Однажды ночью в Туссенте

      Весь следующий час они провели за шумной беседой, вперемешку с сальными анекдотами ведьмака и не менее похабными песенками от вампира.       Геральту особенно понравились старинные веленские куплеты о любви мельника и дочери кузнеца. В них говорилось о страстном романе, который так и не случился, потому что героиня на самом деле оказалась волколаком, и сожрала суженого в первую же совместную ночь. Запоминающийся мотив и смачные словечки так развеселили Геральта, что он заставил вампира трижды повторить исполнение.       Регис был не против. Он от души смеялся над реакцией Геральта: над тем как он скалился и зажмуривался в особо реалистичных местах описания кузнечной дочки и достоинства мельника (которое, по словам автора, было «аки бревно»), что он бы еще и в четвертый раз спел ему, стоило только попросить!       У вампира оказался неожиданно красивый и чистый голос. Он умело выдавал низкие бархатные ноты, которые завораживали и задевали за живое. Во время пения он любил прикрывать глаза и поднимать подбородок выше, словно слушатели его находились где-то на небесах.       Геральт оттаял от ранее нахлынувшего на него желания сбежать, и теперь находился в новом приятном состоянии. Он давно уже не наслаждался настолько захватывающим разговором, и испытывал чистую радость от легкого искреннего общения, без чинов и регалий, затаенных обид и будущей выгоды.       Он ласково смотрел на сухое лицо вампира: такое же благородное и надменное, как и всегда, но, теперь к привычной остроте его черт, неожиданно добавился легкий румянец от выпитого вина и близости к разведенному огню.       Единственным огорчением этой яркой ночи стало Сепременто, которое слишком рано закончилось: как ни старались друзья растянуть последние капли, оно исчезло также быстро, как и появилось.       — Геральт! Милый мой друг, Геральт! — Регис с надеждой посмотрел на ведьмака, после очередного услышанного анекдота. — А ты точно уверен, что Плотва не припрятала еще бутылочку чего-нибудь?       — Да я вот тоже все думаю: ну не может такого быть, что у меня с собой столько бесполезного хлама, и среди него нет ничего действительно нужного!       Он подошёл к сонной лошади и, засучив рукава, принялся копошиться в туго набитых сумках.       — Не то… не то… совсем не то! А это вообще что такое? Какие-то нитки, перья, — бурчал он в раздражении. — О! Кажется, нашел.       Раздался короткий, но такой долгожданный звон стекла. Атмосфера в мельнице сразу же стала праздничнее и веселее.       — Нашел! Махакамский! — довольный ведьмак вернулся, держа за длинное горлышко небольшой пузатый бутыль, отливающий золотом. — Брал для эликсиров, но тут дело поважнее.       — Я бы даже сказал, что это дело государственной важности! — расплылся в улыбке Регис.       Спирт имел резкий, как удар в нос, запах и обжигал внутренности. Послевкусие оказалось земляным и пряным, а от крепости перехватывало дыхание и саднило в горле, но, в тот момент им казалось, что это не что иное, как «Божественное провидение».       — Какой урок мы можем усвоить после всего этого, друг мой? — спросил вампир, скривившись от очередного глотка из бутылки.       — Что мне на всякий случай нужно возить с собой побольше вина, или хотя бы ржаную водку.       Они сидели рядом на узкой полоске соломенного настила и переговаривались вполголоса. Усталость от бесконечно длинного дня размеренно растекалась по их телам и кружилась в охмелевших головах. Их лица были повернуты к спокойному огоньку в костре, который переливался и танцевал на черно-раскаленных углях.       Регис слушал захватывающие рассказы ведьмака о недавних приключениях в Новиграде, о заговоре Дийкстры и офирских мастерах, и удивлялся количеству крови и горя, с которым Геральту пришлось столкнуться на пути в Туссент. Он смотрел в костер и представлял себе огненные всполохи пожирающие тела несчастных чародеек и слышал ликующие крики жрецов Вечного Огня, вдыхал ночной воздух, как морскую свежесть бухты Каэр Трольде. Глоток за глотком золотистый махакамский настой погружал его все глубже в невыносимое желание продлить эту ночь хотя бы еще на пару часов.       Но, близился новый день — в широком выходе на улицу кромешная темнота сменилась на бледно-синий предрассветный сумрак. Дождь давно закончился, и шелест капель уступил лес бодрому пению ранних птиц.       — Знаешь, Геральт… — Внезапно серьезно начал Регис. — У меня такое чувство, что закончится этот день, и вместе с ним исчезнет что-то очень важное. Сотрется, как чье-то имя, выцарапанное в бреду на березовом стволе. Я… хотел бы быть смелым и отважным как ты! Продираться через болота и штурмовать корабли Дикой Охоты, разить драконов и спасать всех, кто мне дорог. Мне кажется, если бы я имел хоть толику твоей отваги, тогда мне было бы по плечу любое сражение, любой подвиг… Любой вопрос… — Он замолчал, поймав взгляд ведьмака.       Геральт не нашёлся что сказать, но он слушал внимательно насколько мог, вцепившись руками в бутылку: пожалуй, даже слишком. «Так я ее и разбить могу… Голова кругом. Соберись», думал он и поставил напиток на земляной пол рядом с собой.       Регис продолжал:       — Спрошу прямо. Тогда в Эббинге, у Стигга в замке. Когда меня не стало. Ты жалел обо мне?       — Жалел ли я?       — Да. Был ли ты опечален тем, что я остался там, растерзанный чарами Вильгефорца? Не спорю, — он грустно улыбнулся. — Вопрос, наверное, странный и глупый. Но мне важно услышать твой ответ.       — Я…       — Нет! Прости. Лучше не отвечай. — По его лицу пробежала тень, он опустил глаза на свои руки. — Я бы не хотел сейчас ставить тебя в неловкое положение. Старый идиот. Устроил какие-то капризы…       — Я был тогда в отчаянии, Регис.       Вампир коротко вздохнул и замер:       — Правда? Не говори это просто так, чтобы сделать мне одолжение.       — Да, в отчаянии, говорю тебе! Если бы я умел плакать, мне бы тогда было легче. — он развернулся к Регису. Воспоминания вернулись к нему всей болью тех дней.       — После битвы мы ушли оттуда, в ужасе: Йен… и Цири, которая только благодаря тебе все еще жива. А я, никто не видел этого, но, клянусь, — он прижал руку к груди, — я чувствовал пустоту и боль вот здесь. Я потерял тебя, моего бесценного друга, и навсегда лишился возможности говорить с тобой, чувствовать твою поддержку, принимать твою искреннюю помощь. Ты правда думаешь, что я не жалел об этом? Я, словно, сам умер там, разбился, как витражи замка, которые разлетелись от твоего предсмертного крика. — Он заглянул в глаза вампира и тепло улыбнулся. — Но, я все эти годы продолжал верить в то, что увижу тебя снова. Ты знаешь, я благодарен Детлаффу за то, что ты здесь со мной, живой. Я слушаю твои песни и, — он взял руку Региса. — Я благодарен ему за это.       Регис смотрел на то как переплетаются их пальцы, как Геральт прижимает его запястье к своим губам, как глубоко дышит и не смеет поднять глаза. Вампир чувствовал подступающие к горлу слезы и улыбался, когда свободной рукой гладил седые волосы ведьмака, трогал его скулы и сухую кожу вдоль глубоко шрама.       Геральт чувствовал нежность прохладных невесомых прикосновений к своему лицу. Он прикрыл глаза, наслаждаясь волнами смущения и нетерпения от того, что может случиться дальше. Он хотел почувствовать губы Региса, получить долгожданный поцелуй и позволить вампиру делать все, что ему вздумается. Утро наступало слишком быстро.