Не ссы, Гнутый

— Ну что, показывай свои гениальные сочинения. Для той обстановки, в которой они находились, реплика Жени весь его серьёзный вид выглядели просто смехотворно. Детская площадка рядом с его домом уж точно не была идеальным местом встречи для двух «творцов». Саня хотел было указать Гнутому на это, но ограничился только усмешкой, которую тот не уловил. Пусть дальше корчит свою интеллигентную мордашку. Уже две недели как Гнутый исполнял роль редактора для Сани. И хоть обычно Матёрый своими черновиками ни с кем не делился и предпочитал работать в гордом одиночестве, но пришлось сделать исключение для человека порядочного. Началась вся эта затея, как ни странно, с ссоры. Сначала они поцапались на тему того, что Саня анапест от ямба не отличает (больно надо, один же хрен), потом перешли на личности, и из этого как-то вытекло Женино предложение редактировать Санино «народное творчество». А из этого каким-то образом вытекло и Санино согласие. Хотя, скорее не согласие, а сказанное на эмоциях: «Да чёрт с ним, давай!». Одно и то же, по сути. А отказываться уже было как-то неприлично. И хоть первое время Матёрый относился к помощи Гнутого с пренебрежением, но через пару дней признал, что советы он давал дельные и с редактурой справлялся отлично. И, что забавно, относился к этому занятию со всей серьёзностью. Саня даже думал начать ему платить, настолько всё серьёзно было. Но, естественно, без брани тоже не обходилось. И если с некоторыми поправками в своих текстах он соглашался, то на остальные идти не соглашался, считая, что так текст свою значимость потеряет. А Женя категорически отказывался уступать. И в итоге редактура очередной песни превращалась в ристалище, где два непонятых гения пытались перемудрить друг друга и не подраться. Собственно, поэтому они и встретились на детской площадке сегодня, а не в кафешке или забегаловке, как несколько дней до этого. Громкие скандалы и битвы умов неизбежно приводили к тому, что их выставляли за дверь. А ещё там кофе был пиздец какой дорогой, а Гнутый только им во время работы и питался. Больно надо Сане платить из своего кармана за дерьмовый капучино. Поэтому было принято решение встречаться на улице. Там их никто бы никуда не выгнал. А кофе Женя покупал сам где-то в другом месте. Даже сейчас, когда Матёрый подошёл к нему и опустился на лавочку рядом, он этот самый кофе и распивал, задумчиво смотря вдаль. Сама нуарность, куда деваться. — Щас, тетрадь достану. Слушай, на этот раз это такая вещь, ты охренеешь просто! Хер подкопаешься, я тебе клянусь! — воодушевлённо начал Саня и достал из кармана свёрнутую в трубочку тетрадь. Естественно, чёрную, он вообще-то серьёзный творец, — Весь вечер с ней промучился, а это я ещё даже на музыку слова накладывать не начал. Гнутый довольно-таки скептично оглядел тетрадь, а потом и самого Саню и достал из сумки (которую, видимо, только ради этого дела и притащил) красную ручку. Это тоже был его профессиональный бзик: исправлять всё исключительно красной ручкой. — Ладно, давай свой шедевр, сейчас посмотрим, от чего я там охренеть должен. — Валяй! — с гордостью протянув тетрадь, усмехнулся Матёрый и скрестил руки на груди, выжидающе смотря на Женю и ожидая от него оваций, которые он, по собственному мнению, заслуживал. С текстом ведь он действительно постарался. Даже на глаголы старался не рифмовать, знал как Гнутый с этого бесится. Но только вот Саня прождал уже минуты две, а оваций так и не последовало. Женя сосредоточенно смотрел в текст, то хмурясь, то фыркая, то возмущённо вздыхая. — Тебя плющит что ли? — наконец не выдержал Саня. Гнутый оторвал голову от тетради и, искривив губы, заметил: — Ну не знаю, как-то это… — Как, блять, это? — Плохо. — Что? — тут же вскипел Матёрый, почти подскочив на лавочке, — В смысле, блять, плохо, ты ёбу дал? Женя раздражённо закатил глаза и, крепко стиснув в руке ручку, начал свою лекцию, которую Саня мог бы назвать: «Ты долбоёб, и сейчас я объясню почему». И хоть голоса он не повышал, Саня ясно улавливал в нём злобные нотки. Забавно, но это был первый раз, когда Женя был готов взорваться сразу же. Неужели дело в пресловутом серьёзном отношении к «работе»? — У тебя не текст, а какая-то белиберда. И это я тебе говорю после того как отредактировал две страницы «Ебланища». — «Ебланище» — моя лучшая песня, вообще-то! — Оно и видно, — закатил глаза Гнутый и подчеркнул одну из строк, что-то над ней дописывая. — Слышь, блять, умник, засунь свою иронию себе глубоко в жопу, пока я этого не сделал, — оскалился на него Саня, тут же увидев, как вспыхнуло от возмущения Женино бледное лицо, а брови выгнулись под каким-то невероятным углом. Но сам Саня об этом уже не жалел. Ничего, пусть поорёт. Может, сорвёт себе голос и тогда в мире на одного зануду станет меньше. — Ах ты так значит? Ну ладно, знаешь что? Меня тошнит от этого текста! Мне физически больно на него смотреть! — А ты линзы той стороной переверни, слепошара, может полегче станет! — У тебя вместо «ударов судьбы» написано «уколы судьбы»! Ты наркоман что ли? — Да что ты! Мне кажется, из нас двоих только ты один в глаза долбишься, раз не умеешь хороший текст увидеть! — Это ты не умеешь критику воспринимать, чёртов плебей! — в сердцах воскликнул Гнутый, со всей силы стукнув кулаком по лавочке. Саня удивлённо вскинул брови и на несколько секунд выпал. Когда дело касалось изощрённых ругательств, то ему не было равных, но Женя решил уделать его своей филфачной блажью. И это Саню невероятно возмутило. Не может он проиграть этот спор только потому, что его словарный запас чуть меньше словарного запаса этого урода. Поэтому с ответом он нашёлся быстро, застав им Гнутого, что уже вернулся к редактуре, врасплох. — Ох, прости, кажется я где-то просрал свой переводчик с уебанского. Может, тебе на русский переключиться для разнообразия? Тот обернулся, и Матёрому показалось, что он сейчас лопнет от злости. Женю аж трясло от такой наглости, и Саня даже находил это забавным. Вернее, находил бы, если бы не боролся с желанием приложить Гнутого об что-нибудь тяжёлое. — Это ещё кому из нас переводчик нужен. Твой диалект обезьяньего мне тоже ухо режет. — Ой, блять, где ты это вычитал? В книге «Сто умных мыслей от ста умных мужчин»? — А ты свои «умные» мысли где берёшь? В паблике «Волчьих цитат»? — Так, а ну-ка извинись, — искренне возмутился Саня, на этот раз уже вскакивая с лавочки и упирая руки в бока. Уж на что, а на его цитаты он гона терпеть не желал, — То, что ты их не понимаешь, не значит, что они идиотские! — Ещё как значит! Если это умные цитаты, то я — конь в пальто! — Очень, блять, похож, морда лошадиная! Удобно копытами ручку держать? — Удобно, можешь не волноваться, — сквозь зубы прошипел Женя и, сгорбившись, вернулся к тетради, делая вид, что возмущённого Саню, который активно сверлил дырку у него в голове, не замечает. Матёрого это только больше разозлило. Мало того, что он его покрывает почём зря, так ещё и игнорирует, делая вид, что работает. Да нахер ему сдался такой помощник. — Гнутый, отдай ручку, — буркнул Саня. Женя только покачал головой. — Не буду, я работаю. — Отдай сейчас же. Текст мой, я решаю, что ты будешь с ним делать. — Решай на здоровье, я ручку не отдам. — Отдай. Гнутый упрямо замотал головой. — Отдай, блять, — также упрямо повторил Матёрый и потянулся за этой самой ручкой, которую Женя тут же завёл себе за спину. — Только через мой труп. — Сука, гони ручку быстро. — А ты отбери. — Я тебе всеку сейчас, отдавай по хорошему. — Не отдам! — Сука! Дети и их родители, что были заняты своими делами на детской площадке, сразу же затихли и уставились на одну из лавочек, от которой и доносился этот шум. А посмотреть действительно было на что. Два взрослых мужика, среди которых с удивлением признали вежливого соседа Евгения, чуть ли не дрались за несчастную красную ручку за пятнадцать рублей, покрывая друг друга таким трёхэтажным матом, что особенно нежные дети затыкали себе уши. Но некоторая их часть сегодня выучила много новых слов на буквы «е», «б» и «с». И их применение тоже было намотано на ус достаточно быстро. Громкая сцена также громко и закончилась. На Женино «Козлина!» Саня ответил красноречивым «Недоносок!», выхватил таки у него из рук ручку и тетрадку и, высказав всё, что думает о нём и о его родителях, вихрем с площадки унёсся. А Жене осталась нелёгкая работа — извиняться перед возмущёнными родителями за нарушенный покой их детей.

***

Прошло уже несколько часов, а Саня до сих пор злился. Прямо-таки от злости кипел, поминутно матерясь себе под нос. Злоба настолько его захлёстывала, что даже заняться домашними делами не получалось, всё валилось из рук (именно поэтому в мусорке теперь лежала перемешанная с осколками тарелки гречка). Поэтому оставалось только злиться лёжа, вперив взгляд в потолок. Нет, Гнутый просто невыносим. Вечно говорит с ним свысока, будто он идиот какой. И как губы свои идиотские корчит, так и тянет замахнуться и отвесить затрещину. Интеллигентная, мать её, мордашка. Сноб ебучий, только и всего. Саня был готов поспорить, что и текст Женя отредактировал отвратительно и с таким же снобизмом. Потянувшись к тумбочке возле дивана, он взял тетрадь и, быстро пролистав её, нашёл сегодняшний текст, сгорая от желания вырвать его к чертям собачьим, чтобы Жениных пометок там больше не было. Но только Матёрый схватился за страницу и резко потянул её на себя, как взгляд его случайно упал на одну из пометок, что Женя оставил своей красной ручкой. Там он подробно расписывал, почему нельзя назвать песню «Смерть — это навсегда». Но Саня не на это обратил внимание, а на то, что последнее предложение этой пометки оканчивалось недовольной рожицей, кое-как уместившейся в углу листа. Обычная такая рожица, две точки и дуга, опущенная вниз. Но Саня всё же решил к ней приглядеться. Она показалась ему забавной на фоне узости и вышколенности остальных Жениных букв. Даже несмотря на то, что это были лишь пометки, Гнутый выводил каждую букву старательно, не забывая о закорючках и правильных соединениях. Как будто даже здесь он держал свой образ порядочного человека. И эта рожица, такая простая глупая и искренняя, вырывала его из этого образа. И напоминала самому Сане, что душный и занудный Гнутый в своей занудности замечателен. А ещё рожица почему-то напоминала ему самого Женю. Губы он кривил точно также, как и на рисунке. Вырывать страницу Матёрый передумал. Задумчиво проведя большим пальцем по рожице, он хмыкнул и обратил внимание на другие пометки в поисках чего-нибудь интересного и там. Просматривая сделанные красной ручкой записи, Саня невольно сравнивал почерк Гнутого со своим. У него буквы были куда более размашистые, почти печатные, а Женя вырисовывал на страницах идеальный курсив. Он ставил над буквой «ё» черту, Женя методично оставлял две точки. Его восклицательные знаки были отрывистыми, поставленными наспех, А Женины — округлыми и осмысленными. Почерк у него был правильный в наилучшем смысле этого слова. Лишь изредка буквы становились дрожащими и скакали в разные стороны. Видимо, это происходило, когда он нервничал. Это Саня увидел, заметив перечёркнутое «уколы» и подписанное сверху «удары». «Петелька» на букве «у» не была такой же широкой как, например, в слове «убрать», а «р» была не в меру длинной, как бывает, когда она пишется в спешке. Но даже так почерк был красивым. Саня и сам не замечал, как улыбался, проводя пальцами по буквам и отчётливо видя, как дрожащие руки Жени с длинными пальцами, как у самых отъявленных пианистов, крепко сжимают ручку и выводят одно слово, а за ним другое, третье. А потом слов становится целый океан. Ему стало интересно, а как бы Гнутый написал его имя? Четыре буквы, их найти будет несложно. Саня сел на диване, будто бы так мог лучше их увидеть и начал искать. Большая «С» из слова «Смерть», Женя пишет её со странной петелькой, словно на французский манер. Буква «а» из слова «удары», чёрточка выгнутая, будто кошачий хвост. Буква «н» из «нет», две черты безупречно перпендикулярны третьей. И «я» из «рифмуется», одна её ножка похожа на широкую улыбку. С а н я. Конечно, если бы Гнутый писал это сам, получилось бы ещё лучше, но Матёрому понравилось даже так, буква по букве. И каждая буква это Гнутый. Это Женя. Это Женька. В первые секунды Саня подумал, что его схватил какой-то удар или ещё что похуже. Сердце затрепыхалось между рёбер как бешеное, а в животе… Чёрт, да не могут это быть бабочки! В прошлый раз когда это случилось, он просто списал всё на голод или усталость и решил, что ему показалось. Но нет, опять они здесь. Бабочки. Бабочки, твою мать. И от чего? От того, что у Гнутого почерк красивый? Да бред же это! Тем более, Саня на Гнутого злится до сих пор, с чего бы этим бабочкам возникнуть. — Может я вообще себе язву заработал… Сижу, блять, паникую, — буркнул он, сжимая тетрадку в руках и не отрывая взгляда от ровных безупречных букв. Ни черта не прекращалось. От быстрого биения сердца уже приходилось дышать чаще. Всё дело и правда в почерке? Ведь сколько бы с Женей они времени не проводили, сколько Саня на него не смотрел, а не бабочки, не хотя бы тараканы в животе не носились. Да даже когда сам Женя на него засматривался (хоть это было всего пару раз, но было же!), организм никаких признаков жизни не подавал. И вот приехали. Он как идиот уже пятую минуту пялится на закорючки в тетрадке, а сердце плющит как во время самого бурного концерта. Жизнь такая сука. И именно в тот момент, когда Саня на этого Гнутого больше всего злится. Или же уже не злится? Размышления прервал запрыгнувший на диван Закваска. Свой визит он обозначил громким и протяжным мяуканьем. Матёрый от неожиданности дёрнулся и посмотрел на свою животину так, будто видел в первый раз. Закваска мяукнул во второй раз. Саня истолковал это по-своему. — Не буду я ему звонить, обойдётся! Пусть поймёт какое он уёбище. Кот вновь подал голос, недовольно взмахнув хвостом. — Ага, нашёл дурака, извиняться. Не хочу я перед ним извиняться! Я ни в чём не виноват, чтоб извиняться. А вот он ещё как виноват! Мяуканье повторилось в очередной раз. Было очевидно, что Закваска просто хотел, чтобы нерадивый хозяин насыпал ему в миску корма, и его совсем не волновали Санины бабочки, тараканы и прочие твари. И к Гнутому он был равнодушен. Но у хозяина голова была занята совершенно другим, и в ответ на этот «сигнал о помощи» он вскочил с дивана и воскликнул: — Да пошёл он нахер! Всё равно звонить не буду! У меня есть сила воли, мать твою!

***

— Сука, да он оглох там? Нервно постукивая ногтями по столу, Матёрый из последних сил держался, чтобы не швырнуть бесполезную звонилку в стену. Голова уже раскалывалась от длинных гудков, говоривших, что вызываемый абонент где-то шароёбился или специально его игнорировал. Саня всеми силами открещивался от того факта, что такое долгое молчание вызывало у него опасение. Ведь не может быть, что Гнутый просто так не отвечает. Может, он решил окончательно разорвать с Саней все контакты, и они разругались в пух и прах? Может, он вовсе не ответит, а Саня как герой дешёвой мелодрамы ему названивает. Было бы… обидно, если бы это было так. Ведь Женя ведь друг. А с недавних пор друг в ином смысле. Да и эти бабочки… Нет, это было так нечестно, если на этом всё и оборвалось. Ведь вопросов так много, а в ответ только эти идиотские гудки. — Что, уже остыл? Саня вздрогнул и обернулся, только через секунду поняв, что голос доносится из динамика телефона. Ответил всё-таки, козёл! А он тут уже с прежней жизнью попрощаться успел. Вот же… Ладно, сейчас не лучшее время, чтобы ему всё это высказывать. — Привет, Жень. — Привет, Саш, — вполне спокойно ответил Евгений. Обиды или раздражения в его голосе Матёрый не услышал. От этого стало спокойнее. Тем более, что извинения ему давались трудно, да и объясняться он совсем не умел. — Саш, когда люди звонят друг другу, они обычно разговаривают, — заметил Женя, судя по шуму на заднем плане мутивший что-то на кухне. Саня раздражённо дёрнул плечами. Подержал бы язык за зубами хоть раз, умник. — Знаю, не дурак, — пробормотал он и продолжил, растирая переносицу, будто от этого становилось легче, — Ты… Как сам? — Мы с тобой пять часов назад не виделись, а говоришь так, будто неделю. — Ну а как вы, люди порядочные, диалог завязывайте? Саня услышал Женину усмешку и усмехнулся сам. Что ж, значит точно не зла не держит. — Люди порядочные начинают с того, что называют причину звонка, — ответил он, параллельно открывая какие-то шкафы и что-то там переставляя, — Попробуй. — А, так вот как, — с наигранным удивлением протянул Матёрый и, не зная чем занять руки, принялся вновь стучать ногтями по столу, — Слушай, вот мы с тобой, там, во дворе поцапались, да? Я… Ну, короче, ты за ручку не переживай, я тебе верну! Мне она не нужна, у меня своя есть. В повисшей тишине соблазн подойти к зеркалу и наорать на самого себя был велик. Отлично, блять, извинился. О ручке он тут печётся! Это же ручка заставляет сердце так быстро колотиться! — Ты только поэтому звонил? — наконец нарушил молчание Женя, и интонация вопроса была, скорее, риторической. И так было ясно, что нет. Но язык сказать настоящую причину не поворачивался. — Не, я ещё сказать хотел, что… Ты там в тетради, короче, мне написал кое-что. Ну, про рифму… А я не понял, что там было, вот и захотел, ну, уточнить. — Ага, хорошо. Кстати, чай какой будешь? — Я… Погоди, какой ещё чай? — на этот раз искренне удивился Саня, даже перестав барабанить по столу. Он-то ожидал от Гнутого сухих вопросов по поводу несчастной рифмы, но никак не… чем бы этот вопрос не являлся. — Ну, если я правильно понял, ты хочешь извиниться передо мной с помощью самого действенного способа — чаепития. А так как у тебя дома только паршивая «Принцесса Нури», то я ищу у себя что-то более приличное, — вполне будничным тоном пояснил Гнутый, зашуршав чайными коробками и дав время Сане на переваривание этой информации. За одно предложение Женя поднял ещё больше вопросов не только к самому себе, но и ко всему этому дню, который с каждой секундой удивлял всё больше и больше. И Саня понятия не имел как выразить это своё удивление. — Саш, ты там умер? — позвал его Женя, — Так что там с чаем? И не говори мне выбирать на «свой вкус», будешь потом сетовать на то, что вкус у меня херовый. Матёрый прокашлялся, кое-как возвращая себе дар речи, и вместо ответа задал ещё один вопрос. За этот короткий разговор они задали друг другу так много вопросов. И кажется, что не все они были так просты как казалось сначала. — Жень, а как ты про… извинения и чай узнал? Гнутый помолчал немного, а потом ответил с улыбкой в голосе: — А я нашёл твой переводчик с уебанского. Представляешь, ты его у меня оставил! Саня рассмеялся и прошептал самое беззлобное ругательство в своей жизни, вкладывая в него всё то невыразимое другими словами: — Вот же сука.