Вопреки

Страх ледяным колючим клубком скрутился в животе. Каждый волосок на теле поднялся дыбом. Ощущение чужого присутствия душило. Он стоял, не шевелясь, с зажатой в кулаке таблеткой и старался осмыслить увиденное, найти логическое объяснение. Пульс шкалил, в ушах стучало, и закружилась голова. Он сделал несколько шагов к кровати и сел. Возможно, сказалось переутомление, избыток новых впечатлений, полусонное состояние вкупе с богатым воображением или последствие травмы, повлекшее помутнение рассудка. Последнее предположение казалось особенно правдоподобным и печалило сильнее остальных. Он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, убедился, что головокружение прошло, а затем встал, быстро дошёл до ванной, запил таблетку и несколько минут стоял в ярко освещённом помещении, наблюдая, как капли воды сбегают к стоку по стенкам белоснежной раковины. Затем вернулся в спальню. Из гостиной тянуло холодом или ему лишь чудилось. Постель манила теплом и нежным запахом лаванды от кондиционера для белья, но боль не давала покоя. Лишь под утро ему удалось задремать. Его разбудил телефонный звонок. Звонила Усаги, чтобы извиниться и сообщить, что не сможет прийти. За вчерашний вечер ей и её маме не удалось найти подходящий ресторан, поэтому они решили продолжить поиски сегодня. Он расстроился, но виду не подал. Усаги навещала его каждый день, а когда он чувствовал себя плохо в больнице, не отходила от кровати. Пришло время ему возвращаться к самостоятельной жизни. К тому же, в отличие от больницы, он не обязан был безвылазно сидеть в четырех стенах. После душа и завтрака он отправился изучать окрестности. С любопытством разглядывал дома, витрины магазинов и людей, поглощённых собственной жизнью. Он быстро устал и обрадовался, когда увидел большой торговый центр, где можно было найти всё, что нужно. В первую очередь - парикмахерскую. Подстриженные волосы хуже скрывали шрам, но выглядели аккуратнее. С новой стрижкой он как будто обрёл потерянную частичку себя. После парикмахерской он собирался купить только магнитофон и пару кружек, потому что пить из «игрушечных» ему не нравилось, но не смог пройти мимо красной футболки с тёмным принтом. А кроме неё в магазине нашлись ещё вещи, которые были по душе куда больше, чем те, что висели дома в шкафу. Напоследок в парфюмерном магазине он купил новою туалетную воду, потому что та, что стояла в шкафчике в ванной казалась удушающей: одновременно резкой и слишком сладкой. С трудом верилось, что он ей когда-то пользовался. Домой он вернулся к вечеру и в приподнятом настроении, несмотря на резкую боль в спине. Врачи уверяли, что болевые ощущения со временем ослабнут и, возможно, полностью исчезнут, а пока приходилось терпеть и не превышать дозировку обезболивающих. Он поужинал остатками вчерашнего обеда, включил музыку и полез за шкатулкой. Его одолевало любопытство, и он надеялся, что сможет машинально, вертя её в руках, вспомнить, как открывал её раньше. Но крышка не поддавалась.

***

Ночь прошла без происшествий, хотя спал он тревожно и часто просыпался. Утром поехал в больницу на физиопроцедуры, а время до вечера провёл в ожидании прихода Усаги. Они собирались вместе поужинать и посмотреть фильм. — Привет, — едва успела сказать Усаги и переступить порог, когда он заключил её в крепкие объятия и поцеловал. Усаги ответила, но через секунду разорвала поцелуй. — Ты сменил парфюм? — Она упёрлась ладонями ему в плечи и посмотрела в лицо. — И причёску. Усаги мягко вывернулась из его рук и отошла назад. — Тебе не нравится? Она молчала. Смотрела на него одновременно растерянно и изучающе, как на незнакомца. Он заметил, как задрожали её руки, как удивление в глазах сменилось отчаянием. — Нет, тебе идёт, — её голос звучал ломко и глухо. — И новая футболка тоже. — Её губы исказила нервная, кривая улыбка. Он не понимал странную реакцию Усаги, но чувствовал, что сделал что-то, чего не должен был. — Ты голодная? Я заказал еды. Он пытался отвлечь Усаги, вернуть привычную непринуждённость и сделал шаг навстречу, но она отшатнулась на два. — Пойдём на кухню, — сказала она в попытке замаскировать свой побег. — Идём. Он притворился, что ничего не заметил. Но её нервозность и напряжение передались и ему. Усаги замерла на пороге, а потом вдруг выключила музыку на магнитофоне и начала аккуратно раскладывать всё, что попадалось под руку: убрала на полку кружки, хотя ему нравилось, как две свежекупленные смотрелись на столешнице, поправила стаканы, потому что они стояли не ровными рядами, а как попало, попросила унести с кухни журнал, который он читал до её прихода, натёрла до блеска кран и хромированные ручки шкафчиков, стёрла салфеткой капли с раковины. Только когда кухня стала выглядеть столь же стерильно и необжито, как пару дней назад, Усаги успокоилась. Если можно было так назвать её состояние. Она уставилась в одну точку и часто дышала. Глаза блестели, а руки и губы заметно дрожали, как от холода. — Что с тобой? — тихо спросил он. — Ничего. Она вздрогнула, словно очнулась от наваждения, посмотрела на него и вновь отвернулась. Дрожь охватила всё её хрупкое тело. Он не на шутку испугался. Он никогда не видел Усаги в подобном состоянии, поэтому захотел обнять, но она вывернулась. — Не надо. Пожалуйста, не надо, — взмолилась она и всхлипнула. — Усаги, объясни, чем я тебя так расстроил. Я ничего не понимаю. Сердце пустилось вскачь. Предчувствие страшного и непоправимого охватило его душу. — Объясни, пожалуйста, объясни… Усаги… — Ничего. Ты ничего плохого не сделал. — Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться, но не вышло. — Ты прости… — Она прерывисто вздохнула. — Я вспомнила, что мне надо сделать кое-что важное… Мне надо идти. Прости. Она проскочила мимо него, но он успел нагнать её у входной двери. — Подожди, давай поговорим или давай я пойду с тобой… — Нет, — оборвала она, — не надо. Я потом тебе всё объясню. Потом. Он боялся её отпускать. Его пугал её полный отчаяния взгляд и нездоровая бледность. Но он чувствовал, что должен был дать ей уйти. — Хорошо. Позвони мне, как сможешь. Усаги кивнула и скрылась за дверью. Она бежала от него, и эта мысль разрывала сердце. Какое-то время после её ухода он метался по квартире, заходил то в одну комнату, то в другую, пока не замер у окна. Вечерний город блестел огнями, казался красивым, сказочным и огромном. И где-то там среди моря огней находилась Усаги. И ей было плохо, а он ничего не мог сделать. Усаги позвонила через два с небольшим часа и неумело соврала о причине неожиданного ухода. Он подыграл. Она обещала прийти завтра, а он не знал, как пережить ночь и дождаться того времени, когда они вновь увидятся. После разговора ощущение, что он вдруг оказался под руинами, казалось бы, крепких, наполненных взаимностью отношений, только усилилось, а непонимание происходящего сводило с ума. Он захотел отвлечься и взялся за таинственную шкатулку из шкафа. Решил, что не ляжет спать, пока не узнает, что внутри. Он сел за маленький рабочий стол в спальне и включил настольную лампу. В тёплом свете он внимательно изучал каждый символ по бокам и на крышке. Возможно, в их значение крылась подсказка, а может быть, они служили лишь украшением. В любом случае, не зная хотя бы названия языка, расшифровать их не представлялось возможным. Тогда он решил попробовать логический подход. Он ещё раз осмотрел шкатулку и нашёл три символа по бокам, которые выглядели чуть более светлыми и гладкими, чем остальные. Возможно, к ним прикасались чаще, а точнее использовали вместо кнопок. Он попробовал нажать их одновременно, но крышка не поддалась. Тогда он стал пробовать разный порядок нажатия, но его действия не принесли результата. Он тряхнул шкатулку, но потом взял себя в руки и решил начать сначала. Он обратил внимание, что каждый из более светлых символов находился на своей стороне шкатулки, и предположил, что не заметил ещё один на четвертой. После недолгих поисков и ощупываний он нашёл ещё один элемент, который по гладкости совпадал с тремя найденными ранее. С четырьмя элементами возможных комбинаций нажатия стала больше, но восьмая оказалась удачной. Громкий щелчок заставил его подпрыгнуть на стуле. Ликование и любопытство на время помогли забыть о пережитых за вечер тревогах. Крышка легко открылась, а внутри оказались четыре больших полудрагоценных камня: почти прозрачный с лёгким голубоватым отливом, насыщенно изумрудный, ярко-твавянистый и серо-голубоватый со светлым зеленоватым отливом. Все камни были приблизительно одного размера и, то ли ему казалось, то ли от них и правда исходила ощутимая энергия. Ещё пару часов он провёл над книгами по минералогии. Он сличил десятки картинок с камнями в шкатулке и узнал их названия: кунцит, нефрит, жадеит и цоизит. Зачем они хранились в шкатулке, для чего предназначались и какую ценность для него имели в прошлом, он не представлял. Нужно было спросить у Усаги. Усаги. Сердце сжалось в комок. Он старался не думать, не изводить себя пустыми догадками, но то и дело возвращался мыслями к ней и тому, что произошло вечером. Когда глаза начали слипаться, а строчки прыгать перед глазами, он отправился спать, но проснулся спустя час от очередного беспощадного приступа боли, сковавшего тело. Он с трудом сел и вскрикнул, когда напротив кровати, в паре метров от себя, увидел полупрозрачный силуэт в военной форме. В этот раз расстояние позволяло разглядеть больше, чем в первый: детали одежды и черты лица. И кажется, левитирующий перед ним призрак принадлежал другому человеку, если судить по более длинным волнистым волосам и отсутствию плаща. — Кто ты нахрен такой?! — Хотел задать тебе тот же вопрос, — беззлобно ухмыльнулся призрак и расстаял, как туман. Он сидел не шевелясь и не дыша, пока не закололо в груди. Только тогда он сделал шумный вдох и включил лампу на прикроватной тумбе. Затем вскочил и включил свет поочередно в каждой комнате, чтобы в квартире не осталось ни одного тёмного угла. Возможность снова лечь спать не рассматривалась. Он выпил обезболивающее, прилёг на диван и включил телевизор, но в голове неустанно крутилась только одна мысль: он сошёл с ума или в квартире действительно обитают призраки. Он сам не заметил, как задремал под включенный телевизор, когда за окном занялся рассвет. Но в восемь утра настойчивый звон будильника известил о том, что пора вставать и ехать на процедуры. Глаза удалось разлипить не сразу, как и наскрести сил, чтобы подняться с дивана. Усаги встретила его днём у выхода из реабилитационного центра и неловко поцеловала в щёку. Она ещё раз извинилась за свой неожиданный уход прошлым вечером и спешно перевела разговор на тему его восстановления и самочувствия. Он отвечал без подробностей, но не отводил от Усаги взгляда. Толстый слой тонального крема скрывал тёмные мешки под глазами, но порозовевшие белки глаз и припухший нос свидетельствовали о том, что она долго плакала и почти не спала, а несвойственный ей насыщенный макияж делал лицо похожим на маску. Усаги старалась вести себя непринужденно, но он чувствовал фальшь в её улыбках, ощущал нервозность и напряжение, которые проскальзывали в жестах, и видел пустоту в глазах. Именно взгляд Усаги пугал больше всего. В нём больше не искрилось тепло, словно её внутренний свет погас. Он надеялся, что она объяснит, что произошло. Но за вечер она не обмолвилась о произошедшем ни словом. Они стали реже видеться и меньше разговаривать. За две недели Усаги зашла к нему домой всего раз, когда помогала разобраться с документами и составить письмо в университет. Остальные несколько коротких встреч происходили в кафе. Кроме того, она перестала позволять до себя дотрагиваться. Если он по привычке брал Усаги за руку, она через секунду осторожно освобождала ладонь. Он делал шаг, чтобы обнять её, она, как в вальсе, в то же мгновение отступала назад. В нём начали клокотать злость и обида. Он заслуживал объяснений, имел право знать, из-за чего Усаги так резко и неожиданно изменила к нему отношение. Но она продолжала молчать. — Привет. Она стояла на пороге, смотрела перед собой и нервно сжимала ткань плиссированной юбки. — Привет. Он шире распахнул дверь и отошёл в сторону. Усаги на секунду посмотрела в лицо и вновь опустила взгляд, но с места не двинулась. Он сам сделал шаг к ней, чтобы поцеловать, но Усаги отступила и подняла ладони в защитном жесте. Она не хотела, чтобы он к ней прикасался. Совсем. Душа рассыпалась на осколки. Глаза начало жечь. За что она с ним так? Но он знал, что не получит объяснений, поэтому лишь плотнее сжал челюсти. — Я ненадолго. Просто хотела узнать, как у тебя дела. Я звонила несколько раз, но ты не отвечал на телефон… Её руки подрагивали. Без слоя косметики стало заметно, что лицо Усаги преобрело сероватый оттенок, губы покрылись корочками, глаза сильно опухли. Усаги напоминала ему выцветшую фотографию с изображением девушки с неестественной улыбкой и отрешенным взглядом. От той Усаги, что он привык видеть, почти ничего не осталось. Он хотел бы на неё злиться, но не мог. Не мог, потому что видел и чувствовал, что ей ни чуть не лучше, чем ему. Но всё же она переживала за него, раз пришла. — Я его отключил, чтобы не мешал спать. Хочешь чаю? — Ты спал днём? — Ночью плохо сплю и иногда досыпаю потом, когда есть возможность. — Ему не хотелось развивать тему сна, тогда пришлось бы рассказать о потусторонней чертовщине, которая творилась почти каждую ночь. — Пойдём, поставлю чайник. — У меня мало времени. Прости. Я просто… Просто хотела убедиться, что у тебя всё в порядке. — А у тебя? Она так и не зашла в квартиру и продолжала нервно теребить юбку. — У меня тоже всё хорошо, — она улыбнулась и нижняя губа треснула в уголке. — Усаги, у меня амнезия, а не слепота или слабоумие, — вздохнул он. — Я же вижу, что тебе плохо. — Это из-за учёбы. Не переживай. — Она опять посмотрела на него лишь мельком. — Мне надо бежать. Прости. Я тебе позвоню. Или ты мне, когда сможешь. Она махнула рукой, слабо улыбнулась и поспешила к лифту. Хотелось её остановить, сжать в объятиях и не отпускать, пока всё не объяснит. Или целовать, пока не забудет обо всём плохом. Но интуиция подсказывала, что Усаги не позволит. Он закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Злость отступила и сердце затопил страх. Усаги было плохо и с каждым днём становилось хуже. Возможно, причина заключалась в нём, и если бы к нему вернулась память, то он наверняка разобрался бы во всём без объяснений. Он вздохнул. Душа изнывала от беспокойства. Необходимо было придумать способ откровенно поговорить с Усаги и так, чтобы она в очередной раз не сбежала.