Французский — язык любви

      Едва Катя прочитала первые несколько строк, как тут же свернула письмо обратно и, крепко сжав его в кулаке, вышла в коридор. Она продолжила чтение у окна, что было на максимальном расстоянии у кабинета. Прочитав послание до конца, Катя, как часто бывает в кинематографе, приложила его почти что к нижней губе и медленно покачала головой. Девочка иронически усмехнулась и пощёлкала языком, а затем крепко сжала в руке листок и направилась искать Петрова. Он уже вернулся в класс. Увидев Катю явно в не слишком весёлом расположении духа, он занервничал. Смирнова подошла к Антону и, швырнув письмо прямо перед ним, отрывисто бросила:       — Я попрошу не носить мне никаких записок!       — Катя, я правда тебя люблю… — тихо произнёс мальчик, но Смирнова на это лишь разорвала листочек с посланием на мелкие кусочки, собрала их, выкинула в мусорное ведро, затем вновь подошла к Антону и сурово произнесла:       — В следующий раз клочки полетят тебе в лицо.       — Я всё равно тебя добьюсь, — упрямо ответил Петров. Катя оскорблённо хмыкнула и проговорила:       — Опять твоя самонадеянность. Она чувствовалась даже в той записке. Написал то, что я хотела бы услышать. А на самом деле ты всё врёшь.       — Я не вру, — стараясь сохранять спокойствие (помня наставления сестры), ответил Антон.       — Врёшь. Насчёт записок я тебя предупредила, — отчеканила Катя и вышла из кабинета.       Антону было больно, но он не хотел винить Катю, потому что сейчас испытывал то, что испытывала она тогда, три месяца назад. Он решил продолжить следовать советам Анны Михайловны и Оли. Катя же вновь стояла в коридоре, облокотившись на подоконник. Ей опять хотелось плакать. Оттого что ей очень хотелось поверить Антону, но она не могла. Катя прекрасно понимала, что стала поступать импульсивно, как настоящая дура из дешёвых мелодрам, но ничего не могла с собой поделать.       Как и в прошлый раз Морозова материализовалась рядом внезапно. Ей уже доложили о том, что Катя порвала записку. Но вот что было странное. Полина вновь подошла к Смирновой, чтобы оскорбить её, но буквально заставила себя это сделать, потому что совсем не хотела. Морозова и сама не понимала, что с ней происходит, но унизить Катю она всё-таки себя уговорила. Полина пристроилась рядом со Смирновой и своим новым голосом, подобным звуку шила по стеклу, начала:       — Катюша, а ты у нас решила Антошу поразить шваброй на голове и катышками на одежде?       Смирновой сейчас было совсем не до Морозовой, но ударить в грязь лицом перед Полиной она не могла, поэтому с натянутой улыбкой ответила:       — Ты, я гляжу, помимо моего личного гинеколога, ещё и в модельеры и стилисты ко мне устроилась.       Полина закатила глаза, на что Катя лишь усмехнулась и скрестила руки на груди. Морозова уже собиралась уйти к подружкам (что-то внутри не давало ей продолжить эту перепалку), как вдруг в последний момент повернулась к Кате и еле слышно совершенно серьёзно проговорила:       — Удачи с ним.       Смирнова, не веря в услышанное, переспросила:       — Что?       Но Полины уже и след простыл, поэтому Катя сочла, что ей что-то послышалось. За всей этой сценой тайком наблюдал Антон. Последние три слова Полины он, конечно, не услышал, но зато отчётливо уловил всё остальное. Он решил поговорить с Морозовой. Как только они оба оказались в классе, он подошёл к ней и с неприязнью в голосе произнёс:       — Морозова, поговорить надо.       Полина, которая всё ещё не могла прийти в себя от собственных противоречий, не успела натянуть маску кокетки, и лишь удивлённо взглянула на Петрова. Он поманил её в сторону коридора. По счастью, в это время Катю позвал один из учителей, и она не увидела идущих вместе Антона и Морозову. Когда последние пришли в самый конец коридора, мальчик начал разговор:       — Отстань от Кати, Морозова. Перестань над ней издеваться. То, что позволяешься себе ты, она себе не позволяла.       Полина уже сумела собраться и сориентироваться, поэтому хмыкнула и стервозно ответила:       — А что же ты, Антоша, любишь сильно её? Сначала она за тобой бегала, теперь вот ты за ней.       — Заткнись, сука! — крикнул Антон. Терпение его лопнуло, и теперь он был просто в ярости. Морозова не ожидала, что Петров, который не так уж и давно любил её, сможет так сказать. — И Катю трогать не смей. Я не понимаю, как мог влюбиться в тебя в начале этого учебного года, такую подлую и аморальную особу, и я буду очень рад, если тебя исключат из школы. Так ты хотя бы оставишь Катю в покое. Ты поняла меня, тварь?! — крикнул ещё раз Антон. Полина стояла в безмолвии. — Я не посмотрю ни на что, если ты что-то ещё скажешь Кате. Я тебя уничтожу за неё. Нет, бить не буду, я ещё не настолько свихнулся, но есть масса других способов сжить со свету. Ты, Морозова, сама выбрала себе такую дорогу, что тебя теперь все презирают и ненавидят. Я скажу тебе прямо: ты сука, ты эгоистка, ты последняя мразь. Церемониться я с тобой не буду, ты подобное отношение заслужила. Но живи как хочешь, только Кате плохо делать не смей.       Морозова поняла: он не шутит и не преувеличивает. Её стало бросать то в жар, то в холод. Полина спокойно спросила:       — Ты её очень любишь?       — Не твоё дело, сука, — с ненавистью бросил Антон и скривился, будто бы само присутствие рядом с собой Морозовой казалось ему омерзительным. Полина ничего не сказала в ответ. Она лишь коротко кивнула и быстрым шагом отправилась на лестницу. Там она прислонилась спиной к стене и беззвучно заплакала. Её слёзы выдавали лишь тёмные потёки от туши на щеках. «Он ведь полностью прав. Полностью», — думала Морозова, отчего ей становилось ещё более горько, но она не могла понять Катю: «Он столько для неё всего сделал. Почему она воротит от него нос?» Но Полина не хотела думать ни о чём. Ей стало совсем плохо: закружилась голова, зазвенело в ушах. Нет, у неё не было гипертонии, как у Кати, просто слова Антона заставили Полину задуматься. Она вспомнила то, что ей говорил отец, и чувство стыда лишь усилилось. Стыда перед другими, стыда перед самой собой. «Я предала себя. Я предала свои убеждения, то, во что всегда верила — в доброту, честность, отзывчивость, верность…» Морозова привела себя в порядок, вновь поднялась на этаж, нашла своих подружек и произнесла не мигая совершенно без эмоций:       — Я больше не буду заниматься сплетнями и прочей грязью.       »Подружки» непонимающе переглянулись. Одна из них проговорила:       — Как Смирнова решила?       — Да, — ответила Морозова и, выдержав паузу, продолжила, — как Катя.       »Подружки» презрительно фыркнули и отошли подальше от своего бывшего главаря. Полина на ватных ногах села на стул. Не стоит думать, что только записка и слова Антона заставили её бросить сплетни. Это был эффект накопления. Чашу весов наконец-то перевесило добро, но почему-то от этого девочке становилось не лучше. Она прямо перед звонком отпросилась у учителя домой (и отпросилась вежливо), сказав, что плохо себя чувствует.       Что же до Антона с Катей? Они опять не разговаривали. А Петров скрыл от возлюбленной разговор с Полиной, посчитав, что Катя может подумать, что он это сделал напоказ.       Придя домой, Полина начала царапать ножом себе руку, оставляя глубокие порезы, чтобы заглушить душевную боль. Бинты она наложила себе сама. Но какое-то чувство всё равно не покидало её. Она была так восхищена Антоном. Как он защищал свою любимую. Морозова с ужасом осознала, что влюбилась в него. И она вновь решила признаться ему через несколько дней. Полина понадеялась, что он ответит ей взаимностью, если Катя и дальше не будет верить. Но делать что-либо для этого она не хотела.       Ну а учебный день по-прежнему продолжался. Но только Антон пытался хоть что-то сделать приятное Кате (например, поднять упавший учебник), она тут же недовольно кривила губы. А Катя и сама мучалась от этого, но поверить не могла.       Антон в тот день остался дежурным. Один. Потому что его «напарник» сбежал, а Катя дежурить вместе с Антоном категорически отказалась, и Лилия Павловна отпустила дочь домой. Учительница не хотела лезть в дела дочки, но уж слишком удачный подвернулся момент докопаться до истины: они остались в кабинете вдвоём. Лилия Павловна обдумывала, как же лучше начать диалог, но решила всё-так спросить прямо :       - Антон, ты уж извини, что вмешиваюсь, но я хочу спросить не как учитель, а как мать. Что у Вас происходит с Катей? Я уже узнала всё от неё, но мне бы очень хотелось узнать, как ситуация выглядит с твоей стороны. Ты не бойся, ругать или упрекать тебя не стану, хотя с твоей стороны было низко столько раз доводить Катю до слёз, но ты не думай, что она мне ябедничала. Я сама пыталась узнать, почему она плачет и ходит сама не своя.       Антон сел за парту напротив учительницы и тихо произнёс:       — Да, я поступал ужасно… И мне очень стыдно за это…       — Но Катя же тебя простила?       — Да.       — Надеюсь, это для тебя стало уроком. А теперь давай перейдём к сути.       — Не буду напрасно тратить слова. Скажу сразу. Мы любим друг друга, но Катя не верит в мои к ней чувства. Вы, наверное, знаете, что раньше мне нравилась Морозова. Катя тогда призналась мне, но я не мог на тот момент ответить ей взаимностью. Но Катя решила мне помочь. Чувства мои к Полине оказались невзаимными, она меня просто использовала ради корысти. А потом я совершил ужасную ошибку.       Антон неуверенно замолк, ему было стыдно за прекращение общения. Он понимал, что Лилия Павловна наверняка знает об этом, но не сказать уже не мог. «Раз сделал, теперь разъясняй», — подумал про себя мальчик.       Лилия Павловна молча ждала, что ученик скажет дальше.       — Я прекратил с Катей общение. Не верил. А теперь мне это же и аукнулось, причём, вполне справедливо. Я слишком торопил события, ухаживая за Катей. Но я правда её полюбил. Полюбил так, как не любил никого и никогда, и я боялся упустить момент, но, конечно же, ей нужно было больше времени. Когда я ей признался, Катя сказала, что я её оскорбил. Я с Вашего позволения не хотел бы пускаться в подробности.       — Это и не нужно, — спокойно произнесла женщина. — Антон, не исключён тот факт, что она поверит позже, но тебе придётся ждать. Ты только...       — Не быть назойливым, но и показывать, что я всегда готов ей помочь, я знаю.       Учительница кивнула и строго проговорила:       — И больше не торопись. И Катю не обижай.       — Ни за что, — серьёзно произнёс Антон, но тут же улыбнулся и сказал. — Спасибо Вам, Лилия Павловна.       — Не за что. Не волнуйся, Кате о нашем разговоре я не скажу, а то она убьёт нас обоих. Я думаю, ты уже понял, что она с характером. Вылитая я в молодости, — усмехнулась учительница. — Но ладно, можешь идти домой.       — Хорошо. До свидания, — проговорил Антон и вышел из кабинета.       «Я не думаю, что он врёт, — думала Лилия Павловна, — слишком уж трепетно он говорит о Кате. Он её любит.»       Школа уже опустела, но Антон был приятно удивлён, увидев сидящую на скамейке у гардероба свою сестрёнку. Оля встала и подошла к брату.       — Как вижу, наша операция с письмом не имела успеха, — печально проговорила она. Антон грустно кивнул. — Ну ладно, по дороге расскажешь всё.       Петров так и сделал. Дослушав, Оля сказала:       — Знаешь, я думаю, что опускать руки рано. Продолжай бороться за свою любовь. А с Полиной ты молодец. Уделал суку.       — Оля! — нахмурился брат. — Ты что, ещё и материшься?       — То же мне моралист тут нашёлся, — закатила глаза сестра. — Ты бы вообще помолчал. Сам матерщинник тот ещё. Я прекрасно помню, что ты слушал, когда родители уходили. Песенки свои матерные, а я всего лишь одно слово употребила, и то к месту. И оно скорее бранное, чем матерное.       — У тебя всегда на одно моё слово находится тридцать, — вздохнул Антон. — Но за советы спасибо.       Вечера у всех героев прошли довольно однообразно. К Петровым только зашёл отец и вынес припрятанные деньги, даже не поздоровавшись ни с кем из членов семьи, он только дал жене бутылку водки, чтобы она молчала. Не стоит скрывать, у отца семейства завелась молодая любовница, а на двоих детей и жену ему уже было плевать. Полина лежала на диване с замотанными руками и нервно курила (эту вредную привычку она бросить не могла), она вновь звонила в больницу, и ей сказали, что отца выпишут через два дня. Морозова не понимала, что ей делать. Она находилась будто бы в пограничном состоянии: она пока не могла стать прежней, но и не хотела возвращаться в сплетни. И это её очень сильно мучило. Что же до Кати? Лилия Павловна сдержала слово, данное Антону, и не говорила с дочкой об их разговоре. А сама же Катя решила проверить Петрова: заставить его ревновать. С матерью о записке она говорить не захотела. Так что не только у Полины было это странное пограничное состояние.