***
Антон проснулся и тут же почувствовал ноющую боль по всему телу. Но Петров не дал себе начать жалеть себя и тут же взбодрился: «Это было ради Кати. Потерплю». Мальчик спустился на кухню, где уже была Оля. Девочка сидела чуть ли не плача с чёрными капроновыми колготками, лежащими у неё на коленях. Антон подошёл к сестре и осторожно сказал: — Привет, сестрёнка. Что-то случилось? — Привет, Антон… — грустно ответила Оля и продемонстрировала брату колготки, указав на огромные дырки в них. — Последние порвались. Я их уже штопала-перештопала, дальше просто некуда, я и так вот эти у Люси просила. — То есть все твои уже порвались, раз ты у подруги просишь? — с ужасом вытаращил глаза Петров. Девочка лишь кивнула. — Вот что мне теперь делать, Антон? — Ну… Иди в брюках, — предложил брат. — Я и так, если ты не заметил, в них давно хожу, — нахмурилась Оля, — чтобы швов не было видно от штопки. А без колготок мне холодно и неудобно. Тёплые мне давно малы, и я в них не влезаю. — А чулки? — Ты совсем уже?! — сестра покрутила пальцем у виска. — Какие, к дьяволу, чулки?! Ты точно там у себя в комнате детективы читаешь?! — Да я просто предложил, — обиделся Антон. — Откуда я знаю ваши женские штучки. — Я бы посмотрела, что было бы, если бы ты вместо цветов Кате чулки подарил, — усмехнулась Оля. Мастер подколов и сарказма. — Она бы тебя ими и задушила. Петрова рассмеялась, а Антон насупился, чем ещё больше рассмешил сестру. Но он был даже рад этому: она хоть ненадолго могла отвлечься от бытовых, да и не только проблем. Но смех у Оли прошёл быстро, и она вновь загрустила. — Что ж, — со вздохом проговорила девочка, — хорошо, что ты пораньше встал. Принеси мне, пожалуйста, иголку, нитку, ножницы и порванные колготки такого же цвета, они там же, в ящике с вещами для шитья. Придётся заплатки ставить, что ж делать. Антон молча кивнул и направился за необходимыми вещами. Когда он их принёс, Оля отрезала нужные по размеру кусочки, с первого раза вставила нитку в иголку и принялась ставить заплатки. — Что думаешь делать с Катей? — спросила сестра, не отрываясь от работы. — Вчера кое-что произошло, и оно должно дать плоды, так что просто буду следовать твоим советам и ничего лишнего. — А что это за «кое-что»? — насторожилась Оля, заканчивая с первой заплаткой. — Я не могу об этом говорить, Кате бы это не понравилось, — ушёл от ответа Антон. Сестра с пониманием кивнула и уже молча продолжила работу. Антон дождался, когда Оля поставит все заплатки, после чего они стали завтракать. Теперь, когда мать совершенно оставила домашние дела, манная каша казалась брату и сестре манной небесной. Другого ничего уже не было. Им приходилось самим готовить, стирать и выполнять прочие домашние работы. Карину это совсем не волновало — она только и делала, что вливала в себя алкоголь в огромных количествах и жалела себя, считая себя самой несчастной на свете, потому что сидит в нищете у чёрта на куличках и от неё окончательно ушёл муж. Оля и Антон снова шли в школу вместе. Петрова, чтобы подбодрить брата, решила пошутить: — Поскорей бы уже ты начал встречаться с Катей — будет у кого колготки просить. Антон грустно усмехнулся, но промолчал. До Оли дошло, что дела у брата с Катей совсем плохи. Девочка участливо взглянула на него, а потом подбадривающе подмигнула: — Всё будет хорошо, братик. Ты, хоть и тварь и мерзавец, но по-настоящему её любишь. — Спасибо, Оля, — улыбнулся Антон и приобнял сестру за плечи. Утро Полины же было совсем безрадостным. Она сидела на кухне, закутавшись в плед, и бесцельно смотрела в окно. В тот день поздно вечером должен был приехать из больницы её отец. Морозовой было очень стыдно перед ним, и она очень хотела извиниться перед папой. «Он же всегда желал мне добра, хотел, чтобы я была счастлива, а я в итоге довела его до инфаркта… Я исправлюсь, папа, я изменюсь.» В тот день Полина оделась ровно так же, как и Катя, но не для того чтобы позлить Смирнову, а чтобы порвать с прошлым придуманным образом. Никакого броского макияжа и вызывающей одежды. Морозова снова становилась самой собой. На подходе к школе Петровы увидели курящую у крыльца Полину. Она ненадолго выпустила сигарету изо рта и весьма учтиво поздоровалась: — Доброе утро, Антон и Оля. Мальчик с удивлением оглядел Морозову, но ничего не ответил, а сестрёнка лишь кивнула Полине. Последняя глубоко выдохнула и продолжила курить. — Морозова, похоже, что-то замышляет, — мрачно проговорил Антон, заходя в здание. — Кто знает… — пожала плечами Оля. История Лилии Павловны, однако, повлияла на Катю так: девочка решила продолжить проверять чувства Антона, что означало бы продолжение издевательств. Здесь был так же и момент мести: Катя хотела отомстить Петрову за все слёзы, что она пролила из-за него. Рассудительная Смирнова стала вести себя истерично и даже параноидально. Она была обиженной и влюблённой, а это, как известно, страшная смесь. Катя и Антон стоили друг друга. Петров вошёл в класс, положил вещи и тут же направился к возлюбленной. Она ожидала этого, поэтому, не дав Антону раскрыть рот, весьма грубо произнесла: — Не мешай, Петров. Я повторяю. Антон вздохнул, но не стал перечить. В кабинет вошла Полина. Едва Катя взглянула на её внешний вид, как тут же буквально рассвирепела. «Эта сука специально оделась, как я, чтобы Петрова переманить?!» Ревность начинала брать верх над рассудком, но проходя мимо Кати, Полина лишь коротко кивнула ей в знак приветствия и проследовала в сторону своего места. Но не прошло и двух минут, как в кабинет ввалился ещё один «приятный» сюрприз. Имя ему было Семён Бабурин. «Началось в колхозе утро…» — успела подумать Катя, перед тем как Семён направился к ней.Утро
4 сентября 2022 г. в 13:13
17 декабря выдалось невероятно морозным. Метель в тот день разыгралась не на шутку и грозилась повалить вековые сосны. Жители посёлка с ужасом думали, просыпаясь утром и смотря на происходящее за окном, о том, что деревья от ветра могут упасть на провода. Устранение обрыва в жуткий мороз можно было бы ждать несколько дней. Сидя за завтраком с чашкой чая, Катя без особой радости представляла свой путь до школы в такую погоду. Мама будто бы прочитала её мысли и спросила:
— Екатерина, почему бы тебе не позвонить Антону, чтобы он тебя проводил? Я ведь всё слышала вчера.
Катя перевела взгляд от окна на Лилию Павловну и промолчала. Учительница глубоко вздохнула и пошла мыть свою чашку. «Не могу же я заставить её что-то делать и думать, как хочу я. Она же у меня с характером, да ещё каким.»
— Знаешь, Катя, — произнесла Лилия Павловна устало-строгим тоном, — делайте с Антоном что хотите, вы уже далеко не маленькие, паспорта в этом году получили всё-таки. Но учти, милая, я, конечно, не знаю всех тонкостей и не могу утверждать наверняка, но ты будешь сильно жалеть, если его отвергнешь, как и он, если перестанет за тебя бороться. Но дело ваше. За собой чашку, пожалуйста, помой сама.
«Хватает мне Петрова, так теперь и маманя будет мне нотации читать!» Катя нахмурилась и выразила своё недовольство:
— А с чего это ты так говоришь со мной, будто бы я в чём-то провинилась? Почему ты в очередной раз выгораживаешь его?! Ну, конечно! Я же Катя Смирнова, ябеда и сплетница, которая только на подлости и способна!
Катя встала и вышла из-за стола, но её остановила мама, которая заботливо проговорила:
— Извини меня, пожалуйста. Ты неправильно меня поняла. Я просто очень хочу, чтобы ты была счастлива. Я не хочу, чтобы у тебя было, как у меня. Просто была в моей жизни печальная история…
— Какая? — уже остыв, спросила Катя.
— Он перешёл к нам в выпускной класс, то есть в 10. Мы сидели с ним за одной партой, — учительница ностальгически улыбнулась. — Короче говоря, у нас возникли взаимные чувства. Родители как раз-таки против не были, но мы, решив подумать по-взрослому, сочли нужным прекратить наши свидания и остаться знакомыми, посчитав, что все эти ранние отношения ни к чему хорошему не приведут и обречены на разрыв. Он поступил в сельскохозяйственный, а я — в педагогический. Поначалу мы ещё писали друг другу письма, иногда звонили, но потом всё это сошло на нет. В институте у меня были ухажёры, но никто из них не любил так, как любил он. Я оставалась одна. А потом в 35 мне что-то ударило в голову, и я встретила твоего отца и бросилась на него от тоски. Ты прекрасно знаешь, чем это закончилось. Он бросил меня беременной. И вот теперь я думаю, какой же я была дурой тогда, когда оставила своё счастье, отказалась от него по собственной воле.
Учительница сняла очки и смахнула выступившие слёзы платком. Катя, впечатлённая рассказом, не знала, что и сказать.
— А что в итоге стало с ним? Как сложилась его жизнь? — наконец спросила она.
— На мой 35-летний юбилей он прислал мне открытку. Там он написал, что у него всё хорошо, что он уже 4 года как женат и воспитывает двухлетнюю дочку, которую назвал Лилия.
— И что ты ответила?
— Ничего, — покачала головой учительница, — я просто плакала над этой открыткой. Больше я никогда не получала от него вестей. Ну а после юбилея я встретила твоего отца, мне тогда показалось, что я снова полюбила. Но всё это оказалось придуманным мною, не более. А тот мальчик, которому уже 51, как и мне, так и остался настоящей и единственной любовью в моей жизни, но я рада, что он счастлив.
— Мам… — пролепетала Катя и погладила Лилию Павловну, старающуюся держать себя в руках, по руке.
— Это я всё к тому, что не нужно ничего обрывать, не зная наверняка. Помой, пожалуйста, за собой посуду и давай собирайся в школу, — как зачарованная, произнесла учительница и вышла из кухни.
Слова мамы заставили Катю очень серьёзно задуматься. Она, выбирая, что надеть, пыталась попутно проанализировать ситуацию, но смогла только надумать, в чём идти в школу. Катя надела чёрную школьную юбку, такой же пиджак, а под него белую блузку. В сменной обуви, разумеется, были туфли на каблуках. Катя обожала каблуки. Таким образом, Смирнова выглядела как образцовая, но в то же время эффектная школьница, что дополнили аккуратный макияж и маленькие серебряные серьги. «Ах, если бы и с чувствами было так же просто, как и с одеждой», — подумала Катя, надевая пальто.