***
Смерть отца не подкосила Юнги — возможно, потому что о приближении неизбежного было понятно уже давно, и в каком-то роде он смог подготовиться к этому событию. Столько тоски, отчаяния и сожалений ему доселе не приходилось испытывать. Человек, чьи слова в первое время он отрицал и всеми силами противился тому, что Мин Джэ называл его «сыном», занял в сердце особое место. Именно ему Юнги больше, чем другим должен был быть обязан своей жизнью. Тем, что та не прервалась в восемь лет, что, будучи найденным Чимином и Намджуном подозрительным типом, Юнги был принят им как родной. Отец с пониманием относился к его истеричным попыткам отрицать своё происхождение, проявлял понимание и раз за разом объяснял ему всё, что у Юнги вызывало вопросы: от просьб рассказать о тёмной истории семьи Мин до вопроса «а как пишется это слово?». Отец будто бы знал Юнги лучше, чем кто-либо ещё. Юнги мог довериться только ему. Королеве — определённо нет. Юнги только в самом конце решился рассказать Мину-старшему о будущем, о чём впоследствии жалел. Он слишком затянул с этим, Чимину тоже стоило поведать об этом намного раньше. Юнги не знал, какой реакции стоило ожидать, он боялся, но отец уверил его: «Это не важно. Главное, чтобы ты был в безопасности. Главное, что ты вернулся». Когда Юнги спросил о том, была ли у него связь с Ким Чхоной, отец простодушно ответил: «Нет. Я не знаю, почему она отказалась от Сокджина. Мы с твоей матерью умоляли слуг тебя увести и спрятать, а она сообщила, что есть способ». «Вы слепо поверили ей?» «Нет, она говорила о храме в Хванхэдо». «Так я и путешествовал», — ответил тогда Юнги. Господин Мин не был святым, но безгрешного человека в их рядах было не сыскать. Даже добрейший сердцем Чимин был вынужден совершать ужасные поступки, и даже когда не было нужды — он сам принимал решение. Перед тем, как впасть в беспамятство, а затем медленно затухнуть и охладеть как фитилёк свечи, отец пожелал, чтобы Юнги как следует позаботился о клане и женился, и добавил по-старчески хрипло, бессильно, но так нежно и любовно: «Будь счастлив». И если счастье не зависело от Юнги, то остальное было полностью в его руках. Он проникся сыновьей почтительностью, значит, и наставления отца принял всерьёз. Юнги горевал искренне и безутешно. Как оказалось, и Чимин скорбел по Господину Мин Джэ. Юнги был удивлён появлению младшего в похоронном зале. Следом за этим удивлением в голову Юнги пришли слова отца о том, что они с Хэ должны держаться друг за другом, и это удивляло более всего остального. Юнги последует этому совету. Как бы тяжело ни было переносить горечь утраты, обязанности не ждали. Все документы теперь оказались в его собственности. Не было больше «Молодого Господина», теперь — лишь «Господин Мин», один и единственный. Больше не наследник, а настоящий глава семьи, если оставшихся дома Юнги и Тэхёна вообще можно было назвать таковой. Конечно, были и другие ветви клана — младшие браться Мин Джэ со своими семьями и множество ветвей, берущих начало от самого основателя клана. Юнги был его потомком в восьмом колене. По прошествии полутора недель, тело отца погребли под курганом в месте, выбранном астрологом по всем канонам в предместье Ханяна. По иронии судьбы, это место было неподалёку от беседки у холма, где совсем недавно сын и отец проводили своё время. Целенаправленно ли отец отправился на прогулку туда — останется уже неизвестным. Спрашивать астролога о том, сговаривались ли они с Мин Джэ, Юнги не стал, но тот факт, что место для захоронения нашлось сравнительно быстро, наталкивало на эту мысль. Юнги поручил построить каменный мавзолей с установленными рядом фигурами овцы и тигра, как символов кротости и свирепости, и крытую беседку неподалёку. Процессия с гробом прошла от дома до могилы в сопровождении красных фонарей и тех же плакальщиц, родственников мужского пола. Сомнение в своих силах пришлось подавить, чтобы не показаться перед другими слабым — он продолжал вызывать у некоторых недоверие своим неожиданным появлением, то есть возвращением в сей век. Отец незадолго до своей смерти всё же успел разгрести какие-то накопившиеся дела, а те, что не успел, перешли теперь к Юнги. Кроме того, все дворянские роды разом накинулись на него, военные тоже — всем хотелось познакомиться с новым главой самой богатой в стране семьи и установить связи путём попоек и встреч в кулуарах. Мин ссылался на траур и не ходил никуда, отчего прослыл замкнутым и необщительным, и начал вселять нечто вроде страха неизвестного. Мин уже давно обнаружил интерес многих на себе, но теперь о нём вещали из каждого утюга. Не забывая припомнить, что он имеет «доступ к телу» принца Хосока, и кронпринца Хэ. Слухи о предстоящем повышении по службе переходили рамки адекватности — ему пророчили чуть ли не место Чонгука. Да и об их дружбе с генералом Чоном не забывали упомянуть, возводя Юнги в ранг сверхмогущественного персонажа, тайной фигуры в большой политической игре. Он не знал, что делать с оказавшейся в руках властью. Люди сами убедили себя в том, что Мин имел огромное влияние, и вели себя с ним соответствующе. Казалось, теперь он действительно стал одним из самых важных людей в королевстве. Одно радовало — его теперь точно не отправят сопровождать Хосока в ссылке. Вместе с повышенным интересом появились и недоброжелатели, слухи до Мина доходили мгновенно, устами так называемых «лояльных» семей. Юнги не касался политики, но отчётливо понимал, что она уже пришла за ним и втянула в свою игру, причём давно, и ситуацию нужно было брать в свои руки. С другой стороны, не было бы лучшим выбором оставить всё как есть, не высказываться и не делать лишних телодвижений, оставить его оппонентов и союзников грызться между собой, не выбирая ничью сторону? Юнги выбрал бы этот вариант без колебаний, но он пообещал себе помочь Хэ. Равновесие — слишком хрупкая штука, чтобы он сумел его удержать в этом мире. После смерти отца Юнги больше не встречался с кронпринцем. Не было времени, но самое главное — идеи, как вернуть доверие Чимина и действовать дальше в сложившейся политической реальности. Поэтому пока он оттягивал принятие решения и держался за разгребание навалившихся после смерти отца дел и рутину во дворце. Он не хотел продолжать встречаться по схеме «только секс», это казалось неправильным. Желание, безусловно, было, хотелось банально коснуться и позволить себе долгие разговоры по ночам, но чувство неправильности не давало этого сделать. Две чувственные ночи, проведённые вместе, придали уверенности: взгляды не врали, Чимин смотрел, как и прежде. Преданно, влюблённо, но с заметной долей тоски и сожаления. Не значило ли это, что у них был шанс? Очевидным было и то, что младший точно так же, как и он сам, мучился в разлуке. В конечном итоге, Мин понял для себя, что самый главный вопрос заключался в том, в чьих вообще интересах поддерживать кронпринца Хэ? Казалось, даже королю было всё равно, что о его приемнике подумают люди. Будто бы Чимин и впрямь оказался лишь мальчиком для битья… А если было так, то Юнги должен был подготовить подушку для кронпринца Хэ. Для создания таковой как нельзя лучше подходило объединение военной касты вокруг себя. Мина уважали за проявленный в зимнем походе против чурчжэней и бунтарей героизм, за хорошее отношение к подчинённым и дружбу с генералом Чоном. Теперь, после ухода отца — и за высокое сословное положение. Ещё даже не получив продвижение по службе и более высокий ранг в воинской иерархии, он располагал властью большей, чем полководцы и иные генералы. Офицерская прослойка и гвардия состояла из членов дворянских семей, и именно поэтому многие из них были лояльны к Юнги. Как глава самой богатой дворянской семьи в Чосоне он пользовался популярностью и их доверием. Лучшим из возможных вариантов Юнги избрал постепенное наращивания власти и статуса семьи Мин, чтобы, в случае чего, быть готовым к событиям из самых худших прогнозов. Как можно было бы поднять военных? Во времена, когда накапливалась социальная напряжённость, велик риск возникновения бунтов. Только у армии были инструменты, чтобы восстановить порядок. Короли в таких ситуациях быстро теряли контроль. У военнослужащих было три варианта: встать за короля, ничего не делать, или занять сторону протестующих. Большинство оставалось на нейтральной позиции, тогда как верхушка армии имела свои существенные интересы. Дворянская военная элита пострадала от действий Хэ, поэтому те ни в коем случае не поддержали бы короля и кронпринца и отдали предпочтение клике королевы. Те захотят увидеть Ли До на престоле. В крайнем случае — вернуть Ли Хосока. Юнги со своими интересами оказался меж двух огней: он хотел защитить Хэ и не потерять блага клана Мин. Но ведь Чимина можно было спасти, просто сместив его. Без крови, заменив на Ли До. Это означало, что Юнги должен был примкнуть к королеве, при этом не дав ей тронуть Чимина. При лучшем исходе, Юнги сумеет собрать военных в третью силу, не подчинявшуюся ни королю, ни сестре. Что касалось основной массы военных, состоявшей из простолюдинов, те не имели каких-то чётких политически-окрашенных предпочтений, но Мина уважали. В этом уравнении народ, как думал Юнги, оставался лишь катализатором. В своих владениях он наведёт порядок, других же дворян, особенно из противников, кажется, совсем не волновало происходившее на их территориях. Он стал думать наперёд, наконец поняв, что чем бездумно жить настоящим, стоит устроить своё будущее и будущее Чимина. Не это ли пытался сделать младший?.. Послушай Юнги его тогда, они бы смогли консенсуально принять верное решение и избежать вынужденной разлуки? Уже никто не мог этого сказать. Главное, чтобы Чимин понимал свою роль во всей этой истории. Мин постарается удержать клан и исправить случившееся между ними. Юнги, чёрт возьми, не сможет без Чимина — брата, друга, любовника… Мужа? Социальное напряжение росло. Дворяне и так были недовольны своим положениям, погромам и репрессиям, и с возведением нового кронпринца дело стало только хуже. Те, кто раньше отзывались о Чимине положительно и входили с ним в один круг поддерживавших королеву, теперь были готовы плясать на его костях. Дальние родственники начали заваливать Юнги письмами, даже не дождавшись окончания периода траура, и просить деньги. Заведения приносили самый маленький доход со времён политической нестабильности семнадцатилетней давности. Семьи влезали в долги, но не могли их отдать — излишков сельскохозяйственных продуктов было недостаточно, чтобы их разбазаривать, а предметы роскоши, золото и валюта обесценились. Это отражалось и на статусе Юнги как главы клана, но прежде всего он решил обезопасить Чимина, сделать всё, чтобы не рвануло раньше времени — до того, как всё станет более или менее ясно. Безумное решение пришло в голову одним днём, когда он проезжался мимо пустующих прилавков торговой улицы Учжон-га. Товаров было совсем кот наплакал. Еда раскупалась во мгновение ока, когда торговцы даже ещё не успевали выставить весь товар на прилавки. Иными словами — в столице начался дефицит. Крестьяне отказывались отдавать излишки продукции государству, росло народное недовольство. Насильственное отнятие еды у крестьян вызывало сопротивление; некоторые уменьшали свои посевные площади. Помещики теряли контроль над деревнями и радикализировались в своём негативном отношении к власти. О Хэ говорили всё хуже. Но так действительно совпало. Не он принёс голод в страну, но суеверный народ связывал смену наследника с последствиями засухи. Хоть Юнги и не поддерживал нового политического курса, считая законы жестокими и опасными для самой власти, но имя Хэ страдало более, чем кронпринц этого заслуживал, и что-то в этом походило на то, что королевская власть просто вешала всех собак на Хэ. Но как это было возможно? Король испытывал самые сентиментальные чувства к племяннику, как думал весь двор, так отчего же тот обходился с ним так жестоко? В момент в голове выстроился приблизительный план. Мин позабыл о всех делах в городе и отправился обратно в поместье. Реакция на радикальный поступок Юнги, который искренне пытался помочь Чимину, не заставила ждать. Королева вызвала его в свои палаты и начала отчитывать по чём свет стоит. — Какого рожна ты творишь?! Совсем сдурел?! Юнги, твой поступок — это чистой воды безумие! Только отец умер, а ты уже решил нас разорить?! Ты хоть понимаешь, что наделал? Сколько лет копились эти деньги?! О Небо… — она стояла прямо напротив и то и дело хваталась за лоб или накрывала грудь. Он впервые видел сестру настолько эмоциональной. — Ваше право так считать, — он потупил взгляд в пол. Непоколебимо выдержал прилетевшую от Её Величества пощёчину, не показывая той щепотки обиды, что вызвали слова королевы. Юнги бы честно хотелось с ней поладить, так же умело лавировать между стоящими по разные стороны детьми, как и отец, но он не мог больше действовать полумерами. — У нас всё ещё много ресурсов. Юнги пожертвовал запасы и небольшие излишки зерна и других продуктов и денег от имени кронпринца Хэ, что Королеве не пришлось по душе — она пеклась за каждую копейку. — Ладно, допустим. Он станет королём, и ты будешь править за его спиной. Так? Это твой план? В таком случае я ещё могу понять, но не принять твою дурость. — Я хочу продолжить дело отца… а не устраивать очередной переворот. — Ты не можешь продолжить его дело. Ты военнослужащий! Помни, что главой дома может стать любой из моих сыновей. Один мой щелчок — и ты потеряешь всё. Думаешь, ты всесильный? Не смей приближаться к этой шавке и порочить наш род. Он не должен оказаться на троне, ты сам этого не хочешь! Так помоги мне с этим делом! — Вы тоже некрепко держитесь, ваше величество. Не все могут принять власть женщины. Особенно в нестабильные времена. Я имею право распоряжаться своим имуществом как хочу. — Ты обезумел, — она резко развернулась и двинулась ему навстречу, чтобы одарить своим особым тяжёлым взглядом. — Пусть так, но моя помощь может вам пригодиться, — Юнги мельком посмотрел ей в лицо и спрятал глаза. — Что? Ты собираешь военных? — поражённо спросила она. — От своего имени я поручил оснастить казармы и улучшить условия службы военных, и точно так же раздал крестьянам пищу. Выделил рабам земельные наделы, оформил дарственные, оставив за собой право собирать часть их продукции. На какое-то время налог будет меньше. — Когда?.. Когда ты успел это сделать? Почему я не знала об этом? — Несколько дней назад, скоро… скоро наши люди приступят к выполнению приказа. Военные высшего ранга выступают за смещение кронпринца. Но если те, кто преданы Его Величеству, хотят казнить кронпринца и отстранить меня от всех постов, то тем, кто лояльны мне, будет достаточно чтобы король выбрал его высочество Ли До. У вас есть предположения касательно того, что ещё нужно тем, кто остаётся верен королю и его чиновникам? — Отстранение меня. Ссылка и полное уничтожение нашей семьи. Они хотят либо вернуть Хосока, либо посадить на трон кого угодно, кроме моих детей, хоть умственно отсталого седьмого принца. Они будут первыми же, кто побегут свергать короля после Хэ, — королева принялась медленно расхаживать по комнате, рассуждая вслух. Избавленный от её давящего взгляда, Юнги сделал расслабленный вздох. — А чего хотите вы? Она развернулась к Юнги, и, будучи на расстоянии пяти широких шагов от него, задержала напряжённый взгляд на его лице. Мин знал — она хотела руководить действиями До и не собиралась делить эту власть ни с кем. Её поджавшиеся губы и сталь во взгляде подтвердили это. На деле — это лежало на поверхности. — Вы же понимаете, что он слишком умён и талантлив, чтобы действовать согласно чьей-то указке, — тихо, но выверенно заговорил Юнги. Лицо королевы в миг приобрело гневный вид. За несколько широких шагов она добралась до него и громко, несдержанно рявкнула: — Он мой сын! Мин сжал челюсти до проступивших желваков и нахмурился, едва выдержав, чтобы не ляпнуть что-нибудь в ответ. Он не должен был. Она старше, она его сестра, она королева. От неё зависела значительная часть успеха задуманной авантюры. — Ты ничего не знаешь! Ты вообще ничего не понимаешь в этой жизни! Ты, мелкий сопляк, не видел и даже не помнишь того, через что прошла наша семья, веришь какой-то девке с членом больше, чем родне! Где твоё уважение?! Ты не знаешь о том, что такое месть. Ты не терял никого. Наши братья для тебя — это просто набор имён. Ты ничегошеньки о них не помнишь. Ты терпишь скотское отношение короля, поход на Север, ради чего? Почему этот разговор настолько пошатнул её спокойствие? Юнги стойко вынес её обвинения, хотя внутри и ощутил глубочайшую обиду. Почему сестра не могла быть такой же терпимой к его желаниям и чувствам, как отец? — Я тебе скажу, что сделал кронпринц, — продолжила она. — Он вплёл в заговор твоё имя и направил корабли на сделку по покупке оружия на Цусиму. Если бы не его кровь, гнил бы он в яме для преступников и забрал бы с собой тебя. Скорее всего. Но знаешь что? Корабли стоят в порту у острова, они покинули Пусанпхо и не вернулись. — Нет никаких доказательств, — хмуро заключил Юнги, одновременно и шокированный этой информацией, и неприятно удивлённый тем, что Чимин вписал его имя в заговор. Оставалось надеяться, что у младшего были на то причины, однако он поставил Юнги под угрозу. Это не укладывалось в голове. Какого чёрта, Пак Чимин? — Верно, и это чудесная случайность. Но знаешь, что? Многие из наших сторонников всё равно пострадали из-за кронпринца Хэ… — «Ваших сторонников», — бестактно оборвал её Юнги, на что получил тяжёлый взгляд с укоризной. — И ты думаешь, что хоть кто-то сможет простить ему это?! Простить смерть своих товарищей и членов семьи? Юнги, он не жилец. — Я могу вам помочь, Ваше величество. Если вы согласитесь сохранить действующему кронпринцу жизнь. — Ты меня не услышал?! — она повысила голос и приблизилась к нему вплотную, чтобы схватить за ворот. — Ты понимаешь, что никто не поддержит тебя? Все хотят смерти кронпринца, в том числе и я. Я просто не могу понять. У меня не укладывается в голове… Как бы ни была крепка дружба с малых лет, ты обязан следовать исключительно своим интересам. Никто не будет умирать за вашу любовь. Юнги понимал это, и поэтому долго думал о том, как обойти ситуацию, когда все хотят отправить Чимина к прародителям и никак иначе. И главным, кто хотел закончить начатое, была именно Мин Вонкён. — Значит кронпринц Ли Хэ снова сменит имя, — Юнги отбросил её руки от себя и поклонился на девяносто градусов. — Мне пора идти. А вы… попробуйте вспомнить о том, что такое любовь. Если хоть когда-то испытывали это чувство.***
В один день пронеслась весть, что во Внутренний дворец поступает новая придворная. Юнги дал приказ пропустить её с маленькой личной свитой служанок за стены, но остался рядом, чтобы удовлетворить любопытство и взглянуть на новенькую. Это была новоиспечённая жена Ким Намджуна, девушка из «хорошей», но обедневшей семьи Хун. На большее сын из семьи с подпорченной репутацией претендовать не мог. Ходили слухи, Ким собирался жениться совсем на другой девушке, но в итоге практически в последний момент поменял своё мнение и взял себе эту ничем не примечательную Хун. На Юнги она произвела не лучшее впечатление. Его никто не приглашал на свадьбу, так что девицу Мин видел впервые. В её подчинении оказалось сразу множество слуг Внутреннего дворца, работала она и при палатах королевских особ, и при дворе наложниц. Намджун продолжал занимать пост одного из советников министра. Юнги в последнее время часто выполнял обязанности во Внешнем дворце, так что и с Намджуном они начали видеться чаще, но с тех пор, как Юнги навестил его, чтобы узнать чуть больше о прошлом Чимина, они не заговаривали. Разве что обменивались дежурными фразами, когда случайно встречались. В Букхчхоне — маленькой деревне — где богатый дом стоял на другом, они тоже виделись не раз, а слуги их явно перемывали господам косточки за стиркой тряпок. Тогда Намджун резко осудил связь между Юнги и нынешним кронпринцем, и это оставило неизгладимый след на отношении Мина к Киму. Удивительное дело — оба стали главами своих кланов, но дружественные отношения между домами после смертей родителей сохранить не сумели. Юнги не получал указаний от отца по этому поводу, он вообще у смертного ложа просил Господина Мина говорить как можно меньше, а сам за пеленой из слёз не видел ничего. Вспоминать об этом было горько. Ещё хуже — когда в памяти всплывали сочувственные взгляды прислуги и всех вокруг. Только старина Ким Донсу — верный слуга и помощник — не вызывал в нём этих противоречивых чувств на грани отвращения и жалости. Они были в одной лодке. Один — близким и преданным другом, другой — блудным сыном… — Капитан Мин, — с дежурной улыбкой поздоровалась она, когда выносила чай из палат монарших особ. Уже было поздно, и рабочее время Мина закончилось, но он всё равно бродил по дворцу как неприкаянный призрак, оттягивая момент возвращения в пустующий дом как мог. Дама Хун была из тех женщин, что при дворе смотрела на всех с лёгким прищуром, будто подозревая всех и вся. Юнги затруднялся сказать — это Намджун подхватил такой взгляд от благоверной или та, убрав девичью косу в причёску, стала такой под его влиянием. Юнги были неприятны все эти наложницы, евнухи, придворные дамы и даже обслуга дворца, а многие из гвардейцев помимо того, что крутили с местными девками шашни, были форменными идиотами. — Муж давно вас не видел. Заходите в гости… когда не будете заняты вечерними беседами с кронпринцем. — Занимайтесь своим делом, мадам, — брезгливо бросил он вместо того, чтобы растрачивать эмоции на эту девушку, которая, очевидно, хотела его задеть, но по какой причине — неизвестно. Поймав её недоумённый взгляд, он едва заметно ухмыльнулся. Мадам, мадам, не мамзель. И чего уставилась, не знает что ли, что за «мадам»? — Обязательно зайду, и вы заходите, если вас, конечно, выпустят отсюда. Придворным редко выдаётся шанс покинуть дворец.***
Через пару недель, пролетевших для Юнги как по щелчку пальцев, в грандиозном павильоне для торжеств под названием «Кёнхвэру», расположенном прямо на пруду и неподалёку от резиденции короля, по случаю праздника Дано — пятого дня пятого месяца — состоялся пир для членов королевской семьи и придворных. С Юнги уже сняли ответственность по охране Хосока, и он присутствовал при торжестве как подчинённый Чонгука, стоя у спуска лестницы. Юнги внимательно наблюдал за обедом. Расписная крыша укрывала монарших особ и их отпрысков, рассевшихся в состоянии напряжённого малословия на втором этаже павильона на шёлковых подушках. Мин поймал на себе взгляд лейтенанта Юна — охранника Чимина, который с ним откровенно лебезил, особенно в последнее время, и сейчас смотрел с паникой и смятением. Мин проследил его мечущийся от него к кронпринцу взгляд и понял, что уже долгое время неотрывно следил за Хэ. Да, сейчас всё, кроме Чимина, казалось таким незначительным. Тот почти не поднимал взгляда от тарелок и очень мало ел, но Юнги терял самодисциплину в изгибе пухлых губ, в движении аккуратных пальцев, беззвучно выстукивающих какой-то свой ритм по столу, в безрадостном взгляде раскосых глаз и в тёмных волосках на висках у выдающихся скул, необыкновенно белых в светящем в спину солнце. В голове мелькали фразы, перед глазами — видения, обоюдоострое желание откровенных ласк мутило сознание. Юнги от скуки предавался фантазиям, думал о соблазнительных округлостях и головокружительной тесноте внутри младшего. «Ты совсем не можешь удержаться, да?» — звучал собственный хриплый голос в голове. «Мои ноги разъезжаются просто от того, как ты смотришь на меня», — отвечал Чимин своим мягким голосом и прогибался под поцелуями, оставляемыми Мином на его теле. «Чёрт, внутри тебя так хорошо», — рычал Юнги, вторгаясь в чужое нутро в который раз за ночь. Ему срочно нужно было ещё, он так истосковался по ласкам, но пока было рано. Он поставил себе цель — разобраться с делами, а уже потом вкушать плоды своей самоотверженности. Чимин не выделялся для других, но над вниманием Мина он властвовал. Юнги сложил руки спереди, на паху. Он юрким движением языка увлажнил губы и отвёл свой взгляд, но тут уловил циничный прищур королевы Мин, глядевшей на него. С последнего их разговора прошло порядком времени. Юнги не было ни капли стыдно за свою выходку с «пожертвованием». Он поступил так, как считал нужным, жертвуя продовольствие на благо народа. Народ будет знать, что лично кронпринц дорожит людьми и думает о них. Чимин не был тираном. Хэ просто не знал, что делать со всей оказавшейся в его руках властью. Королева не могла предъявлять ему претензий. Во благо дома Мин и ради увеличения собственного статуса он отдал не меньше. В этот момент сам Чимин метнул в него взгляд. Его смущённая улыбка скрылась за поднесённой к губам пиалой — кажется, это была первая позитивная эмоция на его лице за весь обед. Юнги прикусил язык и возвёл глаза к потолку, чтобы перестать откровенно пялиться на предмет воздыхания, но то и дело бросал короткие взгляды в сторону кронпринца, в голове облекая свои чувства в слова: «Хочу обнять тебя. Прижать к себе, увидеть вместо этого бесцветного взгляда искры в твоих глазах, любовь и свет, солнечными лучами проливающиеся с ресниц. Я бы отдал всё, чтобы повернуть историю вспять и не видеть глубокой грусти в твоих глазах. Не видеть этой печали, быть достаточно сильным, чтобы её прогнать. Прижать к себе, поцеловать твои нежные губы и сказать: «Всё будет хорошо. Я люблю тебя. Не беспокойся ни о чём», но вместо этого мне приходится смотреть на то, как это место медленно убивает в тебе всё живое. Мне к чёрту не сдался ни этот пост, ни дом, ни выдуманная другими власть, если я не могу сделать тебя счастливым… Я устал, я больше не хочу игнорировать свои желания. Я любил отца, я люблю родителей, семью, я хочу, чтобы все люди, находящиеся в зависимости от моих действий, здравствовали, но важнейшим для меня остаётся твоё благополучие. Потому что ты спас мою жизнь». Заточенный войной слух уловил шуршание дорожной крошки: к придворным дамам, остававшимся в некотором отдалении за спиной у королевы, присоединилась ещё одна. Её запоздалое появление на какой-то миг привлекло внимание некоторых из присутствовавших, но по большей части она была всем безразлична. Сама девушка Хун же переглянулась с Юнги и осторожно присела на пол со спокойной улыбкой на ярких губах. Юнги нахмурился, но не стал никаким образом трактовать её повышенный интерес к своей персоне. — Три провинции не предоставили изысканных съестных даров до Двора, — ныряя палочками в бронзовую чашу с мясом краба, раздосадовано высказалась королева Мин. — Пища нынче и для королей — роскошь, — одним снисходительным взглядом из-под ресниц она указала в сторону выставленных справа от столов блюд, ожидающих времени подачи. — Страна в агонии. — Скромность — наилучшая благодетель, — хмыкнул король, не отвлекаясь от вкушения блюд. — Если монарх будет питаться как простолюдин, никакого уважения к нему не будет, — свободно возразила королева, на что некоторые из присутствовавших скосили глаза в неловкости, а служанки потупили свои головы. На лицах последних застыло выражение глубочайшей вины. — Что думаешь, кронпринц? — грубоватый голос Тхэджона заставил вздрогнуть нескольких детей, самого Хэ и слуг. Королева лишь подозвала к себе служку с опахалом из перьев восхитительных птиц. — Думаю, благодетели на воле каждого из людей, — тихонько отозвался Хэ, глядя в пустоту перед собой. — Но уважение к государю не зависит от того, какие яства подаются власть имущим на завтрак. — Сыграйте «Чхонсанские мотивы», — реакцией на слова Хэ послужила лишь складка меж густых бровей, раскрашенных сединой, да движение из стороны в сторону подбородка, заканчивавшегося недлинной треугольной бородой. Музыканты заиграли новую мелодию на струнах. — Ура, песенка, — хлопнул в ладоши седьмой принц, страдающий слабоумием, но Ли До его быстро дёрнул за рукав и одарил взглядом с упрёком. Уголки губ Юнги приподнялись в усмешке. Как давно Чимин начал открыто возражать королю в присутствии придворных? Королева, кажется, была довольна ответом Чимина. По крайней мере до тех пор, как он не опроверг и её слова. — Пожалуйста, улыбнись, — одними губами прошептал он, и это не скрылось уже от глаз Чонгука. Юнги стыдливо потупил голову и не удержал в себе кислой усмешки. Служанки в фартуках принялись разливать чай. — Хосок-хённим отбывает из дворца в ближайшее время? — с сочувствием на лице спросил Ли До короля. — Да, — просто кивнул в ответ самодержец. Юнги пронаблюдал за тем, как у Хосока проступают желваки. Тот потянулся палочками к закускам и стукнул ими о тарелку по неосторожности или намеренно. Промолчал, но громкий звон посуды сказал всё за него. Наложница Чон не присутствовала при обеде, чем этот факт наверняка радовал королеву Мин. Мать Хосока оставалась лишь наложницей, ныне ущемлённая в правах, она не могла проявить своего мастерства иронии и скрытых издёвок в этой бесполезной трапезе. Отношения Юнги и Хосока предсказуемо испортились. На самом деле, Юнги сам принял волевое решение передать свои обязанности охранника другому капитану, причём вышестоящие не препятствовали его решению, а тот самый гвардеец и слова против не сказал — наоборот, был из тех равных Мину по рангу служащих, которые безоговорочно плясали перед ним. Музыканты играли одну и ту же мелодию по второму кругу, она буравила голову, стоять ровно уже становилось невыносимо. Мин переступил с ноги на ногу и сложил руки на груди, чем привлёк к себе несколько напряжённых взглядов, — он с нетерпением ждал, когда принесут алкоголь и обстановка станет хоть чуточку более расслабленной. Единственное, что занимало его безделье теперь, помимо мыслей о шалостях — думы о перевороте. Было забавно это делать, когда прямо напротив король попивал чай. Чимин обхватил пиалу своими изящными пальцами и подпёр донышко ладонью другой руки. Полные губы легли на ободок — он тихо сёрпал чай. В пустую болтовню Юнги не вслушивался — голова была переполнена своими мыслями. Юнги шумно выдохнул и отвлёкся от рассматривания росписей на потолке, переведя взгляд на кронпринца, который выглядел всё более утомлённым и начал как будто засыпать прямо за столом. Пир длился чертовски долго, но Хэ до сих пор не выглядел настолько измотанным. Словно тумблер резко дёрнули — и работать механизм продолжал лишь по инерции, медленно затихая. Юнги всё больше напрягал бледный и усталый вид Чимина. Мин обеспокоенно и бесцеремонно разглядывал его, пока не случилось нечто совершенно неожиданное. Тонкая струйка крови протекла из носа Хэ. Он коснулся тыльной стороной ладони пространства над губой. Его вело из стороны в сторону, а когда рассредоточенный мыльный взгляд нашёл след крови на руке, лицо Чимина вытянулось в удивлении. К этому моменту присутствующие уже обратили внимание на его странное поведение и алый штрих у носа. Под ногами Юнги, кажется, разразилась пропасть. Ему самому вмиг поплохело, голова закружилась от осознания того, что Чимину не просто нездоровилось сегодня, что ему угрожала опасность. Это не могла быть обычная болезнь, хворь не проявляет себя так: внезапно и на глазах у короля. Чимин опёрся руками о стол и предпринял попытку встать, пытавшийся отвернуться и скрыть свою проблему от окружающих, но его ноги подкосились, а руки не удержали веса тела — посуда брякнула, он непреднамеренно задел пиалу с чаем, и та упала на деревянные доски пола. Тело кронпринца ослабло. В руки его поймал сидевший рядом До, которому королева-мать тут же крикнула: «Не трогай его! Это опасно!», видимо, боясь того, что на самом деле могло быть с кронпринцем. Это Юнги навело на страшную мысль: Хэ пытались отравить. Была ли виновна в этом сестра, времени думать не было. Придворные дамы, слуги и стражи во все глаза наблюдали за представшей картиной, оказавшись в полнейшем ступоре. Юнги не осознавал, что творил. Он отбросил от себя руки Чонгука, пытавшегося удержать его, и рванул к Чимину. Он вклинился между кронпринцем и Ли До, и забрал у племянника ослабевшее тело Чимина. Младший оставался в сознании и держал глаза приоткрытыми, но это было явно ненадолго. Он приоткрыл подрагивавшие губы, чтобы что-то сказать Юнги, и ухватился за его ворот, но ладонь Чимина лишь скользнула по груди Мина, а вместо слов он издал короткий стон, в котором только Юнги бы сумел расслышать дорогое сердцу «Хëн…» Кронпринц впал в беспамятство прямо у Юнги на руках; Чимин подрагивал как от озноба, а лицо выражало болезненные муки. — В-ваше высочество, — сипло на вдохе протараторил Юнги и накрыл холодный влажный лоб рукой, а затем решительно поднялся над столом, подхватывая Хэ под мышками. — Его отравили!.. — сделал он, возможно, преждевременный вывод. — Надо промыть желудок! Юнги было попытался взять кронпринца на руки, но его принялись оттаскивать за талию и рывком отбросили назад. Чимина буквально забрали из его рук. Вскочивший со своего места король громогласно приказал: «Задержите его!» Юнги в замешательстве уставился на короля и не понял, кого он должен был задержать. Оглянулся вокруг, с трудом отвлекаясь от панического страха за младшего, как его обступили несколько стражей, которые выглядели столь же смятёнными. — Задержать! — вновь рявкнул король так громко, что его басовитый голос отдался звоном в ушах. Растерянные воины несмело потянули его за локти и предприняли попытку отвести назад. Пользуясь их замешательством, явно вызванным тем, что никто не хотел вредить Мину, он отбросил чужие руки от себя, но тут Чонгук обхватил его за талию и с силой рванул назад, дальше от любимого, которому он не мог помочь, как бы не пытался вырваться и растолкать пришедшую на помощь генералу стражу. — Чимин! — вскричал он, не считаясь с правилами поведения и обязанностями. — В темницу! — приказал разъярённый Тхэджон. «Что?» Лишь одна мысль промелькнула в голове Мина среди мечущихся в беспорядке тревожных сирен огня. Почему Юнги должен надеть колодки, если это совершил не он? Юнги обвëл помещение беседки взглядом, выхватывая каждое из действующих лиц. Тот, кто покусился на его любовь и должен был быть наказан по справедливости, среди них? Или же это вина самого Юнги, не сумевшего защитить самое дорогое?