Дьявол всегда рядом

      Мои босые ноги с одним носком таби, перепачканные в грязи и хорошо промерзшие, касались соломенных матов вместо вязкой топи земли. Никогда не подводящий основной инстинкт твердил об опасности, взбунтовался и кричал немедленно покинуть аномальное место — логово монстра, но осторожность убеждала успокоиться и притаиться.              Тесная пустая комнатка, низкий потолок, стены сплошь из панелей раздвижных седзи, изукрашенные перламутровыми рисунками безыскусного лотоса, отливающие синевой. Проникающий из-за перегородки золотистый свет едва освещал. Воздух спертый, будто настоянный плесенью и благовониями, наполненный угрюмой безжизненностью. Мичикацу рядом не оказалось, он оставил меня одну в незнакомом месте, неизвестно где и почему.       Загоняя поглубже взбунтовавшееся чутье и навалившиеся думы, я осела на пол, обнимая и прижимая к груди коленки, силясь сохранить внутренний покой, уговаривая себя дождаться демона и не совершать опрометчивых глупостей, к которым имелась особая тяга. Я и так была взвинчена до крайности после всего. Самообладание держалось на волоске.       Стены бесшумно дышали, прозрачные голоса шептали слова, которые я не понимала. Никак не могла избавиться от навязчивости невидимых глаз. Окруженная темнотой, оглушенная сонной слепотой, я сжалась, изгоняя горесть из суматохи мыслей. Но из груди прорывался всхлип — осталась один на один с горестями и невосполнимой утратой, и не с кем было разделить бремя и получить ласку. Чтобы кто-нибудь ослабил узлы, стягивающие сердце.       Мне так ее не хватало!.. Душа так сильно истосковалась и скорбела. Так сильно скучала… Услышать родной голос, сказать, как сильно люблю, а затем крепко-крепко обнять и не отпускать. Но мечта обернулась призраком.       Значит, не суждено. А от того хотелось выть. Все же я благодарна всем Богам за встречу с матушкой. Даже после всего, что натворила, они услышали мои молитвы и просьбы.       Они забрали ее, но вернули его.       И поныне не укладывалось в голове, что они вот так запросто отпустили Мичикацу, взамен отобрав зрение. Это ничтожная плата по сравнению с его ужасающими поступками! Я действовала не раздумывая, на эмоциях. Неподвластный мне порыв был сильнее высоконравственных суждений, моральных принципов и угрызений совести. Испытывая жажду страсти, шла напролом — память и разум уже ничего не значили. Отказалась от прошлых стремлений, пожертвовала всем, чтобы заполучить желаемое, довольно легко придумав оправдания. Спасла его, вытащив из чертогов смерти, но обрекла себя. Обрекла других. Подвела всех. Мои эгоистичные желания оказались превыше благополучия большинства. Мичикацу продолжит забирать жизни. И теперь с этой возложенной виной придется жить дальше.       Я буду предаваться мукам раскаяния и жалостливым терзаниям потом, не сейчас. Предаваться неожиданным приступам глубокой печали и безудержном желании плакать под вечер наедине, вымаливая прощение. Точно не здесь и не сейчас.       За всеми этими вихрями событий оставила кимоно матери на земле ущелья…       Вдали грянул раскат грома, и все разом вздрогнуло, разрывая натянутую тишину. Страшный звук, схожий на гул огромного улья, вывел из задумчивости. Затая сердце и обуздав возрастающий страх, что камнем смерзся в животе, я приложила ухо к полу, прислушиваясь, ощущая легкие вибрации. Казалось, что все это место одно огромное скопление ненависти. Словно пульсирующий комок проклятия. Изнывающий от дикого голода. Жаждущий жертвоприношений.       По коже прошлись дюжина иголок, пронзающих каждый нерв, я обмерла. Только шелк и хлопок кимоно шуршали точно стрекотание ночного насекомого, выдавая мои движения.       Глаза слезились от напряжения в тщетной попытке рассмотреть все как следует в полной темноте. Мне казалось, что по стенам плывут немые несуразные карикатуры, удлиняясь и увеличиваясь в размерах, захватывая все пространство, а затем наслаиваясь друг на друга и соединяясь в обезличенную чернильную мистерию. Мрак словно только того и ждал: он хлынул из углов и сомкнулся. В один силуэт. Перепутанный в тугой клубок, он напоминал странное животное, проворно перебирающее многочисленными конечностями. Силуэт вытягивал неестественно длинные тонкие конечности и карабкался по потолку.       Половицы и тростниковые маты заскрипели. Некто находился рядом. В этой комнате. Он дышал одновременно со мной. Или это сердце так отбивало ритм…       Слух обострился до такой степени, что кружилась голова. Сидела, словно на горящих углях.       — К-кто здесь?..       Я проглотила последнее слово, не в состоянии выговорить полностью. На четвереньках отползая назад, пока спиной не уперлась в стену. Дальше хода нет.       — Как здесь очутилась обычная девушка? — прозвучал невидимый голос без ясного образа.       Он был совсем близко! Я могла чувствовать дуновение чужого дыхания на лице! Как он подобрался так бесшумно?!       В поисках опоры мои похолодевшие ладони нащупали раздвижную перегородку, пока я внешне старалась сохранить относительную беззаботность.       — Тебя здесь быть не должно… Возможно, заблудилась? — спокойно протянул неизвестный мужчина, не в спешной задумчивости предлагая вариант. В его интонации слышалась доля сопереживающего участия.       Я выдохнула, не зная толком с чего именно начать разговор.       — Да! Да, я оказалась здесь неожиданно! И не понимаю, что дальше делать, как быть… Но мне надо…       — Что тебе надо? Говори смелей. Я постараюсь помочь, — с коротким шипящим смешком подначивал он, с некоторым упоенным весельем, обнажая в темноте огромное количество кривых зубов на перекошенном лице, насмехаясь над моей доверчивостью. — Угодить…       — Мне надо дождаться…       Я было открыла рот, но слова так и не слетели с губ, оробела и застыла истуканом. Что-то изменилось. Острое чувство угрозы настигло врасплох, когда исходящий запах крови, защекотавший ноздри, пропитал воздух между нами.       Мои ослепшие глаза намеренно вылавливали из темноты нечто уродливое, не поддающееся разумению и описанию. Нечто…       Как же я хотела зажмуриться, спрятаться. Исчезнуть!       — Твой голосок приятно ласкает слух и… ток сладкой крови в артериях. А запах, он необычен… И человеком пахнет, и демоном. Почему ты замолкла? — он весь звенел от предвкушения.       Чудовище мужского пола, с сероватой кожей, туго натянутой на кости черепа, причмокнуло и закряхтело, вывалившимся языком облизывая блестящие белки глаз. Слюна сбилась в уголках рта, как пена у загнанной лошади, омерзительными нитями стекая на пол.       — Мне надо дождаться кое-кого, — твердо и уверено ответила я, выпрямив осанку, не моргая и не отворачиваясь, пересилив себя и чувство отторжения.       Демон протянул когтистую руку и потянул за виток прядки около щеки, игриво закручивая локон себе на палец, болезненно натягивая.       — Интересно. Ты перестала дрожать. Так даже лучше! Меня забавляет это фальшивое бесстрашие, — демон осклабился чистейшим ликованием, неподдельным торжеством, захлебываясь слюной и беспрестанно облизываясь. — Но все равно будешь умолять и рыдать!       Его глаза сверкнули, стали более первобытными. Полоумными. Изогнутые в разные стороны зубы, чтобы вгрызаться и вырывать куски плоти, расходились и сходились внутри черной пасти.       С резким деревянным стуком я дернула седзи и вывалилась наружу под скрежетание дьявольского смеха.       — Далеко собралась? Я еще не отведал, даже не вкусил!       Скользкие пальцы обхватили мои голые ноги, извращенно поглаживая вверх-вниз, затягивая обратно в капкан.       — Мичикацу!..       Не выдержав, я закричала, заслышав отчаянное дыхание смерти, попутно что есть силы отбиваясь, ударяя наугад, но каждый раз промахиваясь. Слабые попытки еще больше раззадорили азарт монстра. Он, натравленным голодным зверем, просто наслаждался себе на потеху. Упивался производимым впечатлением с маниакальным наслаждением.       Нельзя сдаваться!       — Кого ты кликаешь? Своего любовника? Здесь нет никакого Мичикацу…       Над головой раздался щелчок, и чавканье демона моментально пропало. Срезалось.       Мои волосы взметнулись и обратно легли облаком на плечи.       Мясистая катана была вычурно вложена в сайю — ритуал, приличествующий самураю; проведя лезвием по всей длине, вытирая ошметки крови, перед тем как спрятать орудие смерти. А затем я подняла глаза выше и наткнулась на оценивающий взгляд Мичикацу.       Меня переполнила лавина облегчения, я тихонько захныкала, кусая губы. Но стоило подняться на ноги, поправить и отряхнуть одежду, удивительным образом быстро успокоилась, подавив смятенное состояние. Нужно помнить: он не терпел проявления слабости.       — Такое ничтожество недостойно марать мой меч… — не меняясь в лице и не изменяя тонкостям надменных повадок, с презрением произнес Мичикацу.       Его голос приятно отзывался возле уха, а теплое дыхание совсем рядом заставило прикрыть глаза от необъяснимого удовольствия. Мое растревоженное нутро тянулось к нему, отыскивая защиту и убежище под его броней.       — Если бы не оставили меня здесь одну, то не пришлось бы марать, — осмелилась надерзить ему, не оборачиваясь и не поддаваясь жалости к бесформенной куче позади, издающую кряхтение и стоны.       — Подвергаешь сомнению мои решения?.. Слишком часто ты, как и некоторое отребье, забываете границы дозволенного, — тон его голоса оставался пустым и холодным.       Отрицательно качнув головой, я пыталась сосредоточиться на расплывающемся орнаменте рисунка на фиолетовом кимоно перед носом.       — Я знаю, что не позволено перечить и оспаривать любое решение, но и вы должны понимать, что надо быть более бережным. Оградить меня и не оставлять в окружении голодных…       — Я не спаситель, ты никак этого не поймешь. Не возлагай надежды, — наградил меня косой усмешкой демон, цедя каждое слово. — Но я должен держать все под контролем, иного исхода не допускаю.       — Спасибо за… — я замялась, позволяя невысказанной благодарности повиснуть между нами и третьим лишним демоном, который довольно быстро затих, когда на своей шкуре прочувствовал и осознал, кто такой Мичикацу. — Я понимаю ваше пренебрежение и безразличие! Вам не нужны подобные хлопоты. Меня вам навязали по долгу исполнения приказа. Навязали… И наверняка вы уже забыли, как правильно заботиться о женщине.       По мере того как воодушевленно я начала, в конце маленькой исповеди голос стал тонким, возможно, Мичикацу ждал, что снова заплачу. Но плакать уже не было никаких сил, ни смысла.       — Что ты знаешь о долге?.. Мой долг не измерить годами, он длиною в вечность, это образ мыслей и действий, еженощно. А тот, кто не понимает своего долга недостоин чести, — демон окинул испытующим взглядом, а лицо заострилось и затвердело. — Не приплетай значение моего долга к своим потребностям.       Слова самурая принадлежали речи из высшего сословия, как вещи, создаваемые на заказ.       — Вы правы, не понимаю… Преданность и долг не зависят от возраста, но зависят от прихотей судьбы. А я завишу от вас прямо сейчас. У меня только одна единственная просьба. Просто берегите меня, Кокушибо-сан, потому что у меня не получается.       Демон слегка повел плечом и вальяжно уложил кисть руки поверх рукояти катаны, выслушивая мой трогательный лепет. Он стоял передо мной, возвышаясь скалой, напирал и давил одним своим присутствием, от него веяло мужской силой. Печатью неуязвимости. И вряд ли главному в иерархии демону было хоть какое дело до мелких просьб. Я неровня ему.       Потому что ему не нужна я. Ему не нужна обуза. Проблема. Ему ничего из этого не нужно. Он слишком долго был один, он слишком долго пребывал в заточении ночи. Он отказался от всех привязанностей. Сгноил все. Сам определил себе независимое пространство. Его одиночество было несокрушимым: чтобы проникнуть в него, я не могла найти ни одной лазейки. Он позабыл, как надо заботиться о таком слабом существе как женщина. Его чувства затупились словно лезвие, какой бы идеальной огранкой то ни обладало.       Какая должна быть весомая причина, — помимо приказа прародителя, — чтобы он терпел меня?       — Он ранил тебя…       Пальцы Мичикацу коснулись щеки, вытаскивая меня из раздумий, деликатно вытирая сочившуюся кровь с пореза, неприятно пощипывающего. От резкой перемены в поведении демона, — поражающего заботливым обхождением, по моему телу начало разливаться тепло. Знакомый запах окутывал и хотелось дышать только им. Путы на груди сползали, освобождая от страха и переживаний. Рядом с ним я могла дышать спокойно.       Недолго думая, я приласкалась к грубоватой ладони, притупляя реакцию и не обращая внимания на первобытные инстинкты, убеждающие не делать этого. Даже сейчас, приняв свои чувства и осознав желания, взвесив фатальные риски, тело реагировало как обычно. В конце концов, кролик не склонен доверять волку. Но меня безумно влекло к нему. Безумно. Почему тогда касаться его должно быть неправильным?       — Ты не представляешь больше никакой ценности. Планы моего господина изменились и надобность в тебе пропала, — говоря все это, он провел подушечкой пальца по очертаниям моей метки, пока звучное эхо вторило слова не только в тесной комнате, но и в пустой голове. — Одаренная меткой… Но она исчезла, чего раньше никогда не случалось с избранными.       В поиске ответов на еще незаданные вопросы, я вглядывалась в острые бледные черты. Тени в выразительном взгляде демона мешались со светом огней. Но не отыскала в нем ничего, кроме непостижимости, тождественной мраку. Ранящая фраза подействовала сродни отрезвляющей пощечины, а значение про ненадобность и метку то приближалось, то выбрасывалось прочь, как отступающая от берега волна прибоя.       — Метка исчезла? — неуверенно протянула я, нимало встревожившись, касаясь нежной кожи на виске, переплетая свои пальцы с пальцами демона. — Боги взамен на ваше возвращение отобрали то, что когда-то благосклонно даровали. И зрение тоже, теперь едва могу видеть… Закономерно и честно, но не равноценно. Если я больше не нужна вашему господину такой, что со мной станет? Как вы поступите?..       — С глубоким почтением, Кокушибо-доно!.. Нижайше прошу прощения! — заблеяло существо под ногами, исторгая тошнотворное бульканье и хруст поломанных костей, стоило Мичикацу раздавить ногой разлагающееся месиво.       Я зажмурилась и заткнула уши, не выдержав показательного насилия. Настил пола треснул и останки демона провалились куда-то вниз, криком затихая в пропасти.       Едва заметное щекотание подбородка неожиданно встрепенуло меня.       — Пойдем.       Мичикацу пересек крошечную комнату в три шага и скрылся за ширмой перегородки. Без препирательств, огорошенная и сбитая с толку, я доверчиво последовала за ним.       Но от увиденного боязливо попятилась назад. Отпрянула, потрясенная размахом и размером внешнего убранства нового места. Я решила, что разум повредился, а подслеповатые глаза нагло врали.       Мой маленький мир, втиснутый в пределы этой крошечной комнатки, перевернулся. Оказывается, за ее пределами крылась невообразимо огромная, искусно выстроенная империя, превосходящее любое воображение.       — Кокушибо-сан, где мы?! — восклицание сорвалось с моих губ и растворилось среди бесчисленных комнат. Сдержав рвущийся возглас, проявив тактичность, нагнав и по пятам следуя за демоном, задала только один потребный вопрос: — Куда мы направляемся?       — В место, которое тебя сбережет, — с очевидным намеком отозвался Мичикацу.       Он прошел под изящной аркой с резными колоннами и спустился по лестнице, а эхо его голоса разлетелось в пространстве, полного блуждающих огней во дворце из тысячи комнат и дверей.       Не существовало никакого логического языка и синтоистского верования, чтобы объяснить потустороннее явление, воссоздавшее немыслимую архитектуру.       Это был целый город, залитый позолоченным свечением, не похожим ни на свет дня, ни на свет ночи, без конца и края, без обозримого горизонта, без глубины и высоты. Без тверди земли и неба, сторон света, теплых или ледяных ветров. Здесь не было спокойствия завершенности, само по себе начало и конец всего. Каждое сложное переплетение составных частей мозаики — служили лишь переходом. Переходом на следующие многоярусные этажи, с загнутыми углами крыш, нагромождения лестниц и изогнутых мостиков, верениц вытянутых колонн и маленьких павильонов с плотно закрытыми фусума.       Игра света и теней, все вокруг строилось на иллюзии: свет не существовал сам по себе, а возможно, и материя не существовала. Все вокруг притворство. Обман. Бесконечно множественная подделка. Лабиринт из деревянных комнат и запутанных коридоров, в котором можно подняться вниз и упасть вверх — здесь не действовало земное притяжение. Здесь не действовали установленные мирские устои и правила. Здесь сплетались четкие линии и границы между отдельными элементами, все становилось единым целым фантасмагории. Тьма видимо-невидимо вещей. И начинало казаться, что проникаешь взглядом в другое измерение, где подлинная реальность и вымышленная тягались между собой за право преобладать.       Не переставая озираться по сторонам, стараясь не отставать от впереди идущего Мичикацу, я просто теряла свою значимость на фоне необъятной крепости. Как заблудившаяся мышка в сетях лабиринта.       Город перемещался, заводил в тупик беспорядочных комнат. Расширял и увеличивал территорию, достраивал и возводил новое в искусственной обители. Если заточение Аматэрасу происходило именно так, то ей никогда не удалось бы вырваться из зазеркалья.       Какой рычаг приводит в действие этот громадный механизм конструкции? Ответ известен. Только магия. Дворец слеплен из проклятия.       — Не знал, что ты перенял предпочтения Доумы! — с издевкой громыхнул голос откуда-то сверху.       Мичикацу так резко остановился, что я чуть было не врезалась в него лбом, успев вовремя выставить руки перед собой. Повторяя за ним и запрокидывая голову, отыскав смутный силуэт на потолке крытого павильона.       Новый встречный незнакомец стоял вверх тормашками и не падал вниз, а если бы упал — то прямо на нас.       — Мое обещание убить тебя в поединке еще в силе, не забывай! — импульсивно напомнил он, одновременно выказывая и почтение Первой Луне как высшему демону, и прямолинейный заносчивый вызов с враждебностью.       Вся его крепко сбитая коренастая стать; широко расставленные ноги, натренированные голые руки и сжатые кулаки от ярости говорили, что он не примет проигрыш и не отступит от намеченной цели. Требовалось немалое мужество, бахвальство и непомерные амбиции, чтобы вот так ретиво предъявлять о своих намерениях тому, кому не следовало огрызаться в первую очередь. Без сомнения — перед нами серьезный противник.       Я затруднялась рассмотреть его внешний облик как следует, тайком и осторожно выглядывая из-за плеч Мичикацу, помня, чем обернулась последняя неудачная встреча с демоном.       — Буду с нетерпением ждать, Аказа… Но сейчас занимаешься совсем не тем, чем должен, — разбрасывая хвастливые обещания. Ты знаешь наказ господина… займись исполнением, — подчеркнуто медленно осадил Мичикацу, делая недвусмысленное ударение, но давая поблажку и лояльно отнесясь к тому, кто в открытую грозился убить его.       Голова молодого демона дернулась в поклоне, неохотно признавая превосходительство Мичикацу. Его глаза смотрели цепко и насмешливо, а вытатуированные линии — позорное клеймо вора — на лице под светом парящих лампад броско окрасились синевой, точно в искрах фейерверка. Но не это потрясло так сильно. Я узнала его! А возможно и он узнал меня, когда наши взгляды пересеклись на долю секунды.       Тем не менее демон сделал гибкий кошачий прыжок и скрылся в смежных коридорах, выстроенных в аккуратные ряды, всколыхнув застоявшийся сумрак и оставив после себя перезвон металлических бусин-четок.       Мичикацу сдвинул седзи и те с глухим стуком отъехали в сторону, пропуская меня вперед. Переступив порог, я оглянулась, примечая, что эта комната ничем не отличалась от предыдущей. Такая же тесная и безликая, с размером в пять куцых татами, но с горящими свечами на треногах. Только лиловый оттенок рисовой бумаги, оклеенной на панелях и разрисованной пудровой тушью, напоминал созревшие сливы. Обойдя по кругу, присматриваясь к каждому темному углу, внушающему подозрение, я обернулась к демону уже было открыв рот, но мои глаза оказались на уровне его груди, стоило ему подойти впритык.       Я сглотнула, и пересохшее горло царапнуло болью. Сейчас будет вершиться моя судьба, ведь она полностью в его руках, в его распоряжении. Как и все то, к чему он прикасался.       — Мне надо покончить с одной проблемой, не требующей отлагательств. Не выходи из этой комнаты, — дал четкое распоряжение Мичикацу, обдавая теплым дыханием.       Я только сейчас сообразила, как холодно было в этом чужеродном месте. Неконтролируемая дрожь прошла сквозь тело, стоило представить, что может произойти в его отсутствие. Демон снова оставлял без права выбора.       — Кокушибо-сан, не бросайте меня здесь одну… Прошу, лучше покинуть это место! — с затаенной надеждой предложила я, не растеряв пылкость, а наоборот, набравшись новых сил, но не осмеливаясь поднять затуманенный взор выше подбородка демона. — У меня дурное предчувствие…       — Глупость, — с плохо скрываемой черствостью обесценил Мичикацу. — Очередная безосновательная прихоть. Или у тебя задуман еще один хитрый план, о котором я не знаю?       С запоздалым удивлением я обнаружила, что не меня он назвал глупой — как делал это обычно, а просто слова высмеял. Высмеял с намеком. Но просьба нисколько не умолила его намерений. Решение принято.       — Разве желание уберечь то, что мне дорого — это глупость? — тихий шепот, опущенные глаза доказывали искренность сказанного, когда я не успела вовремя прикусить язык и признание вырвалось произвольно. Да и что скрывать, он уже слышал самое сокровенное признание ранее. Украдкой поглядывая, я продолжила раскрывать полноту обуреваемых чувств. — Послушайте! У меня получилось вытащить вас из оков смерти, но не получится вытащить из мрака, если позволите… спрячусь там вместе с вами. Готова следовать за вами куда угодно. Стану незаметной, как мышка. Но сейчас лучше покинуть это проклятое место!       Умилительно робкая попытка переубедить его не покидала меня до конца. Должна испытать удачу!       — Избавь от необходимости выслушивать роптание… То ты считаешь монстром, поглощенным ненавистью, то просишь превращения. Заставляешь удивляться, а я не испытывал подобного очень давно, — неуловимая тень скользнула по лицу Мичикацу, неверно растолковавшего мои слова. — В тебе нет необходимых способностей, нет никаких задатков. Превратившись в демона, станешь самым слабым звеном, опозоришь меня. Поэтому бесполезна для господина.       — Нет!.. Хочу остаться человеком. Солнечным, весенним, жизнь которого будет истаивать, как догорающая свеча поздно вечером, но не демоном, — быстро поправила я. — Не демоном. Я уважаю ваш выбор, но останусь при своем.       Янтарные глаза самурая заметно сузились, то ли от раздражения, то ли от любопытства.       — Вы так и не ответили, как поступите со мной, — напомнила я совсем поникшими голосом, чувствуя, как пол уходил из-под ног в этот переломный момент.       В ожидании вынесения приговора затаила дыхание. Горечь болезненно саднила где-то в уголке груди, отдаваясь нарастающим беспокойством.       — Как вы поступите?.. — споткнувшись на собственных словах, упрямо повторила я, вцепившись в рукава кимоно — его кимоно, в которое он меня одел — если это могло придать стойкость духа.       Затянувшееся ожидание изводило. Сердце сжалось от гремучей смеси надежды и страха. Отравляли сознание не хуже пурпурного яда. Разъедали нутро. Как он поступит?..       — Без метки ты не нужна господину, но пригодна для другого. Как мать ребенка — прямое продолжение моего рода — да. Нет резона отказываться от наследия. Отныне принадлежишь только мне, Акари.       Ошеломление, наряду со штормом изумления разметало прочь рой жужжащих мыслей. Образовался полный штиль. То самое местечко в груди, которое мучительно саднило мгновение назад, затеплилось, выжигая опасения и сея растекающееся спокойствие. Приятное, такое долгожданное умиротворение. Бальзам исцеления отыскался, начиная заполняться цветущими лугами и сладкой сиренью.       Я заторможено моргнула, а затем еще раз. Степенно перекручивая сказанное.       Ребенку ничего не угражало! Он назвал мое имя!..       На этот раз сердце не запнулось. Оно воспарило. Как обыденно и без колебаний он говорил о принадлежности. Прочно привязывая к себе. Мои губы растянулись в довольной улыбке. Самая широченная и лучезарная из всех возможных. Я засияла, делясь с ним лаской и цветущей женственностью.       Мичикацу слегка наклонил голову, пытливо изучая проступившие эмоции, цепляя каждую деталь, словно впервые смотрел на что-то новое и диковинное. Древние глаза оценивали насквозь и полностью. Некая сверхъестественная проницательность позволяла ему видеть самую сущность, отбрасывая все поверхностное, внешнее. Что он видел?       А мне не надо было глядеть в зеркало, чтобы видеть отражения своего лица, разрумянившееся от переизбытка восторга, от необыкновенного чувства окрыленности. И задернутые поволокой глаза, полные невысказанных слов и покорности с благодарностью. Хотелось, чтобы он узнал про нежность, которую вызывал у меня.       Обхватив рукоять катаны для опоры, я потянулась к нему, привстав на цыпочки ног, одурманенная теплом и запахом липы, изнывая от холода и томной нужды. Задевая грудью грудь демона, испытывая разряд удовольствия от натяжения ткани по отвердевшим соскам. Стало невыносимо душно. Очень душно.       Чувственная дрожь охватила от макушки до пят, и хмельно кружилась голова.       Мичикацу наблюдал за моей впечатлительностью. Как всегда: властный и требовательный. А я нуждалась в его покровительстве, в его надежности. Кто кому принадлежал — я демону или он мне?       От неловкости положения отвела взгляд, отступила и закусила щеку, заведя руки за спину, ставшими дико непослушными, нервно сплетая и расплетая пальцы, накручивая кончики волос, рассыпанных до талии. Я вдруг устыдилась своего неприличного темперамента и непривлекательного внешнего вида, потрепанного и измазанного, с одним носком таби. Впридачу пустой желудок забурчал, музыкально дополняя тишину. Действительно, ночь выдалась слишком долгой, слишком тяжелой. Силы убывали и накатывала слабость.       — Хотелось бы смыть с себя всю грязь… и поесть, — я нашла оправдание своему человеческому телу, при этом загадывая желание чудодейственным взмахом волшебства превратиться из оборванки в ухоженную девушку, от которой будет пахнуть, а не вонять речной тиной.       — Когда я со всем покончу, отправимся в одно место, где ты будешь спрятана от лишнего внимания. И там, наедине, искупаешь меня… заодно утолишь свои потребности. Признавая лишь один закон — власть моей воли, — распределил обязанности и указал Мичикацу, отступая назад, увеличивая между нами расстояние. — Больше ни один демон не сможет сюда войти. Не выходи из этой комнаты.       — Вы возьмете меня с собой?..       Он ничего не ответил, направившись к выходу.       — Кокушибо! — я окликнула его еще раз, собираясь сказать нечто важное, но не смогла подобрать нужных слов, а молчание затягивалось. — Я… буду вас ожидать!       Мое нерушимое обещание было встречено захлопнутыми седзи, повисая в тишине пустой комнатки.       Взволнованная до невозможности, пребывая в приподнятой эйфории, я осела на татами, аккурат подогнув подол кимоно, — оно волочилось по полу и было мешковатым, потому что предназначено для мужчины как верхнее одеяние, никак не для женщин.       Не сумев оправиться от первого впечатления, я начала растирать грудь, сглаживая весь переполох чувств.       Он заберет меня с собой! А я буду омывать его. Проводить руками по огромному телу, натирать и поглаживать. Касаться всего. Где захочу и сколько хочу. Вдыхать его запах и ощущать жар. Наверняка он заметит мою влюбленность, непременно увидит влажное возбуждение в который раз… А я непременно успею оставить один скромный поцелуй хотя бы на плече…       Глухой полустон вырвался из груди, разбуженный из недр естества.       Я звонко шлепнула себя по щекам, горячими от прилива крови, отрезвляя и приводя в порядок разыгравшиеся грезы. Фантазии, насыщенные соблазнительными красками, и страсть, обжигающей не меньше огня.       Демон, отдающий себя на попечение человеческой девушке, уступающий в маленькой прихоти. Позволяющий проникнуть через выстроенную веками грань отчуждения и одиночества, позволяющий познать оборотную сторону луны. Позволяющий находиться рядом и ухаживать за собой в должной манере. Даже если между нами четкое разграничение по сословию и нерушимой иерархии. Пускай в унизительном обличии прислуживающей рабыни. Я была согласна.       Вода шлифует камень, а камень позволяет воде журчать.       Подумать только… В голове не укладывалось, что такое могло случиться. Плетущая линия судьбы изменила ориентир, и теперь ее направление под стать непредсказуемости. Но одно оставалось точным — к этому моменту я полностью ослепну и не смогу видеть Мичикацу. Мужественные линии, так сильно волнующие мне душу, растворятся в темноте. Придется учиться жить на ощупь, передвигаясь осторожными шажочками, по крошкам собирая образы и мир разных вещей.       Громко хлопнутая перегородка заставила меня мигом побледнеть. Вся кровь отлила от лица. Румяные щеки охладил приход нового гостя.       — Акари?.. — и только обронил Орочи, привалившись от изумления к одной стороне проема, опуская зажатую в руке катану острием вниз, словно обессиленный.       Меня разом настигли недавние события… Ставшими такими туманными, как развеянный сон поутру. Точно путешествие в обманы прошлой жизни по пустыне бессонницы.       Завораживающий, но испорченный вечер фестиваля. Допущенная ошибка подняться к храму на горном отшибе. Пойманная в плен страшно набожным и обманчиво красивым демоном. Извивающиеся голые тела в роскошных покоях, пропитанные индийскими курительными пряностями. Несостоявшееся насилие и встреча с прародителем.       Надо было прислушаться к предчувствию, вопившее не приближаться к зловещей обители на вершине. Посетившее чуткое знамение самое пугающее, поскольку основывалось на предсказании самой реальности. И это предсказание — выкованная цепочка событий — привело меня сюда.       — Почему застрял? — недоуменно окликнули по ту сторону, прорываясь заглянуть внутрь и узнать, что именно повлияло на состояние истребителя.              — Умолкни, не мешай! — в раздражении махнул Орочи, не оборачиваясь и не прерывая зрительной связи со мной, сбрасывая чужую ладонь со своего плеча. — Акари!.. Как ты здесь оказалась? Я искал тебя повсюду! Обошел каждый домишко в том селении, каждый угол и опросил всех жителей, обыскал все…       С каждым произнесенным словом он делал шаг навстречу, а для меня звучал грохот стечений обстоятельств. С его появлением ворвалась правдивая и сокрушительная действительность.       Он не должен находиться здесь. Я не хочу, чтобы он был здесь.       — Почему ты молчишь? — Орочи был слишком заведенным, слишком несдержанным.       Он звал по имени, что-то говорил и допытывался, но я качала головой, безмолвно прося остановиться, не приближаться, отползая как можно дальше к стене. Стыд, словно подкожный зуд, связал мне язык.       Орочи резко затормозил на расстоянии нескольких сяку, застыл с немым ужасом на лице, не понимая такой нежеланной встречи, не понимая ничего.       — Нам следует действовать по плану. У нас мало времени, каждая секунда на счету! Не отвлекайся! — воззвал все тот же напарник, замаячивший за спиной Орочи. — Кто она? Она… От нее разит вонью…       Две пары глаз придирчиво осмотрели меня с ног до головы. Медленное осознание отразилось на вытянутых лицах. Выражение недоразумения сменилось болью, а затем все эмоции стерлись с лица Орочи. Губы превратились в тонкую полоску, брови сошлись на переносице, образуя складку, как бороздки на коре дерева. Он понял.       Стыд сметал все на своем пути, обрушиваясь на остатки гордости раненым, голодным зверем. В его глазах я стала не просто предательницей, а посрамленным недоноском. Порченой.       Моя ошибка в том, что выбрала не того, влюбилась не в того и последовала не за тем. Но это мой выбор и моя ошибка. Я добровольно выбрала удел изгнания.       — Ты была с демоном?! — переполненный гнева и обиды, задался Орочи, искривляясь улыбкой похожей на волчий оскал.       Слова с острыми краями резали безжалостно. Столько в нем было ярости и гнева, что до нее практически можно дотронуться. Я должна только честно признаться, согласиться и не отнекиваться, потому что аморальный поступок нельзя подвергнуть никакими исправлениями и прощениями.       Орочи молниеносно дернулся, и выкованный металл катаны из особой руды приложился к моей шее. Вытянутая рука была сильной, но лезвие едва дрожало, выдавая колебание мечника.       Из знакомого он превратился в чужака.       — Подожди. Она уязвимое место того самого демона… Ведь его запах и привлек твое чутье. Это может сыграть нам на руку! — воодушевился напарник. — Используем как приманку!       Мое тело натянуто как тетива на плечики лука, конечности окаменевшие, в глазах рябило и даже моргнуть невмочь, а чувствительные уши перестали реагировать на отдельные и незначительные звуки — они превратились в один шумовой слой.       Орочи буравил взглядом бессильной злобы. Вгрызался невымещенной агрессией.       — Давай я все сделаю! — не унимался второй мечник, решивший взять бразды правления в свои руки.       — Не смей ничего предпринимать! — Орочи схватил его за грудки, приподнимая в воздух и толково с расстановкой отдавая поручения, а затем отшвыривая в сторону, потому что напарник был не тем, кто заслуживал ярости, а тем, кто подвернулся под горячую руку. — Выметайся и жди снаружи.       Орочи вновь повернулся ко мне, награждая лютой ненавистью. Он не мог навредить, но очень хотел. Он плюнул мне в лицо, порицая и показывая истинное обращение. Сердце треснуло, как скол на хрупком фарфоре.       — Если хочешь жить — не показывайся у меня на виду.       Он круто развернулся, демонстрируя вышитую эмблему на спине.       — Скажи только одно… Котецу жив? — очень тихо взмолилась я прорезавшимся голосом.       Он не шевелился очень долго; напряженные плечи подняты, спина выпрямлена, руки стиснуты в кулаки, от чего выдубленная кожа на рукояти катаны захрустела. А затем он кивнул и вышел из комнаты.       Я сидела в закутку, под тихое шипение растекающегося воска свеч на подставках и поскрипывание затейливых деревянных каркасов крепости, словно старый рыбачий шлюп.       Моя жизнь подражала трагедии. Обида и унижение. Безутешная горечь опустошения. Смесь чувств теснились внутри, прорываясь выплеснуться.       Что сделано, то сделано. Это мой выбор — подарить душу и сердце демону, и пускай он будет неугодным для остальных. Осталось примириться со справедливыми обвинениями и последствиями. Гонением и презрением. Унизительными плевками. Я знала с чем столкнусь. Я была готова. Обратной дороги нет. Ведь уже стольким пожертвовала из-за отчаянной самонадеянности, стольких предала из-за запретной любви… А запретный плод всегда искусительно сладок.       Пальцы стали подрагивать, когда первое оцепенение спало. Когда волна озноба схлынула, я поняла, что готова выдержать любое испытание.       Бесполезная потеря времени. Я должна отыскать Мичикацу прямо сейчас! Внезапный импульс заставлял двигаться вперед, как мощная пружина, которая распрямилась и толкала на новые поступки. Взбунтовавшееся стремление трудно для переубеждения. Если посетило такое желание, то избавиться от него уже не получится. Решение принято без долгих размышлений.       Даже если наступит конец света, я хотела быть рядом с ним. Даже если придется прыгнуть в бездну вслед за ним. Вот так просто.       Протерев затуманенные глаза и лицо от заслуженного плевка бесчестья, я покинула безопасную комнату, нарушая данное обещание демону.       Дворец снова переменился. Тот путь, по которому мы пришли сюда, исчез. Начиналась новая лестница, ведущая на верхний этаж, теряясь в раздвоении переходов и ярусов. Заброшенное царство висячих в невесомости садов. Полное кишащих демонов и разъяренных истребителей. Я могла не найти Мичикацу среди бесконечностей комнат, но сидеть в ожидании хуже всего.       Держась за перила, я поднялась, стараясь не наступить в полумраке на подол кимоно и не свалиться кубарем вниз.       На потолке террасы виднелись облупившиеся фрески из позолоты. Причудливые детали отделки смешивались в общую какофонию безобразной красоты. Громоздкие сооружения подавляли, вбирая в себя все линии переплетений и обезличенных контрастов. Каждая деталь заводила в заблуждение.       Не успев завернуть за угол, я заслышала приглушенные крики и замерла, вжимаясь в стену. Подавив неоправданный страх, я выглянула.       Воздух здесь был другим. Более холодным и плотным, инаковым, он клубился из неведомых глубин. Перевесившись через перила балкона, испуская выдох удивления, я заметила тронный зал с монолитными колоннами. Он словно парил над прорвой бездны.       Страх был не беспричинный.       Среди витавших обломков пыли и расползающегося тумана, озаряемых изогнутыми проблесками лунного полумесяца и грохота металла, среди поднявшегося вихря восточного ветра, я заметила мелькнувшего Мичикацу. Обнаженного по пояс. С него умудрились сорвать новое кимоно… Огромная катана вращалась, подчеркивая отточенную красоту мастерства плавных движений самурая. Действовал он совершенно с той же размеренностью и жестокостью, как и в Ущелье Богов.       А для меня значило только одно — он был совсем близко! Но между нами разверзлось расстояние равное пропасти. Ни перепрыгнуть, ни перейти. Только один мостик пристроенный к крыше, и до него не добраться просто так.       Тронный зал рушился, задетые в битве колонны отламывались и превращались в груду камней. Хлестал скрежет металла, сверкая бликом высеченных искр. Тонкие лезвия полумесяцев разрывали сам воздух. Силуэты перемежались в беспрестанном ритме движений. Сопоставить кто есть кто не представлялось возможным.       Среди них мог быть Орочи! Он не мог противостоять Мичикацу. Никто не мог. Все истребители обречены. Демона невозможно загнать в угол.       Необходимо добраться до моста! Сжав кулаки, впивая ногти в плоть, сломя голову, я бросилась к нему.       Перекинув ноги за перила, я встала на кромку, нависая над зияющей пустотой из водоворота комнат, закрученной спиралью уходящих куда-то в глубину. Ладони вспотели, колени тряслись, желудок жалобно сжался. Но стиснув зубы, уговаривая себя на сумасшедший риск в который раз, сделала несколько шагов и вцепилась за маленький выступ, бочком протискиваясь вдоль стены. Шаг за шагом по краешку, прилипнув к стене, сдерживая под узды боязнь высоты, я двигалась к намеченной цели.       Внезапно одна половинка дверей отворилась и съехала в сторону, лишая опоры. Поскользнувшись и вскрикнув от ужаса, я повисла на одной руке. Болезненный удар вышиб напрочь весь дух.       Быстро опомнившись, я начала подтягиваться, корябая ногтями дерево и бестолково суча ногами. Не привыкшие к тяжести руки, соскальзывали, а паника напитывала разум, вымывая начисто крохи спокойствия.       Я упаду.       — Мичикацу!.. — от беспомощности закричала я, не прекращая попыток вскарабкаться, расцарапывая руки и ноги.       Сдувая разметавшиеся и налипшие волоски на лице, я слегка скосила глаза к тронному залу.       Даже под гнетом ошеломления, стоящей пелены перед глазами, я явственно почувствовала его взгляд, обращенный прямо в мою сторону. Посреди неравной бойни Мичикацу заметил висящую меня на волоске от гибели.       Ощутив чужеродное прикосновение, я перевела внимание.       Поверх моих рук наложились огромные сморщенные лапы. Расхлябанное очертание чудовища выглянуло из комнаты, наполовину укрытое теменью.       — Я помогу тебе… — растягивая слова, с упоением прогнусавило оно, раззадоренное и перевозбужденное. Непомерно довольное. Уродливое.       Серая кожа монстра пошла пузырями и зашевелилась, выбрасывая пучок конечностей. Мерзко извиваясь и сокращаясь, паукообразные отростки потянулись ко мне.       От невероятного зловония и омерзения к горлу подкатила дурнота. Я воскликнула от страха и неожиданности, вырвала руки и сорвалась вниз, накрепко зажмурившись. Но перед этим успела заметить, как расширились глаза демона; колючие, пронзительные, как у хищных экзотических птиц, досадно клацнувшие клыки и раздавшееся набатным колоколом в ушах завывание.       Если бы не эти низменные звуки, то казалось, что весь мир безвозвратно канул в ночи. Ночь отобрала свет и осязания реальности, навалилась и уносила в невесомость. Я разобьюсь насмерть, потому что не умею летать. Мичикацу не было рядом, чтобы подхватить.       Мягкое приземление в ворох листьев ознаменовалось одним аккордом бивы.       Все сменилось. Снова. Оборвалось. Снова без промедления кидая в новую неизвестность. Я никак не могла прийти в себя. Образумиться. Тело налилось свинцовой тяжестью.       Тихий сонный лес нависал частоколом. Неподвижные черные деревья подпирали пиками прошитое серебром ночное небо. Спутанные ветви, украшенные остатками листвы. Где-то мирно ухала сова, шуршала мышь под моховой подстилкой пожухлой листвы. Наносило сыростью. Так тихо… Так покойно… Стояла настоящая утонченная гармония. Простота отдохновения, посетившая без излишества объяснений и трактовок.       — Мичикацу?.. — на всякий случай позвала я. Никто не отозвался. Никто не пришел, и никто не знал здесь такого имени.       Где же он?..       Дыхание повисало облачком пара перед лицом. Я так устала… будто уже много недель не спала, не отдыхала и не ела. Тело немного побаливало и саднило, клонило в сон. От бури испытываемых переживаний и эмоций, безостановочно пьющие силы, не было спасения. Но сейчас мне некуда спешить. Бежать и прятаться. Доказывать и убеждать. Умолять и быть униженной.       Теперь определенно надо дождаться прихода демона. Зарывшись в холмик сброшенной листвы с помощью бдящих кодама, сберегая тепло, я заснула под убаюкивающий шепот духов, укрываясь покрывалом остывшего лета.       Но хорошо отоспаться мне помешало пение пробудившихся птиц. Сколько вот так я пролежала… Половину ночи? Наверняка уже минула пятая стража. Небо начинало светлеть, стянутое тучными слоями. Уступая утренней заре, слегка розовели сизые облака. Ранний рассвет. Нежный, добрый, приветливый. Солнце всходило холодным утром поздней осени. Неизменно. Как постоянство вечного в непрерывно меняющемся мире. Неразрывно связанное с поэтичностью традиции всего мироздания. Титаническое спокойствие вечности и беспокойство красок великолепия жизни. Вечное слито с текущим. Новый день, новое начало.       Покачиваясь и чарующе кружа, сверху посыпались снежные хлопья. Они мягко опускались на пожелтевшие листья, и разноцветный лес вокруг медленно тонул в белоснежном беззвучии. Я расслабленно подставила лицо слезам зимы.       Наступило такое прозрачное умиротворение, что сквозь суматоху птиц — не иначе бормотание воды в чаше фонтанчика, можно было услышать дыхание моря. Соленый запах океана. Свежий запах рыбы, водорослей, похрустывание ракушек при отливе и крики горластых чаек. Воображение нарисовало заманчивую картину мечты. И она совсем-совсем близко.       Неужели?..       Еле приподнявшись на ноги и отряхнувшись, я побрела навстречу просвету, уютно шурша листвой. Протаптывая тропинку к утешению. К проблеску лучшего начала. Небольшой склон постепенно выровнялся, спуск подошел к концу, и я вышла на прогалину небольшого утеса. Дальше простирался открытый берег, кое-где торчали сухие кустики и песчаные проплешины.       Из расположенной рядом рыбацкой деревушки доносились крики горластых петухов. Виднелись ухоженные домики с потускневшей черепицей и пожелтевшими от старости глинобитными стенами, разбитые виноградники на прополотой земле, огражденные амбарами и белыми теплицами. Обсаженные по кругу деревьями. На пологих холмах виднелись убранные рисовые и картофельные поля.       Послышался звонок, и по улочке проехал человек на велосипеде. С открытых крылечек доносился перезвон музыкальной подвески — оберег от нечистой силы. И наверняка здешние старожилы, следуя древним приметам и обычаям, высекали из огнива огонь и посыпали землю солью. Но не это интересовало меня сейчас.       А дальше пролегал узкий берег и безбрежное море.       Море.       Я неспешно приблизилась, оставляя вдавленные следы ног в песке, наслаждаясь видом. Безмятежность. Ни рябящих волн, ни взбитой белой пены. Соленое, пепельное, грязное, как зола. Колотые ракушки, вымытые и выброшенные на берег. Влажный песок, подернутый застывшей рябью. Падающие белые хлопья снега тонули в темной пучине. Горизонт исчез, небо и море стали единым целым. Все окутано сказочным маревом лиричности.       Простота — наивысшая точка соприкосновения обыденности с прекрасным. Совершенство. Моя мечта сбылась. Он ее исполнил. Он перенес меня сюда. Не позволил упасть и разбиться. Уберег. Я улыбнулась, отпуская всю боль и обиду, а взамен впуская росток надежды, излечивающее искромсанное ранами сердце.       Соленые как море слезы высыхали на ресницах.       Я буду его ждать сегодня и завтра. Всегда. Во всех трех мирах. Даже там, где его уже не было. В каждой из предоставленной жизни, в каждом перерождении, в каждом из встреченных лиц. Я принадлежала только ему, никому и ничему не суждено изменить эту данность, ни времени, ни расстоянию. Ни лукавой изменчивости судьбы, ни самой смерти.