***
Узумаки зверел день ото дня. Он чувствовал это уже очень давно и ничего не мог поделать. Иногда это состояние было приятным. Крайне редко. Но приятным. Лес обступил парня со всех сторон, будто загнал дикого зверя в клетку. На самом же деле Кураме всё ни по чём: он догадывается, почему печати оказывают на него впервые за всё время сильное давление, но продолжает верить в лучшее. Травит мозг мальчика желчью, враньём и запугиванием. Наруто чертовски устал. Он с перекошенным лицом смотрит на руки, которые снова все исцарапаны ветками; ногти превратились в когти. Грудь часто и высоко вздымается, перекачивая воздух, вбирая в лёгкие как можно больше кислорода, чтобы позже от усталости и потери контроля спустить с цепи звонкий рык, будящий всю Коноху, но только не Сакуру, которая впервые за долгое время мирно спит в своей чистой и мягкой постели. Девушка спит, растворяясь в чистой ткани своей пижамы, теле, которое приятно пощипывает после горячего душа; не думает ни о чём плохом. Ей не снится никто, кто мог бы причинить теперь вред и боль. Голова ясная, наполненная темнотой звёздной и морозной ночи родной деревни. Комната, которая прибиралась все те месяцы отсутствия хозяйки, наконец-то не пустует. Шторы плотно задёрнуты — не пускают яркий свет Луны. Створки деревянных окон закрыты на засов, чтобы не дай Ками пропустить жуткий рык чудовища. Эта ночь — только для сна, который Сакура заслужила вопреки самобичеванию.***
Наруто, еле переставляя ноги, возвращался домой со своей ночной вылазки, когда перед ним ним бесшумно, как и всегда, возник Ямато. — Ямато-доно — Наруто поклонился. В последнее время они часто виделись, и если мужчина появлялся, то для того, чтобы дать дружеский совет или предупреждение: не шастать ночью по лесу (Узумаки честно пытался придерживаться этого наставления), почаще появляться на улице, чтобы жители деревни не заподозрили чего-то; напоминал (если Ирука с раннего утра был занят в академии) явиться на осмотр к Цунаде. В этот раз Наруто безошибочно считал лёгкое волнение сенсея. А потом, когда наконец-то услышал имя-заклинание и «в больнице», у парня голова пошла кругом. Наруто тошнило с середины ночи, а теперь эта тошнота вместе с щекотливым страхом в горле только усилилась. — Наруто, — командующий АНБУ словами ухватил ускользающее сознание своего бывшего ученика, — иди домой, отдохни и приходи на осмотр. — А… — А с ней увидишься после. Неужели она вернулась? Мало соображая, парень добрался до дома. Нетерпеливо сбросил с себя обувь, грязную после затяжных ледяных октябрьских дождей; снял провонявшуюся пóтом одежду. Чувствовал себя резко слетевшим с катушек: хотелось громко-громко беспричинно смеяться, щипать себя за кожу (а вдруг это сон?), хлопать по щекам, чтобы отрезвить плавленное сознание. Наруто то и дело хлестал себя контрастный душем, не веря услышанному. На скорую руку выдраился до горящей кожи, несколько раз случайно порезался во время бритья. Грудь тяжело вздымалась. Чёрт, да он почти задыхался от нетерпения! Но вдруг взгляд, блестящий и цепкий (впервые за долгое время), застрял на теле. Зацепился за боль и ненависть, выгравированную на коже. Шею кольцом охватывала чёрная печать, которая должна была сдерживать рост клыков во рту; ниже, на груди, одна небольшая печать, обеспечивающая безопасное функционирование сердца. На тыльной стороне рук и пальцах блеклые печати, не дающие Узумаки навредить самому себе. Мерзость. Наруто отвернулся от зеркала. Подходящей одежды, скрывающей бы весь этот кошмар, как назло не было. Пришлось доставать бинты, принесённые Ирукой много месяцев назад, когда мальчик возвращался из Лисьего плена весь поцарапанный. С помощью теневого клона забинтовал себе шею и руки. Пусть он будет с головы до ног в бинтах, чем Сакура сразу увидит в нём слабого и потерявшего контроль джинчурики. Натянул чистую (удивительно, что такая в принципе нашлась) футболку, относительно приличные спортивные штаны. Чистых носков не было и в помине, поэтому Узумаки просто забил на них и натянул обувь на голые ноги. Мысленно выругался — времени на отмывание кроссовок не оставалось. Да, хотелось предстать перед Сакурой во всей красе, но тратить драгоценные минуты на обувь… Сильнее хотелось наконец-то увидеть её, хотя бы издалека. Только он потянулся к дверной ручке, как кости начало выкручивать. Мальчик от внезапности рухнул на пол перед дверью. Грудная клетка забилась чем-то плотным, не давая дышать. Курама пытался противостоять угрожающей встрече. Наруто корчился от боли. Перед глазами поплыл туман. Демон сопротивлялся, ощущая, что его влияние ослабевает. Это доводило Лиса практически до беснования. Но и Курама и Наруто продолжали держаться, перетягивая одеяло на себя. Т-только… не…сейчас… Но Курама упрямо утягивал мальчика за собой, в бессознание.***
Голова раскалывалась. Веки Наруто дрогнули, давя болью на глазные яблоки. Со стороны послышался взволнованный, торопливый шорох. Больничная койка прогнулась под вторым телом. Парень с трудом разлепил веки и сердце тут же начало заходиться: на краю койки сидела Сакура. — Сакура-чан! Он подорвался, борясь с тошнотой и сильным головокружением, не помня себя от счастья крепко сжал в объятиях похудевшую девушку. Она здесь, рядом с ним, в его руках. Лис ощерился, захотел было оттащить мальчишку подальше от этой гиблой чакры, но с ужасом осознал собственное бессилие. Не смог даже шелохнуться. Жизненные силы Наруто подавляли его. — Ты вернулась… Худое тело в крепких руках Наруто дрогнуло раз, потом другой. На ухо шмыгнули носом. Узумаки отстранился, боясь, что причинил боль, хотел уже было начать извиняться, как девушка — с красными глазами, обветренными губами — начала тихо-тихо лепетать: — Прости меня…прос…ти. Истерика накатывала на Сакуру с бешеной мощью. Девушку колотило. Как бы она ни пыталась избежать встречи, оттянуть момент Х, когда услышала, что Узумаки доставили в госпиталь в бессознательном состоянии, сорвалась с места. Ураганом взвилась на самый верхний этаж, бесцеремонно вломилась в палату, безошибочно чувствуя чудовищную чакру. Цунаде раздражённо цыкнула, начала отчитывать девушку за нарушение постельного режима, но Сакура не слышала её. У неё перед глазами маячило тело. Осунувшееся, с тёмными пятнами под глазами. Всё перебинтованное. — Он жив? — Сакура вцепилась в стену, чувствуя, как ноги переставали держать тело. Шизуне подскочила к девушке. Цунаде отвернулась, продолжая восстанавливать жизненный баланс шиноби. — Резко упал в обморок, — морщина на переносице Сенджу стала глубже. — Должен очнуться через пару часов. Сакура облегчённо выдохнула. Позволила себе опуститься на корточки, игнорируя просьбу Шизуне уйти к себе в палату. — Можно мне остаться? — девушка позвоночником чувстовала холод больничных стен. Сенджу вздохнула, убирая руки от перебинтованного тела. Она догадывалась, зачем этот маскарад, поэтому не стала снимать их при Сакуре. — Как будто тебя, упрямую девчонку, остановит моё «Нет». Губы Харуно чуть выгнулись. — Приёмные часы для всех в этой больницы едины. Так что не засиживайся. И поэтому Сакура сейчас здесь, наконец-то осмелилась. Она стыдливо льнёт к плечу парня, не выдерживает. Шмыгает носом. Тонет в собственных словах, прося прощение. Узумаки не узнает её. Точнее, нутром чувствует, что это Сакура, просто… Она изменилась. Повзрослела. И даже вот волосы — Ками, сколько же раз он гадал, какой будет причёска! — длинее, намного длинее тех, что помнил. Наруто бережно убирает прилипшие к мокрым щекам розовые прядки, левой рукой придерживает девушку за затылок. — Пожалуйста, не плачь. Всё хорошо, — он улыбается измучено. — Я просто переутомился. Харуно мотает головой. Это её вина. Он не должен ей улыбаться, она не заслуживает этого. Миссия… лекарство… нет ни единой причины, чтобы ей были тут рады. — Я ничего не нашла, — слова вылазят со скрежетом, раздирая горло изнутри. Узумаки долго соображает, о чём речь. Позже до него доходит. Выдыхает, чувствуя боль в рёбрах. Терпимую. — Не страшно, — опять давит из себя беззаботность. Подруга зелёными заплаканными глазами сверлит почти осуждающе. — Я очень рад, что ты вернулась, — эти слова, такие простые по наполнению, вылетают прежде, чем Узумаки соображает: сболтнул лишнее. Сакура может его не так понять. Но девушка и не догадывается о подтексте (измученно-любовном, нежном), которое вкладывает парень. Она сидит на краю койки и кивает головой: — Я тоже очень рада тебя видеть. И у Наруто от этих слов по солнечному сплетению и по спине ползёт тепло. Знает, что это не эквивалент его признанию, но всё равно тепло. А Курама шипит, будто его только что обожгли. Смотрит на Сакуру через голубые глаза. А потом заходится в нервном, злобном смехе. Таком, что у Наруто изнутри режет уши, но тот храбрится перед девушкой, не показывает, что ему больно. Курама хохочет. Эта девчонка не любит тебя. Узумаки передергивает от услышанного в голове. Испуганно отстраняет от Сакуры руки, видя на них красные проступившие пятнышки. Спешит спрятать их, но куноичи на нервах, она чувтвует всё в разы сильнее — быстро хватает парня за запястья, видя, как красные пятнышки растут на белых бинтах. Торопливо разматывает ткань. — Не надо, — Наруто пытается упираться, но ирьёнин сильнее. Её инстинкты защищать этого человека сильнее. Узумаки вздрагивает, когда видит на собственной руке печать. Испугано заглядывает в зелёные глаза, ищет там намёки на отвращение, неприязнь, но в них —только чистое беспокойство. — Твои печати… — у Сакуры перехватывает дыхание, — почему они кровоточат? Курама спрятал когти. Выбраться из тела — вопрос времени, которого у Наруто становилось меньше и меньше.