боли. Хэ вернулся из своих мыслей и привлёк к себе внимание, громко произнеся решение относительно высылки Хосока: — Я хотел объявить, ваше высочество, что вы отправляетесь в родовое имение. Вам больше не позволено оставаться во дворце. А наложница Чон возвращается в гарем, где ей и место, под надзор Главной наложницы. На стол наложницы Чон с громким стуком приземлилась пиала. Женщина метала молнии глазами то в Чимина, то в короля, пока не взвизгнула: — Ваше величество! О чём говорит его высочество?! — Вы услышали, — спокойно ответил король. Королева Мин громко усмехнулась, не скрывая своего надменного торжества. Наложница вытаращилась на неё и зашипела будто змея. Её грудь вздымалась от частых вздохов, возмущению этой женщины не было предела. — Чем провинилась моя семья?! Мой отец добросовестно выполнял свою работу! Ни я, ни мой сын не сделали ничего предосудительного! Ваше величество! — продолжала верещать Чон. — Матушка, успокойтесь, — Хосок смиренно принял свою участь, на его лице была улыбка, хотя в глазах отчётливо поблёскивала какая-то тоска. О чём он жалел? Сам ведь страстно хотел уехать без оглядки из этого проклятого места, постоянно порывался сбежать. И его желание исполнилось. Чимин едва сдерживал смех — он не думал, что скучные посиделки могут обернуться таким увлекательным зрелищем! — Наложница, это решение не подлежит обсуждению, — осадил её король. Та стушевалась и поджала губы, демонстрируя, насколько она оскорблена, обижена и несогласна. Упрямая как Сонкён, лишь с тем исключением, что вторая была подростком. — Пусть мой сын будет под надёжной охраной, — сдавленно, будто сейчас расплачется, просила она короля. Только в сторону Чимина пришелся быстрый твёрдый взгляд, полный ненависти. Вот и её истинное лицо. Хорошая актриса, ничуть не дурочка, а даже если тупая как пробка, то амбиции точно имела. И её отец был как дурак, да и Хосок в глазах Чимина умом не блистал, но какими же двуличными существами были все они. Чоны, одним словом. — Пусть капитан Мин отправляется с ним! — Капитану Мину лучше отправиться с племянницей к чжурчжэням, он уже имел дело с верхушками племён. Генерал в столь нестабильное время не может покинуть дворец, — подал голос третий принц, и тут же сжался под пристальным взглядом матери — королевы Мин. Так только ему в голову пришла столь дурацкая идея? — Второй генерал Хан может отправиться с ней, — решительно возразил Чимин, вонзая ногти в ладонь одной из рук. — Отец, я не поеду к дикарям! — Сонкён вышла из ступора. — Хватит! Отставить балаган! — прикрикнул король, заставляя всех замолкнуть. Дети стушевались, а королева Мин с выверенным спокойствием продолжила трапезу. Будто ничего не произошло. — Где ваше лицо, что за базар вы устроили? Кадровые вопросы решаются Главой Разрядного приказа! Принцесса, вы не имеете права перечить моей воле. — Капитан Мин не покинет дворец, таков был наш с вами уговор, Ваше Величество. Вы оставите моего брата в покое, — она подняла взгляд на короля, с расстановкой произнеся эти слова. У Хэ побежали мурашки по коже. Юнги неожиданно стал предметом бурного обсуждения всех членов королевской семьи. Тот, словно почувствовав на себе взгляд Чимина, чуть повернул голову. — Как вы разговариваете с Его Величеством?! — вновь подала голос Чон. — Наложница не имеет права обращаться со мной подобным образом, — одёрнула её Мин, заставляя Чон заглотить воздух от возмущения. Чимину оставалось лишь поражаться выдержке этой женщины — Мин Вонкён. Она опасна. Она лжива, и настолько искусна в этом, что становилось дурно. Тем не менее, он бы мог назвать её Великой. Хэ восхищался женщиной, пытавшейся его убить. Она будет противником посерьёзнее, чем король. — Кронпринц решает дела Внутреннего Дворца, специальное отделение Разрядного приказа назначает телохранителей. Никто из вас, кроме меня, не имеет права распоряжаться судьбой отдельных военнослужащих, — терпение короля заканчивалось, но он, тем не менее, предпочитал не встревать в разговор, пока к нему лично не обращались или не подвергали его решения сомнению. Щурясь, он внимательно наблюдал за этой дикой перепалкой и давил в себе свирепость, какую обычно обрушал на разбушевавшихся во время заседаний чиновников. Его выдавали опущенные уголки поджатых в тонкую линию губ и густые брови, сведённые к переносице. Он крепко сжимал пиалу в руке и постукивал пальцами по поверхности столика. — Этот вопрос относится к делам Внутреннего Дворца, так что пускай и кронпринц принимает участие в принятии решения, — ответила Тхэджону королева. — Его высочество принц Хосок больше не имеет отношения ко Внутреннему Дворцу, поэтому Капитан Мин не может отправиться вместе с ним. Моё вмешательство не потребуется, здесь всё предельно ясно, — пресытившийся этим обсуждением, чётко попытался подвести черту Хэ. — Почему это не может? — с претензией высказался Хосок, заставляя кровь в венах взбурлить с новой силой. Как же хотелось свернуть шею этому выскочке. — Я имею отношение к делам Внутреннего Дворца, так хоть позвольте капитану сопровождать меня к дикарям! — прикрикнула Сонкён, заходясь в рыданиях. — Сонкён так будет лучше! — обратился Ли До к матери, будто совсем не король был здесь главным. — Она может сбежать с его помощью! — возразила Чон. — Я не понимаю, почему капитан Мин до сих пор не повышен в звании и должен охранять принцев, когда есть более важная работа, — вновь заговорила королева, самым очевидным образом защищая брата. — Что вы заладили, будто капитан — самый важный человек в королевстве… Очевидно, его вообще не должно быть во дворце, — высказался ранее безучастный пятый принц, сын второй королевы, скончавшейся в родах ещё лет десять назад. — С вашего позволения, кто вам вообще давал слово? — хмыкнула королева. — Вернёмся к вопросу о кронпринце. Я склонна полагать, что он откровенно перегибает палку. В Кэгёне жители во главе с местной аристократией уже готовы на бунт. Недалёк тот час, когда восстанет и Ханян. — Если ваше величество располагает подобными сведениями, я буду рад их выслушать вместе с министрами и советниками, — отразил Чимин атаку королевы и сжал челюсти, начав закипать. Возникло чувство, что все за столом сговорились и пытались теперь его закопать, то критикуя решения, то и вовсе пытаясь сыграть на чувствах к Юнги, которые ни для кого не были секретом. Сплетни… Хэ ненавидел сплетни. — Вы нагнетаете. — Вы, вероятно, верите сказкам продажных девок больше, чем чему бы то ни было ещё, — кольнула Мин и отхлебнула чаю. — Политика не всегда делается в постели, уж тем более не с проститутками. Обескураженный резкостью королевы, Чимин приоткрыл рот и впал в ступор. Он обвёл взглядом столовую, прошёлся по головам всех присутствующих. Зверёк в клетке. Окружённый врагами. Никому из них он не мог верить, у него не было союзников, и каждый по отдельности пытался потопить его. У Хэ закружилась голова от действительного осознания своего положения. Король встретился с ним взглядами, и в глазах его отчётливо читалось «теперь-то ты понимаешь?». Чимин понимал, что королю было ещё сложнее в этой битве за выживание в дворце. — Все вон, обед закончен, — тяжело вздохнув, объявил его величество, чем спас Чимина, готового впасть в отчаяние.***
Чимин сидел на краешке беседки над прудиком во Внутреннем дворце и медленно рвал на части какую-то чудом уцелевшую за холодную зиму травинку. Безумно хотелось спать, но он запрещал себе — иначе ночью не уснёт, а с утра опять рано вставать и идти на собрание министров. Ему наказали прочесть какой-то трактат, но книга уже несколько дней даже не открывалась, пожухлые страницы горевали рядышком, прямо на деревянном полу. Обложка одним своим видом вызывала отвращение, пускай автор и не желал никому плохого… а может специально написал такую нудятину, к которой даже прикасаться не хотелось даже при том, что Чимин любил читать и быстро впитывал мудрость со страниц философских трактатов. Его ум всегда отмечали в академии… было время. Крохотные обрывки травинки опустились на тихую гладь озера. Возникло желание запустить книжку туда же. Чимин на миг улыбнулся своим мыслям. Было бы забавно. Как-то в детстве он сжёг свои школьные писульки и получил дозу удовольствия, правда, за это его наказали. Он потянулся к книжке, что лежала чуть поодаль, и открыл её. Может медленно пробуждавшаяся природа придавала сил, может сроки поджимали, и оттого заставляли всё чаще вспоминать об этой книге. Пора было уже разделаться с этим, и момент оказался подходящим — свободное времечко, возможность побыть наедине с собой. Сидеть здесь даже в холода вошло в привычку, хоть горло и саднило на следующий день каждый раз, и слизь в лёгких почти не проходила. Тут он был не одинок, а просто один. Запоздало до Чимина дошло, что страницы старой книги были плоховато закреплены, и в качестве закладки он подложил туда монетку на алой ниточке. Прямо на глазах монетка потянула за собой пару страниц и плюхнулась в воду. Монетка Юнги. Чимин уставился на круги на воде тупым взглядом. Он подскочил на колени и нагнулся над гладью. Монетка принадлежала не ему, Хэ вообще хотел вернуть её Мину, потому что она могла пригодиться. Могла помочь вернуться в будущее, где Мин Юнги и было место. Возвращаться — всегда плохая идея. Порог не переступают дважды. Лучше бы он и впрямь остался в будущем… но думать об этом времени сейчас не было. Парень запаниковал и улёгся на пол, чтобы дотянуться кончиками пальцев до глади, но дело гиблое, — монетка, должно быть, уже успела уйти на дно. Он подцепил промокшую бумагу с расплывшимися чернилами и отшвырнул её в сторону. От прикосновения к холоду передёрнуло. Попробовать поворошить палкой — идея, обречённая на провал, не достать. В светлую голову не пришло другой мысли, кроме как залезть в воду. Она была ужасно холодной — конец зимы всё-таки, но дворец тут неподалёку — успеет добежать, пока не замерзнет насмерть. Да и были люди, которые оздоравливались такими методами — а они с головой окунались! Чимин не собирался нырять, озеро не должно быть глубоким. Чимин сел на полу и торопливо стянул суконные сапожки и носочки. Расстегнул жилет, снял верхний халат, оставаясь в одной нижней рубахе и штанах. Примерно помня место падения монетки, он водной глади коснулся пальцами ноги. Дикий холод пробрал до костей и заставил одёрнуть ногу. Он встал на четвереньки и, удерживаясь на руках, опустил ногу в воду по колено, но дно нащупать так и не удалось. Собравшись с духом, Чимин опустился на руках в воду. Он негромко вскрикнул от резкого охлаждения — к тому же, пруд оказался глубже, чем ожидалось — вода доходила до пояса. Парень стиснул зубы, резко выпуская воздух, стоял так с минуту с приподнятыми руками. Было так холодно, что приходилось буквально уговаривать себя не вылезать, а закончить начатое. Значит, придётся погружаться с головой, и Чимин на это не рассчитывал. Конечно, была предпринята попытка дотянуться до дна, не погружаясь ниже груди, но это не сработало. Раз большая часть тела уже была под водой, нырнуть должно было куда проще. Стоять в воде и морозиться просто так — смысла никакого. Кронпринц зажал нос и броском погрузился под воду. Он принялся беспорядочно шарить руками по глине вперемешку с тиной — одно это вызывало отвращение. Делать это с закрытыми глазами было ещё и страшно… вдруг что. Наконец, меж пальцев скользнула нить — и Хэ, схватив её, резко вынырнул. Он фыркнул в попытке убрать воду с лица и взмахнул головой, ощущая, как заколка, держащая всё ещё достаточно короткие волосы, кренится вбок. Он выдернул шпильку и забросил её вместе с заколкой на беседку. Вновь встряхнув головой, зачесал чёлку назад и посмотрел на монетку в руках. Потемневшая, с едва угадывающимся гербом Минов. Подняться обратно удалось только после нескольких попыток — подтянуться на руках никак не получалось. Он распластался на полу, а затем приподнялся, садясь на коленях. Пальцы продолжали сжимать монетку в руках, а вот голова не верила, что пошла на полную глупость ради такой мелочи. Будущий король, а занимается полной чушью! Тело ослабло, дрожь от холода пробирала настолько, что зуб на зуб не попадал. Чимин сжался всем телом и обнял себя за плечи. Шумно выдохнув, он протянул руку к халату, намереваясь побыстрее одеться и скрыться, но услышал, как его окликают. Стражники бежали к беседке так быстро, будто сейчас возьмут — и нырнут, следуя примеру Ли. Чимин сощурился, и по мере приближения незнакомцев в их лицах всё отчётливее узнавались капитан Мин Юнги и Чонгук, который бежал позади старшего. — Ваше… высочество, — растерянно протянул Мин, присаживаясь рядом на одно колено. Он запыхался от бега, обеспокоенно оглядывал его со всех сторон. И выглядел таким… родным. — Я не сошёл с ума, — поспешил ответить Чимин, с трудом, медленно и чуть не завалившись, поднявшись на ноги без чьей-либо помощи. Юнги поднялся взглядом от ног до головы и гулко сглотнул. Чимин запоздало понял, что нижняя рубаха и штаны — практически исподнее, облепили кожу, открывая вид на все очертания тела. Даже напряжённые соски проглядывались через ставшую почти прозрачной ткань. Он прижал руку к груди в попытке прикрыться, а Мин отвернулся, отводя взгляд широко распахнутых глаз в сторону. Ну что такое мужские соски? Ничего постыдного, в банях все ходили полностью обнаженными, но Юнги видел его нагим много раз, и при совершенно других обстоятельствах. А очертания члена тоже было видно? Посмотреть вниз — значило сдать себя с потрохами. Это заставило вспомнить о моментах близости, и его бросило в жар, такой спасительный, когда так переморозило всё тело. Один взгляд старшего мог возбудить, и Чимин ощутил, как поднимается горячая волна томления, желания из-под низу. Он понимал, что Юнги нравилось видеть его тело, так как знал, как выглядит возбуждение Мина не понаслышке: его глаза мигом темнели, веки почти полностью их накрывали, а дыхание становилось глубже. Они были так близки, а теперь, словно близнецы, оказались разлучены, и за это расставание Хэ теперь не мог винить никого кроме себя. Чонгук коротко поклонился и пошёл прочь, оставляя их наедине. Хэ собирался было остановить генерала, но Мин тут же бросился к его вещам. — Почему вы решили купаться в такой холод? — протараторил Мин, начав пытаться обуть его в сапожки, стараясь не смотреть ни в лицо, ни на кожу под прозрачными тканями. — Вам стоит снять мокрую одежду… — Я не купался. Остановись. Мин поднял голову. Чимин продемонстрировал монетку на красной нити и вложил её в руку капитану. От соприкосновения с тёплой кожей Хэ ощутил пыл. Тело отреагировало так, будто он находился в лихорадке. Должно быть, он и впрямь обезумел, если близость к Мину делала с ним такое. Хотелось обнять, почувствовать ставший таким родным запах, увидеть приоткрытые в удовольствии губы и поцеловать их, но вместо этого — лишь усталый и сквозивший грустью взгляд, но желающий точно так же. — Давно хотел вернуть это. И это, — Пак стянул кольцо бабушки Юнги с мокрого безымянного пальца и положил его туда же — в ладонь человека, пребывавшего в полном замешательстве от его выходок. Юнги встал на ноги, оставив один сапожок на полу. — Оставьте это себе. — Мне это не нужно. — Значит выбросьте. — Я не буду выбрасывать то, ради чего полез в холодную воду. Повисла напряженная пауза — Юнги сдался первым и глубоко вздохнул, убирая монетку и колечко за пазуху. — И всё же… почему? Вы весь мокрый. Чимин горько смотрел на его метания. Мин заботился, беспокоился. Начал заворачивать его в одёжки как ребёнка, а кронпринц и двинуться не мог — было холодно, печально до безумия, что потерял такого мужчину, что любовь ранила сердце. — Хён, не надо, — он отошёл назад, уворачиваясь от прикосновений старшего, который принялся снимать свою одежду и пытаться укрыть ею насквозь промокшего кронпринца. Юнги крупно вздрогнул от обращения. Чимин оговорился совершенно случайно, но сердце у самого ухнуло куда-то под воду. — Я сам дойду до дворца, — поспешно исправился Хэ, гаркнув властным тоном, и стянул с плеч халат старшего. Уверенность в решении скрыться поскорее в своих покоях неожиданно надломилась, и, проходя мимо, он прошептал как бы себе под нос: — Приходи послезавтра в мои покои. К полуночи.