Упокоенный

Луис проснулся от собственного крика. Он сидел на кухне. Видимо, в ожидании он все же смог погрузиться в крепкий сон. Его тело содрогалось от озноба и невероятной усталости. Скоро должна была прийти она… Луис, пошатываясь, встал с места. Его желудок скрутило, и он согнулся от невероятно сильной судороги. Стошнив на пол прямо себе в ноги, он утер рот краем рукава кофты и подошёл к раковине. Всё, чего он сейчас желал, это освежиться прохладной водой. Он снял резиновые перчатки. Его изуродованные руки напомнили ему о кошмаре, которому теперь не было завершения. Он проклял свою семью. Он своими руками уничтожил все то, что было так дорого его сердцу. «Чёртов Джад, чёртов ты — ублюдок!» В своей голове он вновь и вновь стал перекручивать отрывки из сна. Всё оказалось всего лишь сном! Луис скривился от накативших слез. Его взяла истерика. Слезы стекали по его бледному лицу, а истерический смех то и дело срывался у него изо рта. Луис Крид стал задыхаться от своей беспомощности, от накатившего на его разум осознания. — Всё это сон! Сон! — кричал он. — Гнида, ублюдок, чёртова сука! — он вцепился руками себе в волосы и стал трепать себя в разные стороны, вырывая клочки волос. Он продолжал кричать до тех пор, пока не сорвал голос. Обмякнув, Луис сполз по стене на пол, обняв руками колени. Его голова была безжизненно опущена вниз, а лицо не выражало никаких эмоций. До такой степени он был бледен, что первая мысль была о том: «А не мертв ли этот молодой человек? Да он и вправду уже закоченел, вы только посмотрите на этого скрутившегося в утробе малыша, его сердце перестало биться минимум три часа назад!». Но Луис был жив, и только Богу было известно, насколько этот факт имел положительную оценку. Без малейшего движения он просидел ещё несколько часов, пока чужая холодная рука не опустилась ему на плечо. — Дорогой, — злобно прошептала Речел, — я заждалась, милый. Луис поднял безжизненный взгляд и увидел перед собой перекосившуюся женщину, которая несколько часов назад считалась его женой. Живой женой. Её трупного цвета лицо было искажено злостью, глаза не выражали никаких эмоций и имели мутный оттенок. — Речел… — шепнул он себе под нос. Его стеклянный взгляд съехал с её лица в какую-то неизвестную точку, в пустоту его мыслей. — Я заждалась, милый. Заждалась, слышишь? — скрипя, проговорила Речел. — Ты был совсем плохим мальчиком, совсем. Ты убил нашего сына! — Нет! — сорвался Луис, — Заткнись, стерва! — О, Луис, наш малыш умер по твоей вине! А Элли, наша крошка Элли, совсем измучилась, ведь её отец убил её мамочку! — взревела она и со всей силы замахнулась кулаком прямо в область виска Луиса. Боль была пронзительная, адская, ноющая. Луис взвыл, словно загнанный в угол зверь и рухнул на пол. В глазах его потемнело, а сердце бешено забилось, словно намереваясь разорвать грудь Луиса. Речел, а точнее то, что от неё осталось, продолжала избивать скрутившегося в клубок Луиса носами своих миниатюрных туфель. Она вновь и вновь заносила бы ногу, до хруста костей, до момента, пока бешеное сердце Луиса в конечном итоге не остановилось. Но из последних сил Крид пнул Речел в голень и со смачным хрустом выбил коленный сустав из чашечки. Луис был готов поклясться, что от её пронзительного крика задрожали стекла. Воспользовавшись моментом, Луис попытался встать, схватившись за край стены. Его ноги дрожали, а руки, изодранные в кровь, саднили, но несмотря на ужасающую боль во всем теле Крид продолжал бороться, хотя он и не понимал за что именно. Под неумолкающие крики жены Лиус встал, упираясь спиной в стену. Их взгляды пересеклись. Глаза Речел не выражали никаких признаков жизни, они лишь горели от ненависти и от злобы налились кровью. — Я…. — прошипела Речел, — я изрежу тебя на кусочки, ублюдок!.. — хромая, она медленно направилась к Луису, — И… скормлю твоё прогнившее мясо дворовым псам! Из-за хрупкой спины показалась деревянная рукоять кухонного ножа. В одно мгновение блеснуло лезвие, со свистом разрезая воздух. Луис шумно выдохнул и съехал вниз, позволяя металлу мягко войти в стену, а не в свою шею. Ослабевшие ноги совсем перестали держать его крупную тушу. Он надеялся лишь на то, чтобы нож мёртвой хваткой застрял в стене, но этого не произошло. Лишь какие-то секунды дали Луису возможность отползти в другую часть комнаты, прямиком за обеденный стол. С неистовым рычанием Речел выдернула оружие из стены. Её грудь вздымалась от глубокого шипения, а боль в изуродованном теле словно и вовсе не имела для неё никакого значения, словно болеть было нечему. Она развернулась лицом к забившемуся в угол мужу. Её губы исказились в злорадной усмешке, глаза засверкали от предстоящей мести. Еле заметно она приоткрыла рот, из которого последовали скрипящие звуки. — Неужели ты совсем не рад мне, дорогой? Я ведь твоя жена, черт возьми. Я ведь та, которую ты закопал своими же собственными руками. Так неужели ты совсем не счастлив видеть плод своего творения? — Ты больше не моя жена, — слова Луису давались с трудом. — Речел мертва, она… Мертва! А ты лишь болотная тварь с зелёными глазами… Ты победил, ты действительно смог добиться своего, будь ты проклят! Проклят! — Луис вновь взревел от внутренней раздирающей тоски. Тёплые дорожки слез покатились по его бледным щекам, вынуждая глаза с трудом фокусироваться на стоящей впереди фигуре. Он чувствовал невероятную боль в зоне груди. Казалось, она вот-вот сожмет его сердце так сильно, что оно вовсе перестанет биться. У Луиса не осталось сил, не осталось смысла, совсем… Он действительно все потерял. Тёмная фигура приближалась, каждый ее шаг сопровождался противным шаркающим звуком волочащейся ноги. Она останавливались лишь на секунду, только чтобы сделать новое движение к своей цели. А потом она замерла у ног Луиса, опустилась на колени и улыбнулась невероятно уродливой, глубокой улыбкой, демонстрируя оскал белых зубов. Её пустые глаза горели желто-оранжевыми огоньками ненависти, безумства, леденящего душу ужаса. Она улыбалась настолько широко, что складывалось впечатление, что перед Луисом не человеческая плоть, а всего лишь деревянная марионетка, с глубоким вырезом вместо рта. Фигура приоткрыла рот, и Луис мог поклясться всеми богами, что из маленькой щелки высунулся змеиный язык. — Луис-с-с-с… — прошептало оно, — ты можешь услышать звуки, похожие на голоса, но это кричат гагары к югу от Тропы. Луис-с, эти голоса влекут. Слушай эти голос-с-са, иди на их зов… Челюсть Речел хрустнула и упала на паркет, забрызгивая пол алой кровью. Глаза женщины закатились, тело обмякло и рухнуло на пол, оставаясь неподвижным. Луис остолбенел. Его жалобный вой сменился на истерический смех. Его тело покрылось гусиной кожей, руки дрожали, а пальцы, цвета белоснежного полотна, напоминали пальцы обмороженного. Он видел как лицо его жены медленно выворачивалось наизнанку, словно лишняя кожа огромного змея, как её кости и мясо с ужасным хрустом ломаются и сворачиваются в огромное кровавое месиво, и словно изрыгают из себя нечто крупное. Он не сводил глаз с широко открытого рта, больше напоминающего черную дыру, нежели ротовое отверстие. Откуда-то из глубины этой горловины слышалось копошение. Желудок Луиса сжало с неистовой силой, и он, свернувшись калачиком попытался подавить боль и отвращение. Выплюнув желудочный сок, он схватился за стул и, вложив все остатки последних сил, сделал первый удар прямиком в брюшную полость, откуда доносились утробные звуки. После этого удара последовал ещё один и ещё, ещё. Стул, перепачканный кровью, стал поскрипывать в крепкой хватке Луиса, а во время какого-то из последних ударов — разваливаться. Мышцы Крида забились от резких замахов, и, несмотря на ноющую боль, он продолжал делать удар за ударом до тех самых пор, пока тело его жены не превратилось в огромную кровавую лужу. Отвалилась спинка, отлетела гайка от ножек. Луис схватился за деревянную планку и стал без разбора дырявить все оставшиеся области, где по его мнению еще могла шевелиться тварь.