Вопреки

— Привет, Усаги. Прости, что поздно. Я тебя не разбудил? — проговорил он быстро в трубку. — Нет, я ещё не ложилась. Что-то случилось? — в её голосе прозвучала искренняя тревога. — Эмм, нет… Не совсем… Долго объяснять. Ты можешь со мной съездить в одно место? — Сейчас? — Да. Можешь? По дороге всё расскажу. — Хорошо. — Спасибо, — с облегчением выдохнул он. — Буду у тебя через пятнадцать минут. В обещанное время он подъехал на такси. Усаги ждала его на пороге. Она прятала руки в карманы красной ветровки и втягивала шею, когда ночной октябский ветер проносился порывами по двору. — Что случилось? Усаги подбежала к такси, едва машина остановилась, и он открыл дверь. — Садись. Усаги юркнула в машину и впилась в него вглядом. — Что случилось? — тихо повторила она. — Я чуть позже объясню, — шёпотом ответил он и выразительно покосился на водителя, вглядом показывая, что разговор не для чужих ушей. Усаги тяжело вздохнула и кивнула. — Вы можете ехать быстрее? Водитель прибавил газу, и автомобиль понёсся по пустой дороге. Ещё через четверть часа такси остановилось у входа в парк. — Зачем мы здесь? — растерянно спросила Усаги, когда они остались одни перед входом, а такси скрылось за поворотом. — Пойдём, времени мало, сейчас сама всё поймёшь. Широкими уверенными шагами он направился ко входу. Усаги не отставала, хотя ей приходилось едва ли не бежать. Он чувствовал её напряженный взгляд, видел растерянность, но не собирался ничего объяснять раньше времени. Они прошли сначала по широкой аллее, потом свернули на узкую, усыпанную разноцветными листьями клёнов. — Всё! Я дальше никуда не пойду, пока не скажешь, зачем мы здесь! Усаги остановилась и смотрела на него одновременно хмуро и встревоженно. Её щёки раскраснелись от быстрой ходьбы, а спешно собранные перед выходом волосы растрепались. — Чтобы пошуршать листьями, — спокойно ответил он. — Что?! — она открыла рот от удивления. — Чтобы что сделать? — Пошуршать листьями, — с тем же невозмутимым видом повторил он. — Это шутка такая? — Нет, я серьёзно. — Ты вытащил меня из постели в двенадцать часов ночи, чтобы пошуршать листьями в парке?! Это твоё важное дело? — Да. Секунду она стояла неподвижно, потом издала звук, похожий на рык, сжала кулаки, резко развернулась и пошла в обратном направлении. — Усаги, стой, Усаги. — Ему пришлось перейти на бег, чтобы её доглать. — Да постой же ты! Дай объяснить! Он схватил её за руку, Усаги дёрнулась, но он не отпустил. — Только ты мог такое придумать! Ты хоть понимаешь, как меня напугал?! Я ведь и правда подумала, что что-то ужасное случилось! Она впервые на него кричала. Впервые с того момента, как он очнулся в больнице. И он обрадовался. Пусть в глазах Усаги горел огонь обиды и злости, но он был живой! Огонь словно сжёг пустоту и обречённость, которые читались последние несколько недель в каждом её взгляде. — Но ведь и правда случилось что-то плохое, — спокойно ответил он. — Я не знаю что, ты не говоришь. Она опустила голову. — Я не прошу тебя ничего объяснять. Уверен, есть серьёзная причина, почему ты молчишь. И я принимаю это. Усаги посмотрела на него, и он заметил, как в уголках её глаз начали собираться слёзы. — Но я вижу, что тебе плохо. Вижу, что ты держишь в себе огромную боль. Поэтому решил, что надо погулять и пошуршать листьями. И ночь самое подходящее для этого время. Усаги отвернулась и посмотрела на деревья. На фоне чёрного неба, но в ярком свете фонарей цвет листвы казался ярче. — Мы можем вообще не разговаривать, если хочешь. Будем ходить и шуршать молча, пока не устанем. Что скажешь? Усаги шмыгнула носом. Он отпустил её руку, отошёл к краю дорожки и ногой пнул кучу листвы. Сухие листья с характерным шорохом разлетелись в разные стороны. — Усаги, пошурши нами, — понизив голос, произнёс он. Уголки её губ дрогнули в улыбке. — Пошурши. Смотри, как весело, — продолжил шутку он и продолжил поддевать ногами кучки листьев. — Смотри, как здорово получается у этого придурка. Пошурши нами, Усаги, пошурши. Усаги зажала рукой рот, но её плечи затряслись, и смех всё-таки вырвался наружу. — Ты неисправим. Она посмотрела на него с такой теплотой и грустью, что защемило в груди. Но он не подал виду, лишь улыбнулся шире. — Присоединишься? Усаги закатила глаза. — Давай попробуй, и ты сразу поймёшь, что это именно то, что тебе нужно. Отбрось все мысли, все тревоги, вообще всё, и просто слушай листья. Он подошёл к Усаги, шаркая ногами. — Ладно, — сдалась она и тоже пнула небольшую кучку. Потом ещё одну и ещё. — А можешь так? Он собрал большую охапку листьев и подкинул вверх. Разноцветный салют осыпал их с головы до ног. Усаги опять рассмеялась. — Ни о чём не думай, шурши, — напомнил он. И Усаги не думала. Смотрела, как он дурачился и улыбалась, но когда она зазевалась, а он подкрался со спины и высыпал на неё огромную охапку листьев, не смогла остаться в стороне. Они носились по пустым аллеям, кидали друг в друга листья, падали в большие собранные кучи и смеялись. На душе у обоих стало светлее, теплее и спокойнее. — А ведь я тоже так умела раньше, — задумчиво произнесла Усаги и вынула застрявший в волосах кленовый лист. — Что умела? — Жить. По-настоящему жить. — Она держала листочек за ножку, смотрела сквозь него на свет фонаря и разглядывала узор прожилок — Настоящая жизнь ведь вот в таких мелочах. Он молчал. — Раньше я помнила об этом. И была счастлива, когда просыпалась утром и слышала, как мама возится на кухне. Радовалась, если успевала вбежать в класс до прихода учителя. После школы я трескала пончики, и они казались мне верхом блаженства… — Пончики, — тихо повторил он себе под нос и улыбнулся, глядя на её посветлевшее от приятных воспоминаний лицо. — Наверное, если не все, но большинство людей становятся скучными, когда взрослеют. — Наверное… — Эй, мы же вроде договорились: шуршать и не думать. В принципе можно делать всё, кроме думать. — Тогда пойдём просто погуляем. — Пойдём. Он поднял с земли рюкзак, который снял, чтобы не мешал бегать и валяться в листве, и подстроится под медленный шаг Усаги. — Спасибо тебе. — Она на секунду сжала его ладонь и тут же отпустила. — За что? — удивился он. — За этот вечер. За то время, что мы не виделись, я успела забыть, как с тобой хорошо. — Прости, что уехал и оставил тебя одну, — сказал он тихо и печально. Ладонь жгло от желания коснуться Усаги, но он побоялся разрушить хрупкое душевное единение. — Тебе не за что извиняться. Правда. У тебя не было выбора, ты должен был уехать. — Выбор есть всегда, — вздохнул он. — Увы, не всегда и не у всех. Он открыл рот, чтобы возразить, но Усаги его перебила: — Смотри-смотри, как красиво! На маленьком зелёном островке, окружённом дорожками из мелкого гравия, возвышался огромный раскидистый вяз. Под порывами ветра с веток срывались десятки золотисто-багряных листьев и, кружась в свете фонарей, падали на землю. — Они как будто танцуют, — завораженно проговорила Усаги. — Да, очень красиво. Хочешь посидеть? Там вон лавочка. Они подошли к длинной деревянной скамейке со спинкой, смахнули листву и сели. Усаги любовалась листопадом. Ей нравилось подставлять ладонь и смотреть, как какой-нибудь листочек плавно оседает ей в руку. — Ты замёрзла? — спросил он, когда заметил, что она ёжится. — Чуть-чуть. Но здесь хорошо и уходить не хочется. Он расстегнул рюкзак, достал из него что-то, свёрнутое в рулон в полиэтиленовой упаковке, и протянул Усаги. — Что это? — удивилась она. — Маленький подарок. Разверни и посмотри, — он хитро улыбнулся. Усаги повертела свёрток в руках, затем разорвала плёнку и достала длинную бледно-розовую толстовку с плотной флисовой подкладкой. Усаги провела рукой по мягкой ткани и погладила маленькую аккуратную вышевку белого кролика. — Надевай, пока совсем не замёрзла. Я взял ещё чай в термосе. Будешь? Усаги вдруг резко развернулась и крепко обняла его, уткнувшись носом ему в плечо. — Я так рада, что ты жив, — сказала она, не глядя на него. Он несмело приобнял её за плечи. — И я рад, — ответил он, ошеломлённый переменой в её настроении. Спустя несколько минут Усаги шевельнулась, и он нехотя разжал объятия. Она выглядела смущённой и отсела так, чтобы они больше не касались друг друга. — Ты утепляйся, а я пока налью чай. Хорошо? Она кивнула и расстегнула ветровку. Пока Усаги надевала толстовку, он достал термос и незаметно вынул коробочку с обезболивающим, быстро достал одну таблетку и зажал в кулаке, а коробочку кинул обратно. — Какая мягкая! Спасибо! — Рад, что тебе нравится. Он подождал, пока Усаги надет обратно куртку, которая оказалась короче подаренной им обновки, и протянул небольшую пластиковую кружку, от которой вился белый пар. Усаги обхватила её обеими руками и с нескрываемым удовольствием пила горячий напиток маленькими глотками. — Очень вкусно. Спасибо, — улыбнулась она. — А ты тщательно подготовился. — А то. Шуршание листьями дело серьёзное. — Может, ты и поесть взял? — смеясь, спросила она. — Конечно, взял. Бутерброд с курицей будешь? — Да! Со дна рюкзака он достал пластиковый контейнер, открыл его и протянул Усаги. Она взяла бутерброд и откусила большой кусок. — Когда ты последний раз ела? — спросил он, наблюдая за тем, как быстро Усаги расправлялась с едой. Она замерла. — Я не помню, — тихо ответила она. — Наверное, утром. Он нахмурился, но ничего не сказал. — Мне не хотелось, а сейчас… — Бери ещё. — Он пододвинул к ней контейнер. — А ты? — А я поужинал. Ешь, а я посмотрю. Ты такая миленькая, когда так быстро жуёшь. На хомячка похожа. — Сам ты хомячок! — Усаги шутливо пихнула его в плечо. — Правда не хочешь? — Она покосилась на бутерброд. — Правда. Угощайся. Хомячок, — последнее он произнёс с усмешкой себе под нос. Усаги фыркнула, закатила глаза и продолжила жевать. Он же попробовал, успел ли остыть чай, и незаметно сунул в рот таблетку, после чего сделал большой глоток. — Здесь так тихо и красиво. Трудно представить, что мы в многомиллионном мегаполисе, а не в безлюдном уголке Земли, — мечтательно произнесла Усаги, когда съела оба бутерброда. — Да, когда нет людей и городского шума, возникает иллюзия, что ты один на километры вокруг. — А здорово было бы и правда оказаться далеко от всех… — Ты опять? — с наигранным укором спросил он. — Что «опять»? — Думаешь. А мы договорились, что не будем. Отдыхай от мыслей. — Я так не умею, — вздохнула она. — Пойдём ещё погулям? — Пойдём, правда уже два ночи. Он убрал термос и пустой пластиковый контейнер в рюкзак. — И ладно. Спать совсем не хочется, а такого волшебного вечера может больше никогда и не случится, — печально заметила она. В его голове роились вопросы, сердце тревожно сжималось в груди, но он обещал ни о чём не спрашивать, обещал принять ситуацию как есть, поэтому молча шёл рядом с Усаги, поддевая ногами опавшие листья. *** Ночная прогулка не вернула их прежние лёгкие романтичные отношения, но по крайней мере Усаги больше его не избегала. Она стала спокойнее, хотя грусть попрежнему плескалась в глубине её синих глаз. Быть другом для Усаги, когда он помнил мягкость её губ, нежность рук и тепло объятий, иногда превращалось в пытку. Он чувствовал обозначенную грань и не пересекал её, даже когда желание захлёстывало. Ради Усаги. Ради её доверия и спокойствия. Ещё у него появилась привычка гулять по городу после процедур в реабилитационном центре. Острая боль, пронзающая тело, не ушла, но он научился с ней мириться, научился терпеть до последнего и, лишь когда она становилась невыносимой, принимать лекарство. А прогулки помогали развеяться. Кроме того, он не горел желанием возвращаться в квартиру, где явно чувствовал чужое присутствие. Он больше не видел призраков, но иногда слышал тихие голоса и ощущал на себе пристальные взгляды, поэтому с наступлением сумерек он включал свет и не гасил до следующего утра. Он неспешно прогуливался вдоль широкой улицы и выискивал взглядом какое-нибудь недорогое кафе, чтобы пообедать после изнурительного занятия с тренером-реабилитологом. Неожиданно взгляд остановился на витрине небольшого музыкального магазина. Чёрная глянцевая электрогитара красовалась на прозрачной подставке и блестела в лучах осеннего солнца. Он жадно рассматривал каждую мелочь в ней: деку, декоративную панель, гриф и туго натянутые, блестящие хромом струны. Пульс участился, а грудь наполнилась сладкой грустью. Пальцы подрагивали от нестерпимого желания коснуться струн. Он сомневался, что когда-либо увлекался игрой на гитаре, ведь в квартире, где он жил, кроме скромной коллекции кассет и дисков не наблюдалось ничего, связанного с музыкой. Но повинуясь непреодолимому влечению, он вошёл в магазин. Внутри помещение оказалось значительно больше, чем выглядело снаружи. В центре просторного зала стояли ряды полок с дисками и кассетами. Отдельно стоял шкаф с пластинками. Гитары же занимали самую длинную стену. Помимо электрических на ней висели и акустические на любой вкус. — Добрый день. Могу я вам помочь? Из-за прилавка вышла темноволосая девушка в синей футболке с логотипом магазина и с многочисленными разноцветными плетёными браслетами на обеих руках. Она подошла ближе и улыбнулась. — Спасибо, я справлюсь сам. — Хорошо. Девушка опять улыбнулась и отошла. Он прошёлся между полками с дисками и подошёл к гитарам. Девушка крутилась рядом. Он спиной чувствовал её прожигающий взгляд. — Что-то не так? — не выдержав её назойливого внимания, спросил он. Девушка покраснела, но не ушла. Наоборот, смущённо улыбнулась и подошла ближе. — Вам, наверное, часто такое говорят, но вы очень похожи на одного из солистов группы «Три огня», — восторженно произнесла она и затаила дыхание. — «Три огня»? Название звучало знакомо, очень знакомо. В голове запульсировало. — Неужели вы о них не слышали?! Четыре года назад их все знали. Они были мега популярны, а потом вдруг объявили о распаде группы и пропали. Никто не знает куда. Я тогда месяц рыдала. Они были моей любимой группой. Я все их песни наизусть знала. Девушка стрекотала как цикада и активно жестикулировала. Яркие браслеты притягивали взгляд и отвлекали от сути разговора. — Простите, я их не помню. А вы могли бы мне показать вон ту гитару? — Он указал на полностью чёрную, похожую на ту, что стояла в витрине. — Конечно. — Девушка пошла за подставкой, но говорить не перестала. — Вы так на него похожи! Когда я вас увидела, у меня прям руки от волнения похолодели. Думала, вы это он. И, кстати, он играл на похожей гитаре. Он поражался скорости, с которой девушка произносила слова. — Кто «он»? — Как кто?! Сейя Коу. Я же вам про него рассказываю. Девушка вложила в его руки гитару, и мир словно взорвался тысячами разноцветных искр. В гудящей голове вспыхивали всё новые и новые обрывки воспоминаний и словно эхом повторялось имя «Сейя Коу». Гладкая поверхность дека как будто жгла подушечки пальцев. Стало трудно дышать. Тошнота подкатила к горлу. — Простите. Он неловко вернул продавщице гитару, выбежал из магазина и свернул за угол. Его вывернуло около мусорки. Потом ещё раз и ещё. Опустошенный и оглушенный он отошёл на пару метров и прислонился затылком к кирпичной стене дома. Когда дыхание выравнилось, а голова перестала кружиться. Сейя перешёл дорогу, зашёл в ближайший магазин за водой и упаковкой ментоловых конфет, а затем вернулся в музыкальный магазин и купил гитару.