Не ссы, Гнутый

Евгений, сколько он себя помнил, никогда не был спортивным ребёнком. Единственный его поход в спортивную секцию закончился вывихом ноги, а на физкультуре он чаще всего сидел на лавочке, штудируя теорию. У него никак не укладывалось в голове, как можно находить удовольствие в потных, шумных и травмоопасных развлечениях, которыми так наслаждались его сверстники. Он уже с детства привыкал к тому, что жизнь должна идти ровно, в идеальном порядке и не нарушаться ничем. А спорт, грязный и непостоянный, просто не мог уложиться в его правильной картине мира, что строили для него родители. Поэтому Женя предпочитал сидеть на скамейке, пописывать в тетрадке незамысловатые стишки и не маячить, чем ввязываться в этот хаос, где ещё и прилететь могло почём зря. Но всё же был один вид спорта, к которому Евгений питал любовь. Фигурное катание. Во всём виновата была старшая сестра, позвавшая его однажды посмотреть чемпионат мира 1998-го года. Тогда, сидя перед экраном пузатого, больше похожего на аквариум, телевизора и деля с сестрой одну пачку сухариков на двоих, Женя увидел насколько завораживающим, красивым и правильным спорт может быть на самом деле. Изящные тела фигуристов, блестящие на них костюмы, искрящееся лезвия коньков. Всё складывалось в одну чёткую, ясную и прекрасную картину. Никакого пота, никакого хаоса и грязи. Только красота, искусство, невероятная точность в каждом действии. Женя, затаив дыхание, смотрел как метался по льду его тёзка, Евгений Плющенко. Как сверкали золотистые рукава его костюма, как он кружился в воздухе, каждый раз находясь в одном лишь шаге от падения, но каким-то волшебным образом сохраняя равновесие. Движения его тела сливались с музыкой, прекрасную гармонию не заглушал даже плохой сигнал телевизора. Это был первый раз, когда Женя влюбился. В спорт. В секцию он, конечно, записываться не стал. Ему тогда было двенадцать, и он уже прекрасно понимал, что запись в секцию будет означать давление со стороны родителей и требование высоких результатов. А Женя хотел чего-то для души, чего-то своего, личного, чего-то что никто бы не отобрал и не превратил бы в очередной повод похвастаться перед коллегами на работе. Он хотел, чтобы фигурное катание оставалось его маленькой мечтой. Поэтому на полученные тогда карманные он купил коньки и тщательно спрятал их в старую обувную коробку. А потом, под какими угодно предлогами, убегал на школьный каток, чтобы играть в свою маленькую фантазию, где он, точно также как Плющенко, рассекает по льду и поражает изящностью. Конечно, маленький сутулый мальчик, шмыгающий носом от холода и едва стоящий на льду, мало чем на Плющенко походил, но чувствовал он себя не менее счастливым. Особенно, когда получалось приходить домой без синяков, полученных во время очередного неудачного заезда. Взрослый Женя, считавший себя человеком порядочным, «маленьких мечт» себе позволять не хотел. Мечтать надо о высоком. Но фигурное катание любил до сих пор, как и просто кататься на коньках. Как ребёнок, он ожидал зиму только для того, чтобы встать на лёд и вновь ощутить себя в идеальной гармонии, расчерчивая лезвиями лёд. Надо признать, катался он теперь довольно сносно, далеко уйдя от трясущегося и спотыкающегося двенадцатилетнего Женечки, а потому это развлечение приносило ему ещё больше удовольствия. Было невероятно приятно понимать, что ты в чём-то хорош. Недалеко от Жениного дома находилась школа. А недалеко от этой самой школы находился небольшой каток. Его заливали рано, в надежде, что дети толпами повалят туда, но такого, к сожалению, не происходило. Разве что первоклашки играли в хоккей по субботам, да и то минут пятнадцать, так как мороз быстро гнал всех по домам. А потому для Жени это место было идеальным. Никакого шума и толп, как на публичных городских катках, только он и лёд. И полный порядок. Сегодняшний вечер исключением не стал. Тот же каток, тот же лёд и тот же Женя. Только вот был один нюанс. — Твою мать! Нюанс в виде Сани Матёрого. Каким образом Женя пришёл к тому, чтобы пригласить его с собой он уже не помнил. Кажется, утром Саня позвонил ему, опять куда-то приглашая, и, получив от Жени, «Я занят» сразу же поспешил поинтересоваться чем. Новость о катке его не сильно вдохновила, но стоило Евгению по чистой глупости и из чистой вежливости сказать: «Если хочешь, то можешь прийти», то он тут же воодушевился и, протараторив в трубку, что он будет через полчаса, сбросил, ставя железную точку в этом диалоге. Похоже, даже когда Женя самостоятельно его приглашал, последнее слово оставалось не за ним. Где Матёрый откопал коньки, оставалось загадкой. Он говорить не захотел, но поклялся всем, что дорого, что они не краденные. Евгению пришлось поверить на слово. Также и без ответа остался вопрос «А ты кататься вообще умеешь?», на который Саня только плечами пожал. Как оказалось, не умел. Если Женя передвигался по льду почти также легко как и по земле, в том числе благодаря тому, что был худощав, то Матёрый являлся живым примером «коровы на льду» и кое-как стоял на ногах. И подобные возгласы доносились от него поминутно. На очередной из них Евгений тяжело вздохнул и обернулся. Матёрый мёртвой хваткой вцепился руками в бортик и, то ли испуганно, то ли с ненавистью, смотрел на свои разъезжающиеся в разные стороны ноги. Каким чудом ему до сих пор удавалось стоять на месте, было для Жени загадкой. Вздохнув ещё раз, он грациозно подкатил к Сане, сложив руки за спиной. — Саша, если ты так и продолжишь стоять, то точно не научишься, — заметил он, оглядывая эту, довольно забавную, картину. Саня тут же поспешил в своей привычной манере ответить: — Да пошёл ты нахер! — Саш… — Ебал я это всё! Ебал я твою мать и мать этих ёбаных коньков! — Матёрый широко махнул рукой, но, чуть не лишившись после этого равновесия, вновь вцепился в бортик. — Я это учту, — согласился Женя, покорно кивая. Он прекрасно знал, что если дать Сане проораться, то тогда диалог пойдёт куда лучше. Сейчас он больше напоминал разговор со стенкой. Стенкой орущей, естественно, — Но может, ты всё-таки попробуешь совладать с ними? Это не так сложно. — Ты головой ударился? Это ещё как сложно! — возмутился Саня, на что Женя, улыбнувшись, проехался туда-сюда, всё ещё держа руки за спиной. Годы падений и разбитых носов на школьном катке давали своё, это точно. В ответ на это довольно простое действие он получил Санино: — Да ты ахуел! Как это у тебя получается, блять? — Я же говорю, это несложно, Саш. Надо только попробовать, давай. — Ага, щас, так я и попробовал! Я ж тут наебнусь! Найди себе другого долбоёба, понял? — Ох, боже, Саша, — вздохнул Евгений, покачав головой. Как же всё-таки с ним сложно иногда. Если упёрся, то ты его не заставишь, как ни старайся. Но всё же Женя внутренним стержнем обладал, как и стремлением сделать всё правильно. А какой толк будет от Сани, если тот так и будет стоять и материться на весь белый свет? Нет, это точно неправильно. Собственных познаний в катании Жене хватило бы на двоих, так что решение не заставило себя долго ждать. — Саш, давай руку. — Чего? — нахмурился Матёрый с недоверием смотря на протянутую ему руку в синей перчатке. Сейчас он был действительно похож на волка или на дикую собаку. Жене это сравнение очень понравилось, но озвучивать он его не стал. — Я сказал, давай руку. Я тебе помогу, — повторил он, настойчиво протягивая руку. Саня фыркнул, переведя взгляд на Женю и явно ища какого-то подвоха. Женя твёрдо посмотрел в ответ, доказывая, что абсолютно серьёзен. — Да ты меня не удержишь, — уже протягивая руку в ответ, буркнул Саня. — Поверь мне, удержу.

***

Саня не носил перчаток, и пальцы у него были просто ледяные. Он, конечно, отмахнулся, сказал, что ему не холодно, но всё равно, взяв Женю за руку, вжался в неё, будто пытаясь хоть немного согреться. Под диктовку Жени, он сосредоточенно, хоть и не без ошибок, резал лезвиями лёд, всякий раз испуганно ругаясь себе под нос, когда спотыкался. Женя же, исполняя своё обещание, поддерживал его, не давая упасть. И от каждой такой поддержки приятно сжималось сердце. Он привык к тому, что Саня, хоть и утаскивал его за собой во всякие передряги, но всегда был рядом. И тоже помогал, поддерживал, можно сказать, охранял. Всегда контролировал, хоть со стороны и казалось, что кидал Женю в гущу событий, словно котёнка в воду. И сейчас, видеть как он сам цепляется за руки Евгения, поднимает на него вопрошающий взгляд, позволяет вести себя за собой, так непривычно. Неправильно. Но чудесно. — Это действительно… так просто… — прошептал Саня, прерывая сосредоточенное Женино «раз, два, три, четыре». Евгений, отрывая взгляд ото льда, улыбнулся. На лице Матёрого одно только восхищение, скованность движений улетучилась. Да, катался он всё ещё не так грациозно, спотыкаясь время от времени, но страха передо льдом больше не испытывал. — Я же говорил, — кивнул Женя, — Может, мне отпустить? Сам попробуешь? — Нет, не надо, — покачал головой Матёрый, немного нервно прокашлявшись, прежде чем продолжить, — Я не хочу. Женя подозревал, что кроме «я не хочу», есть ещё какие-то причины, почему Саня против того чтобы он отпустил. Но смысла спрашивать не видел. Ответа он не получил бы в любом случае, да и, по правде сказать, сам отпускать не хотел. Они оба молча согласились, что это правильно и ничуть не странно. Несколько минут молчания прервались, что странно, Женей: — А почему ты всё-таки пошёл, раз кататься не умеешь? Саня пожал плечами. — Захотелось. Да и не зря же пошёл, — добавил он, усмехнувшись, — Научился. — Это ещё не научился, Саша, — возразил Евгений, покачав головой, — Ты всё ещё многое делаешь неправильно. Практиковаться надо. — Неправильно? — с какой-то странной, будто задумчивой, интонацией переспросил Матёрый, внимательно посмотрев на Женю, что уже был готов пуститься в тираду о том, что в таком изящном занятии как катание на коньках нужно соблюдать определённые правила и нельзя действовать на авось. Уже готовясь утонуть в собственной духоте, Женя даже не заметил, как Саня улыбнулся и, будто случайно, подставил своему горе-учителю подножку. Резкая потеря равновесия привела к тому, что Женя достаточно громко выругался и на несколько секунд потерял способность дышать, ощутимо ударившись спиной о лёд. Со стороны послышался громкий, но, впрочем, не злорадный смех Сани. Но от этого желание прибить Саню не делось никуда. Поднявшись на локтях, Евгений нахмурился и выразительно посмотрел на смеющегося Матёрого. Тот, скрестив руки на груди, посмотрел на Женю в ответ. — И почему ты во всём хочешь быть правильным, Гнутый? Никогда не задумывался об этом? Женя, только хотевший отчитать его за такую дерзкую и травмоопасную выходку, умолк и удивлённо похлопал глазами. Какой странный вопрос. Странный тем, что задавал его Саня, и ещё тем, что Женя действительно понятия не имел как на него ответить. Это же очевидно, в жизни всё должно быть правильно. Абсолютно всё. От работы до развлечений. — Ну… Катание на коньках должно быть правильным… В этом ведь и смысл… — пробормотал он в ответ. Саня покачал головой и опустился перед Евгением на корточки, наклонившись так близко, что последний мог увидеть иней у него на ресницах. — А разве смысл не в том, чтобы было хорошо? Без твоих нудных правил. Мне вот без них сейчас вполне хорошо. Женя отвёл глаза в сторону. На это он ответа тем более найти не мог. «Хорошо» и «правильно» для него были, по сути, синонимы. Хорошо, значит, правильно. Правильно, значит хорошо. По отдельности эти слова не существуют. И тут Матёрый врывался в эту стройную картину мира и одной только фразой рушил её, похоже, да не замечая этого. А если так подумать, то Саня рушил её уже давно. С ним никогда ничего не было правильно. Куда бы он ввязался, что бы он ни говорил, слово «неправильно» маячило над его головой. Женя это знал с самой первой их встречи. — Мне… Кажется, тоже, — наконец прошептал Евгений, неловко улыбнувшись и получив в ответ Санину улыбку. — Душнила ты, Жень. И придурок, — сказал он, протягивая Жене свою заледеневшую руку. — Что бы ты без меня делал? — Даже не знаю, Саш. Наверное, продолжал бы душнить и жить правильно. — Правильно жить скучно, — заметил он, помогая Жене подняться. Спорить он не стал. Возможно потому, что Саня был прав. С Саней невероятно, просто до невозможности неправильно, но чертовски хорошо. И ради этого можно даже забыть, за что ты любишь катание на коньках. Или понять, за что ты любишь его на самом деле.