Не говорите мне "прощай".

Могло ли прийти в её голову, что неделя, проведённая под одной крышей с ужасом всего Хогвартса, будет такой... неожиданно терпимой? Это даже настораживало. Минерва никогда не представляла, что заходя в его кабинет первый раз он её не вышвырнул и даже не осадил, а просто посоветовал быть аккуратнее, ведь там в избытке травмоопасных предметов, хотя это причудливое помещение даже кабинетом назвать трудно. Первый раз МакГонагалл даже растерялась – это были соединённые второй этаж и чердак, даже без намёка на обычное построение дома. Вдоль стен от пола до потолка стояли шкафы с банками, о содержимом которых женщина не хотела и гадать. Она должна была признать, что это выглядело омерзительнее, чем в Хогвартсе. Наверное из-за того, что раньше всех этих тварей не различить было в полумраке подземелий, а теперь они щедро одарены светом из нескольких окон, чему Минерва тоже несказанно удивилась. Чтобы доставать банки с самого верха, тут предусмотрена лестница на колёсиках. В самом дальнем углу стоял кожаный потёртый диван, вероятно, если хозяин не дойдёт до спальни, то переночует здесь, и напротив него покоился письменный стол с грудой бумаг и тетрадей. Те тетради, которые лежали на столе в её комнате. Видимо, забыл, а потом перенёс на положенное место. Стол накрывал выступ, бывший когда-то полом чердака. Там был стол значительно больший, и на нём громоздилось стеклянное оборудование: спиральные трубки, заполненные зелёной жидкостью, колбы, компрессы, пробирки, и в целом это всё создавал атмосферу лаборатории алхимика. И под потолком парили десятки свечей, с учётом, что они договорились шифроваться под маглов. Можно подумать, что так их тайна навеки – ну, по крайней мере, до того времени, пока они здесь – тайна. Последнее, что попалось на её глаза, были внушительный секретер и нечто похожее на сундук. Нет, конечно. Не могла она так думать. По большей части из-за того, что сам образ сурового и скептичного профессора зельеварения, предстающего во всей своей "красе" когда Гриффиндор или другой факультет, кроме его собственного, доводит его до тихого бешенства, проявляющегося в снятии баллов назначении отработок, не внушает никаких светлых эмоций. И это если не вспоминать, какой нагоняй получили второкурсники гриффиндорцы, когда положили Северусу шампунь. Ну и погром тогда был... Минерва, наверное, единственная и понимала, в силу частых встреч по подобного рода пакостям, что зельевар по причине необходимости наносит на волосы специальное масло, дабы волосы, находясь почти круглосуточно под парами от котлов, просто не отвалились. И когда, наконец, в этом доме и спокойствии Северус перестал выглядеть как культурный оборванец, Минерва ощутила, что, невзирая на все шероховатости их натянутых как струна отношений, на него она могла смотреть обычно. Как на нормального человека. Нет, он был нормальным всегда, просто... делал так, чтобы его боялись. Он всегда был таким. И ей так порой хотелось узнать, что он думает о всей этой ситуации... Минерва уже на лестнице видела у плиты его брюки и закатанные до локтя рукава белоснежной рубашки. Сегодня он не... Боже, какая прелесть, он собрал волосы в хвост. Сразу помолодел, хотя куда уж моложе. И при виде его таким, она невольно потянулась к своим волосам – растрёпанная ото сна коса. Можно ведь позволить себе хотя бы на каникулах побыть распустёхой, даже если только с утра. Она замечала на протяжении недели, как ловко Северус управляется с готовкой. Видимо, навыки работы многих лет пригодились и в жизни, где приходится притворяться маглами. И как бы рано она не пыталась вставать, чтобы услужить ему, но он всё равно её опережал. Может, просто не хочет, чувствовать себя в долгу. Невыносимый и совершенно непредсказуемый... Он украдкой наблюдал за ней, пока она спустилась вниз, на кухню. Лёгкий халат да тапочки – вот и вся одежда. Свежая, слегка сонная, женственная до мозга костей. Может даже милая. Он знал, что его экстравагантную причёску она оценит точно, даже если не признается вслух. Но ему в принципе не хотелось слышать её мнение. Хотя бы потому, что имеют на это разные взгляды. Это практично. Ставя тарелку с завтраком ей на стол, он спросил, когда лучше будет провести осмотр: до или после. Она без слов подошла к дивану и ответила, что лучше сейчас. Не боится испортить аппетит. Поход наверх и вся процедура заняла от силы пять минут, но за это время Северус успел передумать всё на свете. И опять пришлось сесть так, чтобы не дай бог не увидеть лишнего (хотя Минерва так смущалась, что это начинало казаться странным, но он мог её понять). И сама она по утрам странная – не смотрит в глаза, немногословна, ведёт себя тихо, словно кошка в засаде. А оно ему надо было? Нужна была как снег на голову эта МакГонагалл? Но разве мог он её оставить? Это могло оказаться краем жестокости с его стороны. Наконец, это было бы просто низко. А так это гуманно. Просто не дать женщине умереть. Это серьёзное проклятие, которое медленно и мучительно убивает. Хоть она, МакГонагалл, и не была ему симпатична настолько, чтобы по доброй воле как котёнка приютить, но оплатить ту помощь, которую она, будучи профессором и коллегой, смиренно оказывала – шаг милосердностью навстречу. И Северус должен признать, что сам факт её присутствия не смущает, а даже наоборот, не даёт чувствовать себя больше одиноким. Хотя, о чём он думает... Минерва МакГонагалл – это всего лишь сожитель, наличие которого постоянно напрягает. Но чёрт возьми! Даже напрягает не так, как надо – отрицательно – его заботит, что ей здесь неуютно и скучно. Она и сама намекнула пару раз, что пока у неё "долгосрочный отпуск", она могла бы заниматься школьными документами. Может, и к лучшему. Пока профессор завтракала, Северус успел побывать в Хогвартсе. *** Странно было видеть это место теперь. Так же красиво, как и было, но отчуждённо, немного жутковато. Многое они сделали за эти семь дней, что царил покой. Профессора работали много на отстройку, восстановили Больничное крыло и Большой зал, следующим в очереди был главный вход. Ничего не меняли. Это был процесс утомительный и в меру опасный, поэтому, если дети хотели помочь, то допускались только ученики старше пятого курса. Подземелья пострадали меньше всего и за них Снейп принялся лично – испоганят ещё чего. Даже после всего, что всплыло относительно него, он замечал на себе редкие косые взгляды и перешёптывания и лишь зайдя в свой храм, свой лазарет и свой приют, где он прятался от посторонних глаз семнадцать лет, наконец смог ровно дышать. Сырость и мрак подземелий, разбитые банки словно проливали Северусу на душу бальзам. Сразу стало легче дышать. Даже несмотря на то, что здесь были метры под землёй, прохлада и запах зелий, в его владениях было спокойно. Для него одного. Ах, как он любил это место... Он привык. Привык настолько, что не воспринимал другого. И лишь дом в Норфолк смог покорить его и уверить, что пребывание там не будет отличаться от комфортных ему условий. А может, так оно и есть. Взмах палочкой и осколки банок начали собираться воедино. Репаро. Здесь он мог быть собой, дышать полной грудью и не чувствовать себя сконфуженно. Убираться в его подземельях – единственное место, где Северус убирался с удовольствием. Тут всё в строгом порядке, по определённым стандартам, так, как надо только ему. И даже все тетрадки дома, в которых до атомов расписаны свойства и приметы растений, встречающихся в том краю, были подведены на три группы: ядовитые, безопасные, для зелий – идеальный порядок со всём. И никто не мог это опровергнуть. Хотя... один человек мог удивительно и совершенно незаметно посоветовать ему нечто такое, чтобы стало лучше. Этот человек мог дать ему достойный отпор в его манере. И он единственный мог ему помочь. Второй – каждый отсек шкафа заполнился ингредиентами. А он ненавидел, когда ему помогали. Это унижало и било по самолюбию. И он не мог принять, что её слова были не такими, какими были слова того же Дамблдора, Воодеморта и других, когда-то называющих себя его друзьями. Он понял, что никому в этой жизни нельзя доверять и открываться. Зачем все эти иногда красивые истории, чтобы потом получить красивый облом? Слишком велика цена счастливой жизни. Третий – факелы заняли свои места в скобах. Он хотел верить, что мир не прогнил окончательно, но каждый раз убеждался в обратном, как снежный ком копившемся внутри. Всё началось давно, ещё когда он был совсем маленьким. Тогда его дементором был собственный отец. И Северус зачеркнул это время, полное ужаса и безропотной надежды, когда его левое предплечье изуродовал чёрный череп. Но кто же знал, что боли станет только больше? А он верил... Четвёртый – пыль со всего помещения растворилась клубом дыма. И всё же он правильно сделал, что не дал посторонним сделать это за него. Все трудяги были такими спокойными, даже профессор Трелони не щебетала свои безумные байки, а покорно взмахивала палочкой в своей башне (там наконец-то стало можно вдыхать кислород, а не благовония, от которых першило в горле и шли слёзы). Такой атмосферы в Хогвартсе Северус не помнил. Полная гармония. Солнечно и безветренно, и поют птицы. Кто-то нежился в тёплых лучах, что-то сбился в небольшие компании и беседовали. И это не могло не радовать. Даже зельевара. Ему осталось только забрать те тонны писем и бумаг, чтобы занять чем-то МакГонагалл, ждущую его в сотнях миль отсюда. Когда Северус вернулся, то был уже вечер. И он бы добирался ещё очень много времени, если бы запрет на аппарацию всё ещё был действующим. Небо окрасилось в пастельные оттенки у горизонта и облака свободно плыли вдалеке. Он специально выбрал это место. Невероятно красивое и немноголюдное, так что в его голове Норфолк мог вполне уверенно соперничать в удобства и комфорту с подземельями. Поблизости было всего два дома, но жильцы одного из них на всё лето уехали (за те два месяца, что Северус жил в этом доме в свободное от Хогвартса время, он изучил соседей настолько, что, наверное, знал из лучше их самих), а второй, в котором жил тот самый сосед, мелькавший под окнами на второй день, как здесь поселилась Минерва, засыпал очень рано. Так что часов с семи-восьми весь берег моря был в его распоряжении. Его домик, белый с оранжевой крышей, с дороги казался старым и забытым, но лишь распахнутое окно на втором этаже свидетельствовало, что жизнь его не покинула. Он стоял отдалённо от всех, огороженный живой изгородью и деревьями, которых тут было в избытке. Идти вот так – не спеша и свободно, было опьяняюще хорошо. И Северус забыл, что хотел поскорее вернуться домой. Домой? Он усмехнулся, пнув камешек. Он только сейчас понял, что называет свой уголок домом. Никогда он не называл Паучий Тупик так, потому что понимал – его там не ждут. А та, кто ждал, давно уже умерла. Мама его любила, он любил её, а отца ненавидел. Он отравил его жизнь, оставил такие пятна, какие не вывести никаким зельем. Недалеко от дома распростёрлось поле, на котором росли все известные науке растения, что вызывало у Северуса волну негодования – нельзя же просто засеять одним видом! Кладязь и опасных растений, и редких цветков. Но он никогда не подходил к этому полю. Знал, что борщевик, растущий вдоль всего поля, очень опасен. В доме было подозрительно тихо, пахло репейником и корицей и внутри словно что-то сжалось. Тревога? Нет, скорее настороженность. Быстро поднявшись в комнату МакГонагалл, Северус опустил кучу папок с бумагами на стол, но женщины не обнаружил. Его внимание привлекло окно, из которого открывался вид на поле. В лучах заката оно как-то увеличилось и замерло, и лишь тонкая фигура двигалась по тротуару. Минерва, а это была без сомнений она, шла спокойно, собрала будет из васильков и ромашек. Этот букетик добавлял её вечному строгому образу некую лёгкость. Северус облокотился на оконную раму, высунув голову на улицу. Дул совсем незначительный ветерок от моря, которое сегодня было на удивление спокойным, раскрашенным в жёлтые и розовые цвета. Хорошое место и время, чтобы подумать. Северус улыбнулся, когда Минерва остановилась, чтобы погладить бродячего кота, так настырно лезущего ей под ноги, требуя ласки, а потом уткнулась носом в голубое цветение. Она распустила волосы. В полумраке она казалась ещё тоньше и ещё более хрупкой. Снейп словил себя на мысли, что пока он наблюдал за женщиной, то всё время улыбался. Он тряхнул головой и стало смешно от самого себя. Он думает о ней, какой ужас. Думает как... о женщине. Оценивает как женщину. Ну, деваться теперь некуда, надо доводить мысль до конца. Нет, это просто смешно. Минерва успешно сохранила красоту с молодости, умна, довольно интересна. До отвращения справедлива и пунктуальна, словно стала воплощением всех правил. А какая она? Есть ли ещё такие? Она... уникальная. И таких больше нет. Минерва всегда представлялась ему неприступной крепостью. Высокие моральные принципы, невероятная образованность, превосходная способность держать спину ровно в любой ситуации, закалённый характер – вот её портрет. Но сухое чувство юмора и рвение к идеалу в любом своём занятии делают её чопорной. Северус не знал, как на Минерву смотрят другие, потому что она не обладала пышными формами или кукольным личиком, её голос скорее звинел, чем мягко переливался. Он к ней не чувствовал ничего, кроме уважения. Его сердце дышало только из-за той, кого нет на свете уже восемнадцать лет. Лили. Его дорогая Лили... Если бы не тот случай... Это он виноват. Виноват в том, что разрушил их отношения, что дал повод считать себя плохим. Чёртов Поттер! Чёртов Блэк! Чёртовы Мародёры! Северус до хруста костей сжал пальцы. Дыхание потяжелело и лёгкие обожгло ненавистью. То, что он его спас, не значит ровным счётом ничего. Высокомерный, заносчивый, ленивый, похабный человек. Сколько можно... – Минерва! Жжение в груди сменилось холодом и сердце затерялось где-то на уровне живота. Северус со всех ног побежал к полю. И здесь промах. Лестничный пролёт, дверь, задний двор. Казалось, чтобы преодолеть это расстояние, ушли какие-то секунды. Его почти охватила паника. Надо было её предупредить, чтобы ни в коем случае не трогала этот борщевик, будь он проклят. Это же так опасно. МакГонагалл наклонилась на этим диковинным растением, цветки его были мелкими и похожими на зеленоватые зонтики, вздохнула и услышала громкий испуганный крик. Першить в горле начало не сразу, а когда её грубо развернули. Северуса она никогда не видела таким испуганным. Его глаза со столь ранними морщинками напряжённо горели. Её глаза заслезились и изображение начало плавать. – Обернитесь кошкой, обернитесь! Немедленно выполнила приказ и он уже бежал с полосатой кошкой на руках, прижав её к груди. Она не понимала, к чему такая спешка и почему Снейп так среагировал, но чувствовать себя жалкой (а сейчас, уткнувшись носом в его рубашку, она представляла это именно так) ей было досадно и глупо. – Станьте человеком, быстрее, – скомандовал Северус, усаживая кошку возле раковины. Пара секунд – и на столешнице сидела Минерва, уперевшись затылком в шкафчик. Прошла всегда какая минута, а он не сказал ничего. Она смотрела на мужчину и никак не могла взять в толк его реакцию. Сначала хватал за плечи, а теперь молча промывают её пальцы, грубо уже второй раз намыливая, хотя она едва только дотронулась до этого цветка. Он напомнил Минерве орла, высматривающего свою добычу, такой он был серьёзный. Северус глянул на её спокойное и непонимающее лицо и облегчённо выдохнул. Он переживает. О, одно из самых нелепых чувств... Зачем переживать, если это ничего не изменит? Излишний расход нервных клеток. Именно поэтому женщины стоят на несоизмеримо более низком уровне, чем мужчины. Хотя бы потому, что женщины всегда руководствуются так называемым нежными чувствами, эмоциями, а эмоции противоположны чистому и холодному рассудку. Не учитывая, естественно, что и среди особей мужского пола есть такие, у которых от мужского только название. Надо делать, а не сопереживать. Он помог ей слезть со стола и сказал у самого уха выпить пять стаканов воды. Минерва уставилась на него как на сумасшедшего. Зачем? И вновь его лицо стало обеспокоенным, словно происходило что-то страшное. Женщина открыла рот, чтобы спросить мучающий её вопрос, но Северус раздражённо рыкнул, всучил ей в руки стакан и поспешил наверх. – Но, Северус... – Закройте свой рот, МакГонагалл, ещё и вам я умереть не позволю. Её вдруг накрыло чувство страшной вины. Одна фраза, а столько смыслов... Она не решилась окликнуть его и даже проводить взглядом. Что значит "ещё и вам я умереть не позволю"? Эти слова будто влепили ей пощёчину. Скажи это другой человек, она бы точно не чувствовала себя такой ужасной. Эти несчастные пять стаканов она выпила и в висок ударила резкая боль. Она схватилась за край столешницы, чтобы не упасть и услышала своё имя. Совсем близко, но приглушённо. – Минерва! – громко сказал Северус, усаживая её на диван. – Говорите со мной! Сейчас важно было держать её в сознании, чтобы понять – она осознаёт происходящее. Но она лишь что-то мычала. Северус принёс два пузырька с зельями и разместил у ног женщины таз. Он не ответил, когда Минерва спросила, зачем он ему. Голова шла кругом, и комната вертелась как калейдоскоп. Мужчина заговорил через мучительно долгое время, пока разбавлял в стакане зелье и подходил к коллеге, глаза которой безуспешно пытались сфокусироваться самостоятельно. Он ответил быстро и небрежно, что просто необходимо промыть желудок. Минерва, даже учитывая своё состояние, попыталась встать: единственный способ это сделать она знала и этот вариант ей определённо не нравился. Вдруг её челюсть больно сдавило холодными пальцами и глаза пронзил раздражённый чёрный взгляд. Он заставил её открыть рот и надавил на корень языка ручкой чайной ложки, вызывая рвоту. Он видел по её лицу, что Минерва готова зарыдать от унижения, но он продолжал эту противную операцию четыре раза, пока не убедился, что женщине ничего не грозит. Она взмолилась, просила остановиться, но Северус поднял её лицо, теперь уже мягко, и с сожалением отметил, что она бледнее, чем обычно. – Анапнео. Он направил кончик волшебной палочки на неё, прошептал заклинание и из носа Минервы к кончику палочки поплыли сероватые полосы. Теперь её дыхательные пути были очищены от опасной пыльцы. – Не смейте у меня тут концы отдать, – тихо сказал Снейп, протягивая МакГонагалл стакан с зельем. Та слабо улыбнулась, опустошая стакан. – Будете скучать? – Чёрта с два, – хмыкнул он. Просто он знал, что будет. *** Вскипел чайник. За эти пять минут, что прошли в неестественной тишине, каждый думал о своём. Минерва полу лежала на диване, накрывшись пледом, Северус выносил на террасу чашки и сладости к чаю. Он не хотел, просто для МакГонагалл это был настоящий стресс и по её мнению позор, а оставлять её одну пить на закате чай было не по-джентельменски. Пару раз он глянул на неё – уже не такая белая, но сонная и в прострации. Её чувства ему были знакомы, он сам такое прошёл когда ему помыли с мылом рот... За это он Поттера с его шайкой вандалов не простит никогда, это точно. Он выдохнул, заливая в чашки кипяток, словно выпускал все негативные эмоции, мучающие его весь день. Сейчас он, пожалуй, назло всем, захотел посидеть у моря, под чашку чёрного с той, с кем не представлял себе жизнь. И ему впервые захотелось поделиться с посторонним человеком чем-то, к чему не подпускал никого. Нет, не затронуть какую-то конкретную тему, а просто поговорить. Наедине, без посторонних, без лишних слов. – Нет, нет, Северус, что вы. Вы же надорвётесь, – пролепетала Минерва, когда он нагнулся к ней, чтобы взять на руки. И лишь одно движение бровью заставило её потупить взгляд и улыбнуться в смущении, залившим её щёки красным оттенком. Он усадил её в кресло-качалку и подал чашку, сам сел с другой стороны, откидываясь на спинку. Вечер стал пахнуть морем, травой, репейником и корицей. Желание говорить улетучилось и они сидели в полной тишине. Молча летали чайки и выглядели маленькими серыми полосочками на фоне оранжевого заходящего солнца и такого же неба. Здесь их не доставал ветер, здесь, под навесом, царил покой, какого между двумя этими людьми не было никогда. Весь берег моря спал, окна в соседних домах не горели, а их хозяева уже видели третий сон. Подло нарушать этот зыбкий покой не хотелось и Северус, словно ожидая подтверждения своих мыслей, посмотрел на МакГонагалл. Она тут же отвернулась, когда словила на себе взгляд. Она рассматривала его, а теперь они поменялись ролями, и решила, что честно будет дать ему эту минутку. Минерва не могла поверить, что сидящий с ней рядом человек – Снейп. Ну не он это! Не может настоящий Северус так себя вести, не может в прямом смысле носить на руках и так безвозмездно делать что-то. Да, она обратила на это внимание. И она не без удивления и удовольствия поняла то, что с ним очень интересно проводить время. Сидеть на диванчике в его чудо-кабинете слушать его рассказы ей нравилось. А когда он уходил в Хогвартс, без него было даже пусто. А сейчас она, наверное, даже хотела, что он на неё смотрел. В её пальцах была зажата чашка и он ощутил странное желание коснуться её руки. Проверить, холодная она или тёплая. Сама она была спокойной, безмятежной, почти трогательной. Не было той профессора МакГонагалл, самой строгой из профессоров, была просто женщина, домашняя кошка. Ему стало стыдно от самого себя, что он позволяет смотреть на неё лицо и руки так открыто, с явным интересом, хотелось дотронуться. И убрать эту чёртову прядь, которая выбилась из косы... Или добавить ещё несколько собственной рукой? Вдруг она повернулась и, улыбаясь, произнесла: – Я хочу прогуляться, не составите мне компанию? Северус демонстративно вздохнул, обошёл столик, подал ей руку ладонью вверх (вот это манеры). Он и сам себя не узнавал в последнее время. Ничего не употреблял, достаточно спал, чтобы не видеть галлюцинаций, а тут такое. Наверное, побочный эффект от общения с Минервой. Это становится похожим на болезнь. – Составлю. Ещё раз вас спасать у меня нет никакого желания. Будь осторожна в своих желаниях, девочка. Она улыбнулась, вложила в его ладонь свою и встала. А вблизи он ещё выше. Он пах травами, зельями и чем-то сладким, этот запах уже не раздражал, а был почти приятен. Её руки были теплее его, такие мягкие, словно бархат, но Северус немного отошёл, чтобы не смущать её такой близость. Они спустились по лесенке на пляж и он не мог начать разговор никакими своими усилиями, какую бы тему не подбирал. Оказывается, он заранее готовил сценарий, по которому пойдёт эта часть вечера, но сейчас не выходило. МакГонагалл словно ожидала от него первого шага, как и полагается во всех историях, но он не мог открыть рот. Пусть молчание с ней его не напрягало, он не мог залезть ей в голову и прочитать мысли. Ему надо было знать, что она чувствует, но не мог. Ощущать себя таким кретином ему было обидно, если не сказать больно. Минерва разглядывала травянистый берег, заросший васильками и ромашками, набегающие на белый берег мелкие волны с чувством никак не угасающего восторга. Она шла рядом и улыбалась стеснению зельевара: видно, что хочет заговорить, но не может. А если не вяжется разговор – и не надо. Молчать с ним тоже было необычно хорошо. Они отошли от дома далековато, их следы на песке образовали четыре дорожки, небо стало фиолетовым. Это было похоже на эпизод из сказки: тихий вечер, нежный шум моря, мирное безмолвие. Мужчина и женщина. Нет, действительно как глава красивой истории. Не хватает лишь признания в любви. Добрели до небольшой поляны, где, словно большое фиолетовое покрывало, раскинулось целое море цветов. И Северус наконец заговорил. Это было всего лишь:"Эти безопасные. Ночные горлодёры. Да, странное название, но, соглашусь – красивые". Минерва нагнулась на одной кучкой и вдохнула. Они и пахли приятно, и сами были красивыми. Это были небольшие бутончики нежно-фиолетового цвета, переходящий к сердцевине в белый. Сами лепестки миндалевидной формы раскрыты и с самых кончиков начали покрываться росой. Даже природа здесь выглядит настолько феерично, что больше похожа на картину или сахарное угощение как, например, эти цветы. Выпрямившись, она почувствовала, как нечто холодное и гладкое касается её уха и только обернувшись Минерва увидела, что Северус аккуратно украсил её волосы одним бутоном. Но он отвернулся, пряча виноватый взгляд. Его одиночество её ранило, будто все его эмоции она переживала сама. Она не выдержала. – Я с удовольствием стану вашим другом, если вы позволите, Северус. Он замер. Первый раз с ним хотят общаться добровольно, если хотят. Нет, бред, не может такого быть. С таким, как он, никто сам не захочет проводить вечера, как заведено между друзьями. Он не мог представить, что это реальность, а не давящий на больное сон. Неужели она решилась на это – узнать его не корысти ради. Но Минерва сделала шаг вперёд, взяла за руки и, просяще заглянув в глаза, повторила. Эти вроде бы простые слова отдались эхом в его голове, полоснули кинжалом и Северус поверил. Оказывается, есть ещё на свете хорошие люди. Ответ ему подсказали малахитовые глаза. Он начал говорить, сам того не осознавая. Язык развязался и не умолкал ни на секунду, а она просто шла рядом и не проронила ни слова. Одинокий романтик с хрустальной душой. Именно таким она сейчас его видела. Даже в школьные годы хотелось этого колючего и нелюдимого ребёнка приласкать, пожалеть. Минерва с тяжёлым сердцем вынуждена была сказать сама себе, что до сих пор хочет это сделать, видя пережитки мучений в чёрных как два аконита глазах. Но знала, что он этого просто не допустит, считая, что это удар под дых. Но с ним было действительно интересно беседовать. И его приятно слушать. У неё в голове не укладывалось, как можно не оперировать таким голосом на уроках, он же прекрасен, Минерва из-за этого даже слушала вполуха. И женщина скрыла улыбку, незаметно поправляя волосы. Но он много шутил. Она никогда бы не подумала, что Снейп владеет юмором во всех его красках, и пусть он не смеялся, а просто в меру своих возможностей улыбался, это странно грело её душу. Она не выбивала из него исповедь, просто хотела разделить его тайны. Может, с этой прогулки у неё стало на одного друга больше. – Вы такой забавный, – сказала она, улыбаясь. – Однако, Минерва, в школе вы все меня дружно проклиналали. – Но мы же не в школе. Она была совершенно права.