Проклятый

      Тинтнисс закашлялась. — Тише, тише… — Феанрил положил руку на её лоб. Горячий, как и во всё последнее время.              Тинтнисс очнулась уже несколько дней назад, но приходила в себя эльфийка гораздо реже. Тёмные пятна плясали перед её глазами, стоило ей лишь чуть-чуть приоткрыть тяжёлые веки. Тело слушалось плохо: руки двигались с трудом, а ног Тинтнисс и вовсе почти не чувствовала. Эльфийка была на грани — ей то было холодно, будто кто-то открыл окно по середине зимы, то так жарко, что ей хотелось содрать с себя кожу. Каждый вдох давался с трудом, заставляя Тинтнисс иногда и вовсе задумываться, а стоит ли это таких мучений.       Да, тяжёлым было выздоровление. Привкус крови будто всё ещё чувствовался на сухих потрескавшихся губах, пот в некоторые периоды катился по телу, наводя ей воспоминания о собственной крови. Воздух будто сгущался над её постелью, пылью забивался в нос, заставляя изредка задыхаться и кашлять. — Тише… — шёпотом повторил Феанрил и провёл ладонью по её поблёкшим волосам.       В комнате было темно и душно. Стоял тяжёлый запах лекарственных трав и настоев. Было тихо, если не считать прерывистого хриплого дыхания Тинтнисс, что лежала на кровати, не двигаясь.       Иногда подолгу сидел Феанрил то в кресле, то прямо на кровати подруги, гладя её по волосам или держа за холодную, иногда потную ладонь. Сердце его гулко колотилось, отдавая в рёбра, когда он переставал слышать тяжёлые вдохи Тинтнисс, но успокаивалось и начинало биться в привычном ритме, когда вновь дыхание восстанавливалось. Переживания эльфа были надёжно скрыты за пределами маленькой комнатушки, но внутри неё… слёзы катились по его бледным шекам, отчаянный шёпот срывался с дрожащих губ. Иногда лежал Феанрил, опустив голову на грудь Тинтнисс и слушая биение её слабого сейчас сердца. Временами воин пел, и были эти песни тихими и печальными, отдающими горечью и тоской.       Сидел иногда Феанрил на старом кресле, протирая уставшие глаза, и молил Эру, чтобы замысел его не был столь жесток, и чтобы мысли его обошли стороной среброволосую эльфийку по имени Тинтнисс. Потерял уже воин свою возлюбленную, и не мог выносить страданий своей соратницы и подруги. И мысли его обращались ко тьме и злобе. Он обвинил во всём проклятых пауков, что пришли из Дол-Гулдура, или даже из самого Мордора, он винил и чуть ли не проклинал короля, что забыл о собственном лесе и не замечал так долго зла, что пробиралось к его тёмным кромкам, он винил и проклинал себя, свою самонадеянность и глупость, и его эльфийское сердце горело огнём. А потом Феанрил выныривал из этих мыслей, что презирались им, словно из Великого моря, и сам себе ужасался. Никогда прежде не позволял воин себе таких мыслей, да и раньше сами они не рождались в его голове вовсе. Сидя в этой комнате, Феанрил погружался в себя, наполняясь виной и тоской, а выходя, оказывался словно в другом мире, где ничего не стоит на месте, и где ничего не задерживается надолго.       Засобирался воин, вспоминая наконец вновь о своих обязанностях. Не мог эльф больше позволить себе дневать и ночевать у кровати подруги. Не мог теперь он также уснуть, забывшись в спокойном счастливом сне, всё думая и думая о чём-то. Лекари говорили, что Тинтнисс идёт на поправку, что оставляет недуг её тело и душу, но не видел Феанрил никаких изменений, кроме кашля, что чудовищными хрипами вырывался из её горла.       Забрав кинжал со стола эльфийки, Феанрил собрался уже покинуть комнату, но в последний момент вернулся к маленькой постели, наклонился и поцеловал Тинтнисс, что также и лежала неподвижно, в лоб, вложив в короткое прикосновение все скрываемые им за дверями комнат чувства. После же, он развернулся и вышел из комнаты быстрым шагом, не оглядываясь. Работа ждала его впереди. Тинтнисс вновь закашлялась, приоткрывая на миг тяжёлые веки, давясь собственными слюнями.       Мысли Тинтнисс вязкой патокой скользили в гудящей голове. Отзвуки всего происходящего в комнате отрывками умещались в её мыслях. Сознание то прояснялось, то вновь скрывалось в неясной тёмной дымке. Холод на лице, холод в руках, холод в сердце. Жар во внезапно нагревшихся щеках, жар в мыслях, жар в лёгких. Тинтнисс металась между двумя берегами, не в силах выбрать нужный и наконец встать на него твёрдо на ноги. Слабость заполняла всё её существо, лишая сил, мыслей, воли.       Лёгкое мычание сорвалось с сухих губ эльфийки. Слабый звук растворился в комнате, так и оставшись никем не услышанным. Слабо дернулось девичье запястье, но вновь бесшумно легло на прохладную ткань простыней. — Воды…       Шёпот отталкивался от стен и тут же затихал. — Хочу пить…       Повторила она, и и так слабый голос эльфийки сорвался. Беззвучные просьбы застыли на потрескавшихся губах. Но в комнате было пусто. Пересохшие губы наконец вновь сомкнулись, дыхание на миг прервалось, но спустя секунду продолжилось вновь: прерывистое, неравномерное.

***

      Бесшумно скользил Феанрил по светлому коридору, настороженно оглядываясь. На сердце воина было неспокойно: тяжело эльфу далось ранение Тинтнисс, тяжело давался период её отрешённости и беспомощности. Феанрил всё боялся, что стоит ему только покинуть душную комнату, в которой лежала эльфийка, и дыхание её навсегда прервётся. Сидя рядом с Тинтнисс на кровати, он чувствовал всегда необьяснимое спокойствие, а потому, оставляя её сейчас одну, воин ощущал беспокойство и вину, ведь кто позаботится о ней, если не он? Эльфийка сейчас была слаба и уязвима как никогда, поэтому эльф согласился бы сидеть у её постели сутками, если бы ему это было позволено. Будь Феанрил обычным стражником, каковым он являлся раньше, он мог бы отстраниться на несколько дней от занятий и дел и закрыться в душном пристанище соратницы, но воин, став буквально частью короля, не мог более распоряжаться собственными временем и жизнью в целом. Трандуил не был жесток, но всё же предпочитал собственный комфорт всем прочим, поэтому мало интересовался здоровьем и мнением простых стражников. Но только Феанрил хоть и случайно, но всё же стал частью великой королевской тайны, а потому больше не являлся простым безымянным эльфом, хоть сам король об этом и не догадывался. Не являлась для Трндуила простой стражницей и Тинтнисс, но король, по видимому, пока еще не знал о её ранении, возможно, даже смертельном. Наверное, именно поэтому Трандуил сейчас столь спокойно и отрешённо сидел в своем кресле, откинувшись спиной на мягкую удобную спинку. Что же… Феанрил сейчас разрушит его непоколебимое спокойствие, хотя он бы вряд ли узнал бы об этом, если бы не услышал однажды в Ривенделле тайны короля. Постучавшись и получив ответ, эльф вошёл в кабинет венценосного эльфа и поклонился. — Пришли вести с восточной части леса. — Феанрил начал тихо, но уверенно. Он замолчал, дожидаясь заинтересованного кивка Трандуила, и продолжил далее с той же уверенностью, что скрывала в голосе дрожь страха: — Состояние ухудшатся с каждым днём: пауков и паутины всё больше и больше с каждым часом, животные гибнут от их яда, а птицы залетают в их убежища и не возвращаются оттуда. Часть восточного леса почти полностью вымерла. — скорбно поджал губы Трандуил, благосклонность ушла с его лица, оставив лишь жёсткость и вновь зарождающуюся ярость. — Раньше для похода на восток было достаточно и двоих вооружённых стражников, теперь не хватит и десятка. Пауки нападают большими гнёздами, в которых от двадцати до пятидесяти чудовищ. — Феанрил чуть замялся, замерев в сомнении, а стоит ли сообщать о вернувшихся воинах королю, или ему не особо интересно.       Но Трандуил решил всё сам: — Что с вернувшимся отрядом? Всё ли рассказал тебе командир? — не дожидаясь ответа воина, король продолжил: — Прикажи ему подняться ко мне. Мне было бы было полезнее услышать состояние восточного леса из его уст, и подробнее.       Феанрил замер, не зная, что и как ответить Трандуилу. — Когда командир очнётся, её обязательно пошлют к вам, мой лорд. — Феанрил почтительно кивнул. — Никто из отряда пока не пришёл в сознание. Двое эльфов находятся в тяжёлом состоянии после серьёзного ранения, один — ещё слишком слаб. — Их было всего трое? Сколько пауков уничтожено? Кто глава отряда? — Верно, всего трое воинов отправилось на разведку в восточный лес, ведь ещё неделю назад в нём можно было ходить поодиночке. Было уничтожено целое гнездо — в районе тридцати-сорока пауков, многие разрублены надвое. Помощи не приходило. — Феанрил затих. Сказать имя подруги значит подставить её под удар, обречь её на гнев Трандуила, что несомненно будет, ведь король не глуп, он сразу же поймёт, кто подставил под удар жизни эльфийских стражников и благополучие леса. Но смолчать Феанрил тоже бы не в силах, он подчинялся своему королю, просто не мог иначе. — Командира зовут Тинтнисс, мой лорд, Тинтнисс, дочь Анариона и Нирнаэлу.       Казалось, ничего не поменялось, кроме внезапно наступившей тишины. Но Феанрил знал, какая перемена произошла в душе короля. Вернее, не мог знать точно, лишь догадывался. Эльф стоял, вглядываясь в лицо молчавшего правителя, он пытался увидеть хоть толику от того, о чём король говорил полуэльфу. И не мог. Трандуил лишь чуть дёрнул бровью и опустил голову, вновь погружаясь в изучение отчёта по обстановке в западном лесу. Не услышь Феанрил сказанных королём слов своими ушами, не поверил бы, потому что он как был, так и оставался абсолютно безразличным к происходящему.       Трандуил не знал, как реагировать. По большому счету ему было абсолютно всё равно, и сказанное имя ничего не изменило. Король наоборот почувствовал лишь слабую искру облегчения. Не пристало так думать правителю о своём народе, но эльф не смог остановить свою мерзкую в некоторых отношениях мысль. Нет её — нет проблем. Нет проклятия, нет чувств, нет лишних забот. Эльф прикрыл на миг глаза. Он уже начал разрываться между долгом, статусом, разумом и самим собой. Осознание заставило Трандуила скривить губы. Слишком быстро это происходит, эльф полагал, что у него ещё будет время, чтобы продумать свои последующие действия.       Множество задач и проблем пробуждали лишь головную боль, что колотила по вискам день ото дня. Трандуил представил, насколько сильно ухудшилась обстановка в восточной части леса, если раньше там хватало всего двух стражей, а теперь уже целого отряда было недостаточно. Эльф не знал, откуда ждать прорыва, резкого сильного удара, ведь пока тьма равномерно наступала со всех сторон, подкрадыасясь к самому сердцу эльфийского леса. Пока стражи держали оборону, но этого уже было недостаточно. Рано или поздно эльфы падут, и тьма прорвётся. Нужно найти и уничтожить сам источник, и Трандуилу не нужно было дополнительных сведений с разных концов своих владений, чтобы понять, что в одиночку его армии невозможно будет справиться с надвигающейся угрозой. А никто другой пока не поднял тревогу.       Трандуил поднял голову. Стражника уже не было в комнате, лишь оставался лёгкий неприятный запах крови, что исходил от одежды ушедшего эльфа. Король поднялся с массивного деревянного с резной спинкой кресла и подошёл к окну. Он смотрел на свой лес и не узнавал его. И дело было не в маленьких, едва заметных листочках, лишь слегка выделявшихся на фоне чёрных высоких стволов. Суть была в изменившейся атмосфере. Над лесом буквально парило ощущение опасности, тревоги. Он словно был покрыт вуалью тени. Трандуил нахмурил тёмные брови и отвёл взгляд. Эльф не только видел, он буквально на себе чувствовал все изменения, будто сам ощущал надвигающуюся тьму. Пока живо хоть одно деревце, жив и сам Трандуил. Погибнет эльф — сдастся и лес.       Король отвернулся. Он кинул быстрый взгляд на бумаги, разбросанные на столе, и вышел из комнаты.       Эльф не прошёл по коридору и десяти шагов, как остановился и решительно толкнул тяжёлую деревянную дверь, ведущую в комнату, не многим отличающуюся от той, из которой тот недавно вышел.       Гланедель оторвал взгляд от лежащих на столе карт, поднялся и приветственно кивнул королю. Трандуил, обведя взглядом комнату, наконец остановил свой взор на эльфе. — Гланедель, — медленно начал король, будто обдумывая что-то. — эту бумагу, — Трандуил достал свиток из-под полы свободной мантии. — нужно доставить в Лотлориэн. Найди кого-нибудь, кто с этим справится или отправляйся сам. Свиток должен попасть лично в руки Галадриэль. Дождитесь ответа и возвращайтесь.       Тень неприятия появилась на лице короля. Многие знали, что он недолюбливал Галадриэль за происхождение. Нолдор были в его лесу, да и за его границами, не в почёте. В памяти многих эльфов ещё были воспоминания или просто рассказы о предательстве нолдор своих братьев. Многим теперь из их народа не было доверия. А Трандуил знал, что Галадриэль была там, на Западе, ещё в Валиноре, и поддержала восстание своего родственника, окропила кровью собратьев свои руки.       Но новая опасность была куда важней застарелой вражды. Тем более многим испытаниям подверглись те нолдор, что затеяли братоубийственную войну. Давно они уже сполна заплатили по счетам, поэтому, переборов гордость и неприязнь, Трандуил написал письмо, где делился опасениями, предупреждал об опасности, просил помощи и серьёзности. Эльф догадывался, что границы Лотлориэна ещё чисты, и пока на них не ступала нога орка или же другой твари. Но когда это случится, что-либо предпринимать будет уже поздно. По крайней мере ему, ведь король не имел кольца власти, что могло бы помочь в защите леса, в отличии от Владычицы Лориэна. Нельзя сказать, что король совсем не завидовал ей. Трандуил тоже хотел силы и власти, что давало кольцо, но пока справлялся и без него, а потому эти предательские мысли редко приходили в его голову. Скорее появлялись там от скуки или злости. Сейчас король испытывал и то, и другое.       Гланедель кивнул. — Завтра же послание отправится в леса Лотлориэна, мой король. — и эльф протянул руку, чтобы получить завёрнутый в трубку пергамент.       Его рука повисла в воздухе на несколько секунд, в течение которых Трандуил размышлял, борясь с собственными обострившимися страхом и недоверием. Но потом всё же отдал бумагу, проследив за тем, как Гланедель кладёт её в один из ящиков стола и запирает его на ключ. Достав его из замочной скважины, советник опустил предмет во внутренний карман своей серой туники.       Взглянув на эльфа ещё раз, Трандуил, не прощаясь, вышел. Гланедель в задумчивости продолжал стоять рядом со столом. Он давно хотел покинуть родной лес хотя бы на время, слишком уж долго он сидел здесь безвылазно. А когда появилась возможность уехать, он, без сомнений, ухватился за эту идею, тем более Гланеделю давно хотелось повидать границы Лотлориэна, что многие считали несомненно прекрасными и чудесными.