Проклятый

      Трандуил открыл глаза, ощущая, как учащается дыхание, как путаются в голове несвязные обрывки мыслей. Он лежал и смотрел в потолок, пытаясь успокоиться, привести в порядок голову, совладать с эмоциями. Но всё становилось только хуже с каждой секундой, которая, казалось, шла слишком долго. Король знал, что происходит, это было уже не впервые, и Трандуил испытывал великие мучения в такие моменты. Взглянув на руки, эльф заметил, что они мелко подрагивали, и дрожь эта увеличивалась с каждой минутой.       Трандуил резко сел в постели, а потом и вовсе внезапно вскочил с неё, лихорадочно то сцепляя дрожащие пальцы в замок, то разжимая их и тут же возвращая обратно. Тело прошибли тысячи мурашек, но король совершенно не обращал на это никакого внимания, погружённый в свои мысли. Потом эльф подошёл к кровати и сел на неё, запуская руки в волосы. Его плечи подрагивали, словно если бы он плакал, но лицо короля было искажено судорогой, и не было на нём ни капли слёз. Резко, рвано выдохнув, Трандуил упал спиной назад на постель и замер на несколько секунд, обратив свой взор к потолку. Грудная клетка эльфа быстро вздымалась, глаза лихорадочно блестели.       Уже не в первый раз Трандуил испытывал желание увидеть её буквально на физическом уровне. Он не мог думать, спать, есть, пока хотя бы на несколько секунд не задержит на юной стражнице взгляд. И то этого было мало. Король посмотрел на свои дрожащие руки и раздражённо встряхнул ими. Трандуил ненавидел это состояние — он ощущал себя в нём беспомощным и жалким, но ничего не мог с собой поделать. Король смотрел в потолок, но видел перед глазами лишь знакомое лицо, обрамлённое серебряными локонами волос. Трандуил закрыл глаза, но ничего не изменилось — образ, напротив, стал только ярче.       «Где она сейчас?»       Вопрос вертелся в голове и, казалось, был единственной связной мыслью. Трандуилу буквально до боли в груди хотелось взглянуть в её светлые глаза, провести рукой по холодной щеке. Король мотнул головой, словно бы желая избавиться от наваждения, но тщетно. Прошло уже достаточно времени для этой стадии, и король это понимал. Но принять не мог. Рядом с образом стражницы появлялся порой лик давно погибшей жены Трандуила, и это мучало его. Короля буквально выворачивало наизнанку от отвращения к себе, от омерзения от своих мыслей, от боли. Но как ни старался эльф остановить проклятие, чья сила возрастала с каждым днём, всё было бесполезно, процесс был уже запущен.       И сейчас, вновь увидев родные черты — тёмные вьющиеся волосы, сияющие неярким, мягким светом глаза, тёплую полуулыбку, постепенно меняющиеся и наконец складывающиеся в своём иной образ, Трандуил чуть не застонал от отчаяния, от боли, что прошибла его в самое сердце. Он чуть ли не сходил с ума. Ощущал ли он себя королём? Нет… Эльф чувствовал себя потерянным мальчишкой, который угодил в глубокую тёмную яму. Мальчишкой, который даже не пытался кричать, прося о помощи. Он смотрел наверх и не видел солнца — настолько глубока была эта яма.       Трандуил поднялся с постели, с трудом останавливая дрожь в руках и ногах. Он стянул с себя рубаху и посмотрел в зеркало. Взъерошенные волосы были неаккуратно разбросаны по плечам, глаза странно блестели, но с каждой секундой всё меньше, хотя безумный блеск так и не ушёл из них до конца, по груди стекают капельки пота. Король смотрел на себя и не узнавал эльфа в отражении. Зима была особенно морозной и холодной. Трандуил отвернулся, скривив в печальной усмешке губы, и бросил рубашку на кресло.

***

— Где Тинтнисс? — Трандуил сцепил руки за спиной, дабы не выдать дрожи, которая вернулась вновь, стоило ему только выйти из полумрака своих комнат. — Тинтнисс? — Гланедель задумчиво нахмурился.       Минута прошла в молчании, в течение которой король еле сумел сохранить спокойное, равнодушное выражение лица. Ту разрушительную ненависть, которую Трандуил испытывал к себе сейчас, было трудно передать словами. — Она уехала в Лотлориэн, мой лорд. — сердце эльфа опасливо дрогнуло. — Вами был дан приказ доставить Ихэнген к леди Галадриэль, дабы она судила изменницу и выбирала её дальнейшую судьбу. Хадор был назначен главным. И ваш сын, принц Леголас, — голос советника на миг затих, но в тот же момент речь продолжилась. — он отправился с ними. И Тинтнисс также было приказано ехать. — Кем? — резко спросил Трандуил, ощущая, что он теряет контроль над собой. А потому король ещё усерднее начал подавлять эмоции, стараясь не пропустить их на лицо. — Хадором. Командиром четвёртого отряда. — Гланедель замер, уловив странный блеск в глазах короля.       Трандуил развернулся и вышел из кабинета советника, и эльф лишь успел заметить крепко сцепленные между собой пальцы короля.

***

      Трандуил метался по комнате, словно зверь в клетке, в которые их иногда заключали люди ради забавы. И сам эльф в своё время был посажен за железную решётку человеком. И вот, он теперь ничем не отличается от кошки, что скребла когтями прутья клетки, но была не в силах выбраться. Уехала… Эльф буквально ощущал безумие, и с трудом подавил первый легкомысленный порыв сесть на лошадь и броситься за ней. Трандуил сейчас чувствовал лишь потребность в Тинтнисс. Чтобы чуть успокоить мысли и тело, ему потребовался лишь один взгляд на неё. А что делать сейчас? Будь эти порывы настоящими, как и чувства Трандуила, эльф бы справлялся с этим, но остановить искусственные эмоции Трандуил не мог.       Этот поход был безусловно очень опасным, исходя даже из рассказов Гланеделя. А с него прошло уже немало времени, так что Трандуил даже не сомневался в том, что всё стало только хуже — что варгов и волков теперь больше бродит в лесах, а орков — по дорогам. Эльф понимал, что вполне вероятным исходом для всего отряда может стать смерть, потому что пути были опасны и тернисты, а воинов по какой-то неизвестной Трандуилу причине снова взяли мало. Да, король знал, что Леголас мог драться за двоих, а то и за троих стражей, как и Хадор, но разве спасёт это в минуту неминуемой гибели? Трандуил закрыл глаза. Конечно же, он не разрешил сыну ехать. Конечно же, он ослушался. Теперь страх за сына разрывал Трандуилу сердце. Леголас не был уже маленьким мальчиком, чтобы опекать и оберегать его ото всех опасностей мира, но разве важно это отцу? Трандуил любил его как никого в этой жизни, и он был эльфу дороже собственной жизни.       Король вдруг прислушался к себе. Ещё год назад Трандуил посчитал бы этот поход удачей и даже вероломно понадеялся бы на смерть Тинтнисс, дабы избавить себя от мук, и эльф вначале и вправду размышлял так. Что же касалось сегодняшнего дня… Король наоборот подумал, переча всем доводам разума, всем правдивым мыслям, что он бы сделал всё, только бы стражница Тинтнисс осталась жива.       В комнате было темно, закат давно уже прошёл. Трандуил сидел, понурив голову. Когда-то он думал, что лучше вечность стоять на морозе, чем ощущать его в сердце, сейчас же, ощущая раскалённое тревогами и непонятной страстью сердце, королю вдруг подумалось, что лёд вместо сердца, это не так уж плохо. Уж лучше и вовсе ничего не испытывать, чем чувствовать то, что ощущал он. Эльф сидел на постели до поздней ночи, пока наконец не уснул, изнурённый таким долгим днём.

***

— Не разговаривай с ней. — Хадор опасливо оглянулся на Ихэнген, что безуспешно пыталась завязать с Тинтнисс какое-то подобие диалога.       Стражница лишь хмуро посмотрела на него и промолчала. А что толку говорить? Она не в праве перечить своему командиру, да и желания разговаривать с бывшей подругой, а ныне убийцей, не было никакого желания.       Поэтому часть пути все ехали в тишине, лишь лошадиные копыта с глухим стуком ударялись о землю, да завывала вдали вьюга. Тинтнисс передёрнула плечами. Мерзкий липкий холод пробирался под тёплый дорожный плащ, а капюшон часто сдувало с головы.       Процессия двигалась медленно. Вдалеке виднелись горы, кругом лежали поваленные деревья. За отрядом тянулась тёмная цепочка следов. Снег, блестевший от неяркого солнца, был рассыпан кругом и таинственно мерцал. Ветер красиво поднимал целые волны снега и перебрасывал их с места на место своими сильными, мощными порывами. Кругом не было никого и практически ничего, а потому цепочка путников тёмными пятнами выделялась на белоснежном снегу, смотрясь странными кляксами.       Тинтнисс, которая никогда не выезжала за пределы родного леса, казалось, что всё вокруг необыкновенно красивое, хотя и опасное — что вьюга, которая играла снежинками, заставляя их переливаться, что ледяные сосульки на поваленных деревьях, что глубокий мягкий снег. И горы… Горы! Эльфийка чувствовала исходящее от них величие, и ей порой становилось не по себе. — Он такой же бесчувственный, какой бывает метель, когда равнодушно сносит дома и деревья… — донёсся до стражницы тихий голос Ихэнген. — Но что-то притягивает меня к нему… и тебя тоже, не отпирайся. — Тинтнисс нахмурилась. Ей не была приятна ни эта тема, ни разговор с эльфийкой в целом. — Когда я смотрела на него, у меня словно открывалось второе дыхание. Я чувствовала… будто я поднимаюсь в воздух, и за моей спиной вырастают крылья. Но лишь один его взгляд заставлял меня падать, настолько он был равнодушен и холоден. Ты не понимаешь меня, конечно же, и, надеюсь, никогда не сможешь понять, но эта любовь приносила мне столько боли, безысходности и отчаяния, что… мне становилось трудно дышать. Мне однажды посчастливилось увидеть его улыбку, и этот образ ещё долго являлся ко мне во снах. Я люблю его настолько, что не получая взаимности, я начинаю сходить с ума, и это мучает меня и всех, кто находится вокруг. И знаешь… я иногда ощущала, что становлюсь похожей на него — бечувственной, безжалостной… одинокой, и мне было страшно. И, Тинтнисс, я поняла, что мне незачем жить, если я не буду видеть его. Он необходим мне, словно воздух, и без него я… я не смогу… — голос затих, но Тинтнисс так и не повернула головы к эльфийке.              Вызвали ли у неё жалость слова Ихэнген? Безусловно. Но собственное горе не давало стражнице понять чужое. — Он не бесчувственный. И больше не одинок. — слова вылетели прежде, чем Тинтнисс успела подумать о чём либо       Хадор вдруг сделал жест рукой, подзывая эльфийку подъехать к нему поближе. Рядом с эльфом на своём коне держался Леголас, он, прищурившись, всматривался вперёд и беспокойно поглаживал животное по густой гриве.       Хадор ехал в середине, Тинтнисс же двигалась по его правую руку, а Леголас — по левую. — Гланедель успел мне рассказать кое-что перед нашим путешествием. — начал, стражник, беспокойно поглядывая на Тинтнисс, когда она обернулась, чтобы проверить, на месте ли преступница, эльф тут же отвёл взгляд. — Совсем скоро наш путь пройдёт через очень опасный участок, который нам, вполне возможно, не удастся проделать и остаться после него в живых, поэтому, ваше высочество, я вынужден… — Хадор. — мягкий мелодичный голос Леголаса заставил эльфа прерваться. Принц поднял руку, показывая, что не желает его слушать.       Хадор кивнул, но выражение его лица осталось недовольным — Гланедель рассказал мне, что когда он ехал из Лотлориэна в прошлый раз, за ним образовалась погоня. Орки на варгах преследовали его несколько лиг, пока не отвлеклась на кого-то ещё. Нам так может не повезти. — голос его был твёрд и ни на секунду не дрогнул. — Больше у этих мест нет хозяев, ибо стали они пристанищем тьмы. С этого момента останавливаться нам нельзя, потому что каждая минута промедления может приблизить нас к смерти.       Кивнув, Леголас чуть притормозил коня и поравнялся с каким-то другим стражем, оставив Хадора и Тинтнисс наедине. — Защищаем сначала принца, а потом уже себя. — добавил эльф, не заметив, как у Леголаса в раздражении дёрнулась бровь. — Я знаю. — Тинтнисс кивнула. — Не бойся, я последую этому правилу.       «Это как раз таки меня и страшит», — подумал Хадор и ещё раз взглянул в любимое лицо. Капюшон слетел с головы стражницы, и её серые волосы на миг взметнулись от порыва ветра. Хадор смотрел и понимал, что не мог не влюбиться в неё, такую сильную, смелую, целеустремленную и волевую. Такую… прекрасную. Но эльф не видел в Тинтнисс ответных чувств, и от этого ему делалось невыносимо печально и больно в душе. Но он пока таил в сердце надежду, что она наконец увидит его, разглядит в толпе других. Но Хадор не ведал пока, что сердце её уже было несвободно, и что там навечно был запечатлён другой образ.       Остаток второго дня прошёл спокойно. И вот, на рассвете третьего, послышался со всех сторон какой-то глухой гул. И даже если закрыть руками уши, его можно было почувствовать — вибрация отдавалсь в рёбрах. Усталые напуганные лошади вставали на дыбы от ужаса.       Тинтнисс тут же поняла, что это именно то, о чём говорил им с принцем Хадор. Не было видно пока ни орков, ни варгов, но эльфийка понимала, что они уже совсем близко к горизонту, и через несколько минут она заметит их размытые очертания. Хадор на своём коне подъехал к ней ближе. Эльф блуждал напряжённым взглядом по горизонту, ни на секунду не останавливаясь на чисто одном объекте. — Тинтнисс, — внезапно обратился он к замершей рядом эльфийке. — если ситуация выйдет из-под контроля, и принцу будет угрожать смертельная опасность, мы с тобой должны будем поступить вот как: … — эльф наклонился к уху Тинтнисс, и дальнейшие его слова не услышал даже Леголас, что прислушивался к нему с таким усердием, что на время даже забыл о надвигающейся опасности. Принца невероятно раздражало то, что о нём пекутся, словно о маленьком мальчике, каким он был много сотен лет назад. Разумеется, Леголас понимал, зачем это всё, но порой ему вовсе не хотелось сидеть в тени, за спинами стражей, что жертвовали жизнями ради него.

***

      Во весь опор неслись кони уже из последних сил. Сколько лиг уже гнались варги за ними? Неведомо. Но путь стражей можно было легко отследить по трупам павших воинов. Кто-то был подстрелен орочьими стрелами, а кого-то загрызли враги прямо вместе с конями, оставляя лишь кровавое грязное пятно.       Тинтнисс прижалась грудью к спине своей лошади, обняв ту за могучую шею, не замечая ничего вокруг, кроме буквально летящих рядом принца, Хадора и ещё одного воина. Плащ стражницы слетел, коса распустилась, и теперь пряди волос с застывшим на них инеем больно хлестали эльфийку по красным щекам, на которых застыли капли крови. Сейчас, когда враги чуть отстали, пришла пора приводить в действие их план. — Ваше высочество! — прокричал Хадор, на миг обернувшись. — Сейчас будет маленькая тропа между двух камней, прошу вас, сверните на неё. Аорфен, и ты тоже! Защищай принца любой ценой! И… — видя, что Леголас желает возразить, Хадор нахмурился. — Ваше величество, не спорьте, умоляю! Вы были взяты в отряд под мою ответственность, поэтому, — эльф на секунду затих. — поэтому я приказываю вам спасать себя и возвращаться в Эрин Ласгален по тропе за камнями. Аорфен знает дорогу, вы не пропадёте. Там будет ущелье, укройтесь там и, выждав время, возвращайтесь на эту дорогу. Мы с Тинтнисс отвлечём варгов, но они могут вас учуять, если вы задержитесь, и всё будет зря! — прокричал Хадор и отвернулся, вновь смотря вперёд. Он сделал всё, что от него требовалось, теперь принцу надо было решать самому, и командир четвёртого отряда всем сердцем надеялся, что он сделает верный выбор, и Эрин Ласгален не потеряет наследника и всеми любимого принца.       Леголас сжал зубы, понимая, что ему вновь не оставили выбора. Но он потому больше и не считал себя мальчишкой, что умел рассчитывать свои действия в голове наперёд, и принц понимал, что королевство нуждается в нём, а вариант, предложенный Хадором, имеет место быть, и план может обернуться успехом. И что идти командиру наперекор, чтобы что-то доказать отцу или кому-нибудь другому, будет полнейшей глупостью и самонадеянностью. Взглянув на Аорфена, Леголас свернул на едва заметную тропу. Он не хотел там оставлять двух эльфов, что вновь были готовы встретить смерть ради него, но понимал, что поступить иначе — значит умереть.       Тропа была узкой, но всё же не настолько, чтобы там не прошёл конь. Прошло уже достаточно времени когда принц и Аорфен увидели ущелье, куда они и забились, оставив коней совсем рядом. Прошло где-то с полчаса или с час времени, когда Леголас вознамерился наконец выйти из укрытия и продолжить путь.       Принц и Аорфен встречали орков, но ровно столько, со сколькими могли справиться и вдвоём. Путь их был тяжёл, и принц чувствовал подступающий недуг, но лишь молча шёл вперёд, стараясь не думать о том, что сталось с Тинтнисс и Хадором. День прошёл, затем второй. Сил почти не осталось даже на то, чтобы ровно держаться на спине уставшего загнанного коня.       Наконец, на закате третьего дня, два измождённых путника заметили, как мелькают вдали верхушки знакомых деревьев, а вскоре, через несколько часов, увидели стены родного дворца.

***

      Перед внутренним взором Тинтнисс стояли остекленевшие глаза Ихэнген, что была убита одной из последних из остатков их отряда. Целый каскад стрел вонзился в её спину, буквально делая из эльфийки решето. Одна из таких стрел оцарапала стражнице правое бедро, и теперь оно нестерпимо болело. Тинтнисс лишь надеялась, что в стреле не было яда.       Эльфийка слышала вой обезумевших варгов и видела перед собой лошадь Хадора который, видимо, знал, где можно было укрыться от врагов. Речи о Лотлориэне не шло, слишком уж далеко было ехать, но, возможно, было что-то поближе.       Хадор почувствовал некоторую долю облегчения, увидев, как принц с Аорфеном скрылись между камнями, и ещё быстрее понёсся вперёд. За эльфами уже гналось не так то и много варгов — многим наскучила погоня, а некоторые были убиты эльфийкими стражами, и теперь основной задачей эльфа было увести их подальше от принца. Скоро можно будет разворачиваться и встречать оставшихся варгов и орков с оружием, поскольку Хадор надеялся, что им вместе с Тинтнисс хватит сил сразиться с врагами и всё же удастся выйти из этой ситуации живыми.       Ехать вперёд эльфы прекратили только тогда, когда ноги коня Хадора подломились, и он упал замертво. Длинная дорога без передышки и огромная скорость измотали животное так сильно, что продолжать путь для него было уже невозможно. Перекувыркнувшись через голову, Хадор вскочил на ноги и повернулся лицом к наступающему врагу. Бежать было некуда. Тинтнисс, практически на ходу спрыгнув со своей лошади, встала рядом. Она измученно улыбнулась, стараясь не показывать, чего ей стоит не хромать на правую ногу. — Сразимся! — прошептал Хадор, крепче сжимая меч. Тинтнисс лишь кивнула, хотя внутри у неё всё буквально сжималось от страха.

***

— Тише… — шептала Тинтнисс, глотая слёзы и струдом взваливая тело Хадора на лошадь, что опустилась на колени. Эльфийка благодарно потрепала её по спутанной гриве. — Всё хорошо будет. Никого же не осталось! Мы сможем вернуться!       Тинтнисс было ужасно холодно, она не переставала дрожать. Хадор был смертельно ранен вражеским мечом, но эльфийка смела надеяться, что ещё не всё кончено, что свет ещё мерцает впереди.       Эльфийка и сама села на спину животного, крепко прижав к себе тело соратника. — …Чшшшш… Чшшшшшш… — иногда шептала она, гладя командира по мокрым волосам. Слёзы текли по щекам, и Тинтнисс не могла их остановить.       Хадор редко когда приходил в сознание и, даже пребывая в нём, молчал, но в один из разов, когда сил в нём будто стало бы больше, он начал говорить. Тихо, сбиваясь и шипя от боли, но не останавливаясь. Тинтнисс прижалась своей головой к его, дабы расслышать каждое, даже самое глухое слово. — Мне жаль, что я не успел сказать тебе этого раньше, поскольку ты несомненно достойна слышать эти слова каждый день, но… я люблю тебя, Тинтнисс, и, кажется любил всегда, но сказать боялся, ведь видел, что ты не смотришь на меня. Прости…       Хадор с трудом повернул голову и губы его коснулись губ Тинтнисс, что замерла изваянием после слов эльфа.       Поцелуй был мягким. Чувствуя прикосновения к своим устам, перед глазами Тинтнисс стоял вовсе не темноволосый и зеленоглазый Хадор. Пронзительные голубые глаза на миг сверкнули перед ней, и мелькнули в свете луны золотые кудри. Тинтнисс отпрянула. Образ короля Трандуила встал перед её глазами и не уходил ещё несколько мгновений. Печальная улыбка появилась на губах эльфа, что вновь повернулся и больше был не в силах пошевелить даже рукой. Он всё понял. Почувствовал, что не ему отдано сердце прекрасной эльфийки, и упал во мрак от невыносимой боли, физической и душевной, и горя.       И день и ночь скакала лошадь стражницы, пока эльфийка не поняла, что больше сил у животного нет. Тинтнисс слезла с лошади и аккуратно сняла с неё Хадора. Животное упало без сил и замерло, не шевелясь более. Подбородок Тинтнисс дрогнул. Умерла.       Путникам не встретилось ни одного орка, лишь их окровавленные трупы, разбросанные по всей земле, и улыбка облегчения иногда проскальзывала на осунувшемся лице эльфийки.       Стражница пробовала идти сама, но глубокий снег на поляне и её хромота не позволяли ступить и шагу, что уж говорить о том, чтобы нести с собой и её соратника. Тинтнисс села в сугроб, позволяя слезам заливать глаза и щёки, гладила Хадора по голове, перебирая его застывшие холодные пряди. Вдруг воин открыл глаза и с усилием прошептал: — Прощай, Тин…       Хадор был мёртв, и последний вздох его замер с её именем на устах.       Заснеженное поле огласил отчаянный, полный горя и боли крик. То кричала Тинтнисс, чьи руки, прижимающие к своей груди бездыханное тело Хадора, замёрзли настолько, что ничего не чувствовали, чьё сердце разбилось на миллионы кусочков, чья вера угасла. И крик этот долго отзывался эхом над землёй.       Тинтнисс лежала в сугробе, ощущая, как новые снежинки падают на её онемевшие лицо и руки, и изо всех сил старалась не закрывать глаза. Эльфийка чувствовала, что стоит ей сомкнуть веки, из сна она больше не выберется.       Тинтнисс лежала на земле, обнимая мёртвого эльфа, и чувствовала, что умирает.