Дьявол всегда рядом

      Сердце пропустило один удар и тут же забилось в бешеном ритме, готовое проломить ребра и вырваться наружу. Я раскрыла рот, набрав в грудь побольше воздуха для оглашения протеста, но из горла вырвался только протяжный всхлип.       По истечении томительных секунд до меня дошло осознание, что лежу перед ним полностью нагая, вперив немигающий взгляд в свод потолка, оплетенный белыми клочьями паутины, схожей на древесный мох. Точно в логове паука, только связанная по рукам и ногам не нитями, а нерасторжимыми узами неравного уговора.       Прикрыв торчащую грудь разорванным лоскутом юкаты, я предприняла попытку приподняться на локтях, застав Кокушибо за развязыванием белого пояса на хакама. Подглядывая за движением мужских пальцев за столь интимным делом, я даже запамятовала, что хотела сказать и сделать. Внутри меня забурлила неведомая доселе смесь чувств.       Быть его. Принадлежать ему. Эта мысль волновала, пронзала насквозь своей диковинностью и первородным грехопадением, который я собиралась совершить первый раз в жизни, будучи совсем неискушенной познаниями в любовных утехах. Никогда не знавшая мужской ласки и стыдившаяся своей потребности в этом. Мне предстоит упасть ниже всех моральных убеждений и строгих условностей нравоучений. Однако это деяние не ужасало, совсем не так, как должно было бы. Не так, как должна ощущать себя девушка, ставшая объектом посягательства демона. Нет, я испытывала страх от того, что впервые ступаю по тонкому льду над глубокой пучиной. И эта зовущая, даже манящая неизвестность приблизилась настолько, что вот-вот поглотит меня в огромное царство соблазна и порока.       И вновь демон одновременно пугал и притягивал, воплощая в себе непостижимую для меня тайну бессмертия против движения времени и чуждость реальному миру. Сгноив все добрые чувства, завоевывая себе привилегии одиночества, облаченный толстой броней презрения ко всему, чье нелюдимое сердце холоднее самого глубокого северного озера, которое не удастся пробить ни одному земному соблазну. Он был защищен от неизбежного старения демоническим проклятием, имевшим немало общего с внутренним бездушием, достигшего невообразимых пределов бесчеловечности. При этом в нем присутствовала некоторая доля потусторонней красоты в ореоле тьмы. Интригующей и лишающей покоя. Я попалась в расставленную коварную ловушку. Она завлекала в нечто далекое и чужое — в кромешную пустоту, отмеченной знаком трагической обреченности.       Мои глаза исследовали перекат мышц на руках и плечах, таивших в себе сверхчеловеческую силу, от которой перехватывало дух. Обезображенную глубокими шрамами шею и грудь, оставленных от рубящего лезвия катаны, уже давно затянувшихся и покрытых новой кожей. Будто тот, кто пытался отсечь демону голову когда-то давно не смог завершить начатое. И позорный след остался, безупречно выверенный и смертоносный.       — Ваша обретенная сила не добродетель. Она не приведет ни к чему хорошему. Только к тропам ненависти.       Как ни в чем не бывало, я деликатно продолжила наш разговор, икая и утирая слезы ладонью, пытаясь отвлечь не только его, а в первую очередь себя. Умение вовремя и тактично промолчать не являлось моим похвальным качеством. Я снова лезла на рожон.       Казалось, он забыл, что здесь есть еще кто-то помимо него. Однако я понимала — это впечатление до смешного обманчиво. Он умел игнорировать, пребывая в полной невозмутимости. Подобно спокойствию отдыхающего зверя.       Развязав пояс, Кокушибо поддел край черных хакама уманори и приспустил вместе с излишками одежд, оголяя нижнюю часть тела. Я тут же зажмурилась и отвернулась, до хруста позвонков, до появления ярких пятен под сомкнутыми веками.       — Язык — источник многих бед. Разве тебя не учили к послушанию перед тем, кто стоит выше? Тело женщины, а разум дитя. Даже если и так… Последствия не имеют значения, если средства оправдывают цель. Отныне и до скончания веков никто из живущих ни сейчас, ни после смены поколений не сможет противостоять мне.       Низкий ровный голос неуклонно проникал в меня, пробираясь сквозь шум затухающего дождя и полумрак, уверенный и стойкий в своих честолюбивых амбициях. Как бы я ни старалась отрицать его власть надо мной, не могла избавиться от ощущения извращенной нужды принадлежать демону. Словно искала защиты у того, от кого в первую очередь необходимо спасаться. Искала его расположения. Из всех дьяволов выбрала того, который ближе… Наверно, у меня сильное помешательство из-за расшатанных нервов.       — Говорите так, будто хотите найти равного себе, но все время претерпеваете неудачу, — тяжело сглотнув, продолжая обнимать себя за плечи, я озвучила необычную догадку, заслышав в нотках его голоса едва уловимое разочарование.       Из всех прочитанных книг я уяснила только одно. Самурай всегда помнит о смерти, всегда готов с доблестью умереть. Самурай всегда должен помнить об этом, так он сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и сыновней почтительностью, освободившись от всего дурного. Быть верным себе, своему роду, своему господину и военному долгу. Избегнуть мириад зол и несчастий, уберечь себя от похоти и бед и насладиться долгой жизнью. Тогда он будет исключительной личностью, наделенной прекрасными качествами, возвеличивая свое имя на века. Ибо жизнь мимолетна, подобно капле вечерней росы и утреннему инею, и тем более такова жизнь воина.       Кокушибо помнил свою прошлую жизнь. Он еще жил прошлым. Брошенный на извечное скитание по лабиринтам воспоминаний, по заповедникам вычеркнутого из памяти. Это было не что иное, как заключение честного союза с одиночеством людоедства.       Прикосновение огрубевших пальцев к оголенной плоскости живота заставляют встрепенуться и моментально распахнуть глаза, натыкаясь на черные когти, хищно изогнутые на концах. Цвет нашей кожи разительно контрастировал между собой, как день и ночь, как солнце и луна. Моя бледная, но румяная, и его нездоровая, мертвецки серая. Растопыренные пальцы обхватили мой стан, укладывая обратно на спину и удерживая на месте. Я сжалась, боясь импульсивно подорваться, обнимая и успокаивая себя все сильнее. Одно движение, и демон ненароком может вспороть чрево. Так или иначе он мог сделать больно. Он обязательно сделает больно. И я всецело зависела от него.       Сколько смертей наблюдали эти глаза. Не счесть скольких убили эти руки, сколько крови и плоти поглотило это тело. И теперь моя жизнь находилась под эгидой циничного дьявола — не больше, чем игра в сеги. Убить безбожно просто.       — В какой-то мере верно подметила, — обжигающая душу притязательность демонических глаз сменилась на едва заметную снисходительность. Он слегка склонил голову набок, в знак негласной дозволенности, в знак маленькой поблажки продолжать занимательную беседу до поры до времени. — В проницательности тебе не отказать. Но наугад тыкнув в небо пальцем, все равно остаешься на тверди земли.       Танцующие блики огня освещали половину его лица. Выступили высеченные временем угловатые скулы да сильнее заблестели глаза. В очертаниях рта заметнее выявилась прямая линия — знак долгих размышлений и непреклонной решимости. Длинные волосы Кокушибо почти ласково касались моих сведенных вместе ног, а руки по обе стороны нежно прижимались к бедрам и одаривали жаром. Как двое влюбленных перед первой брачной ночью. Удивительный абсурд!       — Мне незачем наобум тыкать пальцем в небо. Я чувствую и просто вижу.       — Недостаточно просто видеть. Тем более прожив так мало. Или ты успела стать всевидящей?       — Вы только берете. Забираете жизни. Не отдавая ничего взамен. Это неправильно. Цикличность круговорота неизменна. Сколько берут, столько и возвращают. Не давая взамен ничего хорошего, нельзя получить что-то в ответ, — словно заученной проповедью делилась я, припоминания все толкования Госпожи Кацу на протяжении долгих лет обучения.       — Неужели есть какие-то негласные правила? Ни разу не встречал подобного. До меня они недостижимы. Потому что тот, кто подавляет и преобладает, не ждет ничего от других. — С завидной легкостью резал на корню все мои попытки Кокушибо, ни во что не ставя мои слова и предостережения.       — Ваше эгоистичное желание превзойти всех не принесет ни радости, ни удовлетворения. Что может ждать вас в конце? Останетесь ни с чем, потому что не можете созидать. А то, что вы найдете, будет меньше, чем ничто. Кара небесная ожидает всех нас, всех без исключения. Покайтесь в злодеяниях, и тогда сможете получить возможность переродиться в следующей жизни! — продолжала упорствовать я.       — Ты веришь, — спросил или просто сказал Кокушибо, внимая движению моих губ.       Почему вдруг мне стало так холодно и жарко в то же время? Почему он проявляет такой интерес? Его руки все так же опасно держали меня, касаясь как своей собственности. Как вещи, которая вдруг заговорила на странном языке, а потому стала диковинкой.       — Да, верю всей душой в круговорот всего сущего. И даже после всего ужасного получить прощение возможно. Каждый заслуживает прощения. Надо раскаяться. Но вы только еще больше угнетаете и уничтожаете. Идете вопреки всему естественному. Чистая ненависть. Кокушибо-доно, обращает всех вокруг против вас. Ненависть порождает лишь ненависть, она будет возвращаться сильнее и страшнее. Вы уже погрязли в ней… Неужели вы, как истинный самурай, решили пренебречь благородным призванием и кодексом бусидо ради подобного? Будто предали самого себя, свои идеалы… это противоречит пути воина. Даже обретя истинную силу… насколько сильно боитесь перспективы настоящего поражения? Насколько сильно боитесь пожинать плоды своего зверства?       Я не успела ни договорить, ни понять, что произошло. Перехваченное железными тисками горло издало только бульканье и хрипы. От пробирающего взгляда демона тело окаменело. Волосы на шее встали дыбом. Кровь заледенела в венах.       Демон сжал мою шею и нащупал акупунктурную точку около мочки уха, в месте, где безумно билась крошечная жилка. Мой рот раскрылся. Ухватив кончик языка, он вонзил когти в мягкую плоть и вытащил наружу.       Я начала невразумительно мычать и тут же захлебываться слюной. Извивалась и вырывалась. Пыталась ослабить нажим его рук. Пыталась притупить острую боль от острых когтей! Все безуспешно. Наверно, делала только хуже.       Мощь окружавшей его ауры обрушилась на меня, как приливная волна. Я не в состоянии сравняться с невероятной силой демона. Сама по неосторожности загнала себя в капкан, и он с громким свистом захлопнулся, обрекая на очевидный исход.       — И снова позволил зайти слишком далеко. Эта досадная ошибка потом перерастет в привычку… Могу избавить себя от болтовни раз и навсегда. Тем более я не нуждаюсь в подобном общении. Тем более язык тебе больше не пригодится. Согласна со мной? — многозначительно протянул Кокушибо подчеркнуто медленно, пока тревога оголтело вбивалась в мой взбаламученный разум. — Да… Ничто не изменит мой мир… И занавес, который упадет в конце будет опущен лезвием моего меча. Мне ни к чему оправдывать свои поступки гладкими и звучными фразами, само мое молчание объяснит и оправдает любую жестокость.       Демон продолжал удерживать мой язык, но бо́льшей боли не причинял. Ничего так не изводило до содрогания, как иносказательные слова, произнесенные спокойным голосом. Ему ничего не будет стоить воплотить угрозу и избавиться от моего громкого общества таким простым, но эффективным способом.       — Захотела поучить? — задумался и задался Кокушибо для себя или для меня, еще немного вытягивая язык. — Без языка это будет делать тяжело.       Сложив ладони в молитвенном жесте, я безмолвно просила его передумать и не совершать изуверства. Получал ли он удовольствие от издевательства надо мной?.. Нет, он слишком гордый, чтобы довольствоваться подобным. Он просто решил проучить за бестактную наглость лезть не в свое дело.       — Более разговорчивая, нежели в первую нашу встречу… Печешься о благополучии моей души? Корни ненависти уходят в основу всего земного, рассеивая семена предолгими веками. Мы лишь используем ее плоды, повинуясь прихотям, не выходя за пределы отведенной роли. — Его голос был глубоким рокотом, который вибрировал сквозь меня, заставляя чувствовать, как дрожат кости.       Повисла обостренная пауза, стягивающая предгрозовые тучи под потолком комнаты, будто дождь решил перекочевать с улицы в эту всеми забытую гостиницу. Почему он медлил?.. А затем Кокушибо просто отпустил, и я было вздохнула с облегчением, пока он не повернул меня спиной к себе, уложив на колени, ухватил за загривок на затылке и вдавил лицо в ворсистый плед футона, заставляя болезненно прогнуться в пояснице. Волосы взметнулись и веером легли мне на плечи, налипли на глаза, забились в рот, все скрылось за спутанными прядками.       Отдернув юкату, Кокушибо оголил ягодицы и сердцевину естества, отбрасывая ткань мне на голову. Участь быть униженной не знала границ.       Совсем свежие воспоминания наотмашь ударили по мне с невиданной силой. Доума точно так же овладел незнакомой девушкой. Грязно, похотливо, по-животному он вторгался в ее податливое тело, с готовностью раскрытое навстречу. Призывно и жадно принимающая мужской орган в себе, получая обоюдное удовольствие. Примитивная плотская страсть, смешанная с неистовым желанием. И жертве это нравилось, она утопала в блаженстве вожделения в поиске достигнуть экстаз. Пока демон с прекрасным лицом, но с совершенно невменяемым взглядом, граничащий с безумием одержимости, не начал плотоядно рвать зубами ее плоть для утоления зова голода совсем иного рода, совместив одновременно две потребности инстинкта. Он всецело пребывал в царстве наслаждения, восхитительной вседозволенности и безнаказанности.       Остекленевшие, неживые глаза девушки с остывшим следом обреченности навсегда осели в сердце. Она не заслуживала такой доли, и я не могла даже представить, какие муки испытывала несчастная в последний миг жизни. Наверно, она была уже рада смерти. И оказавшись по другую сторону, в том месте, где неведомы ни горести, ни страдания, а душа не имела ни очертаний, ни границ, представ перед судом, она обрела покой и стала свободной.       Моя кожа покрылась пятнами, в глазах помутнело. Я взбрыкнулась и заозиралась, стремясь вырваться из нового плена, отплевывая волосы, карябая ногтями по половицам, сжимая кулаки. Праведная злость и позорное положение клокотали во мне, противоборствуя между собой за первенство. Я не могла свыкнуться с таким кощунством по отношению к себе! Кем бы ни был Кокушибо — демоном, угнетателем и извергом, в первую очередь он оставался мужчиной. Самураем. Возможно, до сих пор придерживался былой чести и достоинства, отдавая дань своему благородному прошлому. Он не мог так гнусно обойтись со мной!       — Тише, — огромная пятерня накрыла мой затылок, погружая когти в копну волос, вдавливая лицо вниз, устойчиво обездвиживая, чтобы не смела сопротивляться. — Иначе будет…       — Нет, нет!.. Только не так! Пожалуйста… только не так! — не своим голосом завыла я от несправедливости, продолжая метаться, как дикий зверек, бедрами задевая нависшее надо мной тело. — Если бы… если бы я имела преимущество… если бы была достаточно сильной, то не задумываясь бросила вам вызов из-за подобного унижения!       — Бросаешь вызов?..       К моему изумлению хватка ослабла. Не теряя попусту времени я высвободилась, неотесанно и неуклюже извернувшись. Пока он не передумал.       Хмельно кружилась голова, а грудь вздымалась рывками, пытаясь отдышаться. Насытиться воздухом и свободой. Долгожданной свободой, которой мне уже не видать. От избытка напряжения и витавшей пыли из-за суматохи, я пару раз чихнула, сдувая прилипшие волоски с лица.       Губы Кокушибо изогнулись в подобие насмешки — изъявлением скучающей воли и демонстрацией жестокого любопытства. Глаза сузились, превращаясь в сияющие щели в полумраке комнаты. Я не ожидала, что спонтанное заявление сможет вызвать такую реакцию, будто мои слова его позабавили и раззадорили. Каким-то образом моя напыщенная бравада рухнула в одночасье. Может потому что демон сейчас выглядел как вполне обычный человек?       — Звучит убедительно. Но это будет самое быстрое поражение. Если оценивать твои навыки — ты ни на что не годна, а я не вступаю в схватку с тем, кто слаб, как новорожденное дитя, в этом нет резона. Твоя ценность заключается в метке, всего лишь. Как именно собралась противостоять?       — Над этим я не думала… Просто руководствовалась желанием отомстить сполна за все! — гордо вздернув подбородок, я встретилась с ним взглядом, в который раз осмелилась заупрямиться, деловито сложив руки на груди, заодно и прикрывшись. Но неумелый блеф трещал по швам, выдавая неправдоподобность, и тогда я решилась на откровение, подталкиваемая желанием поделиться. — После первой нашей встречи… Я хотела вступить в ряды истребителей, научиться всему, а потом отыскать вас и воздать за всю боль, которую причиняли невинным!       Я прекрасно осознавала, что играю с огнем, разговаривая с ним в подобном тоне. И вряд ли он позволял подобную вольность по отношению к себе от кого-либо еще. Тонкая грань дозволенного, которую я уже несколько раз пересекла. Возврата нет.       Быть храбрым и самоотверженным в воздушных грезах это одно, а столкнуться лицом к лицу в действительности… И сразу вся смелость испарялась. Ведь я разговаривала с настоящим демоном в человеческом обличии. Не с нарисованным портретом, напугавшим меня до беспамятства, и не с правдоподобным миражом, сотканным из чистой иллюзии коварными духами, так легко подслушавшие девичьи мысли. Нет, он находился сейчас прямо передо мной. И на его фоне мои мнимые героические амбиции, ощущения некоторой собственной значимости, которые так старательно лелеяла в себе, померкли и потеряли всякий весомый смысл, стали бесполезными и жалкими.       — Поразительная недальновидность обыденного разума. Пустое порождение мысли, всплески сумбурных эмоций и самонадеянных поступков. Столкновения желаний и невежества. И именно они привели тебя сюда.       Кокушибо не поскупился на оскорбления и понукания. Резкие слова отдавались в моей душе обидой, пока на языке крутились пару язвительных колкостей. И все же ни одну из них я бы ни за что не рискнула высказать вслух.       — Это напомнило мне басню про обезьяну, пытавшуюся достать луну, но все старания сводились к тому, что ей удавалась лишь зачерпнуть песок со дна озера… На этом мы закончим. Время и ожидания господина бесценны, и я не намерен растрачивать их так бессмысленно.       — Она держала луну в ладонях, пускай и… — неугасаемое упорство возрастало, но тут же сникло.       Он прочитал мое намерение возразить, но не позволил противоречить одним только взглядом. На этот раз я послушалась, смешавшись перед ощущением властной силы, исходящей от него. Кокушибо словно усмирил, приручил и заставил безропотно подчиниться за одно мгновение.       Я уже ни о чем не просила, не надеялась и не молилась о спасении, просто ждала, не противясь. Теперь уже никуда не деться. Пытаясь унять озноб от чувств загнанности и безвыходности, я снова улеглась на спину, затравленно наблюдая за умелыми движениями демона. Вверив ему полное право над собой, толком не веря, что совершаю это… добровольно.       — Люди такие хрупкие и легкоранимые, — сухо подытожил демон, неторопливо рассматривая мое тело, проводя ногтем по коже, отбрасывая полы юкаты в сторону и оголяя полностью. — Ты себя уберечь не в состоянии, а намереваешься бросить вызов.       Грудь беспорядочно поднималась и опускалась, пока я разевала рот, отчаянно пытаясь глотнуть такой необходимый воздух, но ничего не выходило. В ушах и в груди все громче бухало сердце.       Внимание Кокушибо привлекли кровоподтеки, синяки и оставленные грубые отметины от ненасытных рук Доумы, покрывавшие мое тело. Тело, дышащее чистотой, но оскверненное невидимой грязью похоти.       Когти демона ощутимо врезались в тонкую кожу, проходясь по особо болезненным местам, ставшей сверхчувствительной до одури, но он хорошо контролировал натиск и не позволял ничего лишнего. По плечам, заостренным ключицам, обрисовывая округлости груди, минуя возбужденные соски, пальцы прокрадывались дальше, от впадинки пупка к талии и ниже. Я невольно сжалась в комок и в очередной раз свела ноги вместе — от страха уязвимости беззащитной плоти перед ним. Однако демон поймал за щиколотки, раздвигая в стороны, заставляя разлечься в откровенно вызывающей позе.       — Мне надо быть более осмотрительным, любая мелочь может стать для тебя роковой. Не дергайся, иначе усугубишь положение, — недвусмысленно предупредил он, укладывая мои ноги поверх своих, продолжая возвышаться в сидячем положении. — Я не буду останавливаться до самого конца соития.       Ладонь демона собственнически легла на лобок. Большой палец непристойно проскользнул вниз, проходясь по шелковистой кожице складок, потирая и распробывая на ощупь. Слегка задевая чувствительное местечко, посылая разряды молний по позвоночнику и появлению вспышек перед глазами. Будто проверяя на готовность, пока мое взбудораженное тело ненавязчиво требовало чувства наполненности, требуя заполнить вдруг образовавшуюся пустоту внутри, быстро увлажняясь в ложбинке от интенсивных касаний. Обещанием изнемогать от робкого любопытства и в нетерпении желать большего. В ответ бедра налились тяжестью, томлением, они, помимо моей воли, интуитивно раскрывались навстречу. Коготь царапнул внутреннюю сторону бедра, заставляя судорожно вздрогнуть и чуть не сорваться на окрик. Я была ни жива, ни мертва — один сплошной натянутый нерв.       Демон подсунул влажные пальцы под мои бедра, для удобства слегка приподнимая и насаживая на себя, от чего я обмякла и повисла на его руках, изогнувшись дугой. Мои ноги вынужденно обнимают мужское тело, слепленное из стальных мышц, ступни бессильно скользили по его ягодицам. Но внезапно он остановился, замерев.       — Убирайся… — не поворачивая головы, небрежно бросил демон в сторону, непонятно к кому обращаясь.       Около закрытых седзи послышался сторонний шум — некто маялся по ту сторону и намеревался войти. Поняв, что кто-то еще может увидеть мое голое тело, разом потемнело в глазах. В попытке хоть как-то прикрыться, прильнула обнаженной грудью к Кокушибо, хватая за плечи и стыдливо пряча раскрасневшееся лицо в черных волосах. Неужели я стала доверять ему больше, чем следовало бы?.. Но неизвестный, кем бы он ни был, так и не решился войти, удалившись прочь, ступая по скрипучим половицам лестницы. Где-то в глубине дома что-то упало, гулко разойдясь по хлипким стенам, а потом замолкло. Лишь звуки пробудившейся улицы приглушенно доносились через плотно закрытые ставни да монотонное постукивания капель дождя по крыше.       Демон немедля уложил меня обратно на футон и придавил рукой в области груди. Отрывисто, быстро, без единого намека на нежность, надавливая горячей твердостью прямо в тесно сжатую щель раскрытых складок, срывая прерывистые вздохи с моих губ, Кокушибо одним резким толчком бедер погрузился внутрь.       Он что-то ломал, пробираясь все дальше. Разрывал пополам все мое маленькое нутро, не прилагая никаких усилий.       Подчинил, овладел, заклеймил, полностью поработил.       — Хватит!.. Остановитесь… — заплетающимся от боли языком взмолилась полустоном я, на мгновение выпав из реальности и затуманенным взором ошалело отыскивая силуэт демона.       Мысли стали разобщенными. Связь с телом напрочь оборвалась. Мощная обжигающая волна ударила в самое сокровенное место, мучительно пульсирующее от грубого вторжения. Я невпопад билась кулаками, растрачивая последнюю энергию, пробовала вновь оттолкнуть, но сделала только хуже — плоть вошла еще глубже.       Демон безо всякой жалости и тени сострадания вторгался в меня. Я чувствовала тепло чужого тела, вдыхала его соблазнительный запах, ощущала каждой частичкой скольжение члена внутри себя — точно раскаленное добела железо. И не могла принять то обстоятельство, что это происходило именно со мной.       — Я слежу за сокращением мышц и циркуляцией крови, ты чрезмерно напряжена, необходимо расслабить тело… Иначе могу повредить внутренние органы.       Я не могла пошевелиться, скованная и оглушенная жгучей болью. Почти теряя здравый рассудок. Далекий голос доносился откуда-то извне, из-под толщи воды. Янтарные зрачки, притягательные омуты, видевшие обратную сторону всех вещей в ином измерении, затягивали и не отпускали, словно приглашая к себе, завлекали вглубь таинственного обиталища. Там был страх, смешанный с болью и возбуждением. Или это было отражением моих собственных глаз. Я не знала, где заканчивалось одно и начиналось другое. Глаза Кокушибо превратились в единственную константу, удерживающую меня в буйстве круговорота ускользающей действительности.       Демон пришел в движение после краткой заминки, вновь напоминая о карающих толчках. Молча, сосредоточившись на размеренном, неспешном ритме. А мне пришлось прислушаться к его словам, стараясь расслабиться и отдаться на его волю.       Руки Кокушибо сильнее впивались в мои бедра, когти врезались в кожу, оставляя красные зазубрины, удерживая на уровне и двигая тазом для нехитрой манипуляции. Он толкался все глубже с каждым разом, полностью погружаясь и наполняя слишком тесное для него лоно.       Из меня вырвался бессвязный возглас, стоило прочувствовать, как головка члена продвигалась дальше и растягивала плоть. Как ноющие мышцы плотно обхватывали орудие пытки. Мои вытянутые пальцы ощупывали калейдоскоп водоворота, натыкались на крепкие руки, прося подождать и дать привыкнуть, но тут же моментально сминались, отвергая просьбу.       Этот акт не был ненавистным. Вовсе нет. Неожиданно наступил момент, когда я начала чувствовать что-то вроде…       Откинув голову назад и до крови кусая губы, не позволяя грудным крикам вырваться на волю, я пыталась совладать с этими необычными ощущениями нарастающего интереса. Сжимая и комкая жесткие простыни до белых костяшек. Мотала головой, желая спрятать пылающее лицо в разметавшихся волосах. Мягкая грудь с торчащими сосками подрагивала в такт движениям, но уже не было сил прикрываться. Собственное тело предало меня.       Ноздри защекотал аромат крови, пропитавший все пространство между нами. И мускус. Острый и соленый, как специи. Все сразу. Не резкий, а притупленный запах, исходящий от потевшей кожи и вязких выделений тела. Глаза демона стали совершенно алыми от захлестнувшей его внезапно жажды крови. Выражение лица потеряло былую серьезность, став немного рассеянным и расслабленным.       Мне хотелось зажмуриться со всей силы и забыться. Ни видеть, ни слышать. Хотелось яростно взбрыкнуться и начать вырываться. Отползти, сбежать. Хотелось прильнуть к сильному телу и толкаться навстречу. Раскованно присоединиться. Самозабвенно подстроиться под порывистые толчки. Чувственно раскрыться и позволить себе сладко, почти задыхаясь от головокружения, углубиться в окатывающее жаркими наплывами наслаждение, пробуждающееся где-то в женских глубинах, до этого дремавшее крепким сном.       Все те запретные мысли и подспудные желания, о которых я размышляла, легкомысленно грезила наяву, позволяла им полновластно захватывать меня, надежно спрятанные в закромах души, — вырвались наружу и воплотились в ошеломляющую реальность. Даже распаленное воображение, полное незрелых фантазий, не решалось заходить так далеко, а теперь все случилось на самом деле, и от этого никуда было не деться. Раскрасневшаяся и разрумянившаяся от прилива крови, осознания совершаемых грязных плотских действий, опьяненная страстью, я ощущала себя невероятно распущенной и падшей. Возможно, буду жалеть об этом чуть позже, но я знала, что буду сожалеть еще больше, если не уступлю взываниям своего тела сейчас. Потому что устала сражаться, устала убегать, сдавшись навязанной судьбе. Мое решение предопределило мои действия.       Тот самый мир, который оборвал со мной все связи, ничего не говоря и ни о чем не предупреждая, вернул все краски и оттенки. Я безнадежно теряла самообладание, полностью растворяясь в фантастических ощущениях.       Постанывая в голос и сбивчиво вскрикивая, то ли просила прекратить, то ли не останавливаться, когда демон подводил особенно опасно к краю пропасти. Вбиваясь вновь и вновь. Слишком глубоко. Так глубоко, что я думала уже невозможно. Задевая набухшую плоть и пробуждая ту часть, о которой даже не подозревала.       Массивная грудь тяжело вздымалась от едва контролируемых эмоций, пальцы впивались в бедра. Его безучастные глаза на каменном изваянии лица обрели некоторую осмысленность. Он словно впервые меня заметил, признал мое существование и придал значению тому, что со мной делал.       Я ухватилась за его напряженные руки. Онемевшими пальчиками обвила запястья, превратившиеся в последнюю опору. Во мне назревала неотложная потребность в нем. Только ухватившись за него, я не буду безнадежно потеряна в этом буйстве. Но демон даже не обратил внимания, будучи полностью погруженным в половой акт сношения.       Комнату наполняли ритмичные звуки от соприкосновения тел и моих стонов — более не в силах скрывать переполняющие эмоции.       Я отдалась запретному искушению — греху удовольствия единения с дьяволом.       Легкая испарина покрывала кожу. Промежность сочилась влагой. Стала слишком мокрой и скользкой, готовая без сопротивления принять его. Сквозь темные завитушки, украшавшие вершину лобка, растягивая нежные складки достаточно широко, возбужденная плоть демона исчезала внутри. Я вбирала его в себя без остатка, то вновь отпускала. Он давал, я брала. Но и этого оказалось недостаточно!       Мне было нужно гораздо больше. Я нуждалась в большем. Дальше, еще дальше. Глубже!       Я начала неумело двигаться вместе с ним, чутко внимая направляющим толчкам. Выгибалась и подстраивалась в зависимости от отклика тела. Самовольно ускоряла или замедляла скольжение. Перетягивала на себя. Но вдоволь насладиться не позволили. Он понял, что со мной происходит.       Кокушибо перехватил власть, требовательно направляя под личное доминирование, увеличивая толчки и резкость вхождения. Под руководством мужских рук мое тело приняло вызов, пылко отдаваясь на растерзание сладостной муки.       — К-кокушибо… — в полузабытье бредила я, с последними крохами усилий цепляясь за демона, но запас сил был почти исчерпан и обморок подкрадывался со всех сторон сознания.       Вот-вот сломаюсь и рассеюсь на множественные частички!       Я с упоением погружалась в нирвану, растворяясь в неизведанных водах в поисках освобождения. И обессиленно всплывала на поверхность. Действия обладали неожиданной магической властью. Между ног разлился неконтролируемый жар, сжимающий в тиски пылающее ядро. Все внутри меня разрасталось, укреплялось и горячилось еще сильнее, образовывая тугой узел, схожий на сжатую пружину. Нечто горячее, почти первобытное начало раскручиваться и расти вверх, по спирали, наполняя меня таким восхитительным восторгом, что стало стыдно. Но сладко-сладко!       Я была так близка к чему-то огромному, чему-то глубокому, чего не могла ранее достичь, но сейчас могла испытать… Нечто такое, что было способно задевать лаской все нежные струны души и тела.       Я запрокинула голову и выпустила долгий стон. Теперь я была готова сгореть дотла и вознестись в обмен на это изумительное забвение. Но держалась за демона, боясь отпустить и потерять.       Внезапно все оборвалось.       Кокушибо навис сверху, неподвижный и громадный. Только волосы свисали наперед, скрывая выражение его лица и кончиками касаясь влажной груди и мышц живота. Тонкий виток чернявых волос от пупка спускался к поросли вокруг гениталий, туда, где все застыло.       Я ощущала легкую пульсацию твердой плоти внутри, но ничего уже не соображала. Лишь молча изнывала от неудовлетворения, будто меня заведомо лишили чего-то прекрасного. Настоящее разочарование. Ослабленное и разморенное тело подрагивало в поту.       Демон внезапно выскользнул с влажным звуком, поднялся на ноги, абсолютно не стесняясь своей наготы и молча направился за ширму. Послышались короткие всплески воды и Кокушибо вышел, надолго не задержавшись за обмыванием, на ходу вытирая и оттягивая член полотенцем от ненужной влаги.       Бросив использованное банную тряпицу около меня, ничего не говоря и не подавая никаких знаков, он так же молчаливо устроился в самом темном углу комнатки. Продолжил заниматься катаной, не озабочиваясь ни своей наготой, ни моей потерянностью.       Кое-как приподнявшись на дрожащих ногах, я отползла к стенке и прислонилась к грубой поверхности, продолжая следить за Кокушибо, снова забывшим напрочь о моем существовании. Он осквернил и обесчестил меня, но думать сейчас о попранном достоинстве — все равно что старательно выглаживать вывалянное в грязи дорогое кимоно.       Я заметила его семя на внутренней стороне бедер, бессовестно стекающее вниз к коленкам. Оно смешалось с небольшим количеством крови, говорившим об отобранном девичестве.       Какая-то невыразимая печаль чего-то утраченного овладела мной.