Красавица и Чудовище

      Лисы влюбляются один раз и на всю жизнь. Курама, несмотря на своё долгожительство, никогда не сталкивался с любовью напрямую. Боялся, как огня. Внушал себе и другим, что любви не существует. Есть только беспроглядные мучения чувств, обрекающие людей на круговорот страданий. Поэтому сожрать печень мучающегося — не наказание, а, скорее, благословение.       Да, верно. Курама не был исчадием Ада. Он был посланником всех Богов.       Несмотря на убеждённость в праведности своих действий, демон сознательно выбирал слабых жертв. Те, которые наверняка сдадутся. Те, кого любовь — проклятая, убийственная — ни за что и никогда не коснётся. Наруто был таким человеком, хоть и храбрился. Курама моментально учуял это. Демонов не обманешь.       И ведь Лис почти получил своё — жирную печень и человеческое отчаяние на закуску. Почти выбрался из тела, чтобы продолжить бродить по Свету, угрожающими шагами будить всех в округе и выискивать новую жертву. Почти разрушил цепи, в которых суставы затекали и начинали неприятно ныть (это было ничтожными издержками, учитывая, какое лакомство в качестве вознаграждения всегда доставалось). Почти.       Курама долго не мог понять, в чём же была причина стремительно стягивающегося вокруг шеи ошейника. Даже тогда, когда увидел Сакуру глазами Наруто, не понял. Но стоило демону прислушаться, проникнуть в сон-другой к девчонке, как многое встало на свои места.       В последний раз, когда Курама «виделся» с Харуно, он отличил на её теле две занимательные отметены. Ужасно знакомые.       «Значит, он жив», — подумал с презрением Курама, разглядывая печати у Сакуры на лбу и груди. Они были едва заметны, Лис даже подумал, что померещилось. Но после долгого сверления взглядом понял: ему не показалось. Шерсть встала дыбом.       Курама почти со скулежом вспомнил, как один человек — очередная жертва демона — после долгих медитаций поднял руки; как положил большие пальцы себе на лоб и грудь, как вздохнул глубоко-глубоко и снова вынудил самого себя вспомнить женщину, которая так жестоко с ним обошлась. Время изменило ход и сущность. Мужчина день и ночь был и жертвой и палачом самому себе. А Курама чувствовал, как слабеет демоническая власть. Как сердце, убитое горем и нехваткой любви, успокаивается.       Однажды, почувствовав животную опасность, Курама взревел, лопая барабанные перепонки человека. Ощерился, завертелся. А потом, спустя вечность агонии, вырвался наружу — в последний момент до того, как оказаться навсегда заточённым в теле. Курама выбрался наружу через рот и глаза, попутно вырывая язык и лишая зрения. Отдышавшись, демон зыркнул на человека, который был уже изрядно стар — всё-таки время для него навсегда изменилось. Лис начал сыпать проклятья, но с ужасом для себя заметил мертвый и пустой взгляд. А немой рот улыбался. Мужчина преодолел боль и теперь облегчённо улыбался Миру — который, увы, не увидел. Но чувствовал. Снова.       Курама не помнил, почему оставил человека в живых. Помнил лишь то, что старик поднялся и, следуя вновь открывшимся ему чувствам, пошагал куда-то в горы, в старый заброшенный храм. Больше они не виделись.

***

      Наруто дышал, чувствуя, как ему стало отчего-то очень страшно. Виски неприятно пульсировали.       Что она сказала? — Не надо, — повторила Сакура, закрывая руками измученное лицо. — В том смысле, что не надо сдерживать своё обещание, данное мне. Ищи Саске ради себя. Я… в каком-то смысле отпустила его.       Сказав это, Сакура почувствовала, как горькая и пугавшая пустота вдруг стала… совершенно пустой. Не вызывала эмоций, а лишь существовала. Сакуре оставалось принять это как данность. Пожить пару дней, а потом обнаружить, что жизнь полноценно продолжается. И Сакура теперь — неотъемлемая часть этой жизни. — Ты шутишь, — севшим голосом сказал парень.       Харуно только шумно выдохнула. — Ты же… он же… Но как? Почему?       Сакура убрала руки от лица. Под веки будто песка насыпали, смотреть было невыносимо. Но зелёный взгляд всё же уверенно упёрся в Наруто. — Как-то так вышло, — спокойно объяснила девушка.       Наруто шатнулся. Ему нужно было переварить всё услышанное, ещё раз прокрутить весь их разговор «от» и «до». Необходимо было экстренно въехать в суть сказанного.       Сакура с сожалением отвела взгляд. Она чувствовала себя паршиво. — Мне лучше уйти.       Девушка поднялась, боясь снова заглянуть Наруто в глаза. Она чувствовала себя виноватой. Плохой. Ветреной. Непостоянной. Неверной. Изменницей. Сукой. Разные слова вертелись в голове с бешеной скоростью, соревнуясь за первенство.       Наруто преградил выход. Парню были нужны ответы. Здесь и сейчас. — Что происходит? Почему ты так ведёшь себя?       Сакура безучастно смотрела в пол. Вина и стыд жрали изнутри, громко чавкая и мерзко хохоча. Пол поплыл — на глаза навернулись слёзы. — Мне лучше уйти, Наруто. Мне нечего сейчас тебе сказать.       Наруто безропотно отступил в сторону. Девушка вышла из палаты, прошла мимо Какаши и наконец-то позволила себе заплакать.

***

      Узумаки поправлялся — последний раз его организм восстанавливался так быстро до бунта Курамы. Но душевное равновесие и мысленное спокойствие всё равно не наступали. Теперь Наруто начал выслеживать Сакуру взглядом везде и всюду. Но девушка то быстро юркала в палату, то в кабинет с табличкой «Посторонним вход воспрещён», то в принципе могла поменять дежурства на время, когда Узумаки закрыт доступ в больницу. Дома она, конечно же, не появлялась, поэтому бессмысленно было ходить с визитом.       Но Наруто ужасно упрямый, он не чует границ дозволенного. Тем более сейчас, когда Лис «пропал» — свалился в спячку, а все вокруг только и выдохнули с облегчением. Парень вновь ощущал приток сил, мог потихоньку контролировать чакру. Вернулся к нормальной жизни. Всё бы было прекрасно, если бы не одно розоволосое «но».       Наруто снова практически не спал. Его сны были только о девушке. Отчаянные детские фантазии с новой силой захлестнули сознание. Узумаки даже краем мысли подумал, что тут ему бы пригодилось ядовитое замечание Курамы, но демон бессильно молчал. Наруто наивно полагал, что то, что было — ломка в костях, боль во внутренностях, бессонница, тошнота, головокружение, невозможность контролировать себя, — всё это страшно. Но мальчик ошибался. Худшая пытка — вновь озариться призрачной надеждой на любовь. Пора бы похоронить чувства, тем более Наруто сам говорил об этом, но шанс того, что эти чувства похоронят его… был выше.

***

      Сакура пряталась не столько от Наруто, сколько от себя. От своих навязчивых мыслей о парне. От желания быть рядом постоянно. Из-за работы, страшной физической усталости получалось немного сбежать от проблем. Но, похоже, чем сильнее Харуно старалась, тем хуже у неё получалось.       Девушка замерла посреди улицы. — О… Давно… не виделись, — Наруто несмело приветственно махнул рукой.       Глупо было бежать. Всё равно далеко не убежит же. — Да. Давно, — Сакура начала ковырять носком сандалий дорожку. — Присоединишься? — Наруто кивнул на раменную. Девушка пожала плечами.       В «Ичираку» Сакура часто чувствовала себя немного не в своей тарелке. И вот уже много лет не могла самой себе объяснить в чём дело. Сейчас же всё было предельно просто: шумный Наруто сейчас вёл себя тихо, хоть и улыбался во все тридцать два. А когда перед Сакурой поставили огромную горячую тарелку, Узумаки (он всегда был таким?) заботливо добавил немного специй (всё в меру, так, как она любит), перемешал её блюдо. Напомнил, что очень горячо, поэтому есть нужно с осторожностью. Заказал для подруги газировку, хотя Сакура могла сделать это сама. Просто она в очередной раз запуталась и вот уже битые минуты тупо смотрела на профиль Наруто. — Мне немного неловко, когда ты вот так смотришь как я ем, — смутился он. — Извини, — потеряно сказала Сакура и потянулась к своей порции.       Они о чём-то говорили. Харуно более-менее участвовала в диалоге. А когда Наруто в очередной раз потерял ощущение рамок дозволенного и, нарушив личное пространство, придвинулся к Сакуре вплотную, девушка испугалась. Тарелка с раменом перевернулась, пачкая куноичи. — Блядь… — было не горячо, но чувствовать, как теплый бульон становится холодным, было мерзко. — Ками, прости, я… я случайно, честно. Прости, Сакура-чан, — Наруто пытался неловкими действиями исправить ситуацию, но морщина на переносице у девушки только становилась толще. Сакура злилась. Нет, не так. Она была в бешенстве. — Я всё исправлю, честно, Сакура-чан! — И как же, позвольте узнать?! — интонация сорвалась с цепи кусачей собакой. Харуно столкнулась взглядом с Наруто и моментально пожалела о своей резкости. У последнего был очень виноватый вид.       Мать была права. Характер у меня, мягко говоря, не сахар. Почему ты терпишь меня, Наруто? — Я дам тебе свои вещи. — Не надо, спасибо. — Не отказывайся. У тебя дежурство — не подумай, я не слежу за тобой, просто… случайно выучил твоё новое расписание. Так вот, у тебя дежурство, а до моего дома ближе, чем до твоего. У меня всё чистое, клянусь. Недавно стирал. Можно я хоть так тебе помогу?       Поколебавшись, она согласилась.

***

      Странно, но только сейчас Сакура поняла Наруто и его стеснение раздеваться при ней. Хоть девушка и была надёжно закрыта в ванной, сам факт того, что она в квартире Узумаки в одном нижнем белье… сильно смущал.       Одежда Наруто была на три размера больше той, что носила девушка. Сакура откровенно тонула в ней. Но не это волновало. А то, как странно Харуно себя чувствует. Она всего лишь впервые в жизни надела одежду парня, а уже будто случился какой-то маленький праздник.       Выйдя из ванной, к ней тут же подлетел Наруто. — Не спадает? Может, поискать что-то другое? Или цвет не нравится? — Ками, Наруто, всё в порядке. Мне просто дойти до больницы.       Тут парень внезапно присел перед ней на корточки и пальцами обхватил лодыжку. Сакура неловко пошатнулась, приподнимая ножку. Рефлекторно Харуно положила руку на макушку Наруто, чтобы окончательно не потерять равновесие. Холодные от волнения пальцы парня ловко подвернули штанину пять раз. То же самое он проделал со второй. Сакура продолжала мягко цепляться за мягкие и густые волосы блондина. Тут Наруто поднял голову, и ладонь Сакуры оказалась уже не на макушке, а на тёплой щеке, рядом с губами Узумаки. Горячее дыхание прошлось по запястью электрическим разрядом. Показалось, что выбило пробки: взгляд у Наруто потемнел.       Харуно не шевелилась, взглядом следила за происходящим, будто была не участницей, а лишь сторонней наблюдательницей. Даже её внутренние инстинкты самосохранения затихли. Молчали они и тогда, когда голубые глаза стали знакомо-красными, а полоски на щеках стали чернее. Лис совершенно неожиданно вылез. Повёл носом, принюхиваясь к коже, к венам с кровью-кипятком. — Можно? — обманчиво-безопасно раздался утробный голос. Сакуре не нашлось, что ответить. Нога, которая до сих пор стояла на колене у Узумаки, мелко задрожала. Не от страха, а от напряжения. На неё тут же уверенно легла широкая ладонь парня, усмиряя дрожь.       Молчание — знак согласия. Тебе ли не знать, Сакура, что демоны всегда всё выворачивают так, как им удобно?       То ли Лис, то ли Наруто, то ли единое целое их существо — но губы приоткрылись сильнее. Не разрывая зрительного контакта, Наруто сначала поцеловал ладонь Сакуры, а потом медленно, осторожно — как подкрадываются за добычей — спустился к венам. Когда его губы коснулись двух выпирающих полос, Харуно окончательно сломалась: ещё секунду назад она была готова бороться. Но так было долгую секунду назад.       Сакура безропотно поддалась, когда её совсем легонько потянули вниз, на пол.       За окном темнело. В голове у Сакуры уже давным-давно потух последний фонарь благоразумия. Дорожка под названием «Не признаваться самой себе в чувствах Узумаки» окончательно потерялась во мраке.       Частое и тяжёлое дыхание сталкивалось с пугливым. Наруто, кажется, ещё никогда так близко не был к лицу Сакуры. Оказывается, от него очень приятно и притягательно пахнет. — Лис ушёл, да? — спросила она испуганно, всё ещё сидя в цепких обьятиях парня. Ладонью упиралась ему в грудь, отчётливо чувствуя сердцебиение Узумаки.       Парень кивнул. Курама, может, и ушёл, но это не сильно меняло положение вещей. Проблема в том, что это был добровольный обмен местами. Сделка с дьяволом. И часть своей сделки Курама выполнил.       Сакура сидела на коленях Наруто, обхватив одной рукой его шею. Часто и глубоко дышала, из-за чего её грудь то и дело соприкасалась с грудью парня. Узумаки чувствовал, как мелко подрагивали её босые ноги с оголёнными щиколотками. И как эта дрожь будоражила и щекотала изнутри самого Наруто. — Я напугал тебя? — шёпотом спросил он.       Девушка помотала головой, щекоча волосами скулу Наруто. — Ты дрожишь, — констатировал ещё тише и глуше.       Сакура не нашла ничего лучше, как вжаться сильнее в объятия. Стыдливо уткнулась лбом в округлое плечо Узумаки. Как взять и признаться, что это не страх, а, мать его, внезапное возбуждение?       Наруто только крепче обхватил её тело — мягкое, с удивительным изгибами, отвечающее ему на любое прикосновение. — Сакура.       Девушка неохотно повернулась, уткнувшись носом ему в щёку. Наруто зачем-то повернулся в ответ, отрекаясь от остатков благоразумия.       Надо сказать, что она может опоздать на дежурство.       Но язык не поворачивается спугнуть девушку сейчас, потому что хочется растянуть этот момент в одну огромную вечность, упиваться ей, щупать и сжимать пальцами, зарываться лицом, губами, языком — всем, чем только можно. — Сакура, — повторил он, чувствуя, что уже и так всё пропало. Девушка слишком удобно сидит на нём и слишком хорошо знает анатомию, чтобы не понимать ничего.       Наруто видит: её веки доверительно закрываются. В следующую секунду Узумаки ликует, чувствуя, как ему нетерпеливо отвечают на поцелуй.