***
Наруто в последние месяцы аккуратно вставал с кровати, неслышно одевался и выпрыгивал через окно (чтобы не скрипела дверь) — Ирука-сенсей чутко спал, а мальчик не хотел утомлять его шумом. Осенняя утренняя прохлада бодрила, давала почувствовать, какое же у него горячее тело. Было ощущение, что кровь застоялась внутри него, перемещалась вяло, с трудом. Голова всегда трещала из-за адского смеха Курамы. Он всегда смеялся по ночам. Это сводило с ума. Наруто пытался представить, как он завёрнут во всё тёплое, как его любят, гладят по голове и спине, защититься таким образом от смеха демона, но иллюзии были хлипкими и не помогали. Узумаки знал что сработает безотказно, но прибегал к этому «лекарству от всех болезней» лишь в крайнем случае — когда совсем лез на стенку от трёхдневный бессонницы и нескончаемого смеха Лиса. Парень представлял Сакуру. Как она своими тёплыми руками берёт его голову; гладит по волосам, оставляя под пальцами следы своей любви. Узумаки всегда было стыдно за эти безобидные фантазии. Он мог (и, собственно, так поступал) довольствоваться малым — её дружбой, но чтобы добиваться любви… Парень знал своё место. И не лез дальше позволенного. Но чёрт возьми, как иногда хотелось перестать шутить про свидания, про чувства и один раз в жизни серьёзно сказать: «Я люблю тебя. И это не шутка. Пожалуйста, заметь меня». Иногда, крайне редко, просыпалась злость. Здравомыслие тут же гасило её — мол, ты кто такой, чтобы злиться на отсутствие любви? Не охуел ли? И Узумаки оседал, приходил в себя на тренировочном поле, замечая порезы на руках (опять задумался о ней и порезался?). Тяжело дышал, прогоняя из себя все лишние мысли. Иногда Курама искренне не понимал, как этот дурак может не замечать очевидного. Но свои подсказки он берёг на потом, чтобы вдоволь насладиться разорванной в клочья душой, запоздавшие осознающей в чём же была причина недуга. Осталось совсем чуть-чуть, и я выберусь наружу.***
Ноги тряслись. Локтевые суставы мучительно скрипели. Всё существо сопротивлялось идти к Мудрецу, добровольно подставлять спину под плеть. А Сакура беспощадно несла своё тело и, что более важно, разум. Она не отбрасывала мысли, что может просто сойти с ума здесь. Да, куноичи может завалить миссию, просто лишившись рассудка — вот забавно будет! Харуно шокировала степень её уязвлённости перед Саске. От этого холодок бежал по спине, крича об опасности. Впервые за время, что девушка была в храме, она обошла всё здание, но никого не нашла. Звон колокольчиков то приближался, то отдалялся. А сердце не переставало молить: «Не надо, это знак, остановись, перестань!» Харуно безжалостно игнорировала внутренний вопль. Прямо сейчас она была и жертвой и палачом одновременно. Снова раздался звон колокольчиков, а за ним — щебет птиц. Повеяло утренней прохладой. Тело добровольно направилось к выходу из храма. И не зря: именно на улице сидел Мудрец, закрытыми глазами внимая восходу Солнца, молчанию гор, движению птиц. Девушка замерла на ступеньках, не осмеливаясь подойти. Вся решительность, которая зажглась в ней, снова грозилась потухнуть, но в то же время не прекращала бороться, как вчерашняя свечка. Подул ветер (в Конохе сейчас, наверное, очень холодно), легко касаясь худого тела. Когда Сакура в последний раз ела? Трезвость мысли напугала её. Девушка попыталась вспомнить последний приём пищи, но ничего кроме мелькающих красных глаз Учихи не вспоминалось. Чёрт, откуда же брать силы, если она не ест? Простота проблемы так поразила Сакуру, что она незаметно для самой себя сошла со ступеней, погружая ноги в росу. Тело двигалось медленно, будто в трансе. Внутри было очень спокойно. Впервые за всё время. Оно забыло о причинённой боли, разум — тоже. Стало как-то всё просто, вполне разрешимо. И не так уж и страшно. «Когда ты последний раз ела, Сакура?» — знакомый голос весело любопытствовал в голове, легко перемещаясь от одной стенки в черепной коробке к другой. У Харуно не было ответа. Так глупо… Это же элементарный вопрос. А у неё нет ответа. Хах… Девушка опустилась на траву позади Мудреца, уважая его личное пространство, при этом заботясь и о его безопасности — села так, чтобы старик точно был уверен в её благих намерениях. Гостья молчала, закрыв глаза. В этот раз ожидание не было для неё чем-то мучительным. На самом деле ей хотелось сидеть тут и ждать — 5 минут или целый день. Вообще не было важно. Спокойствие наполняло живот, лёгкие и грудь. Позвоночник не ощущался металлическим стержнем, мешающим жить, а наоборот — будто тонкий прутик растёт внутри спины; из него тянутся корни и тонкие ветки, охватывая всё тело куноичи. Её рук коснулись руки старика, а Сакура даже не вздрогнула, не открыла глаза. Она лишь немного улыбнулась краешком губ, кладя свои ладони на сморщенные, но тёплые. Мне… Так спокойно. И чего я только боялась? Будто ответ на вопрос — под расслабленными веками начала несмело вырисовываться зловещая фигура. Ах, так вот чего я боялась… Саске смотрел ещё более злобно, говорил острее, причинял боль… Бесчеловечнее. Слова на языке у Сакуры перекатывались, сменяя друг друга. Чакра приятно бурлила внутри. Лёгкая дрожь прошлась по телу, напоминая: всё, что касается Саске, — неизбежно больно. И Сакура соглашалась. Она снова и снова чувствовала, как сердце вырывают, растаптывают надежду и чувства; как её ненавидят, унижают. Без крика боли в этот раз текли солёные слёзы, согревая лицо. А потом Сакура, готовая принять собственную смерть, увидела, что Саске исчез, остался где-то в стороне. Её тогда спас Наруто. Точно. Он же…спас меня тогда. И как можно было забыть об этом? Мудрец смотрел на гостью, которая почти месяц назад пришла к нему издалека. Не ради себя, не по долгу службы — это было видно по её лицу. Но так же прекрасно было видно, что она сама страдает, не может отпустить что-то; что-то разрушающее изнутри. И сейчас, видя её слёзы и еле проглядывающую улыбку, чувствуя облегчённую дрожь рук, он понимал: гостья наконец-то нашла дорогу, которая выведет её к Свету. Харуно сидела, ощущая на себе тепло поднявшегося Солнца, прохладу земли. Чувствовала взмахи крыльев птиц и шевеление колокольчиков. Под веками, после мучительных видений, наконец-то было умиротворение: Наруто прижимал её к себе, защищая от всего плохого в этом мире.***
Парень корчился на земле, потому что кости резко начало ломить. Он пытался кричать, но воздуха было так мало, что голова кружилась от нехватки кислорода. Он же…сейчас задохнётся. Вдалеке слышались голоса. Если его сейчас найдут тут в таком состоянии… Голова кипела. Курама бесновался внутри, печати обжигали. Мне… нужно просто успокоиться… Но чтобы успокоиться, воздуха в лёгких слишком мало, утренний свет слепит, деревья и Курама шумят так, что капиляры на глазах лопаются, делая из голубых — красные. Как успокоиться?! Мальчик всхлипнул, пытаясь набрать хоть немного воздуха в лёгкие, но будто наглотался иголок. С-с… Иголки изо рта и горла по одной начали пропадать, по тонкой струйке впуская воздух в лёгкие. Слёзы текли, сердце бесилось, а Курама… Курама метался из угла в угол, впервые чувствуя страх за собственную жизнь: что-то пошло не так. Крепкая безответная любовь дала трещину, и эта маленькая, совсем крохотная трещина пугала демона-Лиса. Выбраться из тела Узумаки стало внезапно сложнее.***
Сакура очнулась снова в своей комнатушке. Как оказалась тут — не помнила. Осмотрела помещение: оранжевая одежда лежала нетронутой, таз с водой был на своём месте. Сакура поднялась, чувствуя на обнажённых лопатках прикосновение отросших волос. В храме впервые за время пребывания было холодно. Хотя тепло наоборот удивляло Сакуру — конец осени же. Абсолютно всё было здесь странным и непривычным. Например, что за сила у Мудреца? В этот раз он не касался её лба, но видение всё равно возникло. Низ живота неприятно полоснуло, а потом девушка почувствовала, как их влагалища вытекло что-то тёплое. Аккуратно сняв одежду, заметила пятно крови на нижнем белье. Но месячные же закончились неделю назад, какого?.. Куноичи прошиб холодный пот. Она не раз замечала, что в храме будто всё, даже время, устроено иначе. Могло ли быть такое, что она провела здесь не 6 дней, а целый месяц? Сердце гулко стучало пока Харуно неслась по коридору, не обращая внимания на испачканные штаны. Может, с организмом что-то не так? Не могла же она не заметить, как прошёл месяц! Храм был пуст. И в его окрестностях тоже не было никого. Ни единого признака живой души. Что за хрень… Вопросы в голове перемешивались между собой, споря, на какой из них искать ответ; руки дрожали, когда Сакура бесцеремнно открывала дверь за дверью, но за каждой была пустота. Да где же Мудрец?! Харуно хотелось от досады сломать холодные стены. Её что, развели как дуру? А где обещанная помощь? Почему Мудрец исчез? Она выбежала на улицу и впервые за долгое-долгое время закричала. Птицы встрепетнулись, испугались — в этих окрестностях всегда было тихо, а сейчас кто-то зло кричал и проклинал то, на чём Свет стоит. Девушка отказывалась верить в происходящее. Она была уверена, что Мудрец поможет Наруто, но всё, что он сделал — пытал Сакуру весь месяц! Костяшки на руках побелели, а потом под кулаком появилась уродливая трещина в стене храма. Позади захлопали крылья. Птица подлетела к адресату, нетерпеливо ожидая, когда же с неё снимут письмо. Харуно не решалась исполнить мечту птицы. А вдруг там плохие новости? Вдруг Наруто… Голова начала идти кругом, пока руки безжалостно разворачивали пергамент, а глаза — беспощадно скользили по буквам. Её миссия окончена. И Сакуре предстояло вернуться домой ни с чем. Но почему Тсунаде-сама возвращает её раньше времени? Её командировка должна была длиться ещё 3, а с учётом «пропущенного» сознанием Сакуры — 2 месяца. — Что с Наруто? — но птица не отвечала, а только жалостливо поглядывала на куноичи Скрытого Листа в надежде, что та её покормит. Пергамент в руках Сакуры моментально стал будто жёваным, пропитался пóтом ладоней. На какой вопрос ей требовать ответ? Сакура попыталась успокоиться, прикрыла веки. Выдохнула. Пятая приказала возвращаться. Просто так она бы этого не сделала. С Наруто, скорее всего, всё в порядке. Рядом же не кто иной как Тсунаде. Через 15 минут таких мысленных доводов Харуно снова стояла на пороге храма, но уже в своей, привычной одежде. Тело скучало по изношенной, знакомой ткани, тяжёлому рюкзаку, набитого свитками и новыми травами. А что ей брать от этого места? Куноичи сосредоточила чакру в кулаке. — Это за всю боль, что я испытала здесь, — процедила сквозь зубы и ударила перед собой. Раздался грохот, будто все горы Мира раскалывались на части. Птица испуганно взмыла вверх. Поднялась пыль, Сакура сильно закашляла, не контролируя приступ. Быстрыми, отточенными движениями выбралась из плотной завесы, останавливаясь на высоком дереве, у которого когда-то (вчера, позавчера?) сидел Мудрец. Через 10 минут пыль осела, Харуно победоносно вздёрнула подбородок: от храма ничего не осталось.