***
Вопреки прогнозам врача восстановление шло быстро. Меньше чем через неделю он смог встать и без помощи пройти несколько шагов до раковины. В зеркале на стене он успел разглядеть лицо с впалыми щеками и длинным свежим шрамом, который тянулся от виска вдоль уха до середины шеи, а потом закружилась голова. Медсестра вовремя подхватила и помогла вернуться к кровати. Он надеялся, что, взглянув на себя, сможет вспомнить если не всё, то хоть что-нибудь. Но увы, человек в отражении казался чужим. И даже когда состояние стало позволять подолгу изучать себя в зеркале, ничто во внешности не помогло воскресить ни малейшего воспоминания, зато вызывало глухое раздражение. Он оставил бесполезное занятие и сосредоточил все силы на восстановительных процедурах. И не потому, что ненавидел свою беспомощность, а потому, что его успехи вдохновляли Усаги. Он видел, как загорались её глаза, когда врач делился с ней хорошими новостями. Она стала смеяться чаще и непринужденнее, тёмные круги под глазами почти исчезли. Усаги излучала такое тепло и непоколебимый оптимизм, что никакая боль не могла заставить прекратить занятия. — Я принесла фотографии. Хочешь посмотреть? Усаги повертела в руках толстенный фотоальбом. — Конечно. Очень хочу. Он сел на кровать, подложил под спину подушку, игнорируя боль в пояснице и ногах, и обнял прислонившуюся к нему спиной Усаги. — Что это? Витрины магазинов? — удивился он, разглядывая фотографии на первой странице. — Да, — рассмеялась она. — Около этого ювелирного мы первый раз встретились. Я запустила тебе в голову смятым листком с контрольной по английскому, а ты обозвал меня тупицей. — Тупицей? — обескуражено повторил он. — Да, — поморщилась она. — Я тогда получила всего тридцать баллов. — Сколько тебе было? — Четырнадцать. Она погладила изображение. — А мне? — Восемнадцать. — Хм, ну надеюсь, что около этого магазина я извинился. — Нет, — звонко рассмеялась Усаги. — Тут я решила погадать, кинула туфлю и попала тебе в голову. Тогда там был магазин морепродуктов, а теперь сувенирная лавка, но вывеска всё так же голубая. — Я вернул тебе туфлю? — Да, но сказал, что я ненормальная и мужа себе никогда не найду. — Видимо, тупицей всё-таки был я, раз профукал такой прекрасный предлог познакомиться с красивой девушкой. Он поцеловал её в макушку и ткнул на изображение ещё одного магазина: — А тут что произошло? — Я опять попала тебе в голову туфлей. На этот раз она случайно соскользнула с ноги, когда я бодро шагала по улице. — И я пригласил тебя на свидание? — Нет, — рассмеялась Усаги, погладила его по руке, которой он прижимал её к себе за талию, и перевернула страницу альбома. — На свидание мы пошли сильно позже, но забавные встречи случались у нас регулярно. — Это ты около школы? — Ага. У меня тогда были очень пухлые щёчки. — У тебя красивые щёки. И тогда были и сейчас. Ты вообще красивая. Она обернулась и задрала голову, чтобы видеть его лицо. — Что? — Ничего, — пожала плечами она и улыбнулась. — Подумала, что ты меня дразнишь. — Нет, я серьёзно. Мне вообще кажется, что я влюбился в тебя с первого взгляда, просто был тупицей, чтобы признаться. Усаги захихикала. — Ты совсем ничего не помнишь? — В её голосе звучали надежда и грусть. — Всплывают какие-то размытие картинки, иногда что-то снится, но в связанный сюжет не собирается. Я помню только тебя. И даже не то, где мы были или что делали, а ощущение. Такое, знаешь… Что ты единственный человек для меня во всём мире… И что ты ждала меня… — Мамору… Он вновь прижался губами к её макушке и вдохнул сладкий цветочно-ягодный запах шампуня и волос, а затем задумчиво посмотрел на фотографию Усаги в школьной форме. Всё казалось таким знакомым. А Усаги выглядела беззаботной и по особенному жизнерадостной, солнечной. — Я учился там же, где и ты? В той же школе? — сменил тему он. — Нет, в другой. А что? — Ничего. Просто спросил. А мои родители? — Погибли в аварии, когда тебе было шесть. Усаги накрыла его руку своей. — Понятно. — Он вздохнул. — А это где? Усаги рассказывала о том, куда они ходили и ездили, о друзьях и знакомых, о курьёзных случаях, в которые в основном попадала она. — А почему у нас так мало совместных фотографий? Он насчитал не больше семи штук. Усаги задумалась. — Не знаю. Ты не очень любишь фотографироваться. А последние несколько лет, когда мы виделись, то как-то не до фотографий было. — В каком смысле? Она открыла альбом ближе к концу. — Ты учишься в Америке и приезжаешь два раза в год. Вот, смотри, ты мне присылал: это кампус, лаборатория, твои друзья… Усаги продолжала рассказывать, а он кивал, но думал о том, как мог жить вдали от неё. Сама мысль о долгой разлуке вызывала протест, внутри поднималась волна отчаяния. Не видеть Усаги, не чувствовать её тепло, не иметь возможности сжать в объятиях, поцеловать — нелепо, нереально, он бы так не смог! — Не уверен, что теперь смогу вернуться и закончить учёбу, и может, оно и к лучшему. Но ситуацию с совместными фотографиями точно нужно исправить. Он закрыл альбом и отложил его в сторону. — Идём! Он встал с кровати, взял в тумбочке пару мелких купюр, сунул их в карман и потянул Усаги за собой в сторону двери. — Куда? Что ты задумал? — Увидишь, — он подмигнул. Они спустились на первый этаж. В углу просторного холла, рядом с диваном для посетителей и раскидистым растением в пузатом керамическом горшке стояла будка для моментальных фотографий. — Ты шутишь? Усаги посмотрела на него округненными глазами и нервно хихикнула. — А что такого? Давай, не трусь, будет весело. Он утянул её за собой в крохотную кабинку и задвинул плотную серую тканевую штору. — Так, как этим пользоваться? — задумчиво произнёс он, разглядывая инструкцию в картинках. Усаги нажала нужную кнопку и помогла вставить купюру. Они фотографировались, пока не закончились деньги, и получили несколько лент с маленькими фотографиями. На большинстве они смеялись и дурачились, на паре целовались, а ещё на нескольких смотрели прямо и улыбались, обнявшись. — Спасибо. Усаги улыбалась, перебирая снимки на диване у будки. — За что? — удивился он. — За этот момент, — она посмотрела на него с нежностью. — Давно я так не смеялась, аж щёки и живот заболели. — У меня тоже. Но против этой боли он ничего не имел, а ведь была и другая, которую он прятал за улыбкой и о которой старался не думать. — Получается, я был занудой? — вдруг задумался он. — Случалось иногда. — Она пожала плечами и забавно сморщила носик. — По-моему, ты пользуешься тем, что я ничего не помню, и просто меня дразнишь. — Всё может быть, — хихикнула она. — О, смотри, а тут я хорошо получился, просто красавчик. Усаги снова прыснула со смеху, глядя на его взъерошенные волосы и смешную гримасу. — Можно, я эти себе заберу? — Конечно. — Он приобнял её за плечи и поцеловал в макушку. — А мне пора на очередную серию медицинских пыток. Она посмотрела на него с сочувствием и погладила по щеке. — Если бы я могла тебе чем-то помочь… — Ты помогаешь. Даже не представляешь как сильно. Я бы не смог и половины, если бы тебя не было рядом. — Мамору… В её глазах заблестели слёзы. Она их смахнула и тут же улыбнулась. — Я тогда пойду. До завтра. — Она порывисто его обняла и поцеловала в губы. Когда он вернулся в палату после процедур, то долго разглядывал альбом. Усаги без сомнения очень старалась, собрала не только фотографии, но и старые билеты с выставок, автобусов и поездов, а ещё брошюры и прочие мелочи, которые хранили воспоминания о прошлом. Он по долгу рассматривал Усаги, отмечал, как из милой девочки-подростка она превращалась в красивую хрупкую девушку. На всех снимках она как будто излучала свет, вот только на последних фотографиях, несмотря на улыбку, Усаги выглядела задумчивой, ему даже показалось, что грустной. А он сам казался до раздражения спокойным, местами высокомерным, как будто принадлежал к знатному роду. Он ещё раз пересмотрел альбом от начала до конца, вложил фотографии из будки и отложил в сторону. Он не сомневался в своей любви к Усаги, но от чувства, что смотрел не на свою жизнь, а на жизнь чужого человека, избавиться не мог.***
Спустя неделю его перевели в реабилитационный центр, который находился в отдельном небольшом здании на территории больницы. Новая палата мало чем отличалась от тех, где он лежал, зато белые халаты медицинского персонала разбавляли яркие спортивные костюмы тренеров-реабилитологов. Ему досталась высокая смешливая девушка с забавным носом картошкой и беспощадным характером. Многие пациенты жаловались на боль и непомерные нагрузки, а ему нравилось. Сидение в стерильных четырех стенах осточертело. Хотелось на волю, к Усаги. Хотелось жить. Но тело не слушалось: ноги слабели от недолгой ходьбы, пальцы на правой руке плохо сгибались, голова кружилась от минимальных нагрузок, а от боли хотелось выть. Но он молчал. Стискивал зубы и делал, что говорила тренер. Усаги навещала его каждый день, приносила домашнюю еду и книги. И его охватывало чувство эйфории, когда врач отчитывалась о его успехах, а Усаги светилась счастьем и крепко обнимала. Ради радости и гордости в её глазах он особенно старался. И делал бы больше, если бы не боль. Полностью её не снимал ни один из назначенных препаратов. Не сразу, но он нашёл выход: музыка! Он просил тренера включать её погромче, и забывался в ритме, который проникал под кожу, пульсировал и заряжал кровь адреналином. Музыка дарила силу и рождала необъяснимые, смешанные эмоции. Появлялось ощущение чего-то родного и давно потерянного. Но главное, отступала боль. Переставала изводить. — Ты поёшь? Он не слышал, как в зал, где он занимался на беговой дорожке, вошла Усаги. Его тренировка закончилась полчаса назад, но тренер порекомендовала походить, если остались силы. — Что? — Он вынул наушник. — Ты поёшь? Она смотрела на него не просто растерянно, а с неверием, как если бы он совершил преступление. — Э-э-м, да. Немного. — Он сам иногда не замечал, как начинал подпевать. Но ему нравилось. В груди сразу появлялось приятное, тёплое чувство. — А что? — Ничего. — Она нервно пожала плечами. — Просто спросила. — Я настолько ужасно фальшивил? Он рассмеялся, выключил тренажёр и подошёл, чтобы поцеловать. — Нет. Даже наоборот. Просто ты никогда… не увлекался пением. Усаги привычно обняла его, поднявшись на мысочки, но он почувствовал её напряжение. — Странно, но ладно. — Он заправил прядь волос ей за ухо и чмокнул в кончик носа. Усаги рассмеялась. — У меня, кстати, есть отличная новость. — Какая? — Меня обещали скоро выписать. — Это замечательно! — радостно выкрикнула она и обняла за шею. Он на секунду скривился от сильной боли в спине, но улыбнулся в ответ, а Усаги смутилась того, как на неё посмотрели другие занимающиеся в зале. — Но как же твоя реабилитация? Я думала, она будет дольше, — сказала она заметно тише. — Её никто не отменял, — преувеличенно тяжело вздохнул он, — придётся сюда таскаться ещё пару месяцев, если не дольше. Но хочется выбраться за пределы больничных стен. Кстати, врач говорит, что привычная домашняя обстановка может помочь вернуть память. — Да, я тоже про такое слышала. — Но самое главное я никогда не забывал. — Он притянул её к себе и поцеловал в висок. — Мамору…