Не ссы, Гнутый

— Ты ведёшь себя как полоумный ребёнок! Женя злобно вытирал мокрое от снега лицо, сверля взглядом Саню, который лепил новый снежок и тихо посмеивался, — У меня нет времени на эти игры! — Да ты просто злишься, что я в тебя четыре раза попал, а ты в меня — не одного! — весело крикнул он и методично швырнул очередной снаряд в сторону Жени. На этот раз удалось увернуться, но лучше ситуацию это не сделало. Мокрый снег всё ещё таял за шиворотом. И зачем только Женя на Санины уговоры повёлся? Последнюю неделю он из квартиры вообще не вылезал, всё к праздникам готовился. Бегал на кухне, варил, жарил, нарезал, позволяя себе лишь пять минут отдыха. Если отмывание всех углов в квартире можно было считать отдыхом, конечно. В общем, он, как и добрая половина страны, был подвержен предновогодней истерии. Единственным разом когда Женя выбрался на улицу, был поход в магазин трёхдневной давности. Нужно было докупить хлеб и майонез. В остальном же жил затворником. Саню это, естественно, не устраивало. Готовка готовкой, а до «Пятёрочки» он сам не сходит и руки каждому встречному бездомному не пережмёт. Да и без этого изнывать от скуки не хотелось. И если раньше Евгений отвечал на все предложения Матёрого вежливым (и не очень) отказом, то сегодня сдался. Тридцать первое же, да и всё почти готово, можно немного отдохнуть. Отдых подразумевал перед собой беспощадное закидывание снежками, от которых Женя кое-как отбивался. А также ругался и пытался дать сдачи. Что совсем не выходило, даже несмотря на то, что Саня был куда шире его в плечах, он каким-то образом уворачивался от каждого брошенного в него снежка. Жене это уже порядком надоело, и он начал взывать к Саниной совести. Которая, похоже, уже давно оставила этот бренный мир. — Ничего я не злюсь! И вообще, хватит с меня этого ребячества, я лучше домой пойду. — Так и скажи, что зассал! Да девятилетки с твоего подъезда лучше играют! — засмеялся Саня, тщательно вылепливая новый снежок для атаки. — Не смей так говорить, — буркнул Евгений, оглядываясь в поисках материала для собственной атаки. Читать мораль куда легче, когда есть чем защититься, — Я порядочный человек, и я выше твоих глупых игр и провокаций. — Не, ты ссыкло просто, так и скажи, — не сдавался Матёрый, не сводя с лица улыбки и ловко подкидывая снежок в руке, — Я тебя щас закидаю, ты и охнуть не успеешь. Женя недовольно поджал губы, уже думая над очередным обидным ответом, но в его голову стукнул план, чуть было не заставивший злорадно улыбнуться. Да, не совсем порядочный поступок, конечно, но эту игру затеял Матёрый, а, значит, играть надо по его правилам. Набрав ладонь снега, Женя быстро спрятал руку за спину — Хорошо, Саш, ты прав, я ссыкло. — А я что говорю? — Давай на этом закончим игру? Я признаю, что я ссыкло, боюсь, что ты меня победишь, и мы разойдёмся. Матёрый с подозрением оглядел Евгения и уточнил: — Ты правда сдаёшься? — Ага. — И я выигрываю? — Точно выигрываешь. Хочешь, могу даже руку пожать! — невинно улыбнулся Женя, действительно протягивая Сане руку. Тот постоял ещё немного и, откинув свой снежок в сторону, подошёл к нему, чтобы скрепить свою победу рукопожатием. Женя даже не думал, что всё будет настолько просто. В следующее же мгновения весь снег с его ладони оказался в куртке Сани и проник даже под свитер, а сам Саня взорвался потоком всевозможных ругательств, отскочив от Евгения и старательно вытряхивая снег. Женя надрывался от хохота. — Ах ты сука! Подонок, блять, это нечестно! — возмущался Матёрый, морщась от мокрого снега, что уже таял под курткой, обжигая шею и спину. — Зато изощрённо! — парировал Женя, гордо вскинув голову, — Знаешь, как говорят, «Месть — это блюдо, которое подают холодным». Мне кажется, я этому правилу следую. — Я, сука, следую правилам улицы. И по этим правилам, мне полагается тебя отпиздить за такое! Изощрённый он, блять. Я тебе щас дам изощрённого! В любой другой ситуации Женя бы поспешил извиниться и загладить конфликт, который Саня воспринял чересчур серьёзно. Но, видимо, ребячество заразно, раз вместо того, чтобы образумить, Санины угрозы ударили в голову посильнее крепкого алкоголя. Нет, решил Евгений, игра должна продолжаться. — А ты попробуй догони! Я от таких как ты всё детство бегал, никто не догонял! — заливисто засмеялся Женя и бросился наутёк, не переставая смеяться. — А вот сейчас посмотрим, кто кого не догонит! — крикнул ему вслед Матёрый, вытряхивая из-под воротника остатки снега и бросаясь вдогонку. Женя же засмеялся ещё громче и обернулся на секунду, чтобы показать Сане язык. Это только больше раздразнило и заставило бежать ещё быстрее. Женя понятия не имел, куда он бежит. Петлял между сугробов, перепрыгивал гололёд, заворачивал за угол. Дорога мелькала перед его глазами стаей ярких фонарей, витрин и вывесок, и от этого на душе становилось так легко и хорошо, что казалось, будто за спиной могут вырасти крылья. От восторга Женя путал резкие порывы ветра со взмахами этих самых выдуманных крыльев. Он слышал лишь собственный смех, стучащую в ушах кровь и Саню, что, хоть и не догонял, но уж точно не отставал. Несколько раз Евгений оглядывался, чтобы в этом убедиться, и всякий раз только смеялся громче. Саня уж очень серьёзно воспринял это глупое ребячество, уверенно мчась следом. Настолько серьёзно, что Женя даже отказался от своего начально плана сдаться через некоторое время. Пусть ещё побегает раз упрямый такой. Долго эта глупая игра всё же не продлилась. Что было причиной её конца, неосторожность Жени или физическое превосходство Сани, сказать было трудно, но конец получился знаменательный. Во время очередной манёвра Женя не заметил полоску льда посередине дороги, поскользнулся на ней беспомощно замахал руками, пытаясь восстановить равновесие. И именно в этот момент, как назло, к нему подлетел Саня, крепко схвативший за талию и крикнувший прямо в ухо: — Попался! В таком состоянии держать баланс стало невозможным, так что мир на несколько секунд перевернулся, и два бесконечных идиота кувырком полетели в ближайший сугроб, напоследок стукнувшись лбами. Кое-как придя в себя от столь быстрой смены событий и от удара, Женя с трудом открыл глаза, тут же столкнувшись взглядом с Саней. Он тяжело дышал ему в лицо, и неясно было, от чего в действительности покраснели его щёки. Как и щёки Жени в общем-то. Вцепились они друг в друга почти инстинктивно. Женя крепко сжимал плечи Матёрого, тот продолжал также крепко обнимать его за талию. И хоть опасность для обоих представляла только простуда, но друг друга они отпускать не собирались. — Привет… — прошептал Женя первое, что пришло в голову, с интересом наблюдая, как с обветренных губ Матёрого срывается пар. — Привет, — кивнул он, поддерживая преобладающую в данной ситуации глупость. Тяжело сглотнув (видимо, последствия долгой беготни), он продолжил, — Догнал же всё-таки. Говорил тебе, что догоню. — Я не говорил, что не верю, — заметил Женя и шмыгнул носом. Лежать в холодном сугробе на пользу не шло, пусть даже в чьих-то объятиях, — Я же дразнил. — Дразнить у тебя замечательно получается, — фыркнул Саня и вполне спокойно провёл у Жени под носом, вытирая его и не обращая внимания на расширившиеся глаза самого Жени, — А у меня замечательно получается на это вестись. — Твоя беда. — Да, есть такое. В ответ на Санино проявление заботы Евгений поправил выбившиеся во время бега пряди волос, чтобы лежало ровнее. Саня только фыркнул. — Дразнишься опять? — Не-а, — пожал плечами Женя, удовлетворённо оглядывая свою работу. Матёрый несколько раз удивлённо проморгался и тут же отвернулся. Смотреть куда-то кроме сугроба он возможности не имел, но всё равно упрямо на него уставился. Прекрасно это понимая, Женя отвернулся в другую сторону, также смотря в сугроб и высматривая каждую снежинку по отдельности, чтобы было чем занять голову. Несколько раз он чувствовал взгляд Сани на себе, но на него не отвечал. Только подметил, что этого возникает приятное покалывание на кончиках пальцев. — Жень… — позвал он его через минуту такого странного молчания. Женя ту же посмотрел на него, от чего Матёрый запнулся, но продолжил, — Слушай, а ты- — Хочешь ко мне? — протараторил Женя, в очередной раз, даже не думая о том, что он говорит. Увидев, как вытянулось и раскраснелось, и без того красное, Санино лицо, он сбивчиво продолжил, — Ну, то есть, ко мне… домой. Праздник, там, встретить… Квартиру поможешь украсить… А, а ещё я там столько салатов наготовил, грех не поделиться будет! Ну и… так далее… Ты понимаешь… Да ведь? Почти соприкасаясь друг с другом носами, они продолжали смотреть друг на друга, пристально друг друга изучая. Каждый думал о чём-то своём и пространном, но мысли в своей сути были схожи. Чужие тёплые руки, красные щёки и глубокие глаза были неплохим поводом для размышлений. — А оливье у тебя есть? — пробормотал Саня. — Ага, целая тарелка, — пробормотал Женя в ответ, поджав губы. Матёрый удовлетворённо кивнул и, казалось, только усилил объятия, уже не стесняясь ткнуть Женю в нос своим собственным. — За-ме-ча-тель-но, — прошептал он по слогам, едва-едва улыбнувшись.

***

От украшений, что с великими трудом удалось развесить, в гостиной будто бы стало теплее. Саня и Женя из неё уже час не вылезали, отлучаясь только, чтобы занести новую порцию салата. Этот вечер уж точно не проходил по всем правилам Нового года. Вместо телевизора они всё смотрели друг на друга, тараторя без умолку, вступая в беззлобные споры и захлёбываясь от того количества историй, что стремились друг другу рассказать. Так в этот вечер Женя узнал, что у Сани на голове есть шрам, доставшийся ему во время игры в прятки на стройке. А Саня, в свою очередь, увидел у него большой шрам на щиколотке, в детстве Женю по всему двору гоняла соседская такса. Оба смеялись, чуть ли не давясь оливье. Женя уж точно смеялся громче обычного, даже не закрывая рот рукой. И Матёрый без стыда и совести на это засматривался. Даже подарками они обменялись раньше положенного, уж слишком самому Сане не терпелось. На коленях у Гнутого лежала «Божественная комедия» в переводе Лозинского, которую Матёрый с огромным трудом выторговал за две пачки дорогих сигарет у отца одного из знакомых. Он же получил в подарок варежки, что Гнутый ему и обещал. Чёрные и очень мягкие, но главное, что тёплые. А чуть позже Женя стыдливо признался, что сам их связал. «Просто в магазине ничего приличного не нашлось» объяснил это он, но Саня в объяснениях не нуждался. Ему всё и так было ясно. Не прошло и получаса, как Гнутый начал клевать носом, видимо, разнеженный вкусной едой и теплом и утомлённый последними приготовлениями к празднику. Матёрый не стал мешать ему засыпать и продолжал развлекать всевозможными историями, что с каждым разом становились всё длиннее. — А всё-таки жаль, что ёлка у тебя искусственная, — Саня кивнул в сторону зелёной красотки, на которой поблёскивала гирлянда. Женя лениво посмотрел на неё и, подавив зевок, ответил: — Так для природы лучше. И практичнее. — Настоящая красивее, — заметил Саня, мягко привлекая к себе за плечо не слишком сопротивляющегося Гнутого. Более того, тот даже немного поёрзал, устраивая голову на его груди и приятно пощекотав волосами подбородок. Матёрый в ответ только крепче обнял его за плечо и продолжил, до сих пор не сводя глаз с ёлки, — Я, вот, дорогу одну знаю за городом. По ней в бор можно доехать, на байке минут двадцать всего езды. И вот там не ёлки… Там, понимаешь, настоящие ели. А пахнут как! Тебе такое и не снилось. А когда они снегом припорошены, то это такая картина, Репин твой и рядом не стоял. И так тихо, ни души. И кругом одни лишь ели… — Слишком красиво рассказываешь, — сквозь дрёму усмехнулся Женя, — Я так не поверю. Саня улыбнулся. Дурак этот Гнутый. Весь за традиции, за праздники, а понять не может, что в такой день можно во всё, что угодно, поверить, даже в глупость или сказку. Он сам в эту минуту верил абсолютно во всё. Невозможно было не верить. — Обещаю, как появится день свободный, так сразу туда рванём. Тогда точно поверишь. — Обещаешь? — Я своё слово всегда держу. — Я знаю, Шура… — Женин шёпот утонул в очередном зевке, а скоро и сознание его затухло. Сане даже не захотелось его будить. Да и разве захочется будить того, кто тихонько сопит на груди, подобно тёплому коту? Может, это и есть оно, то самое новогоднее чудо? Когда невероятно хорошо, тепло и мягко. Мягко, словно белокурые волосы, словно новые варежки, словно случайное полусонное «Шура». А Шура, кажется, даже неплохо звучит. И как раньше Матёрый эту производную от своего, и без того дурацкого, имени не любил? Тоже во всём чудеса виноваты? Саня чуть крепче сжал пальцы на чужом плече. Одно чудо виновато точно. И пока до курантов осталось десять минут, пусть это чудо и дальше дремлет, уронив голову на грудь. Пусть глупая праздничная магия подействует ещё немного. Одна песня сменялась другой. «Январская вьюга» превращалась в «Три белых коня», но для Сани существовало только тихое Женино посапывание.