Семнадцать Разноцветных Мармеладных Мишек

Прошлое.       — …так что если увидишь чокопай с матчей, послушай меня, никогда не покупай его. Не трать на него свои деньги, время и место в желудке. Во вкусе нет и намека на чайный бисквит, это просто как обычный маршмеллоу. Самый обычный чокопай, но по удвоенной цене за надпись «с матчей» на коробочке. Это было самое большое мое разочарование за жизнь…       Майк, который лежал на насыщенно-фиолетовом ковре с высоким ворсом в комнате младшего брата Рафа, громко вздохнул и замолчал, качая согнутой ногой. Они с Рафом прекрасно ластились как два мартовских кота на диване в гостиной, пока каратисту не позвонили, и он, сказав, что должен срочно отлучиться ненадолго, ушел, забрав с собой тепло, оставив своего парня на своего брата. И последний, конечно, был не против компании Майка, тот довольно забавный и милый, но Донни кусал кончик карандаша в мучительной попытке и слушать лепет о чокопае, и слушать собственные более важные мысли. Продвинутая химия сама себя не изучит. И Донни начинал кипеть, потому что из-за фонового шума он читал одно и тоже предложение по три или четыре раза.       Послышался ритмичный шорох. Рыжеволосый на коленях подполз к краю стола Донни, заглядывая в его учебник и не находя ничего доступного для себя. Химия отстой. Ничего интересного. Но вот «V» и «?» приписанные рукой Донни то тут, то там на странице, завлекли Майка, и он, конечно же, спросил, ткнув в учебник пальцем.       — Что это?       Донни тихонько вздохнул и пожал плечами, после чего лениво ответил, все еще пытаясь читать, подперев голову кулаком.       — Инсерт, — просто сказал он, но, видя непонимание, пояснил. — Это такой прием. Маркировка текста значками по мере прочтения.       Ожидая не заинтересованное «ага» или «понятно», какие уже привык слышать каждый раз, когда что-то объясняет кому-то кроме преподавателей в колледже, Донни приятно встрепинулся, когда почти детским голоском парень брата заинтересовано уточнил:       — И что каждый знак обозначает? Например, эта галочка? Кстати, у тебя довольно легкое нажатие на карандаш, наши преподы тебя бы обожали…       Донни чуть улыбнулся, после чего откинулся в кресле, разворачиваясь к Майку и объясняя. Дон не любит об этом распространяться, но что-то объяснять кому-то он любит больше всего на свете. И он бы, наверное, хотел стать профессором, может, химии, который бы устраивал почти что шоу на своих парах, влюбляя студентов в науку также, как когда-то в нее влюбил его репетитор Нэнси, девушка-студентка, которая могла говорить о химии часами, но ее было интересно слушать, сколько бы она не говорила. Очень жаль, что Нэнси улетела учиться в Германию год назад. Наверное, если бы она осталась, у них могла бы завязаться дружба. Но, с другой стороны, что мешает ему когда-нибудь отправиться за ней? Говорят в Германии курс химии более насыщенный, нежели в США. Можно проверить свои силы и стрессоустойчивость.       — Ну, — начал Донни, — «V» обозначает, что это я уже знал и до прочтения. Вопрос, наверное это очевидно, что эта часть мне не понятна даже после прочтения. Плюс обозначает, что информация для меня новая, но я ее понял. Минус обозначает, что я думал иначе, и что информация оказалась другой, нежели я предполагал, но я ее понял, если рядом нет вопроса.       Майк закусил нижнюю губу. Через несколько секунд тишины он ответил:       — А я обычно просто использую маркеры.       Дони качнул головой и полусогласился:       — Да, цветовыделение тоже неплохо, но это ведь просто выделение желтым или красным и того, что важно, и того, что непонятно. Инсерт более организованный в этом плане.       Майк улыбнулся, обнимая коленку:       — А я выделяю разными цветами. У меня тоже есть организация, хотя по мне и не скажешь, наверное… Знаешь, я использую цвета светофора. Красный — стоп, это не понятно. Желтый — приготовиться, что-то между, ну, или если по-твоему, есть вопросы. А зеленый — движемся вперед, то есть все понятно, и в случае чего я хорошо смогу рассказать эту часть… Хотя я так мало пользуюсь зеленым, что я пользуюсь тем же маркером, которым пользовался в начале средней школы, потому что он все еще не закончился и не собирается.       Донни усмехнулся, смотря на взъерошенного и местами даже неопрятного подростка, который действительно казался хаосом или торнадо, с нового ракурса. Наверное ему стоит быть менее завышенным и не таким черствым с Майком. В конце концов если Раф его выбрал, то, значит, было за что. Старший брат крайне разборчив в людях и привередлив, ему мало кто нравится, но Майк понравился, и пора это принять, а не отталкивать.       — Кажется, ты много тратишь времени на учебу, — не смог молчать снова Майк, — и ты, ну, не выгораешь, все время только обучаясь?       Взгляд Майка скользнул по комнате Донни. На стене либо расписания, либо какие-то научные плакаты, карта мира над кроватью, таблица химических элементов над столом. Все полки уставлены книгами. И вряд ли есть хотя бы одна «дурацкая», для развлечения. Все карандаши сточены больше, чем наполовину, за частым использованием. Компьютер в спящем режиме, но что-то подсказывает Майку, что когда тот включают, то никогда не для игр или отдыха, а опять же только ради учебы.       Майк всегда учился с трудом и через слезы. И потому вид всего этого его жутко пугает. Донни брат Рафа, и Раф частенько упоминает Донни, так что даже не общаясь, Майк многое о том знает, ну, и еще, наверное, немного привязался к Донни, как и к Рафу. И, это наверное так глупо, но зная, что такое хотеть умереть, испытывая перегрузы и истощение, Майк очень не хотел, чтобы кто-то еще сталкивался с этим, особенно те, кто для него не пустой звук.       — Нет, потому что учеба всегда была для меня наоборот тем, что меня заряжает. Я люблю получать знания. Когда я что-то узнаю, либо когда решаю то, чего раньше не мог решить, я словно наполняюсь чем-то теплым, и мне хочется идти дальше, получать еще и еще. Не думаю, что учеба может мне когда-нибудь приесться, насколько бы сложная она не была, всегда будет что-то, чего раньше я не знал…       Майк нахмурился:       — Ну а если все-таки так получится, что ты устанешь, и что новые знания будут уже не радовать, а угнетать, потому что у тебя не останется сил их переваривать? Что, если ты будешь близок к тому, чтобы сломаться…       Донни тихо взглянул в сторону Майка, чей взгляд был так далек, что на секунду стало страшно. Почему-то слова парня звучали так, словно они были о нем самом. И это встревожило Донни. Но он привык не делать поспешных выводов.       — Если я почувствую, что меня больше не радует то, что всегда радовало раньше, — тактично ответил Донни, — то я просто отдохну и подожду, когда у меня появятся ресурсы идти дальше. Но, думаю, эмоциональное выгорание мне в ближайшие три года не светит, потому что наши преподаватели активно дают нам обратную связь, ну и я много участвую в научной студенческой деятельности, что тоже заряжает и дает понять, что то, что я делаю, важно, интересно и не лишено смысла. Тебе так не кажется?       Майк пожал плечами, решая, как ответить лучше. Он абсолютно не считал науку шибком интересной. И он цинично считал, что Донни преувеличивает важность своей деятельности. Но говорить об этом было бы грубо. И к тому же Майк не был до конца уверен, считает ли он стремление к знанием Донни бесполезным искренне или же только из-за того, что его занятие рисованием обычно все считали бесполезным, и он теперь видел занятие чем угодно бесполезным делом. Наверное, он просто стал смотреть на мир через серую призму, что вынуждала его все обесценивать.       — Не знаю, смотря как посмотреть на это, — ответил тихо Майк, а Донни загадочно улыбнулся, стуча пальцем по учебнику.       — Верно, — сказал он, — жив или мертв кот…       — Какой еще кот? — нахмурился Майк.       Донни поспешил объяснить:       — Шредингера, конечно же. Ты не знаешь?       Майк качнул головой и чуть улыбнулся:       — Неа. Расскажи.       И Донни так и сделал. Откинувшись обратно в кресле и смотря в окно, за которым медленно смеркалось, он уверенно и интересно начал:       — Был такой физик, Эрвин Шредингер, который в 1930-х изучал квантовую механику. И он заметил у частиц странное свойство: пока за ними не наблюдаешь, они могут быть в двух состояниях одновременно, то есть в суперпозиции. И Шредингер предложил мысленный эксперимент: взять коробку, поместить в нее кота и немного радиоактивного вещества…       — Бедный кот, — грустно усмехнулся Майк.       — Это мысленный эксперимент, — повторил Донни. — И вот, если представить такой случай, где кот и радиоактивное вещество, способное убить кота, находятся в одной закрытой коробке, то мы не можем знать, пока не откроем коробку, мертв кот внутри или жив. И некоторые физики предложили, что кот будет и мертв, и жив одновременно. Что при открытии коробки вселенная раздвоится, и в одной вселенной кот будет жив, а в другой мертв. И также они говорили о том, что подобное раздвоение вселенной происходит каждую секунду сотни миллионов раз…       — Типа, параллельные вселенные?       — Верно, — кивнул Донни. — Вследствие раздвоения появляются параллельные вселенные.       — И почему мы вообще начали говорить об этом?       Донни пожал плечами и негромко ответил:       — Наверно я просто хотел лучше выразить свое отношение к тому, что мы обсуждали. То есть, да, я учусь, и может когда-нибудь я выгорю и все будет плохо, но невозможно знать наверняка, будет так или не так, как невозможно знать, мертв кот или нет, пока не откроешь коробку. Гадать можно вечно, бояться можно заведомо, но я предпочитаю не гадать и не бояться, а ориентироваться на то, что есть сейчас, и какое состояние у меня сейчас. И сейчас все нормально. Пока хорошее хотя бы на один процент будет перевешивать плохое, я в порядке.       Майк усмехнулся. Последняя фраза звучала хорошо. Успокаивала. Но вот все остальное было каким-то запутанным. Вздохнув и упав обратно на спину на мягкий ковер, Майк ответил:       — Знаешь, я начинаю понимать Рафа…       Донни тихо рассмеялся и вернулся к учебнику.       — Раф что-то говорил обо мне? И что же?       Майк широко улыбнулся:       — Что ты заставляешь его чувствовать себя тупым! — позже рыжеволосый спокойнее подумал вслух. — Интересно, в параллельной вселенной, где Раф ботаник, а тебя отдали на карате, я встречаюсь все равно с Рафом или с тобой?       — Нет, — застонал Донни и кинул в валяющегося Майка голубым ластиком. — Иди из моей комнаты.       Послышался стук, и Раф открыл дверь, слыша смех двоих его любимых людей. И это, пожалуй, одно из первых, что способно так быстро согреть изнутри.       — Чем вы тут занимаетесь? — спросил Раф, заходя внутрь комнаты брата и поднимая за руку Майка с пола, чтобы быстро поцеловать.       — Философствуем, — ответил Дон.       — Строим теории, — усмехнулся Майк.       — Да, и что за теории? — Раф обнял Майка, забираясь холодными с улицы руками ему под толстовку, вызывая крик и смех. Майк запрыгал, пытаясь отбежать от Рафа, но тот покрепче его обнял, начиная щекотать и целовать в щеку и шею.       Донни закатил глаза:       — Теории о параллельных мирах. Интересно, есть ли мир, где мне никогда не мешают учиться…       Хриплый голос Рафа прозвучал в ответ:       — Думаю, нет.