Французский — язык любви

      Полина вошла в дом, сняла верхнюю одежду, разулась и прошла на кухню, где Сергей готовил обед.       — Привет, пап, — сказала девочка.       — Привет, Поля, — ответил отец и, оглядев дочь с ног до головы, широко улыбнулся. — Какая же ты у меня красавица. Особенно без всего этого броского и вызывающего.       — Я тоже так думаю.       — Да… — протянул Сергей. — Скромности тебе не занимать.       — Ну а зачем мне отрицать очевидное, — пожала плечами девочка, и они с отцом прыснули от смеха. В их дом снова пришла радость.       — Как в школе?       — Катя с Антоном теперь вместе, а я их подруга. Они меня проводили. Знаешь, папа, мне так хорошо с ними, — в подтверждение своих слов Полина широко расставила руки и улыбнулась, закрыв глаза (вспоминая прогулку).       — Я очень рад за тебя, Поля. А что там с комиссией по отчислению?       — Вот умеешь же ты настроение испортить! — фыркнула Морозова. — Это будет 25-го числа, я уже об этом говорила, и тебе нужно будет присутствовать.       — Понятно.       — Но ты не волнуйся, — Полина вдруг сделала лицо идеальной девочки и проговорила ровно таким же тоном. — Я веду себя хорошо.       — Ты только там такую физиономию не строй, — усмехнулся отец.       — Пап, я знаю, что последнее время вела себя как последняя тварь, но я же не настолько идиотка. И мазохизмом не промышляю. Кстати. Я же решила снова начать заниматься скрипкой.       — Я знал, что ты это скажешь. Пусть в наш дом вернётся музыка! Ну ладно, иди пока переоденься, а я буду обед разливать.       Полина пошла к себе в комнату. Подошла к зеркалу и внимательно изучила своё отражение, затем расстегнула пуговицы на рукавах рубашки и осмотрела шрамы на руках. Теперь всё то, что происходило до этого, казалось ей диким.       — Боже мой… — прошептала Полина. — Кем же я была. Что же я творила. Ведь я же на самом деле могла и не дожить до сегодняшнего дня. Какой я была дурой и эгоисткой…       Впрочем, Морозова прекрасно знала, что будет лишь хуже, если она будет постоянно корить себя за прошлые ошибки, поэтому выдохнула и произнесла в полный голос:       — Теперь всё изменится. Обязательно изменится.       Полина достала новый блокнот, указала на полях число и процитировала следующие строки: «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно!» Затем она переоделась и пошла обратно на кухню.       Во время обеда у дочери с отцом завязался разговор.       — Пап, — спросила Полина, — а ты любишь вспоминать школьные годы?       — Нет, — покачал головой Сергей. — У меня не осталось приятных воспоминаний о школе. Класс мне попался хуже некуда — сплошное быдло. Вероятно, со всего СССР собирали. Так что ни друзей, ни романов у меня никаких не было.       — Да, не повезло тебе. Ну у меня класс тоже так себе, и до шестого мне общаться было не с кем. Это теперь я обрела сразу двух друзей.       — Впрочем, — продолжил отец, — было у меня одно знакомство. С одной девочкой мы общались. Никакой романтики, хотя, что скрывать, было время, когда я был от неё без ума. Её фамилия была Гагаркина.       — Как я понимаю, она сделала что-то плохое? — предположила девочка.       — Да. Хотя, по правде сказать, всё наше общение было одним большим бредом.       — Но зачем вы тогда общались?       — Мы часто задавали друг другу этот вопрос, и ответ всегда был один: «Чтобы было с кем поговорить в классе». Вот и всё. Мы ни разу никуда не ходили вместе, ни разу не были друг у друга дома… Она как-то сторонилась, что ли. И поддерживать она совершенно не умела.       — Но это действительно не дружба. И такое подобие общения ничего хорошего принести не может.       — А оно и не принесло. Однажды она рассказала одному человеку, которого я ненавидел, одну мою тайну, а когда тот человек стал нести всякие пошлости, она его не заткнула. Я услышал этот разговор случайно и сделал вид, что ничего не было, да и они меня не заметили. Я ждал, что она сознается, что она извинится, но этого не произошло. Я не ожидал от неё такого удара. Удара ниже пояса. Такого низкого поступка. В итоге у нас состоялся разговор. И мы прекратили общение, и прекратили очень некрасиво. И все воспоминания о ней я уничтожил.       — Я думаю, и правильно сделал. Но всё-таки это какой-никакой опыт. И ты же потом встретил маму.       — И это лучшее, что было в моей жизни, — печально улыбнулся Сергей, вспомнив покойную жену.       — А как же моё рождение? — с ноткой ревности в голосе произнесла Полина. Отец рассмеялся и, потрепав дочурку по голове, ответил:       — И это, конечно, тоже. Ты родилась такой хорошенькой.       — А я и сейчас ничего, — тряхнув волосами, гордо ответила девочка и тут же рассмеялась.       — Теперь-то ты вообще красавица. Ты очень похожа на маму. Ты взяла от нас лучшие черты.       — Ты скучаешь по ней? — серьёзно спросила Полина.       — Конечно, скучаю…— печально ответил Морозов.       — Пап, — девочка погладила Сергея по руке, — я уверена, хоть и не верю в Бога, что и мама, и дедушка нас слышат и видят.       — Я тоже. Так пусть знают, что у нас с тобой всё хорошо… Что мы не ссоримся и всегда готовы помочь друг другу.И что мы обязательно будем счастливы. Ради них. Потому что они бы очень этого хотели.       — Да. Несмотря ни на что и мама, и дедушка были оптимистами. Ладно, — взбодрилась Морозова. — Что-то мы тут совсем раскисли. Давай помоем посуду.       — А может, помоЕШЬ? — хитро сощурившись, предложил Сергей.       — Папа! — возмутилась Полина и поставила руки в боки. — Кто-то минуту назад говорил, что мы всегда готовы помочь друг другу.       — Ладно, ладно. Убедила.       Отец с дочерью сумели превратить и мытьё посуду в весёлую игру: как маленькие дети, они, хохоча, брызгались и пытались сделать из пены фигурки, и в итоге оба намочили одежду.       — Ну, пап! — сквозь смех произнесла девочка. — Это же мой любимый бадлон!       — Да это же ты брызгаться начала первая!       — Но ты-то продолжил! Это мне четырнадцать, а тебе-то…       — Вот не надо мои года считать, — перебил отец. — Я выгляжу максимум на тридцать!       — Па-а-ап, — протянула Полина и с шуточной укоризной посмотрела на отца. Тот вздохнул и, закатив глаза, нехотя признал:       — Ну ладно. На тридцать три. Вот не дождёшься от тебя комплимента! Ты сама-то дочка, может, на 15 или даже на 17 выглядишь.       — Ну, папочка, — театрально возмутилась Полина и, в шутку задыхаясь от негодования, бросила, — это уже перебор! Так меня оскорбить!       — Слушай, дочка, — почесав затылок, сказал Сергей с таким видом, будто бы в действительно хотел это сделать, — нам надо спектакли давать. Устроим гастроли — за месяц на виллу накопим.       — Это уж точно. Получается, чувство юмора у меня в тебя.       — Ну у нас в семье с обеих сторон с этим проблем никогда не было. Даже мой прадед, который работал в похоронном бюро, очень любил шутить. И, ты удивишься, практически без чёрного юмора.       — Это ты про моего прапрадедушку Колю? Ну Николая Николаевича, — уточнила девочка. В своё время она подробно изучила свою родословную, потратив на это все каникулы, но, тем не менее, ни о чём не пожалела и смогла проследить свой род до своих прапрапрапрадедушек и столько же раз пра бабушек, чем была очень довольна.       — Да, именно про него.       Вечером Полина пришла делать уроки к отцу: они решили провести как можно больше времени вместе. И вновь они много смеялись.       — Так, — нахмурился Сергей. — Повтори, пожалуйста, ещё раз название вещества.       — В пятый раз, папа! — звонко расхохоталась Полина, и для её отца это звучало красивее любой музыки. Для него было огромной радостью видеть свою любимую дочь счастливой. Ему на душе тут же становилось тепло.       — Ну последний раз, — взмолился Морозов.       — Ладно. Тетрагидроксоалюминат натрия.       — Слушай, это же без пол-литра не выговоришь. Ну-ка дыхни.       — Я боюсь, что ты скажешь, когда у меня начнётся органика.       — Боюсь, это будет нецензурно.       — Но ты же мат не любишь. Кстати, — Морозова вновь перешла на серьёзный лад, — а почему? Ты же всё-таки дальнобойщик, а у вас это вроде как принято, матерится.       — Да меня так воспитали, что мат должен быть к месту и по возможности его употребление нужно избегать. Вот и всё. И тебя мы так воспитывали.       — Правда, я эти правила нарушила… — стушевалась Полина, но отец поспешил разрядить обстановку:       — Что было, то прошло. Не будем об этом. Ты лучше мне ещё про алюминаты расскажи.       — Хорошо, только прекрати меня смешить, а то завтра двоек наполучаю.       — Ничего не могу обещать, — вздохнул Сергей и развёл плечами, отчего Полина вновь захихикала.       Вечер у Морозовых удался на славу. Им было очень хорошо вместе. Они стали даже ближе, чем были до смерти Харитона, и никто бы, побыв в тот день у них дома, ни за что бы не поверил в то, что ещё совсем недавно они только и делали, что ругались. Сейчас всё прошлое отступило. Будто бы ничего и не было. И это хорошо. Зачем ворошить то, что было? Полина извинилась перед отцом, он её простил, она решила измениться — вот и всё, конфликт исчерпан, и к этому больше не нужно возвращаться. Конечно, она вынесла для себя урок, чтобы никогда больше не повторить старых ошибок, но постоянно пытаться копаться в своё неприятном прошлом — это дело неблагодарное и даже вредное, поэтому Полина и не хотела этого делать. Они были настоящей семьёй, где были любовь и уважение. И им было уютно жить друг с другом под одной крышей. И неизвестно, сумела бы так быстро поменяться Полина, если бы не ощущала отцовскую любовь. Конечно, очень большую роль сыграла её влюблённость в Антона, но зачатки к изменениям появились намного раньше, и тут же была заслуга терпения и безграничной любви к дочери Сергея, который очень хотел ей помочь. Несмотря на то что Морозов считал иначе, всё же он был хорошим отцом.       Поздно вечером Морозовой позвонила Катя:       — Привет, подруга. Как ты там? Не раскисаешь?       — Нет, — честно ответила Полина, и её радовало, что это правда. — Мы с папой чудесно провели вечер.       — Я очень рада за вас. А я тут тебя заинтриговать позвонила и заодно спокойной ночи пожелать.       — Так одно исключает другое, — усмехнулась Полина.       — В этом и соль. В общем, завтра я тебе расскажу, как мы с Антоношей, после того как тебя проводили, дошли. Но это ещё не всё. Я сейчас звонила Антоше, и он нам что-то хочет завтра рассказать.       — Ну, Катька! Ты специально? Чтоб не только ты теперь ночь не спала?       — А ты смышлёная, — рассмеялась Смирнова. — Ладно, спокойной ночи, Поля. До завтра.       — До завтра, Кать.       «Это так непривычно — иметь столько внимания, — подумала Морозова и улыбнулась. — Но так приятно.»       Сергей зашёл к Полине в комнату. Она уже легла в постель и читала «Записки о Шерлоке Холмсе». Увидев отца, она отложила книгу и вопросительно посмотрела на него. Тот присел на краешек кровати, заботливо поправил дочке одеяло и, поцеловав её в лоб, проговорил:       — Спокойной ночи, Поля. Люблю тебя.       — И я тебя, — улыбнулась Полина и крепко обняла отца за шею.       Заснули они абсолютно счастливые, потому что знали, что они настоящая семья.