Дьявол всегда рядом

      Глубокая черная яма затягивала в омут, я протянула руку в неизвестность и одним рывком выдернула себя из господства небытия.       Глоток долгожданного воздуха ворвался резью по горлу и сумасшедшим головокружением. Захлебываясь от переизбытка страха и свежего вдоха жизни, я пыталась восстановить мироощущение. Перевести дыхание…       Кусачая вода бурлила вокруг, негодуя ледяными всплесками, била наотмашь и пыталась оторвать меня от корня дерева. Когтистые щупальца хватали за ноги, тянули на дно. Ослабевающие пальцы соскальзывали с коряги, но упрямо продолжали удерживать голову над поверхностью. Я не знала, что именно держало на плаву: инстинкт выживания или сила духа. Или желание исправить все ошибки.       Тело закоченело. Мысли зачерствели и покрылись коркой. Так сильно хотелось домой, к матушке… В укромное место, где будет тепло и уютно. Безопасно. Я оставалась все той же маленькой девочкой, которая не хотела нести груз ответственности, а просто спрятаться за спину покровителя, в надежде, что все проблемы будут решены за нее.       Усилием воли я оттеснила детские капризы в дальний уголок души, где им и было самое место. Хватит истязаний! Жизнь еще не оборвалась и теплилась внутри. Из реки уж точно смогу выбраться! Уже и так совершила почти невозможное, остался один крошечный рывок… Еще один… Пожалуйста!       Освободившись из плена слезливой жалости, я ухватилась крепче за корневище и подтянулась ближе к кромке берега, выбираясь на сушу. Загребая комки грязи, я волочила бесчувственное тело по листве, пока не отползла достаточно далеко и не упала ничком, полностью обессиленная, содрогаясь от дрожи. Сжав смерзшиеся руки в кулачки, прижимая к груди, я бездумно пыталась отогреться и отдышаться, пока с губ срывались тщетные стоны. Нужно удержать ускользающие крохи тепла. Волосы, как скользкие змеи, облепили спину.       Холодно, как же невыносимо холодно!       На ветке ухнула сова. Дрожа всем телом и громко стуча зубами, я подняла голову. В глазах птицы читалось неприкрытое осуждение.       — Ты не должна была возвращаться сюда. Ты не должна была выжить сегодня. Наверно, я недооценила твое своенравие.       В глазах двоилось, и сова то исчезала, то вновь воссоединялась в одно целое. Меня передернуло от знакомого голоса, но кому он мог принадлежать в глухом лесу посреди расставленных уловок тишины?       — Я предполагала о таком, поэтому приготовилась заранее. Знала, что страх будет управлять тобой, что не выстоишь под давлением. Хранить секреты Ущелья Богов тебе не дано. Но это стоило ожидать. Все, на что я рассчитывала — Кибуцуджи последует за тобой, желая заполучить заветное… Все складывалось как нельзя лучше. И тогда моя жертва не будет напрасной. А жертва никогда не напрасна ради благого дела — избавления нашего мира от уродства демонов.       Сова ухнула еще раз, прежде чем расправить рябые крылья и перелететь на другое дерево, под раскинутыми ветвями которого на земле сидела белая лисица. Две пары одинаковых желтых глаз устремились в мою сторону.       Пребывая в полной растерянности, я приподнялась на локтях.       — Кто… — горло сдавило от спазма, и я запнулась, неспособная правильно сложить слова из-за множества домыслов, разом завертевшихся в голове. — Кто вы… Я ничего не понимаю.       — Тебе и не нужно, Акари, ты выполнила свою роль — заманила демона. Пускай и Первую Луну, верного приспешника, и это уже огромная удача. — Лисица подошла ближе, грациозно ступая мягкими лапами. Белоснежный мех переливался волшебными самоцветами на кончиках шерсти. — Скрепив договор нерушимым обетом, я пробудила Богов. Не вы. Я отдала свою жизнь в обмен на использование древнейших сил. В обмен на ловушку, подстроенную водным духом, из капкана которого ты выбралась.       Зверь не торопился приближаться, не спешил раскрывать свою истинную сущность. Лисица плела свой план столь тщательно и вдумчиво не для того, чтобы разом поведать о своих коварных ухищрениях. Но у меня не было времени и причин выслушивать, и я поднялась на ноги, пошатываясь и спотыкаясь, прогибаясь под тяжестью собственного упорства. Отсыревшие листья прилипли к одежде.       — Милая Акари, твой отец будет недоволен, если окажется трезв. Тебе стоило не выбираться из реки и позволить течению забрать все лишнее. Везение или случайность?       Стоило беззвучному упреку лисы сложиться в доходчивый посыл, как тело захолонуло в пламени льда, а сердце защемило и заныло при упоминании отца. Я открывала и тут же закрывала рот от изумления, как выброшенная на берег рыба.       Довольная осознанием в моих глазах, лиса с достоинством кивнула, утонченно двигая ушами и перебирая хвостом-веером.       — Вам удалось провернуть свой замысел, госпожа Кацу. Демон побежден, — язвительно парировала я, сглотнув комок неприятной обиды, не стесняясь и не робея перед значимой фигурой. Но благодарность к ней за всю ту заботу, безвозмездно отданную на попечение маленькой девочке, я не смогу перечеркнуть и выкинуть. Уважение превыше всего. — Сколько же надо решимости, чтобы выдернуть мертвые души из подземного царства сюда, сделать оружием против демона, бросить их… как использованную вещь!       — Они исполняли обещанное обязательство, и не тебе меня поучать нравственности! Твоя душа так же была уготована для них, но Боги пожалели потомка, потому смилостивились перед невинностью. Как была несчастной овечкой, таковой и осталась.       Судорожно вздохнув, я сосредоточила на госпоже сквозь пелену окутанных помутнением глаза. Нормально соображать становилось задачей трудновыполнимой.       — Но не вы, — кое-как выдавила я сквозь стучащие зубы и посиневшие губы. Пар перестал выходить изо рта, а тело перестало дрожать и слушаться, угасая в мучительной агонии.       — Да, не я. Пришлось вмешаться. Одна жизнь в уплату за спасение сотен остальных? Выбор очевиден. Прости меня, но не могла позволить тебе жить как прежде, Акари. Расхаживать по земле после всего как ни в чем не бывало, а мертвые как никто другой умеют хранить тайны, сама понимаешь. Тем более демон уже оставил след внутри тебя. А это обесценило бы все наши труды!       Я молчала, под гнетом охватившего возмущения и обиды. Боль и холод раздробились о слепую злость, пока перевоплощенная лисица трактовала двойные замыслы, заложенные в торжественной речи. Но образ зверя понемногу тускнел, магия теряла подпитку вовне, линии симметрий и нюансы контрастов теряли очертания, возвращаясь к истокам в параллельной реальности. Голос госпожи становился все более слабым и неуверенным, образовывая слова, почти лишенные смысла, и их истинность или ложность определить уже невозможно.       — Если бы я разузнала раньше о твоей способности видеть голубой ликорис, то всего этого можно было избежать! Первой заполучить цветок и вывести формулу против демонического проклятия! Сколько жизней удалось бы спасти! Но ты надежно хранила секрет… как бы я ни старалась вытащить из тебя правду, никогда не оставляя без надзора. — Лисица подошла совсем близко, почти сливаясь с подлунным светом, она была такой маленькой и изящной, что с трудом верилось в ее подлинную суть. Глаза животного мерцали человеческой душой. — Следить за тобой не составило труда, как и в первый раз, когда ты случайно повстречала демона в ущелье, так и в последующие. Я всегда была рядом, мои глаза и уши по всему лесу. Повсюду. Оставалось только ждать подходящего случая.       Передвигая замерзшими ногами, я двинулась назад, к ущелью, уже не пытаясь постичь сказанное, уже не чувствуя себя солидарной ни с кем и ни с чем. Ослабленная и опустошенная. Невероятно уставшая. Поддаваясь приятной меланхолии.       Я словно разделяла участь Мичикацу — быть отвергнутой всеми и вся. Отвергая и не принимая даже саму себя, и это неожиданно придало новых сил и мужества. Желание все исправить гнало вперед.       Приближение скорой гибели очистило ото всех недобросовестных поступков, очистило душу от нищеты, но возвеличило то, другое, единственное, что осталось. Маленькое чувство влюбленности. Легкоранимое и прекрасное. Его надо сберечь от непредвиденных препятствий.       — Все кончено, — слабое дуновение ветра поддерживало истончаемый голос, продиктованный наблюдательностью. — Все имеет конец — и люди, и демоны, и изъеденные временем величественные эпохи. Самая последняя из всех живущих — смерть. Демон справедливо получил по заслугам и сгинул. Несчастная Акари… Все напрасно! Существо безо всяких моральных принципов не умеет любить и не заслуживает прощения. Ты для него просто безымянная вещь!       Кацу не наслаждалась моей болью от производимого впечатления, но неудача сорвала с нее маску сдержанности и не было резона в вежливом притворстве.       — Вы это говорите не для того, чтобы доказать, а чтобы унизить, потому что больше не имеете тайных ходов в рукаве, от загнанной безвыходности, — ровно и сдержано произнесла я, крепко зажмурившись, ставя точку в этом внезапном излиянии откровенностей. Общение с демоном слегка закалило характер. — Сейчас вы уже не сможете помешать, госпожа. Прощайте.       Не нужно даже оборачиваться для подтверждения — лиса исчезла, как и трехглазые вороны и вездесущая сова.       Почему, почему… Боль, отчаяние, обида неистово раздирали горло, и я не стала сдерживаться, закричала сквозь соленые слезы. Срываясь на визг до хрипоты. Сотня эмоций хлынула наружу на волне внезапной ярости, отравляя не хуже яда. Меня всю трясло в лихорадочном ознобе.       Я запуталась, оказавшись перед выбором. Замкнутый круг.       После всех ужасов, треволнений и обвинений, манипуляций… Насилия, сокрушения, растерянности и принятия. После всех оставленных шрамов и незаживающих ран. Потеряла все, но обрела взамен. А все эти навязанные обвинения, все эти требования соответствовать, вся эта возложенная ответственность — они не мои. Я не собираюсь потратить жизнь угождая другим. Отныне буду свободна от чужих предрассудков и ожиданий, кроме собственных. Эгоистично и цинично.       Осенняя ночь оставалась совершенно такой же, но значение ее теперь виделось иначе. Замерев, я прислушалась к внутренним ощущениям, выпуская еле заметное облачко пара, которое тут же испарилось без следа. Как и истерика.       Это было не просто влечение, это была не просто мимолетная искра, обреченная затухнуть в темноте. Стоит признаться себе в том… что влюблена в него. Самозабвенно и искренне.       Любовь не истолковать никакими законами творения и не прогнуть под установленные жесткие догмы. Она вольна властвовать над всем, ее нельзя подавить и спрятать. Я не собиралась больше жить, сожалея о своих чувствах, пускай и безответных. Стыдясь, считая их порочными. И труднее всего отпустить то, что хочется удержать больше всего… Не все в мире притворство!       Я не нашла на сердце ни тени сомнения — чувства были столь сильными, что вытеснили все остальное, продолжая пробираться через тернии к звездам, возвращаясь той же стежкой, по которой бежала сюда, теперь окутанной туманом, пробирающегося исподволь со всех уголков. Влекомая сладким шлейфом липы, доносимого с ущелья, вселяющего робкую веру и надежду, что удастся обмануть и развенчать забвение.       Дерево за деревом, препятствие за препятствием, а вокруг только поскрипывание голых ветвей, ямки и овражки, присыпанные трухой листьев, всполохи прыгающих светлячков кодама по пятам. Я могла наткнуться на дюжину тропок, ведущие в никуда, то поднималась, то спускалась, пока не споткнулась и не покатилась кубарем вниз, взвизгивая в суматохе, упав рядом с поваленным деревом, забарахтавшись в мокром кимоно.       С замиранием сердца вскочила, понимая, что оказалась у подножья владений ущелья, вцепившись в край рукавов так, будто это должно помочь удержать в пределах трезвости ума.       Ущелье, которое совсем недавно покинула, переменилось. Оно вновь стало нетронутым, неизменным. Не присутствовало ни единого признака или намека на былой погром и хаос разрушения. Неподвластные временному циклу года, знаменосные красные лилии покрывали землю, жадно подпитываясь кровью и холодным светом луны. Ветхий столб между двух скал стоял нерушимым и неприкосновенным. Деревья по-прежнему шумели, завороженно качаясь по безветрию. Небо очистилось, ураган рассеялся, и синева взбаламутилась красками насыщенного индиго. Ночь шла своим привычным чередом. Словно все произошедшее здесь случилось давным-давно и уже было не таким, как прежде.       На землю снизошла благодать, которая являлась сама по себе началом и концом всего.       Перестав понимать смысл всего и ориентироваться в стремительно меняющихся жизненных превратностях, я продолжала двигаться по слепому наитию. Боясь спугнуть саму себя, осторожно ступая, я приблизилась к неподвижной фигуре, сидящей на коленях.       Слащавый воздух, наполненный пыльцой персиков, окончательно застыл. Застыл он и в моей груди. Демон сопротивлялся до самого конца, а возможно, еще ведет заведомо проигрышную битву за существование в чертогах подсознания.       — Мичикацу?.. — очень тихо позвала я, не узнавая свой ломкий и совсем чужой голос, кусая губы до боли.       Черные волосы, которых никогда не касалось солнце, свисали наперед, голова безвольно упала на грудь. Тело покрыто извивающимися стеблями ликорисов.       Он не откликнулся, и не представлялось возможности его возвращение из заточения высшего порядка. Слишком поздно.       Опустившись рядом, я убрала завесу волос, приподнимая лицо ладонями. Кожа теплилась, была обманчиво живой, но глаза закрыты. Ни разу его глаза не были закрыты.       Да проклянут меня все Боги на небесах! И начала срывать зазмеившиеся лианы стеблей. Упругие и скользкие, они сначала не поддавались, но стоило приложить усилие, начали лопаться и рваться, разбрызгивая зеленоватый сок. Еле тихое шипение и недовольное бормотание знаменовалось с каждым оторванным отростком. Эфемерные голоса набрасывались в неразборчивом клубке, отговаривая и упрекая, издеваясь над каждым моим недостатком… Каждое слово призраков врезалось кнутом, оставляя невидимые рубцы на теле.       Покончив с цепями подземного царства, освободив Мичикацу, сгорбленного и будто окаменевшего, я уложила демона на спину, надавив на плечи, придерживая за шею. Желая как-то помочь, вкладывая в прикосновения нежность извинения, зная, что он не примет ни того, ни другого.       Лицо самурая выражало лунную бледность умиротворения. Ограненные линии добавляли в знакомые до боли черты остроты углов и небезупречной привлекательности. Он пребывал где-то очень далеко, в недоступном для меня месте, которое осталось глубоко в прошлом и было развеяно пеплом воспоминаний по прошествии лет. Мичикацу словно человек, уснувший крепким сном: открытый и ранимый. И я замерла над ним, не дыша. Подумать только… он целиком, как никогда прежде, принадлежал лишь мне одной. Зависел от меня.       Как все исправить?!       У всего есть цена. В обмен на то, чтобы он мог вернуться из скрытого иного мира, я должна отдать Богу самое ценное, что у меня есть.       Но что я готова отдать взамен, на какие жертвы готова пойти ради того, в кого влюблена? Чем готова рискнуть?..       Возможно, миром равновесия. Возможно, жизнью.       Стоило вопросу один раз прозвучать — обратной дороги нет. Ответ уже известен, пресекая попытку бегства и малейшего сомнения.       Сердце разрывалось, цвета чувств смешивались с тоской, пока не стали всепоглощающим спектром запретной любви. Наверно, я сошла с ума, раз решилась на такой неблагоразумный поступок. Полностью под его властью.       — Как потомок Идзанами, я умоляю вас освободить его из плена! Возвращаю все то, что вы, Боги, даровали мне когда-то! Заберите! — искренне взмолилась я, припав к земле в низком поклоне и лбом покаянно прижатым к земле.       Мой голос звучал так тихо. Так уверенно и так тщетно разбивался о стену тишины. Небесные хранители остались глухи к моим увещеваниям. Недостойна просить и быть принятой во всеуслышание.       Они отвернулись от меня. Но кое-чем одарили вместо…       Моя кровь наделена исцелением! Неслыханный дар, которым можно воспользоваться.       Я закатала рукав, оголяя тонкую, почти полупрозрачную кисть с голубыми прожилками вен. Именно в них крылось спасение. Или погибель. Необходимо чем-то проткнуть, переборов боль от нанесения увечья.       Рука Мичикацу с когтями покоилась рядом, останавливая суматошные поиски острия. Обхватив его большой палец, я вонзила в кожу словно иголкой для шитья, сдерживая стон, а в полученной ранке сразу набежали алые капельки. Не теряя время зря, я поднесла запястье к губам демона, пачкая подбородок, подбирая стекающие потеки и размазывая по губам.       — Мичикацу?.. — в надежде позвала еще раз, склонившись над ним так низко, что касалась губами кожи. Мое дрожащее дыхание прошлось по лицу демона, запутавшись в волосах.       Ничего не изменилось, он не шевельнулся. Даже особенная кровь не вправе состязаться с полномочиями смерти и карой воздаяния за все совершенные бесчеловечные прегрешения. В наказание за проступки он не заслуживал никакой жертвенности и прощения.       Токи жизни пульсировали по венам, самозабвенно позабыв о мокрой одежде и продрогшем насквозь теле, но холод напомнил о себе вновь. И я сдалась.       Напоследок ласково потершись носом по виску и впадинке около уха демона, я прилегла на ложе из ликорисов, плечом к плечу Мичикацу. Смиренно предаваясь неизбежному, подставляя измученное тело и душу созерцанию вечности. Сплетая волосы с разнотравьем истоков прошлого. Пока сердце, больше ничего не подсказывающее, бесполезно пыталось угнаться за биением времени. Даже если я хотела воспротивиться, то не видела смысла.       Когда в лесной чаще происходит пожар, иногда лучше позволить ей выгореть дотла.       И я осталась один на один со Вселенной, скрашивающей последние минуты одиночества. Поверяя ветру свои девичьи секреты, но, подхваченные дуновением, они без устали были отогнаны прочь, уводимые в запределье. Куда-то в необозримую темноту.       Замысловатая конструкция мироздания двигалась сквозь мириад светил, искривляя пространство поднебесья и раздвигая границы материи. Я протянула руку, пытаясь дотянуться до небесных струн, коснуться божественной пыльцы и сверить начертанные иероглифы собственной судьбы на ладони со всевышним творцом пророчеств. Но оставляла лишь борозды сквозь пальцы в недвижимом густом воздухе.       Рассказанные в детстве сказки воплотились в завораживающий сон наяву. Мне чудились воздушные драконы и горбатые киты, ныряющие среди скопления нефритовой туманности, испускающие столпы искр созвездий. Плывущая колесница принцессы Кагуи, с осыпающимися лепестками хризантем, обволакивающие гармонией красоты. Безмерно влюбленные Орихимэ и Хикобоси, разделенные мраморной Небесной рекой, тянулись друг к другу кончиками пальцев над нирваной. По которой двигались длинные вереницы караванов по зыбучей пустыне на пути в бухту лазурной гавани. Рассеиваясь постепенно в текучей патине времени, превращаясь в прообраз несуществующих грез.       А затем волшебную палитру разбавили чернилами, горсти звезд рассыпались, полотно расползлось и плод воссозданной фантазии померк.       Я почувствовала настойчивое поглаживание по виску, медленно возвращаясь в сознание. Тело превратилось в ледышку, но внутри еще сберегая крупицу тепла. Кромешная тьма давила, и, приоткрыв тяжелые веки, я оказалась под склонившимся Мичикацу. Его лицо исказилось в неясном свете звезд, подернулось пеленой в выступивших на глазах слезах. Я зажмурилась и отвернулась, сильно усомнившись в увиденном.       — Я боялась, что не успею, — кое-как прохрипела я, выдавливая слова по пересохшему горлу. — Боялась потерять вас навсегда…       Демон погладил кончиками пальцев метку на моем виске, задевая острием когтя, на мгновение, — будто успокаивая.       Тихо полились слезы, то ли от облегчения, то ли от студеного озноба, то ли от чувств, сметающих все на своем пути. Но горячие слезы тут же остужал ветер.       После моего предательства, его гнев должен обрушиться лавиной десятком комет.       — Хотела остаться с вами в подлунном царстве… — еле шевеля языком во рту, продолжала шептать я, предельно тонко ощущая его взгляд и дыхание. Замерзшие губы едва размыкались, покрывшись коркой инея.       — Ты умышленно завела меня сюда? — ожидаемый вопрос не оставлял права молчать и времени на придумывание отговорок.       Мичикацу прекратил свою странную ласку, так не свойственную его натуре, и стало еще холодней.       — Нет! — почти вскрикнула я, от волнения сжимая в руках стебли смятых лилий и ерзая по земле, но подавив неоправданный упрек, повторила уже более взвешенно: — Нет, у меня не было такой задумки! Я намекала вам, предупреждала насчет ущелья… потому что сама страшилась до одури. Но специально заманивать даже в мыслях не было!       — Смотри в глаза, когда говоришь со мной. Или ты растеряла былое бунтарство? — вкрадчиво приказал демон, проводя пальцем по линии подбородка, поворачивая мое лицо к себе. — Ты лжешь?       Глаз демона сузились, в них явственно виднелось недвусмысленное твердое предостережение. И сдерживаемая под контролем ярость. Он видел насквозь, настолько, что, возможно, даже умел читать мысли. У меня имелась только одна попытка доказать.       Конечно, он не верил мне.       Безымянная вещь.       Я смахнула непрошенные слова и сосредоточилась на лице демона сквозь бусинки слез, дрожащих на изогнутых ресницах.       — Да, думала… Если бы выпала возможность остановить вас, то непременно бы ею воспользовалась, но чем дальше мы заходили вглубь леса, тем меньше нравилась затея. А сейчас я вернулась, чтобы спасти вас!.. Разве не это доказательство? Вот моя правда! — закончила я, и новый приток уверенности переполнил мое хладное тельце. — Мы с вами договорились. Вы будете со мной честны, а я с вами искренней.       От понимания столь мятежного поступка по коже пробежал мандраж. Я всегда была такой прилежной, послушной своему особому ладу, а сейчас решилась на такой необдуманный риск — заманить непобедимого самурая в ловушку. А замысел почти удался, если бы не мои чувства, подстрекнувшие поступить наперекор здравому смыслу.       — Неужели я давал согласие на договоренность? — задался вопросом он.       — Все было подстроено изначально! За нами следили… и заманили сюда намеренно. Она… она заплатила своей жизнью, чтобы разбудить древние силы подземного царства. А перед тем как исчезнуть поведала свой замысел, думая, что уже все кончено.       — Меня всего пронзает раздражение от мысли, что был так близок к смерти… — бесцветные уста разомкнулись, выдавливая сквозь сжатые зубы негодование. — Из-за тебя. Отвратительно. Недопустимо.       Я чихнула, и Мичикацу слегка скривил губы. Его взгляд пронзал, сметая внешний покров плоти, проникая до самых костей, лишая возможности что-либо скрыть. При этом было очень сложно что-то интуитивно уловить в его непредсказуемых действиях! Из него рвалась на волю невероятная сила, вернувшаяся за короткое время, заставляя сам воздух всколыхнуться, а меня задрожать всем нутром. Последовала примитивная реакция на исходящую угрозу.       Демон до сих пор удерживал мой подбородок. Несмотря на усиливающийся хват, больно не было. Мои мышцы покалывало в судороге, пальцы рук и ног закоченели, но я все еще держалась. Мичикацу немного отгородил от холода и неизбежности жизни, а мое монотонное сердцебиение, отдающееся толчками, действовало на удивление успокаивающе.       — Твой разум и тело существуют только по моей прихоти, — после долгой паузы наконец произнес он, и в глубоком голосе не прозвучало ни намека на гнев. — Не забывай…       — Я знаю, — просто согласилась я, абсолютно не обижаясь, от чего самурай прищурил глаза от столь быстро последовавшего ответа, но моя искренность вполне его удовлетворила.       Впервые Мичикацу выглядел растерянным. Или мне снова мерещилось.       Я изо всех сил старалась выполнить требование — не отводить взгляд, но зрение подводило, степенно размываясь, облик Мичикацу превращался в неразборчивые очертания слабо прорисованного образа. Стоило ему слегка приподнять мою голову и наши глаза встретились в непостоянстве, пока падающие звезды пересекали небо, двигаясь сквозь миры. Мои серые, как дымка тумана, и его, алые, как ликорисы вокруг нас.       Демон невесомо провел большим пальцем по моему дрожащему подбородку, раздумывая над чем-то, скользнул ниже и замер в области живота, прикладывая ладонь. Я сглотнула от предчувствия.       — Раздевайся, — невозмутимо бросил он.       Заслышав непристойный приказ, я ошалело распахнула глаза, а щеки лихорадочно разгорячились, пока демон срывал простую завязку обидзиме. Запутавшись в длинных волосах, рассыпанных по плечам и рукам, я совершила попытку привстать, заслоняя белизну груди с торчащими сосками под блеклым сиянием луны. Торопливо прикрываясь скрещенными руками, стоило демону рывком оголить плечи и спустить кимоно до талии.       Мичикацу отстранился, принимаясь снимать одежду с себя, вытаскивая края из-под хакама, кидая сначала верхнее кимоно, а затем белое косодэ мне на колени, оставаясь по пояс нагим.       — Ты перестала трястись от страха, но продолжаешь стесняться? Надевай, поздно непорочно прикрываться.       Я стыдливо отвернулась, снося едкое замечание с расправленными плечами и не поступаясь остатками гордости, с трудом сдирая с себя мокрую ткань, как назло, прилипшую к телу. Выжимая волосы от влаги и придерживая их на весу, чтобы ненароком не оставить их между косодэ и спиной, я натягивала одежду, пропитанную запахом Мичикацу. Кимоно нагаги повисло мешком, но затужив складки, я плотно затянула поясом, выдохнув от нескрываемого удовольствия сухости и долгожданного тепла.       Пока я переодевалась, демон подобрал громоздкую катану с земли и отломал боковые приростки, выкидывая лишнее в траву неподалеку. Мясистая катана пульсировала, глазницы на плоти лезвия дергались и вертелись, осматривая пространство вокруг. Мичикацу опустился на землю, спиной ко мне, показывая, что не считает меня угрозой.       Вытерев чумазое лицо чистой изворотом рукава, я тайно поглядывала на него из-под прикрытых век, обнимая себя за плечи, растирая промерзшую кожу, возвращая кровоток по венам.       Мог ли Мичикацу стать еще огромней?.. Мой взгляд сам цеплялся за открывшийся вид. Голые рельефные плечи и спина, вытесанные временем и сверхъестественной силой, невидимые шрамы былых сражений, строгие контуры и идеальные формы надчеловеческого превосходства. Было нечто бесконечно манящее в той уверенности, с какой действовал демон, собранный и готовый ко всему.       Прежде жестокость демона подавляла и пугала меня, теперь же мы сравнялись. Его жизнь и непростительные поступки, людоедство и безжалостность, чудовище снаружи и внутри, отверженность земным привязанностям, ранее ненавистные и презираемые, предстали передо мной в ином свете. Я не искала им оправдания, но примирилась. Отказалась от принятых ранее обязательств, нарушая непреложные правила. Приучилась контролировать укором совести в угоду душевному спокойствию. Я собственными руками разорвала все тонкие ниточки с нормальностью, следом за демоном, — отрекаясь от всего. Освобождаясь от чувства вины. До сих пор остерегаясь его дьявольской сущности, но сочувствуя его незавидной участи, привыкая к нему с тщательной осторожностью. Принимая демона таким, какой он есть — в пленительном уродстве величественной химеры. Вопреки всему.       Нас отделяло мизерное расстояние вытянутой руки, и в то же время — целая пропасть бездны, будто жили в противоположных, совершенно не соприкасающихся мирах. Но теперь сошлись.       Отложив свое испачканное кимоно в сторону, подобравшись совсем близко, заглушая все угрызения, отсекая путь назад, я нерешительно протянула руку и прикоснулась к нему. А когда Мичикацу, продолжающий затачивать и лепить катану из собственной плоти, никак не отреагировал, восторженным зверьком прижалась к мужской спине, благодарно потираясь щекой. Словно в этот миг открылась ему вот так, полностью, обнажая душу с телом, позабыв про сдержанность и удел праведности.       — Так теплее, спасибо! Я пойду за вами куда угодно, если согреете.       Кажется, я сказала это вслух.       Какое-то жуткое мгновение я настороженно ждала выговор за дерзкую выходку, прячась в ореоле его тени, зарываясь в волосах, вверяя безоговорочное право управлять собой, а затем медленно расслабляясь, доверяя и не веря подобному везению. Он позволил пригреться в тепле своего тела. Будто проявил расположение.       Он пах сбывшейся мечтой. Смелой и волнительной. Мечту, которую так желала, но одновременно и страшилась воплощения. В этом скрытом, бескомпромиссном демоне, возможно, таилось исцеление от моего одиночества. И подчиняться демону, находясь под его покровительством… восхитительно.       Я эгоистично жаждала сохранить его таким только для себя. Не делить ни с кем, ни с прародителем, ни с туманным прошлым, ни с самой смертью.       Вот теперь я оказалась в настоящем плену. Попалась в расставленные силки посреди предостережений и запретов. Пересекла рубеж, на котором надо сдаться и не сопротивляться. И быть пленницей доставляло сладостное, изощренное наслаждение, которое хотелось распробовать на вкус как следует. Влюбленность — самая хитросплетенная ловушка, расставленная коварным любопытством в самом начале.       Но не должна вводить себя в заблуждение. Мичикацу не ответит взаимностью. Даже речи об этом быть не могло. А я могу довольствоваться и малым — собственными чувствами. Снискать утешение в пределах безответности, а затем кое-как залечить открытые раны. Потому что знала — иллюзорное счастье будет скоротечным. Кратким мигом…       — У тебя нет выбора. Ты пойдешь со мной в любом случае, хочешь того или нет.       Он произнес это столь уверенно. Столь убедительно. Столь неоспоримо. И я поверила ему. Это было необходимо. Это было нужно моей совести — что иного выхода нет, кроме как вверить себя ему.       С удовольствием нежась в тепле, я приглаживала свои спутанные прядки, придавая им более сносный вид, заодно перебирая волосы демона.       До чего круто повернула судьба изношенную ось колеса! Разве могла я представить, когда в первый раз увидела демона, абсолютно замлевшая от дикого ужаса и сломя голову бросившаяся бежать, что вот так буду льнуть к нему в этом самом ущелье? Ни единой мысли, ни малейшего намека.       — Мичикацу-сан… — обратилась я, заботливо вытаскивая из его волос сорванные лепестки.       Как много значат для самурая волосы. Это честь и достоинство, принадлежность к знатному роду и доказательство одерживаемых побед, а судя по длине волос Мичикацу — он никогда не проигрывал и не испытывал поражения.       А отныне я единственная знала о его слабости. Смерть предназначена для самурая, но больше всего он ненавидел и избегал бесславного забвения. Он не желал придавать забвению все то, чего достиг за время долгого и упорного отшельничества. Исчезнет и растворится в песках времени не только след его существования, но и полученные регалии прошлых побед на поле боя. И не останется никого, кто бы помнил. Это было недопустимо для его тщеславия.       — Это имя прошлого, а оно мне более не принадлежит, — отстраненно-далеким голосом исправил он, а от низкого рокота во мне все задрожало. — Как ты узнала?       — Мертвые сказали, — ответила я и прижалась лбом к горячей коже демона, безмолвно соглашаясь с требованием.       Все же он был человеком — этого не отнять, он не родился демоном, он стал им добровольно. Возможно, где-то глубоко внутри себя он понимал во что превратился, поэтому не желал вспоминать прошлое. Ведь легче все отвергнуть.       — Вы помните свою жизнь… — шепнула я, ощущая, как подрагивают его мышцы от натяжения, боязливо осматриваясь по сторонам, чуя неладное. — Кокушибо-сан, нам лучше покинуть границы ущелья как можно скорее.       Я могла поклясться, что звучала еле слышимая мелодия, исходя точно из воздуха, шепотом убаюкивая в идиллической обители сырости. И так же внезапно затухала, разбередив сердце мучительным беспокойством. Пахло туманом, болотной землей и необъяснимой тяжестью. Красные лилии застыли, окутанные фиолетовой дымкой.       Глаза защипало, навернулись слезы, и я с усердием протерла их, хорошенько проморгавшись. Темные пятна плясали вокруг, и сколько бы раз ни моргала – они не пропадали. Я слепла. Так вот что забрали Боги взамен!..       Не подавая признака тревоги, — чтобы демон ничего не заподозрил, я перевела взгляд на луну, а затем обвела взглядом всю окрестность для подтверждения догадки. В глазах все плыло, размазываясь чернотой. И вот тогда, на одно краткое мгновение я успела разглядеть. Голубой ликорис. Один цветок посреди озера красных, увенчанный магическим сиянием. Выращенный неутешительными слезами мертвых. Зябко раздражала головка бутона, лепестки, похожие на паутинку, вывернулись и приоткрыли сердцевину, а затем цветок полностью исчез, нынче растворился во всем и сразу.       Мир, кажется, остановился, и я вот-вот сейчас все пойму. А затем я громко ахнула и подскочила. Но тут же снова упала на колени, улавливая лишь шум собственного дыхания. Если это очередной обман, то я не вынесу такого издевательства.       Но зрение не обманывает. То, что я увидела — настоящее. Понадобилось больше времени, чем надо, чтобы осознать увиденное. Чтобы проверить и убедиться, что не окажется ли еще одной из стольких ложных иллюзий, не в состоянии объяснить себе какие древние силы породили подобное. Я не вынесу столько потрясений. Мое сердце не выдержит.       Матушка.       Я не могла пошевелиться. Не могла ничего сделать или сказать. Меня парализовало.       — Матушка!.. — язык заплетался, как и ноги, когда я попыталась безуспешно встать. В каждом вдохе — надежда, в каждом движении — страх, что призрачное видение исчезнет и оставит меня.       Я напрочь забыла про демона, пока он не отдернул за воротник, не позволяя приблизиться к матери.       — Отпустите!.. — как могла изворачивалась я, пытаясь дотянуться до его рук и отцепить, неотрывно следя за тонкой фигуркой на краю ущелья.       Ее облик безмятежный, линии долгие и плавные, волосы мягкие и гладкие. Ослепительно сияло между черными волосами и черным платьем белоснежное лицо.       — Она призрак, — слова Мичикацу вклинились в мой разум, перемешиваясь с паникой острого отчаяния. — И не имеет значения.       Я вскинула голову и поймала темный взгляд демона. Выражение его лица непроницаемо, впрочем, как и всегда. Зато сама на грани потери здравого рассудка. Я начала усиленно вырываться из цепкого хвата, не боясь лязгнуть его ногами. Противясь верить в подлинность произнесенных слов.       — Нет, нет!.. — простонала я, ловя губами необходимый воздух, сама не понимая, что делаю, вглядываясь в расплывшийся силуэт матери, жадно впитывая любимый образ. — Мама!       — Не вынуждай делать тебе больно…       Мичикацу встряхнул меня на весу, от чего зубы громко клацнули, а в ушах зазвенело.       — Вы и так постоянно делаете мне больно! — не выдержала я, высказывая то, что вертелось на языке: — Для вас ничто не имеет значения! Вы просто демон, преисполненный ненавистью! Ненавидели в своей прежней жизни настолько сильно, что превратились в монстра! Я спасла вас!.. И в благодарность не позволяете сейчас обнять маму!       Я понимала, что наговорила то, чего не следовало, слова вырвались с горяча. Но уже не имело значения.       Стало все не важным, стоило матушке ласково улыбнуться. Любовь окутала даже сквозь время, смерть и расстояние, невыносимо разделяющие нас сейчас, вселяя надежду в мою измученную душу. Одного взгляда хватило, чтобы я почувствовала всю ее нежность и заботу.       А затем она растворилась, вслед за голубой лилией, превращаясь в хаотичное мельтешение светлячков, вереницей поднимающиеся в вышину, обминая складки гор и длиннющие пики деревьев. Воссоединяясь со звездами на переливчатом атласе неба. Переменчивого и полного неожиданностей.       — Нет, нет! — почти закричала я как могла, как умела и как была способна.       Кокушибо что-то сказал, но я никак не могла разобрать речь, отделяющуюся от восприятия, все еще провожая взглядом шлейф огоньков, не представляя себе, какую цену ей пришлось отдать, чтобы увидеть меня. Я хотела найти правду и безумно боялась узнать, смиряясь с ее отсутствием. Смиряясь с ее исчезновением и уходом из жизни.       Сегодняшняя ночь столкнула два противоположных мира — мир живых и загробное царство, уравновесив и сдержав переход на краткий миг. И мертвые пробудились ото сна.       — Простите меня… — сложив ладошки в молитвенном жесте, я мысленно попросила прощения у матушки за все содеянные грехи, и даже за те, которые собиралась допустить в будущем. — Вам нет больше необходимости удерживать меня, Кокушибо-сан, я не сбегу.       Потому что связана с вами.       — Накиме!.. — требовательно воззвал Мичикацу к неизвестному имени, не отпуская из рук и обращаясь уже ко мне. — Ты сбегала три раза подряд. Твои слова абсолютно ненадежны, как и поступки. Но я не осуждаю, такова человеческая природа — стремиться выжить. А твоя участь еще не определена. Пойдешь со мной.       Демон снова оставлял меня без права выбора в своей жестко-непреклонной манере. А когда я моргнула еще раз, Ущелье Богов пропало, раздался звонкий лязг натянутых струн бивы — предвестницы бед. И наступила тишина замкнутого пространства, в которой читалось мрачное смирение с обстоятельствами.