Вопреки

— Так приятно видеть, как пациенты уходят из центра самостоятельно. Хотя с вами жаль прощаться, вы всех здесь вдохновляете: и тех, кто лечится, и тех, кто работает, — словно маленькая пестрая птичка, щебетала молоденькая медсестра с ярко-рыжей копной волос. — Вы рано со мной прощаетесь, мисс Асано. Я ещё несколько месяцев буду мозолить всем глаза, — со смехом ответил он. — Не будете, мистер Чиба. — Она аккуратной стопкой сложила документы для выписки. — Загляните на пару часов в день и всё. Но я за вас рада. За вас обоих. — Она тепло улыбнулась Усаги. — Глядя на вас, невозможно не верить, что любовь способна творить чудеса, и что сила воли эффективнее любого лекарства. — Спасибо, — в один голос ответил он и Усаги. — Идём? Ему не терпелось оказаться за воротами, влиться в бурлящий поток жизни за пределами высоких больничных стен. Ему опостылели рутина и однообразный пейзаж крохотного дворика, где разрешалось гулять пациентам. Он хотел туда, где мог получить ответы, где мог обрести потерянную часть себя. Но ещё больше ему хотелось побыть с Усаги вдвоём, в тишине и уюте дома. — Да. Такси уже ждёт. До свидания, мисс Асано. Спасибо за всё. — Усаги вежливо поклонилась. Он забрал протянутые медсестрой документы, убрал в спортивную сумку с немногочисленными вещами, взял Усаги за руку и уверенно направился к стеклянным автоматическим дверям. Город оглушал. Сотни машин неслись по широкому проспекту. Казалось, даже облака ускорили бег, спеша затеряться среди высоток. Такси сорвалось с места и ловко встроилось в среднюю полосу. Он сжимал тёплую маленькую ладонь Усаги и смотрел в окно. Домой. Он ехал домой. Сердце заходилось от предвкушения.

***

— Вот, пришли. Усаги дважды повернула ключ в замке и открыла дверь. Их окутал аромат вкусной домашней еды. — Девочки хотели устроить вечеринку-сюрприз в честь твоего возвращения, — сказала она и включила свет в коридоре. — Очень мило с их стороны. По фотографиям он выучил, как выглядят лучшие подруги Усаги и как их зовут. Кроме того, Рей и Минако навещали его вместе с Усаги в больнице. Пару раз приходили Мако и Ами, когда его перевели в реабилитационный центр. Они все были милы и приветливы, но во взгляде каждой время от времени мелькала озабоченность. Они как будто ждали от него чего-то. — Но я подумала, что тебе лучше сначала отдохнуть и освоиться, а отпраздновать можно и потом. Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. — Спасибо. Он привлёк её к себе и крепко обнял. Она ответила на объятия — порывисто и радостно. — Правда Мако настояла на праздничном обеде. Так что, девочки наготовили тебе целую гору еды. — У тебя замечательные подруги. Но, наверное, по другому и быть не могло. Ты такая солнечная… Он целовал Усаги медленно и нежно, как не позволял себе целовать в больнице. Он стремился поделиться каждой частицей счастья, которое окутывало его рядом с Усаги, в ответ согреть её тем же теплом, что дарила она. — Мамору… В её взгляде мелькнула встревоженность. — Пойдём, посмотришь квартиру. — Она отстранилась и улыбнулась, но он ощущал неожиданно охватившее её смятение. — Проведешь мне экскурсию. Он гадал, что сделал не так, чтобы вызвать перемену в настроении Усаги. Ощущение недосказанности, которое появлялось время от времени, усилилось. Усаги определенно что-то скрывала. — Она будет не очень длинной. — Она беззаботно улыбнулась. — Тут гостиная. Он прошёл вслед за ней вглубь квартиры, оглядел просторную комнату с панорамным окном и решил, что вид на город был единственным украшением унылой холостяцкой обстановки. — Похоже, я тот ещё ботаник. — Он задумчиво почесал голову перед широким книжным шкафом, упирающимся в потолок. — Что, ты говорила, я изучал? — Нейробиологию, — тихо ответила она, не отводя внимательного взгляда. — А почему у меня так много книг по минералогии? «Мир драгоценных камней», «Занимательная минералогия», «Рассказы о драгоценных камнях», «Секреты минералов», — читал он названия аккуратно расставленных книг. — Не знаю. Ты разными вещами увлекался и очень много читал. Пойдём покажу тебе кухню и спальню, а потом будем обедать. Он молча ходил за Усаги, которая рассказывала, где что лежит, кивал в ответ, но слушал вполуха. Его мучило ощущение, что он не в своем доме, что никогда тут не жил, даже не был ни разу, потому что всё, абсолютно всё, выглядело чужим и незнакомым. Но он успокаивал себя тем, что по-другому и быть не могло при амнезии. А ещё его одолевали вопросы, которые он боялся задавать Усаги. Например, почему в квартире была всего одна их совместная фотография и то старая. Почему не было ни одной вещи или мелочи, принадлежащей Усаги. Да и в целом квартира создавала впечатление необжитости, как больничная палата или гостиничный номер. — Вот, кажется, ничего не забыла. — Она повертела головой, деловито оглядывая небольшую спальню. — Пойдём пробовать шедевры Мако? Она очень старалась. — Ты не против, если я сначала в душ и переоденусь? Мне кажется, больничный запах въелся в одежду. — Конечно, я пока накрою на стол. — Спасибо, я быстро. Он скрылся за белой дверью ванной, достал из кармана джинсов маленькую пластиковую коробочку с обезболивающим, взял одну большую продолговатую таблетку и запил водой из-под крана, затем внимательно посмотрел на себя в зеркало. Выглядел он лучше, чем в больнице. Цвет лица перестал быть серым, хотя тёмные круги от регулярных приступов боли и бессонницы остались. Он взъерошил густые тёмные волосы, ему давно хотелось их постричь. На затылке он возможно и оставил бы более длинные, но по бокам однозначно состриг, чтобы не походить на Йети. Он скинул одежду. Острая боль, словно удар тока, прошлась по телу. Обезболивающее действовало медленно. Он встал под душ. Тёплые струи коснулись волос и плеч, побежали по спине, баюкая боль. Он постоял несколько минут, не шевелясь, а потом посмотрел на полочку, на который стояли мужской шампунь и гель для душа. Запах и того и другого показались слишком резкими. Интересно, а Усаги тоже ими пользовалась или носила свои в сумочке? Стало горько. Он наспех помылся, обернулся полотенцем и вышел в спальню. В шкафу висели несколько отглаженных рубашек, брюк и пиджаков. Зелёный он сразу отвесил в сторону. Одежда тоже казалась не его, хотя и подходила по размеру. Он вздохнул и надел джинсы с чёрной футболкой. — Как тебе? Усаги поправила сложенные в виде цветка салфетки и довольно улыбнулась. — Тебе идёт. — Она улыбнулась, но во взгляде мелькнула растерянность. Усаги замерла, потом мотнула головой и снова улыбнулась. Заставленный холодными и горячими загусками стол радовал глаз и будил аппетит. Желудок скрутило в голодном спазме. — Горячее вон там под крышкой, а десерт в холодильнике. — Ещё и десерт будет? Усаги рассмеялась и приобняла его. — Садись-садись. Я же вижу, какой ты голодный. Они устроились за столом и принялись за еду. — М-м-м! Передай большое спасибо Мако. Не уверен, что я когда-либо ел что-то настолько же вкусное. Он отправил в рот кусочек мягкого, пропитанного соусом мяса. — Ел-ел, — рассмеялась она. — Я плохо готовлю, поэтому Мако тебя жалеет и подкармливает время от времени, когда ты приезжаешь. — Серьёзно? Он перестал жевать и уставился на Усаги. — Ага. Угольками вместо печенья я тебя кормила всего раз, и с тех пор мои кулинарные навыки немного улучшились, но не настолько, чтобы сотворить нечто подобное. Она кивнула на лоток с разнообразными онигири и тарелку с запечёнными креветками в оригинальном украшении из тонко нарезанных овощей. — Мы не часто видимся, да? Усаги замерла над тарелкой. — Ну, мы созваниваемся и переписываемся. — Давно я учусь в Америке? — Четыре года. Ещё год и ты закончил бы магистратуру, но сейчас придется, наверное, брать академический отпуск. — Четыре года?! Так долго? — Долго, но такие возможности не всем выпадают, это ведь вклад в будущее… — Теперь понятно, — пробормотал он. — Что понятно? — Почему здесь нет твоих вещей, почему мы не живём вместе. И тебя устраивали такие отношения? Я имею в виду на расстоянии? Усаги несколько секунд смотрела на него округлившимися глазами. — Я не знаю.Не думала об этом. Ты никогда не спрашивал… — Как это «не спрашивал»? — Он ответил не менее удивлённым взглядом. — Разве мы не обсуждали мой отъезд? — Обсуждали, конечно! Тебе дали грант, пригласили на стажировку, но ты сразу хотел перевестись и остаться доучиваться в США. Я очень тобой гордилась и не сомневалась в твоём решении. «То есть, всё-таки не спрашивал», — мелькнуло у него в голове, но спросил он другое: — А ты? — Я? — Она часто заморгала, как будто не понимала вопроса. — Я училась в школе, и мы с девочками сра… В общем, я не могла уехать. — Она погрустнела. — Но ты была не против того, что я уеду так надолго? Трудно ведь… Ну знаешь… — Он не мог подобрать правильные слова. — Да, тяжело было. Особенно первые пару лет. — Она накрыла его руку своей, сжала и улыбнулась, хотя в глазах по-прежнему плескалась печаль. — Но я знала, что это всё временно, что мы обязательно будем вместе, надо только потерпеть чуть-чуть. Ведь мы старались ради будущего. Он кивнул в ответ и улыбнулся, хотя не понимал, как решился оставить её так надолго, пусть и ради перспективного будущего. Наверняка, возможности получить хорошее образование были и тут. Он не мог представить себе, как сосредоточиться на учёбе, когда Усаги за тысячи километров, когда нет возможности увидеть её и коснуться хотя бы на мгновение. Может быть, он только сейчас стал таким сентиментальным, когда оказался между жизнью и смертью? — Ешь, а то мясо совсем остынет. Он вновь кивнул и принялся за еду, но она уже не казалась такой вкусной, как несколько минут назад. — Осилишь десерт или сдашься? — лукаво спросила Усаги, когда они покончили с горячим. — Не уверен, но попытаюсь, — поддержал шутку он. — Тогда пойдём поможешь мне. На кухне Усаги достала с полки маленькие белые чашки, чуть больше игрушечных на его взгляд, и пакет с кофе. Затем уверенно открыла крышку, высыпала зёрна, закрыла и нажала кнопку. — Ты любишь кофе? — перекрикивая шум молющей кофе машины, спросил он. — Не особо. Но его любишь ты. Постоянно пил раньше. Усаги приготовила кофе с молоком и сахаром для себя, а ему протянула чёрный. Он сделал маленький глоток, на секунду скривился от горечи, а потом задумчиво уставился на тёмную, почти чёрную поверхность. Неужели это его любимый напиток? Неужели ему нравилось пить его из этих кукольных чашечек? — Можно мне тоже молока и сахара? Усаги на секунду растерялась. — После пресной больничной еды кофе кажется слишком горьким, — объяснил он. Усаги кивнула, добавила ложку сахара и немного молока. — Ты прости, я не смогу с тобой остаться на весь день сегодня. Обещала маме помочь с поиском ресторана для празднования папиного юбилея. Готовим ему сюрприз, — сказала она, когда они расправились с кусочками лёгкого шоколадно-вишнёвым торта. — Конечно, я понимаю. — Он постарался не выдать своего огорчения, но Усаги заметила. — Прости. — Она обвила его за шею руками и поцеловала в губы. — Я позвоню вечером, а ты отдыхай. — Хорошо, буду ждать. Он обнял её за талию и поцеловал в ответ. — Я пойду? — Ага, — утвердительно кивнул он, но крепче сжал в объятиях. — Мамору… — она растерянно хихикнула и упёрлась ладонями ему в плечи. — Что? — он посмотрел на неё с притворной серьёзностью. — Я обещала. — Мне не хочется тебя отпускать, — признался он. — А мне не хочется уходить. — Она вновь его поцеловала. — Но не могла я маме отказать. Он вздохнул и разжал руки. — А тебе надо отдохнуть. Ты ужасно бледный. Она погладила его по лицу и неожиданно замерла, глядя в глаза, словно заметила что-то важное. Затем моргнула и вновь беспечно улыбнулась. — Всё, я побежала. Увидимся завтра. Он проводил её до двери и вернулся в гостиную. Квартира давила на него тишиной, и он включил телевизор. Но от мелькающих картинок быстро устали глаза и начала гудеть голова. Тогда он выключил телевизор и хотел включить музыку, но не нашёл ни музыкального центра, ни даже маленького магнитофона или простого радио. От нечего делать он решил порыться в книжном шкафу. Нашёл несколько фотоальбомов, в которых хранились фотографии его родителей, бабушек и дедушек, судя по надписям на обратной стороне, и его собственные из раннего детства и школьных лет. Он внимательно рассматривал каждую, но ни единого воспоминания так и не возникло в голове. Когда он убирал фотоальбом на место, то случайно задержал взгляд на своём отражении в стекле дверцы шкафа. Что-то было не так, не как на фотографиях. Существовало неуловимое отличие. И дело было не в свежем шраме, бледности или осунувшемся лице. Он смотрел поочередно то на одну из фотографий, то на своё отражение, но понять, что же его смущало, не мог. Возможно, так сказывалась травма, и он медленно сходил с ума. Он раздражённо запихнул обратно фотографию в альбом и обратил внимание, что на одной из верхних полок пять книг выступали миллиметров на пять вперёд. С учётом того, что все остальные, как на подбор, стояли ровно, ему показалось это странным. Он вытащил одну. Книга с японской поэзией девятнадцатого века была чуть шире ладони и явно не могла занимать столько места на полке. Он достал вторую книгу, такую же узкую, хотя по ощущениям она упиралась в стену. Тогда он принёс стул и встал на него. За ещё тремя небольшими книгами таилась шкатулка из потемневшего серебра, украшенная неизвестными ему символами. Он небрежно переложил книги на полку ниже, вынул шкатулку и спустился со стула. У неё отсутствовал замок, но открыть крышку не получалось. Тогда он стал методично ощупывать символы, но старинная вещица надёжно хранила содержимое. Он бился весь вечер над загадочной находкой, пока не позвонила Усаги. После разговора с ней он решил оставить попытки до следующего дня и положил шкатулку на место перед тем как пойти спать.Часы показывали одиннадцать, и нужно было соблюдать предписанный режим. Он на удивление быстро провалился в сон, но проснулся около трёх утра. Нестерпимо болели ноги, спина и правое плечо. Он сел в кровати и потёр глаза. Он всё больше убеждался, что боль единственное, к чему невозможно было привыкнуть. Она иссушала душу. Он взял с тумбочки таблетницу с обезболивающим и поплелся в ванную, потому что забыл заранее поставить стакан с водой на ночь, как это делала медсестра в больнице. Он не дошёл двух шагов до двери в ванную, когда почувствовал, что на него смотрят. Он обернулся и в проёме, ведущий в гостиную, увидел высокую полупрозрачную мужскую фигуру в военной форме и плаще до пят. Прямые волосы спускались немного ниже плеч, тонкие губы были плотно сжаты, суровый, прожигающий взгляд, казалось, доставал до внутренностей. Призрак качнулся и растаял, оставив после себя колющий холодом воздух.