Вопреки

— Ты что пьяна? — рассмеялся Сейя и подхватил покачнувшуюся Усаги, когда они вышли из караоке клуба. — Нет. Ты что! Я резва, то есть твезва… Хм, — она остановилась и сосредоточилась. — Я абсолютно трезва, — сказала она и снова пошатнулась. — Ага, я вижу, — продолжил смеяться он. — Ужас какой! — она приложила ладони к горящим щекам. — Я действительно выпила лишнего. — Ладно тебе. Ничего страшного не случилось. Прогуляемся и проветришься. — Мама будет в шоке, — криво улыбнулась Усаги. — Я никогда не напивалась с Мамору. Сейя фыркнул. — И Луна будет всю ночь ворчать, что ей нечем дышать, что я храплю и всё такое. А утром будет читать лекцию про мою безответственность и ифаль… инфатиль… — Инфантильность, — с улыбкой подсказал Сейя. — Во-во, — вздохнула она и погрустнела. — Вообще домой не хочу. — Поехали тогда ко мне. У меня огромный диван. Посплю там, а ты в спальне. — А мы не будем спать! Будем всю ночь смотреть фильмы и есть вкусняхи! Накупим сейчас целую гору! Сейя вновь рассмеялся. Он соскучился по такой Усаги: смешной и непокорной. Когда они приехали к нему, Усаги пошла в ванную, а он на кухню. Обезболивающее с алкоголем плохой коктейль, но выпил он меньше, чем Усаги, а терпеть головную боль не было никаких сил. Пока в крови гуляли эндорфины от пения в караоке, Сейя не чувствовал слабости и онемение рук и ног. Теперь же все неприятные ощущения вернулись с удвоенной силой. Но чёрт с ними, он будет отрываться, несмотря ни на что! Таблетка прилипла к нёбу, Сейя сделал ещё глоток, но неприятная горечь разлилась во рту и оставила противное послевкусие, даже когда обезболивающее проскочило в горло. Сейя достал из пакета с покупками упаковку орешков в шоколаде. — Эй, это мои! — воскликнула вошедшая на кухню Усаги. — Правда? — изобразил удивление он. — Ну, хорошо, я с тобой поделюсь. — В смысле «поделюсь»?! Ты же в магазине отказался себе пачку таких брать. Она нахмурилась и упёрлась руками в бока, один в один как делала в школе, когда злилась или сильно возмущалась. Сейя с трудом спрятал улыбку. — Я передумал и пачку первым взял, — он разорвал упаковку. — А ну отдай! Усаги хотела выхватить орешки, но Сейя успел поднять руку вверх. — Ах так! Тогда я возьму твои чипсы. Она схватила ярко-желтую упаковку из стоящего на столе пакета. — И фильм тоже я выберу, — выпалила она, глядя на то, как Сейя закинул горсть орешков в рот. — Ну выбери. Выбирать-то всё равно из моих кассет будешь, — рассмеялся он. Шурша пакетом с чипсами Усаги присела на корточки, просматривая видео коллекцию на вертикальной стойке. Внутри разливалось неуместное происходящему спокойствие, но его отравляла тихая грусть. Казалось, что не было четырех лет, что она и Сейя не виделись. Не было битв, не было потерь и висящей над миром угрозы. Ей как будто дали подсмотреть, какой бы была её жизнь будь, она обычной девушкой и будь они с Сейей парой. Усаги выбрала первую попавшуюся комедию, не вчитываясь в аннотацию, села на диван и демонстративно открыла упаковку. Сейя сел рядом вместе с миской её любимых креветочных чипсов, закинул чипсину в рот и громко хрустнул. Усаги не выдержала и рассмеялась. Затем придвинулась ближе и положила пакет с любимыми чипсами Сейи так, чтобы и он мог их брать. Он подвинул ближе к ней стеклянную миску. С Сейей было по-домашнему уютно и легко. Всегда. Усаги смотрела на экран, но не улавливала суть фильма. Она слушала, как посмеивался Сейя, чувствовала тепло, где соприкасались их плечи, и не могла избавиться от мысли, что такой вечер никогда больше не повторится. Усаги гнала её, цеплялась за ощущения, которые дарил Сейя. Он вкусно пах. Ей всегда нравился его парфюм: свежий, но не резкий, сладковатый, но не приторный, с лёгкими нотками можжевельника. А ещё ей нравилось, как он улыбался, слегка прищурившись, как фыркал и закатывал глаза, когда был с чем-то не согласен, как выглядел, когда пел… Усаги украдкой посмотрела на Сейю и улыбнулась. Хотелось коснуться отросших волос на затылке, ещё немного и можно будет собирать в хвост. Такой привычно расслабленный, веселый, родной… Он ведь стал больше, чем другом. Давно. Она по нему скучала. Особенно когда Мамору опять улетел в Америку. И опять решил за них обоих, как лучше. Но тогда она ещё верила в их будущее. Сердце болело от одиночества, но вера согревала. А потом одиночество среди друзей и близких стало привычным. Пришло смирение. Но Сейя всё поменял, заставил вспомнить, каково это быть любимой. Усаги вновь бездумно уставилась в экран, но Сейя вдруг взял пульт и нажал на паузу. — Давай возьмём попить? И у меня ещё мороженое в морозилке. Будешь? — После креветочных чипсов? — она скептически изогнула бровь. — А чего такого? Орешки и палочки в шоколаде с ними нормально зашли. Пойдём поможешь донести. Усаги рассмеялась, вслед за Сейей встала с дивана и пошла на кухню. — Так, где они тут стоят? Сейя открывал шкафы в поисках подходящей посуды, чтобы переложить из пластиковых ведерок мороженое, а Усаги наблюдала за ним. Движения, жесты, мимика — она так привыкла, что рядом с ней Сейя, что перестала удивляться произошедшим метаморфозам во внешности. Но скоро его не будет. Всё вернётся на круги своя. Всё станет правильно. Но почему же тогда это кажется таким не правильным? Усаги знала ответ. Знала и боялась. — Что будешь пить, Оданго? Мята, апельсин, клубника или дыня, арбуз? Сейя достал из холодильника две бутылки с газировкой и беспечно улыбнулся. Усаги сглотнула. Она, наверное, сумасшедшая или в крови всё ещё слишком много алкоголя, но она не хочет отпускать Сейю. Ни сейчас, ни завтра, ни через четыре, точнее три оставшихся дня. Без него страшно. Так страшно, что не описать словами, и не с кем поделиться — никто не поймёт. Только он. — Ты чего, Оданго? Всё хорошо? Шутливый тон сменился серьёзным, Сейя нахмурился и поставил бутылки на столешницу. А Усаги поддалась странному порыву на грани отчаяния, в пару шагов преодолела разделяющий их метр и поцеловала Сейю в губы. Она хотела его тепла, его любви, яркой и отчаянной, как он сам. Сейя оторопел. Усаги его поцеловала! И совсем не по-дружески! Она крепко обняла за шею, запустила пальцы в волосы. Она не целовала так откровенно, даже когда считала его Мамору! Сердце зашлось. Волна возбуждения и радости прошлась по телу. Он жаждал нежности Усаги, а она так щедро её дарила. Гладила лицо, перебирала волосы, льнула к нему всем телом. Красивая, хрупкая, до дрожи желанная. Сейя стиснул её в объятиях и порывисто отвечал на каждую ласку, пока вдруг не понял, что они летят в бездну. В чёрную, непроглядную, из которой не выбраться. — Нет, Усаги, нет, — он отстранился, тяжело дыша. — Почему? На её лице мелькнуло удивление, а потом обида. — Потому что я твой друг. Настоящий. И как друг я должен тебя остановить, потому что завтра ты пожалеешь об этом… — Он погладил её щеку. — Я не буду жалеть, — уверено заявила она и потянулась к его губам, но Сейя лишь грустно улыбнулся и не дал себя поцеловать. — Будешь. Мы оба это знаем. Когда наступит утро, будешь. Усаги хотела отстраниться, но Сейя крепче прижал к себе за талию, прислонился лбом к её лбу и закрыл глаза. — Я очень долго хотел твоей любви. И будь у меня хоть призрачный шанс, я бы боролся за тебя. Но его нет, — он сглотнул. — Знаешь, ведь между нами есть нечто не менее ценное, в чём-то даже более честное и настоящее, чем любовь. Я действительно дорожу нашей дружбой и не хочу всё испортить. А ещё я боюсь… Усаги тоже сглотнула и обняла его за плечи. — Я понимаю… — Нет, не того, что ты подумала, не смерти, — он криво улыбнулся. — Я боюсь, что ты меня забудешь. — Он вздохнул. — И не просто забудешь, а нарочно вычеркнешь из памяти. Для меня это непомерно большая цена за пару часов твоей нежности. — Сейя… — Я хочу, чтобы ты помнила. Помнила, как мы учились вместе и я тебя доставал на уроках и после них. Как гуляли, как часами разговаривали, как понимали друг друга без слов. Хочу, чтобы ты меня вспоминала, когда идёшь мимо парка аттракционов, когда ешь онигири, которые я у тебя таскал, когда слушаешь музыку… Я хочу остаться твоим радостным воспоминанием. Усаги его обняла за торс, прижалась к груди, как будто попрощаться им предстояло в данную минуту, и слушала бешенный стук сердца Сейи. Он обнял в ответ. Сильно, как будто хотел защитить от мира, от будущего, от всего, что ранило и причиняло боль. — Опять я всё испортила, — тихо сказала она, — Хороший был вечер, а я… — Ничего ты не испортила, Оданго, — он успокаивающе гладил её по спине, задумчиво перебирая волосы. Они ещё какое-то время стояли молча в объятиях друг друга. — Фильм смотреть уже не хочется, — грустно сказала Усаги. — Завтра посмотрим, — он не переставал её гладить и прижимать к себе. — Нужно просто отдохнуть. Пойдём спать. — Ляжешь со мной? Даю слово — не буду к тебе приставать, — пошутила Усаги, Сейя не ответил, но она почувствовала, как напряглись мышцы спины. — Только когда ты рядом, я не одна. — Хорошо, — едва слышно ответил он.

***

Усаги проснулась несколько часов спустя. Электронный будильник показывал половину четвёртого утра, и она вновь прикрыла глаза, но сон не шёл. Усаги вздохнула, бессонница давно стала закадычной спутницей ночей. Слишком много мыслей и чувств. При свете дня от них легче отмахнуться, а ночью они окружают и изводят, грызут душу. Дома Усаги садилась за журналы, выискивала рецепты и шла готовить. В основном получалось плохо, иногда съедобно. Мама умилялась, считая, что так дочь готовилась к скорому замужеству. Если бы она только знала… Но у Сейи нет ни журналов, ни продуктов в холодильнике. Да и его самого будить не хотелось. Усаги не видела его лица, но чувствовала тепло и слышала размеренное дыхание. А совсем скоро его не будет рядом. Совсем не будет. Но будет Мамору. Душа съёжилась. Мамору был аксиомой. Они должны быть вместе, как были в прошлом, как предначертано в будущем. Она любила Мамору. Он был частью её жизни, её семьи, как мама, папа и Шинго. Но… Но этого стало мало. В четырнадцать таинственный красавец в смокинге, спасающий из беды, не может оставить равнодушной. В шестнадцать быть девушкой взрослого парня — круто, на зависть всем девчонкам. Но… Между ней и Мамору всегда было «но», она просто не понимала. Усаги глубоко вздохнула, но горячие слёзы сами собой потекли по щекам. Она любила Мамору. В этом не было сомнений. Но любила как старшего брата, как друга и соратника. Сильного, умного, достойного восхищения. Серенити совсем иначе любила Эндимиона. Но она не Серенити, точнее не совсем она. Она изменилась. Перерождение оставило отпечаток на них всех. Мамору тоже стал другим. Как и девочки, и генералы. Усаги подавила всхлип. Раньше она об этом не думала. Старалась не думать. Но когда собирала альбом воспоминаний, чтобы принести в больницу, когда Сейя начал задавать простые вопросы об «их» прошлом, а ответы оказались такими сложными, отгонять сомнения стало в разы труднее. Если бы у неё и Мамору не было прошлого или если бы их не связывал воинский долг, были ли бы они вместе? Усаги закусила губу. Вряд ли. Слишком разные. Теперь она это понимала. В четырнадцать это казалось неважным, в шестнадцать она была уверена, что сможет заслужить любовь Мамору, а сейчас понимала, что они всегда жили в параллельных мирах. Она не понимала его, он её. Возможно, Мамору надеялся, что она вырастет, станет серьёзнее. А может, надеялся на что-то ещё. Может быть, он всегда чувствовал то, что она испытывала сейчас, но не осмеливался сказать и поэтому уехал, хотел разобраться в себе. Усаги осторожно повернулась, чтобы видеть лицо Сейи. Было кое-что ещё, одно страшное открытие, которое не давало спокойно жить и дышать. Её мир рухнул в день, когда она окончательно убедилась, что выжил Сейя, а не Мамору. И напугала её даже не новость о его смерти, а то, что в жизни ничего не поменялось. Совсем ничего. Исчезли лишь звонки раз в две недели и электронные письма с избитым вопросом «Как дела?». Одна, она всегда была одна. В полном смысле парой она с Мамору никогда не была и не понимала этого. Пока Сейя, сам того не ведая, не показал, как бывает, когда люди тянутся друг к другу душой и телом. Вопреки всему. Усаги осторожно коснулась его волос, нежно погладила. Он случайно заставил не только увидеть, но и почувствовать то, от чего она пряталась. Детские иллюзии рухнули, и Усаги не знала, как бороться за будущее планеты, когда в собственной душе не за что ухватиться. Кроме него, Сейи. И долг твердил, что будущая королева должна думать о судьбах миллиардов, а девичье сердце отчаянно просило найти другой выход победить врага и сохранить жизнь самого близкого, родного, любимого человека. Только хватит ли смелости и есть ли другой выход?