Курама раскрыл пасть, готовясь сожрать её. Наруто лежал у Сакуры на руках весь в крови и уже холодный. Последнее, что увидела девушка — сверкнувшая огненная радужка, которая пророчила смерть.
Сакура вздрогнула. Слёзы неконтролируемо катились по щекам.
Ты же ещё жив?
Подавив мандраж в теле и отбросив дурные мысли, девушка наконец-то услышала мерный звон колокольчиков, внушавший спокойствие. Лёгкий ветерок пробирался в крохотную комнату. За стенами слышался далёкий щебет птиц.
Поднявшись с бетонного пола, устеленного соломой и тёплой, плотной тканью, заменявшей матрас, Харуно подошла к медному тазу с чистой водой. На поверхности воды отразилось незнакомое лицо с тёмными волосами и глазами. Опустив руки в прохладу, наступило небольшое расслабление. Вода в руках коснулась лица. Кошмар понемногу смывался из памяти. Появлялась уверенность, что с Наруто всё в порядке.
Ломка во всём теле стала такой привычной за месяцы странствий, что куноичи толком не замечала её. Одевшись в то, что ей дали монахи (штаны и рубаху серого цвета), девушка вышла в коридор.
Храм был сосредоточением спокойствия и гармонии. Было ощущение, что Сакура здесь не заслуживает находиться: в ней не было ни святости, ни уж тем более гармонии. Было даже страшно нарушать шагами живущую здесь тишину.
На цыпочках добравшись до конца коридора, она оказалась перед огромной дубовой дверью. По бокам смиренно сидели монахи.
Ещё не пришёл? Сколько же его ждать?
Подступающее раздражение практически сразу пристыдило девушку. Глубоко выдохнув, Харуно опустилась напротив монахов, ожидая Мудреца.
— Это может быть и мифом, дорогая.
— Плевать. Я проверю любую версию, — упрямо отвечала Сакура старухе.
И последняя рассказала о неком Мудреце, живущем в заброшенном храме. По легендам, он мог всё. Куноичи только высокомерно хмыкнула. Ей уже девять месяцев твердят про таких же всемогущих мудрецов, но каждый раз это либо шарлатаны, либо Сакура превосходила их в знаниях и умениях.
— Похоже, этот мальчик тебе очень дорог, — проскрипела старуха, приютившая путницу на ночь.
Сакуре же только захотелось расплакаться: да, Наруто ей очень дорог. Она не может потерять его. Но эта миссия… Девушка скучала по дому, родителям, Конохе… Да, Наруто был дорог ей и она искренне хотела помочь, но иногда, в минуты особого отчаяния, всё же просыпалось раздражение и злость на Узумаки. Потому что какого хуя? Он сильнее неё и способен практически на всё, так почему же, блять, с ним произошло то, что произошло?!
А потом она успокаивалась. И снова прокручивала полученную пóтом и кровью информацию, ища несостыковки, лазейки, упущенные детали, которые бы помогли вернуть Наруто в норму.
Даже сейчас, сидя под дверями с молчаливыми, будто немыми монахами, Сакура полагалась только на себя — уставшую, запутавшуюся и ни в чём не уверенную. С её теперешними навыками и знаниями можно было излечить любую болезнь. Но только не Наруто.
Чёртов Узумаки!
Харуно скрипнула зубами. Открыла глаза. Ещё чуть-чуть, и она уснёт в этой могильной тишине. Куноичи осмотрелась. Храм, который, по легендам, считался заброшенным, лишь с виду казался таковым. Внутри же выглядел так, будто время над ним не властно. Не было ни пыли, к которой у Сакуры развилась чувствительность за прошедшие месяцы; не было мышей или крыс, копошащихся в углах; не было даже пауков и трещин. Лишь переступив порог храма, у которого не было внешних дверей, Харуно поняла, откуда пополз миф о всемогущем мудреце. Это место буквально было пропитано святостью. И стерильной, священной тишиной. Из-за неё и так безумные мысли бурлили с пущей силой — о Наруто, его одиночестве и боли, о нём прежнем, когда светил ярче солнца.
Как же давно это было…
Пробуждались мысли и о Саске. О нездоровой тоске по нему, больше смахивающей на зависимость.
Вновь послышался лёгкий звон колокольчиков. Живот у Сакуры неприятно и громко заурчал.
Да когда это уже кончится?!
Один из монахов молча поднялся, шурша складками оранжевой одежды. Огромная дубовая дверь скрипнула под напором его широкой ладони с длинными, худыми пальцами. Сакура подорвалась, тут же забыв о своих проблемах.
Сейчас посмотрим, что там за мудрец.
Зал, в который пустили странницу, совершенно ничем не отличался от остальных, которые она успела увидеть: в меру просторный, без пыли и лишней мебели. Много естественного света. И тишины.
Когда дверь закрылась, стало ещё тише. Сакура последние часы ловила себя на мысли, что первым делом, как покинет храм, будет долго орать где-то в поле, чтобы наслушаться собственного крика, прерывающего ненавистную тишину. Только девушка хотела сесть, готовая ждать снова, как боковым зрением заметила сидящего в глубине зала человека, одетого в белое. Харуно вежливо поклонилась и начала было излагать суть своей проблемы (ни капли правды, сохранена лишь малая часть истины, суть болезни, чтобы враги не смогли перехватить информацию, используя её во вред), но никакой реакции не последовало.
Сакура обратилась к нему ещё раз, но ничего не изменилось. Тогда она справедливо подумала, что ей нужно успокоиться, сесть и снова ждать. Глубокий выдох, хруст коленей — гостья села.
Прошло 30 минут. И ещё.
Всё тело затекло.
Солнце, пробивающееся сквозь окна у потолка, ползло по комнате. По ощущениям, раннее утро уже сменилось послеобеденным днём. И всё это время Сакура выжидающе смотрела на дряхлого монаха. Время от времени закрадывалась мысль, что это просто чучело — настолько неживым он казался.
В какой-то момент, когда мысли с «рабочих» переключились снова на Саске, мудрец открыл глаза. Сначала Харуно хотела подорваться с места, начать тараторить уже сказанное, но все слова исчезли.
Их просто не стало. Будто слов никогда в мире и не существовало.
Рот её был неподвижен. Из желудка поднимался животный ужас.
Мудрец встал, самую малость изменившись в росте. Тихо посмотрел сквозь нависшие веки на странницу. Подошёл к обездвиженному телу и протянул свою правую руку к Сакуре. Напряжённого лба, на котором уже проступила испарина, коснулся морщинистый большой палец. В висках застучало. Глазные яблоки были готовы выпрыгнуть из глазниц.
Хотелось кричать, но слов — слов! — в голове никаких не было. Мудрец одним касанием пальца вынудил тёмные волосы порозоветь, а тёмные глаза — позеленеть. Куноичи слишком поздно попыталась с помощью чакры вернуть себе контроль над телом, но чакры будто тоже не существовало.
Была лишь тишина, боль и Саске перед глазами, как он снова и снова уходит из деревни, как пытается убить её.
Резкая, нечеловеческая боль промчалась по телу. Слёзы текли ручьём, паралич сменился крупной дрожью. Сакура бессильно упала на пол и уже из вновь возникших из ниоткуда слов появился всего один вопрос, беспокоящий куноичи:
— Что… это… за дзюцу?..
А в ответ — только тишина и темнота.
***
Наруто проснулся пасмурным утром и почувствовал, как дышать стало легче. Не значительно, но всё-таки ощутимо. Он прислушался. Курама внутри него не издавал ни звука. Парень с трудом вылез из тёплой кровати и пошаркал в ванную. В зеркале над раковиной отразился некто явно потрёпанный жизнью и бессонницей: щетина, засаленные волосы, заплывшие глаза и резкий запах изо рта.
И как Ирука-сенсей меня терпит?
Тёплый душ застучал по спине. Наруто блаженно закрыл глаза. И то ли наказание, то ли награда — под веками появилась Сакура. Парень помнил её с короткими волосами, а какие они сейчас?
По спине поползли чьи-то тёплые руки, а к телу прижалось ещё одно — женское. Узумаки расслабился, представляя, что позади стоит Сакура, дико смущается и потому прячется у него за спиной.
Тепло воды обволакивало его, обостряя холодящее чувство одиночества. Наруто опустился на корточки. Слёзы перемешивались со струями воды. Из недр сознания молчаливо и победоносно поглядывал Курама на страдания мальчика. Лис прикрыл глаза, ожидая, когда отчаяние наполнит человеческий сосуд до краёв.
***
Сакура пришла в себя уже в своей комнатушке, в которую её заселили монахи четыре дня назад. На полу рядом с импровизированной кроватью (Ками, как же она скучает по своей кровати в Конохе!) лежал новый комплект одежды, но уже оранжевого цвета, как у всех здешних обитателей. Хотя «все» — это громко сказано. Человек 5 от силы. И мудрец.
Вспомнив о нём, мурашки закусали кожу. Девушка вспомнила глаза, которые были полностью неподвижны, ирьёнин даже сначала подумала, что старик слеп — зрачки не реагировали на свет совсем. Но острота и точность взгляда убеждала в ошибочности этого мнения.
Голова раскалывалась от вчерашних воспоминаний. Как и почему Сакура это увидела? Могло ли это быть гендзюцу? Или, может, эта техника, похожая на переселение сознания Яманака?.. Куноичи до этого не сталкивалась с чем-то настолько мощным.
Наскоро приведя себя в порядок (и решив, что нет смысла скрывать от старика своё истинное обличье) не меняя серых одежд, она вышла в коридор. Из его другого конца донёсся трепетный звон колокольчиков, и Сакура пошла ему навстречу. Чем ближе подходила, тем сильнее чувствовала ненавязчивый запах пряностей, ей незнакомых. Пройдя ещё немного, гостья наконец-то увидела источник всего этого: зал был чуть больше знакомых комнат; в нём стояла чья-то статуя, а вокруг неё были расставлены дымящиеся благовония в сосудиках и маленькие свечки. С потолка свисали пёстрые ленты, каждая была исписана незнакомым Сакуре языком.
Тут же чакра уловила чьё-то присутствие. Вчерашний старик как-то незаметно оказался за спиной у гостьи, стоя с закрытыми глазами и отведёнными за спину руками.
Куноичи поклонилась и замерла. Не по своей воли. Опять.
Девушка видела, как старик подошёл к ней босыми ногами, протянул руки. Большой палец правой руки коснулся лба, и в этот раз кожа будто отвечала прикосновению лёгким жжением. Веки непроизвольно закрылись. Снова та же страшная картинка заплясала в сознании. Сакура пыталась сопротивляться, но уже через пару секунд почувствовала, что чакра сбоит. И это были не просто какие-то помехи, а самая настоящая попытка расщепить её на кусочки, нарушить её жизнедеятельность.
Саске мелькал под веками. Любовь, страх, ненависть, зависимость, боль — всё смешалось воедино. Сакура теряла этого человека снова и снова. Её убивали раз за разом. Сердце кромсалось каждую секунду и каждую — восстанавливалось, чтобы ощутить боль в 2, 5, 10 раз сильнее.
Из девушки вырвался мучительный крик. Слёзы неконтролируемо текли, смешивались с пóтом. Тело само опускалось всё ниже и ниже, укладываясь на пол. Лоб почувствовал морщинистые ноги старика. И только с новым вздохом всё резко закончилось. Скрюченное тело устало рухнуло на пол храма. Кровь в ушах стучала, но тихий звон колокольчиков убаюкивал все шумы внутри неё.
Сакура бессильно обвела глазами пространство: судя по солнцу, дело шло к вечеру. Неужели она целый день была под этими пытками?.. Истощение во всём теле подтвердило её догадки.
Позади послышался еле уловимый шорох. Куноичи медленно повернула голову. Старик стоял напротив статуи и, судя по позе, молился. Боевая закалка позволила Сакуре собрать остатки сил и кое-как подняться, приблизиться к старику. Его глаза были закрыты, губы не шевелились. Лишь пальцы рук — дряблые, тонкие, очень быстрые и гибкие совершали движение.
Сначала показалось, что он складывает печати, но ни одна из них не была куноичи знакома. А потом дошло: это был язык жестов. Старик немой.
***
Окончив долгую молитву после заката, мудрец поднялся и вышел, оставив гостью одну. Давал возможность подумать.
Сидящая в темноте Сакура, чьё лицо слабо освещалось несколькими ещё не погасшими свечками, практически ничего не понимала. Она всё ещё была под влиянием увиденного — реалистичный страх смерти накрывал с головой. Красные глаза Саске просверливали дыры в теле. Было чувство, что одно осознание существования Учихи причиняло неисчерпаемую боль. И это сводило с ума похлеще всех тех кошмаров, что снились девушке до этого. Потому что ото сна, если очень сильно постараться, можно было проснуться. А от этих ведений нельзя было укрыться. Они были неизбежны. И заканчивались только тогда, когда этого хотел старик.
Впервые за время миссии Сакура столкнулась практически лицом к лицу со своими, а не с проблемами Наруто. И кажется, начала понимать подвох встречи с мудрецом: нужно очистить свой разум. Нужно сначала помочь себе, а уже потом — Наруто.
Хотелось сбежать. И ведь её никто тут не держал. Но стойкая уверенность, что здесь она сможет выяснить как исцелить Наруто, не спускала с цепи.
Погасла ещё одна свечка. В зале догарала последняя. Мрак окутывал со всех сторон Харуно: в мозгу не прекращала пульсировать боль от увиденного. Глаза от истощения (Ками, она впервые настолько сильно измотана, что же это за техника?!) начали слипаться. Пламя свечи нервно дёргалось. Вот-вот потухнет. Под веками адский образ наконец-то сменился менее болезненным — Сакуре улыбался Наруто. Пламя свечи боролось за существование, Наруто под веками не прекращал улыбаться, Харуно силилась не плакать — от усталости, обиды, злости, страха. Пламя потухло. Улыбка парня тоже исчезла. Девушка бессильно прислонилась к холодной стене храма.
Сакуре просто хотелось, чтобы её друг поправился. И чтобы всё было хорошо. Но чёрт возьми, ещё сильнее хотелось сдаться.
