The Ballad of the Metal Lord

O, I am death, and none can tell If I open the door to heaven or hell No wealth, no land, no silver no gold Nothing satisfies me but your soul. O Death, I come to take the soul Leave the body and leave it cold

Карл недолюбливал ликанов. «Слабо сказано. Да я терпеть не могу этих ублюдков!» Тем не менее, Гейзенберг был вторым по старшинству после Миранды, кому подчинялись твари. Не сказать, что Карл был в восторге от этого, однако это не помешало ему пристроить наиболее сообразительных ликанов работать на производстве. Чудовища, несмотря на свою исключительную тупость, вполне годились для опасной и физически тяжелой работы. Не то, чтобы Карл берег от этого простых людей, но Лорд старался не допускать лишних смертей на своей фабрике. Разумеется, причина этого крылась не в жалости. Лорд руководствовался лишь разумными доводами: если он будет переводить жителей деревни, как это делает, например, Димитреску, в итоге цеха будут простаивать, так как работать будет некому. Матерь Миранда обращалась с ликанами весьма сурово. В этом Карл с ней был абсолютно солидарен. Монстров нужно держать в узде, иначе они распоясаются и начнут творить беспредел. Спасает только жесткая дисциплина, которую помогали поддерживать старосты Урьяш-старший и Урьяш-младший. Они чутко следили за порядком в рядах оборотней. В преданности братьев можно было не сомневаться — Каду сделал из них послушных рабов, исполняющих любой приказ Лордов. Если конечно он не будет противоречить воле Миранды. Правил для ликанов было немного: не жрать жителей деревни без приказа; не выходить за пределы очерченных Мирандой границ; всех гостей из внешнего мира нужно сопроводить к Миранде. — Такие простые и понятные правила. А вы, кретины кровожадные, все равно умудряетесь их нарушать. Карл поднял тяжелый взгляд на трех провинившихся ликанов. Самое забавное заключалось в том, что их сдали свои же соплеменники: они притащили Гейзенбергу останки и вещи лыжников, которым не повезло нарваться на голодных хищников в горах. А затем указали и на виновников гибели туристов. — Скольких вы сожрали? — произнес Гейзенберг. — Почему вы это сделали спрашивать не буду, и так все ясно. Один из ликанов показал три пальца. — Троих, значит, — пробормотал Карл. — Еды не хватать… Мы хотеть есть, — виновато потупив взгляд произнес, по-видимому, самый умный оборотень из компашки. Произношение слов давалось ему с большим трудом. Говорящие ликаны были редкостью — большая часть из них давно уже забыла, что такое человеческая речь. Впрочем, некоторым субъектам удавалось объясняться жестами или отрывистыми простыми фразами. Найти же ликана, который бы мог свободно общаться, как обычный человек, и вовсе не представлялось возможным. Ликаны служили для Гейзенберга отличным напоминанием о том, что Каду может сотворить с человеком. Это побуждало Карла серьезнее относиться с своим исследованиям и жестко контролировать себя. Он не хотел бы превратиться в одно из этих безмозглых чудовищ, которые не в состоянии составить даже простейшее предложение. — Придурки, — рыкнул Карл, — в лесу полно дичи! А река просто кишит рыбой! Но нет, вам, гурманам ебаным, захотелось откушать человечинки. Ликаны начали пятиться к двери. Гейзенберг, заметив это, резко вскинул руку, заставляя металл двигаться. Цепи, сложенные в углу, ожили и, извиваясь, словно змеи, окружили ликанов. Один из монстров попытался совершить отчаянную попытку побега, но Карл среагировал быстрее. Он сжал кулак, и цепь сначала огрела ликана по хребтине, а затем опутала его лодыжку и бесцеремонно швырнула к остальным двум чудовищам, жалобно поскуливавшим от ужаса. — Не рыпайся, — с нажимом произнес Гейзенберг, откидываясь на спинку стула, — а теперь я жду подробностей. Он с сомнением оглядел чудовищ. — Насколько это, конечно, возможно, — буркнул Карл с сомнением. Единственный говорящий ликан начал сбивчивый рассказ. — Как скажешь, босс… Мы уйти далеко, искать мясо. Встретить чужаки, наблюдать за них. Много снег упасть, разделить чужаков, босс. — Лавина, значит, — задумчиво произнес Лорд. — Продолжай. — Двоих мы поймать… Драться, больно бить палка, чуть не убежать. Но мы догнать… Мы быстрый и сильный! — Потрясающе, значит, двоих вы сожрали сразу. Что было дальше? — Когда съесть двух быстрых, вернулись к тем, что под снегом. Откопали тело, уже мертвец был. Решили спрятать в пещере, а потом вернуться. — Хм. А четвертый? — Мы забыть о нем. Думали, потеряться под снег. Но тощий чужак сам потом прийти в пещера к нам. Быстро бегать, — пояснил говорящий ликан. — Мы не догнать. Упасть в яма. Оставить его там лежать. — Значит, он мог остаться в живых, — Карл поскреб подбородок в задумчивости. «Ненадолго. Если даже он выжил после падения, то, скорее всего, уже закоченел». — Все трое пойдете со мной к Миранде и расскажете обо всем уже ей. Усекли? Услышав имя Матери, ликаны приуныли. Это не укрылось от Гейзенберга. — Что, уроды, страшно? Правильно боитесь. Миранда не любит, когда ее законы кто-то нарушает. Цепи сомкнулись вокруг поскуливавших ликанов, тем самым обездвижив их. Карл неторопливо поднялся с места и взял в одну руку молот, а в другую конец привязи. — И чтоб без глупостей, — грозно произнес Лорд. — Кто-нибудь один дернется — кончу всех троих. *** Карл швырнул связку из троих ликанов прямо на пол Подземной Церкви. К их чести, оборотни совершенно не сопротивлялись. Они уже смирились со своей судьбой. Лишь при столкновении с полом тот оборотень, на которого пришелся основной вес, жалобно тявкнул. Но тут же умолк, опасаясь гнева Лорда. — Миранда! — крикнул Гейзенберг. Зычный голос эхом отразился от стен и сводов сооружения. Ответа не последовало. — Эй! Я вообще-то по делу пришел! Важному! Ответом все также служила тишина. Карл со злостью сплюнул себе под ноги и перехватил молот поудобнее. «Ну и где ее черти носят?» Тут на плечо мужчины легла чья-то рука. Гейзенберг с трудом удержался от того, чтобы подпрыгнуть от неожиданности. Но пересилил себя и медленно развернулся. «Как. Я. Ненавижу. Когда. Она. Так. Делает» Как и ожидал Карл, Миранда стояла за его спиной. Она любила эффектно появляться, ровно в те моменты, когда этого не ожидаешь. Сложно сказать, делала Матерь это специально или же это получалось само собой. «Конечно же специально, твою мать. Эта сучара не упустит случая подъебать даже в таких вот мелочах». — Надеюсь, ты вызвал меня по действительно важному делу, — несмотря на то, что на губах Миранды играла легкая полуулыбка, тон был ледяным. — Да. У этих братцев-кроликов есть, что рассказать, — с этими словами Гейзенберг притянул ликанов к себе. Матерь приблизилась к сжавшимся от ужаса монстрам, которые теперь уже даже не скулили. Чуть склонила голову набок, пристально изучая всех троих. — Они нарушили запрет. Охотились вне дозволенной территории и убили чужаков, — с этими словами Карл встряхнул ликанов, приводя их в чувство. — Так накажи их сам, и дело с концом, — Матерь нахмурилась. — Зачем звать меня? — Один из чужаков все еще там. По их словам, навернулся в пещере, когда удирал от преследования. Миранда на секунду замерла. Карл заметил, как в ее глазах мелькнуло удивление. — Так значит мне не показалось… — О чем это ты? — недоуменно произнес Карл Миранда не ответила: она протянула руку, чтобы коснуться головы одного из ликанов. — Мне нужно увидеть его глазами, — произнесла она тихо, разместив свою ладонь на основании черепа оборотня. Глаза ликана закатились, из горла вырвался хрип. Карла слегка передернуло, он по себе знал насколько это неприятная процедура. Миранда осуществляла грубое вторжение в сознание, считывая воспоминания. Правда, имелся нюанс: этому воздействию можно было сопротивляться при наличии достаточно высокого интеллекта. Но ликаны не отличались разумностью, а потому Матерь без труда читала их, словно раскрытые книги. — Так что там? Что ты видела?— нетерпеливо спросил Карл. Миранда убрала руку от головы ликана и перевела взгляд на Гейзенберга. — Все совпадает, — отстраненно произнесла она. — Это… невозможно. — Я нихрена не понимаю, — недовольно прошипел Гейзенберг. — Хватит говорить загадками. Миранда адресовала Карлу холодный взгляд, который заставил Лорда запнуться и умолкнуть. Несмотря на то, что Матерь готова была прощать ему многое, в том числе и фамильярное отношение, некоторые черты лучше не пытаться переступать. — Сегодня утром, — Миранда говорила отстраненно, как будто Гейзенберга и ликанов не было с ней рядом, — я что-то почувствовала в сети мегамицелия… Что-то инородное. Она резко тряхнула головой, словно пытаясь сбросить наваждение. Карл благоразумно молчал, терпеливо ожидая продолжения откровения. — Как будто кто-то звал на помощь... Я подумала, что мне померещилось, — Миранда повернулась к Карлу и взглянула ему прямо в глаза. — А потом я почувствовала его. Гейзенберг непонимающе наблюдал за эмоциями Миранды. Неужели ее так сильно тронули страдания обычного человека? Быть того не может. Учитывая, сколько народа погибло по ее вине, со сколькими она расправилась лично, было бы глупо предположить, что ей стало жаль какого-то там чужака. Пусть и не совсем обычного. — Я вдруг ощутила все то, что ощущал он. Страх, холод, боль, одиночество. Это было так похоже на… Она вдруг осеклась, поняв, что сказала лишнего. Миранда глубоко вдохнула, снова пытаясь взять себя под контроль. — Похоже на что? — осторожно спросил Карл. — Не важно, — быстро ответила Миранда. — Чужак еще жив. Он угодил в провал, прямо к отросткам мегамицелия. — Получается, тот человек инфицирован теперь, — произнес Карл. — И раз ты можешь его ощущать… — … мегамицелий не поглотил его, а вступил с ним в симбиоз. Гейзенберг замер, переваривая полученную информацию. Судя по настрою Миранды, дело принимало серьезный оборот. Не каждый день можно встретить человека, чей организм адаптируется к воздействию паразитической грибковой формы жизни. — И что теперь? — Карл решился прервать молчание первым. — Это теперь моя забота, — Матерь, не мигая, смотрела куда-то сквозь Гейзенберга. — Не твоя. — Пусть будет так. А что с этими? — Гейзенберг кивнул в сторону притихших оборотней. — А, — Матерь раздраженно махнула рукой. — Сам решай. — Чудно, — с этими словами Гейзенберг щелкнул пальцами. Цепь сжала ликанов с чудовищной силой, ломая кости и выдавливая внутренности. Чудовища в панике хрипели и дергались, пытаясь высвободиться. Но через несколько секунд все трое испустили дух. По каменному полу начала расползаться красноватая масса, состоящая из крови, остатков внутренностей и прочих биологических жидкостей. Матерь поморщилась от неприятного зрелища. — Мог бы сделать это в другом месте, — проворчала она, исчезая в проходе. — Убери тут все. — Как скажешь, Матерь, — Карл насмешливо козырнул вслед уходящей Миранде. *** После приватного разговора с Мирандой у Карла остался крайне неприятный осадок. Впрочем, как и всегда: Гейзенберг никогда не питал к ней теплых чувств. По большей части на это повлияло его общение с Катчинским, который открыл глаза тогда еще молодому Лорду на истинную ее сущность. Все поступки Матери лишь подтверждали слова Тадеуша. Ей было плевать на своих «детей», она создала их и держала в этой деревне из своих корыстных побуждений. «Семья. Как же». Карл горько усмехнулся своим мыслям. Он прекрасно видел, чего стоила эта «семья». Все готовы были перегрызть друг дружку ради расположения Миранды. Но только не Гейзенберг: он хотел лишь одного — свободы. Загвоздка была в том, что для получения желаемого требовалось убить Миранду. «Хорошо, ты уничтожишь ее, получишь свободу. Куда ты пойдешь, Карл? Все твои родные и друзья давно мертвы. У тебя не осталось никого во внешнем мире. Кому ты там нужен? Ты всего лишь чудовище, химера, созданная по злому умыслу. Тебе здесь самое место, среди таких же уродов». — Заткнись, — тихо произнес Гейзенберг, обращаясь в пустоту. Мерзкий внутренний голос был прав, хоть Карлу и не хотелось этого признавать. Он действительно принадлежит этому месту, как бы не протестовало все его естество. Рука привычно потянулась к ящику стола, где лежала фляжка с горячительным. И тут взгляд Карла упал на вещи, которые притащили ликаны. Все, что осталось от тех несчастных, которым не повезло быть столкнуться с ликанами в горах. — Ну-ка посмотрим, что тут у нас… — Карл решил получше изучить находки, чтобы наконец разгрузить голову. Гейзенберг начал увлеченно рыться в рюкзаке. Этот единственный из всех не был испачкан кровью и выглядел относительно целым, за исключением грубо оторванных лямок. Остальные сумки представляли собой окровавленные ошметки, а потому интереса не представляли. «Термос, галеты, сменное белье, спички, сухой спирт, какое-то устройство, документы…» Карл выудил из сумки наиболее интересное — плеер и маленькую книжечку. — Давай-ка посмотрим документы, — пробормотал Гейзенберг. — Ну и как тебя звали, бедолага? Гейзенберг раскрыл паспорт. Со страницы с фото на него глядела молодая женщина с темными волосами и серыми глазами. У нее было достаточно миловидное лицо с выдающимися скулами. Даже нос с небольшой горбинкой не портил его, а лишь придавал внешности своеобразную «перчинку». «Аэлита Ражнатович, значит. Через неделю тебе бы исполнилось 28 лет. Так, а это что?» Внутрь обложки паспорта была вложена фотография. На ней была запечатлена та самая девушка, только на вид ей было лет 14. Рядом с ней стоял улыбающийся мужчина. Карл присмотрелся и заметил, что у него были такие же светлые глаза и такой же характерный нос с горбинкой. «Родственник? Отец или, может, дядя». Карл ощутил странное чувство. Не сострадание, нет. Ведь он даже не знал эту девушку лично. Это было похоже на тоску. Нечто похожее он чувствовал, когда вернулся на опустевшую фабрику. «Ты могла бы жить полноценной жизнью. Наслаждаться спокойным существованием. Но у тебя забрали такую возможность. Как и у меня». — Помянем, — произнес Карл и мрачно усмехнулся Гейзенберг аккуратно закрыл книжицу и убрал ее к остальным вещам. Затем Лорд достал фляжку и отхлебнул обжигающее пойло. По телу тут же распространилось успокаивающее тепло. Мужчина взял со стола плеер и с интересом осмотрел его. Подобные устройства не были для него в диковинку, Лорд уже сталкивался с современной техникой и даже разбирал некоторые экземпляры. Полезного, однако, в них он ничего не обнаружил, поэтому быстро потерял к ним интерес. Карл нажал на кнопку включения и обнаружил, что устройство еще функционирует. «Девчонке он все равно уже ни к чему». Карл надел наушники-вкладыши. В ушах заиграла незнакомая мелодия. А затем голос затянул песню на английском языке. All our times have come Here but now they're gone Seasons don't fear the reaper Nor do the wind, the sun or the rain We can be like they are Come on, baby, don't fear the reaper Baby, take my hand, don't fear the reaper We'll be able to fly, don't fear the reaper Baby, I'm your man* Карл сам не заметил, как начал покачивать головой в такт. Несмотря на то, что в целом он относился к музыке нейтрально, песня ему понравилась. «Неплохо». Карл отложил плеер и сделал еще один глоток из фляжки. Его продолжали одолевать не самые приятные мысли. С одной стороны, ему не нравилось то, что он еще способен испытывать такие эмоции, как тоска, печаль и сострадание. С его родом деятельности подобное было лишним. Как он может править фабрикой жесткой рукой, при этом давая волю сердцу? Но это также было свидетельством того, что Гейзенберг все еще не деградировал в бездушного монстра, как это случилось с Альсиной, Сальваторе и Донной. Впрочем, даже такие чудовища, как они, имеют чувства. Доказательством было то, как Димитреску искренне полюбила своих названных «дочерей». Это была странная, неправильная, извращенная любовь, но тем не менее. Кровожадная аристократка смотрела на них с почти что материнской нежностью, не замечая уродств своих творений. А как же Моро со своим искренним и слепым обожанием по отношению к Миранде? По злой иронии, Матерь считала Сальваторе ничтожеством, в то время как он готов был умереть ради нее. Ну а Донна настолько тосковала по своим родным, что оживила любимую куклу — единственное напоминание о погибших родителях и сестре. «А что ты про себя можешь сказать? Ты — бесчувственная скотина, которая интересуется только железками. Вывод? Ты даже хуже, чем эти трое». Вредный голосок снова прорезался откуда-то из глубины. Карл прекрасно знал, чем его заглушить: Гейзенберг одним глотком осушил фляжку и вытер губы замасленным рукавом. — Пить без закуски — верный шаг к алкоголизму, — произнес Лорд, снова запуская руку в рюкзак. Он достал галеты, раскрыл пачку и засунул в рот сразу несколько штук. Галеты были пресными и твердыми, словно камень, но в данный момент это было лучше, чем ничего. Назойливый голосок внутри заглох. Разумеется, он вернется, рано или поздно. Но у Карла было проверенное решение на этот случай. «Пока у меня есть пойло и работа, я смогу тебя заткнуть». Гейзенберг поднялся со стула и направился в мастерскую, слегка пошатываясь. У него еще оставались на сегодня дела, которые необходимо было завершить. *** Когда Миранда добралась до перевала, на небе уже начали сгущаться сумерки. Это не слишком пугало Матерь, но, тем не менее, нужно было торопиться. Ей не терпелось разыскать выжившего. «Или выжившую?» Миранда ощущала волнение. Если предположение подтвердится, то у нее появится шанс снова увидеть дочь. «Я смогу снова обнять мою Еву… Поговорить с ней, ощутить ее тепло...» Вновь обретенная надежда подстегивала Миранду. Все ее прошлые эксперименты провалились. Наиболее удачные варианты сейчас сидели во главе четырех правящих домов. Но все это было не то. Как ни пыталась Матерь сделать из своих творений семью, ее не отпускало чувство, что все это противоестественно. Это было похоже на извращенную игру в дочки-матери с уродливыми куклами. Пожалуй, из всех Лордов это понимал лишь Гейзенберг. «Слишком умный и циничный для этого спектакля». Матерь усмехнулась про себя. Именно поэтому он был «любимым сыном», ему многое прощалось, к недовольству остальных Лордов. Однако всему был предел. Пока еще Карл его не пересек, но иногда он ходил по лезвию ножа, даже и не догадываясь об этом. «Это здесь». Миранда вошла в нужную пещеру. Внутри было темно, хоть глаз выколи. Женщина зажгла керосиновую лампу, которую предусмотрительно взяла с собой. Пройдя вглубь пару десятков метров, Матерь поморщилась от ударившего в нос резкого запаха разложения. Он исходил от истерзанного ликанами тела девушки. Матерь равнодушно прошла мимо и, прислушиваясь, двинулась в один из проходов. Вскоре она заметила черный зев провала. Она нашла то, что искала. Миранда не колеблясь спустилась вниз при помощи крыльев. Свет от керосиновой лампы выхватил из темноты стены, испещренные черными побегами. Матерь не сдержала улыбки: мегамицелий продолжал разрастаться. Достигнув дна, Матерь осмотрелась. Она не сразу заметила тело, свернувшееся калачиком у стены. Миранда поставила лампу на пол пещеры и кинулась к чужаку. — Я нашла тебя… — прошептала она. Это была молодая темноволосая женщина. Глаза ее были закрыты, она как будто просто уснула. Лишь синие губы выдавали то, что она уже давно погибла от обморожения. Миранда наклонилась к несчастной. «Неужели я опоздала?» Матерь протянула руку и прикоснулась к щеке девушки. Она была твердой и холодной, словно кусок льдинки. Миранда заметила сеточку черных прожилок, которыми было испещрено лицо незнакомки. «Это следы заражения». Матерь, повинуясь своему чутью, перенесла руку к груди девушки, чтобы проверить появившуюся догадку. Миранда чуть прикрыла веки и прислушалась. Секунды тянулись мучительно долго. Тук. Это стучало ее сердце. Звук был еле-слышным, очень слабым. Тем не менее, мегамицелий смог сохранить организм от гибели. Тук. Тук. Матерь распахнула глаза. Значит, она не ошиблась. Девушка жива, просто находится в состоянии, отдаленно напоминающем анабиоз. Миранда аккуратно обняла тело и начала поднимать его. Женщина услышала треск — это рвались нити грибницы, которая уже успела опутать тело. Миранда сделала несколько мощных взмахов крыльями и рванула вверх, крепко придерживая бездыханную девушку. «Я знаю, что делать. Ты еще даже не представляешь, какую ты принесешь пользу, дитя мое».