*Сентябрь*
Полина проснулась поздно, в 12:30, с мыслью, что терроризировала Морозову с самой смерти Харитона. «Если бы я тогда зашла к нему ночью, я могла бы спасти его.» Да, Полина винила себя в смерти деда, что было совершенно несправедливо, но девочка не хотела никого слушать. Она считала, что если бы по пути в ванную перед сном она зашла к Харитону, то он бы был жив, учитывая, что скончался он ночью.***
Первые приехали милиционеры, те самые, что спрашивали Антона о пропаже Вовы почти два года назад. Полина встретила их, как и была, в белой в синий горошек ночной сорочке и домашних тапочках. Помощник Тихонова оглядел Морозову с ног до головы и усмехнулся. Старлей сурово посмотрел на напарника и, слегка кивнув девочке в знак приветствия, проговорил, стараясь быть как можно деликатнее: — Здравствуй, Полина, соболезную твоему горю. Врачей ещё нет? Девочка отрицательно мотнула головой и залилась слезами, закрыв лицо руками. Сконфуженный Тихонов откашлялся и сказал: — Давай пройдём на кухню, я подготовлю документы. Старлей сначала зашёл в комнату Харитона, на всякий случай пощупал пульс, но всё было понятно: дедушка Полины умер. Тихонов прошёл на кухню, где уже сидели его помощник и безутешная Полина, которая положила голову на стол и периодически содрогалась от всхлипываний. Старлей глубоко вздохнул. Ему не хотелось мучить девочку, но он обязан был задать некоторые вопросы. — Когда придёт твой отец? Полина подняла голову, потёрла глаза и сказала надтреснутым голосом, стараясь изо всех сил снова не начать всхлипывать: — Я не знаю… Он в рейсе… — И что же, нам теперь тут вечно сидеть? — недовольно пробормотал помощник Тихонова, старлей вновь смерил напарника суровым взглядом и продолжил: — Ну хотя бы примерно… — Ближе к десяти вечера. — А куда у него сегодня рейс? — В третий трудпосёлок. — Ну да, — протянул старлей, — где-то к десяти и получится. Не волнуйся, Полина, я посижу тут. Помощник оживился: — Я могу ехать? — Да, — бросил Тихонов и нервно махнул рукой. Напарник поспешил удалиться, спустя несколько минут послышались звуки уезжающего УАЗика. Полина осталась в обществе милиционера. Девочка вновь заплакала. Тихонов подошёл к ней и неуклюже потрепал по плечу. — Тише, тише, всё будет хорошо. — Я не понимаю! — прокричала сквозь слёзы Полина, вскинув руки к небу. — Почему жизнь так обошлась с ним? Он не сделал никому ничего плохого, жил честно, всё делал для семьи! — С годами тебе придётся осознать и принять эту простую истину, что жизнь часто очень несправедлива, — проговорил печально старлей.***
Потом приехали и врачи, они дали Полине успокоительное. Она сидела с опухшим от слёз лицом с совершенно отрешённым взглядом. Ей вспомнились слова Тихонова о простой истине жизни. Именно в тот момент девочка решила, что не только она должна познать несправедливость жизни. В голове что-то щёлкнуло. Это была ещё одна причина того, что Полина стала сплетницей. Конечно, в первую очередь она хотела отвлечься от своих переживаний, но иногда в Морозовой просыпалась жестокость, и она получала удовольствие от сплетен, они утягивали девочку в болото, в бездну, в пропасть. Ближе к десяти вечера приехал отец Полины, которому уже на въезде в посёлок рассказали о горе в его семье. Девочка бросилась в объятия к папе. — Тише, дочка, — шептал Сергей Морозов, гладя Полину по голове, — я с тобой. Отец подписал все документы, после чего тело Харитона забрали и врачи с Тихоновым уехали. Этот день нанёс удар по психике Полины, которая просидела бóльшую часть дня со спецслужбами и мёртвым в одном доме. С той поры многое изменилось в Морозовой, и эти изменения со временем лишь усугублялись.***
Девочка постаралась отогнать от себя любые мысли и направилась в ванную. Приведя себя в порядок, она прошла на кухню, где сидел Сергей и смотрел телевизор. — Привет, Поля, — сказал отец. — Привет, пап, — ответила Морозова и взяла печенье из вазы. — Позавтракала бы нормально хоть… Хотя какой завтрак в час дня почти. Опять читала до ночи? Полина проигнорировала реплику отца. Тот недовольно проговорил: — Полина, я вопрос задал. — Пап, — закатила глаза девочка, — не твоё дело, что я делаю. — Опять хамство это, — глубоко вздохнул отец. — Я не понимаю, кем ты становишься. — Сплетницей и сволочью. Уже стала. — Но я не понимаю, Полина, зачем тебе это? Зачем, Поля? — Пап, я же тысячу раз говорила, что ты не поймёшь. Прекратим этот разговор. — Да как же мне понять, — вскинув руки, прокричал Сергей, — когда ты не хочешь говорить! — Да отстань ты от меня! — отмахнулась девочка и налила себе воды из графина. — И макияж твой слишком выделяющийся, — продолжил отец. Вновь получив в ответ лишь усмешку дочери, Морозов потёр виски и проговорил, понизив голос: — Поля, ну, пойми… То, как ты себя ведёшь, как говоришь… Это не приведёт ни к чему хорошему. Я понимаю, что тебя изменила смерть дедушки… Полина повернулась к отцу, и выражение лица дочки его испугало. Оно было злым, жестоким, безумным. — Не смей говорить о нём, — прошипела Морозова. — А мои поведение и макияж — это не твоё дело! Захочу — стану шлюхой! Тебе же лучше будет! Меньше будешь денег тратить! Не дав отцу ответить, Морозова выбежала из кухни. Она вновь плакала в подушку у себя в комнате. Девочка по-прежнему любила отца и понимала, что он хочет помочь, но в ответ она лишь бесконечно хамила. Полина сама до конца не могла осознать смысл многих своих действий. Она была очень несчастным в душе человеком, но главное её несчастье было в том, что она прогоняла всех, кто мог ей помочь. Оторвавшись от подушки, девочка взглянула на их с Антоном совместную фотографию, которую они сделали в шестом классе: Морозова и Петров стояли у стенда с информацией и искренне улыбались. Слёзы хлынули с новой силой. Полина помотала головой и с криком «Это всё в прошлом! В прошлом! Теперь всё по-другому!» сорвала рамку со стены и со всей силы швырнула на пол. Стекло разбилось на множество осколков…