Французский — язык любви

      На следующее утро Антон спустился на кухню. Оля уже сидела там: пила чай и читала, надев очки, «Записки охотника» Тургенева.       — Доброе утро, — поздоровалась девочка, на секунду оторвавшись от книги и тут же вновь погрузилась в чтение.       — Оль, — спросил брат, — я тут спросить хотел. Что-то ты давно без серёжек ходишь. Где они?       Оля отложила книгу, сняла очки и глубоко вздохнула вместо ответа. Воцарилось молчание. Наконец девочка, смотря на крепкий чай в чашке, тихо ответила:       — Я заложила их.       — Как? Зачем? — удивился Антон. Сестра медленно повернулась к брату. Всё в ней выдавало усталость, и это было ничем не скрыть, даже несмотря на то что она использовала пудру, чтобы сделать незаметными последствия вчерашних слёз.       — Ты такой глупый и наивный, а всё потому что на всём готовеньком сидишь, — ответила она с нескрываемым упрёком в голосе. — Думаешь, еда с неба берётся? Или, может, что я деньги печатаю?       — Но почему ты тогда не купила себе колготки?       — А есть мы что будем? Тоже колготки? Я всё-таки о нас обоих думаю, о тебе даже больше. А ты сегодня, кстати, дежурный по еде, уборке и посуде, но почему-то завтрак я приготовила себе сама.       — Я же не виноват, что ты так рано встала, — пожал плечами Антон, пытаясь оправдаться. Но с Олей такие трюки не работали. Она глубоко выдохнула (скандалить с утра ей совсем не хотелось) и едко ответила:       — Или потому что ты привык долго валяться, а потом везде опаздывать.       — Ладно. Прости, — решил не спорить мальчик. — А много дали за серёжки?       — Не сказать, что гроши, но и не сказать, что миллион. Так, средне. Но у нас ювелир хороший, обманывать не станет. Он мне сказал, что отложит серёжки и не будет никому продавать, чтобы я потом смогла их выкупить обратно. Наверное, уж очень несчастный вид у меня был.       Антон молча кивнул и счёл нужным промолчать. В его груди клокотала ненависть к той женщине, которая по паспорту являлась его матерью, а по факту давно уже была чужим человеком. Мальчик не мог понять, с какой стати при живых родителях его восьмилетняя сестра должна продавать самое дорогое, что у неё есть, чтобы просто поесть. Но он не хотел загружать Катю своими проблемами, поэтому ничего не говорил о родителях, несмотря на то что Катя сумела бы его поддержать.       Когда брат с сестрой закончили завтракать, Оля взяла книжку и, собираясь идти к себе, с нескрываемым удовольствием произнесла:       — Братец, посуду помой.       — А можно я не буду? — жалобно ответил Антон. Оля закатила глаза, но в итоге решила дать брату шанс:       — Доставай карты. Выиграешь — я мою, проиграешь — ты. Только быстро.       — Ты что, умеешь в карты играть? — опешил Антон.       — Ты плохо знаешь свою сестру, — заметила Оля с загадочной улыбкой на лице. — Ты что, всерьёз думал, что мы с Люсей только готовку, Чехова и фильмы обсуждаем? Спешу тебя разочаровать. И, скажу без ложной скромности, — добавила девочка, рассматривая ногти с видом победительницы, — я в картах преуспела. Но всё равно даю тебе шанс.       Решили играть в дурака. Вот наступил решающий ход. Антон с хитрой улыбкой положил карту и, став раскачиваться на стуле, весело протрубил:       — Вот ты и проиграла! Червовый туз!       — Я так не думаю, — усмехнулась Оля и положила поверх туза свою карту. — Бито. Я выиграла.       Антон чуть не свалился со стула. Весь его боевой настрой мигом испарился. Он стал искать подвох и закричал:       — Какое бито?! Куда ты свои шестёрки кладёшь?!       — Это трефовая шестёрка, и она козырная, — спокойно объяснила Оля.       — Да она давно вышла!       — Это мозги у тебя из головы давно вышли, Антон, — покачала головой сестра и широко и, что главное, стервозно улыбнулась. — Посуда тебя ждёт. А потом и плита с веником и совком.       — Да так нечестно! — не унимался Антон. — Я же просто забыл!       — Ничего не знаю. Ты сегодня дежурный.       Шепча под нос проклятия, Антон под смешки сестры печально поплёлся к мойке.       — И качество мытья я потом проверю, — буквально пропела сестра.       — Да иди ты. Шулер, — буркнул Петров и принялся мыть посуду.       В это же время Полина тихо, чтобы не разбудить отца, пила кофе у себя на кухне. Улыбка всё ещё не сходила с её лица. «Всё-таки у меня лучший папа на свете, — думала она. — Он всегда волновался за меня, всегда старался разделить моё горе, всегда участвовал в моей жизни. Он меня очень любит, и для меня огромная честь иметь такого отца.»       На кухне же в доме Смирновых Катя пыталась успокоить маму.       — Я вся извелась за эту ночь! — призналась Лилия Павловна, ломая руки. — Ну что я ему скажу! А вдруг он настолько изменился, что я его не узнаю! Всё-таки нет! Не нужно нам встречаться!       Катя, делая вид, что не слушает, спросила, рассматривая своё отражение в карманном зеркальце:       — Мам, как думаешь, какую лучше тушь? Может, синюю сегодня? А помада не слишком яркая?       — Ты издеваешься?! — возмутилась Лилия Павловна. — Какая помада ещё?! Я тебе тут о таком!..       — О каком таком! — перебила Катя. — Ты истеришь сейчас даже похуже меня. Теперь я понимаю, в кого я такая истеричка. Вот что ты себя накручиваешь, что ты бежишь впереди паровоза. Ты сначала встреться, а потом и смотри. Вы друг друга до сих пор любите, и это обо многом говорит.       — Но я всё равно не могу понять, зачем он мне соврал! Ведь я бы всё бросила тогда, чтобы быть с ним! Почему он меня обманул, Катя?       — Он подействовал опять из принципа «так будет лучше для всех». Вот только на деле всё получилось наоборот.       — Что ж, — выдохнула Лилия Павловна. — В любом случае ещё раз говорю, что важнее и дороже тебя у меня никого нет, и главный человек в моей жизни — это ты.       — Мам, всё хорошо. Я знаю. Успокойся лучше и помоги мне сделать безупречный макияж. Чтобы наши девки от зависти попадали, а Антоша в меня влюбился ещё сильнее.       — Ну что ж, — стала разминать пальцы учительница. — Сейчас сделаем.       В итоге помада была оставлена прежняя, а вот ресницы было решено накрасить синей тушью. Также Катя надела платиновое ожерелье. Чего от неё было не отнять, так это то, что девочка всегда следила за своим внешним видом, хоть и долгое время, особенно после оскорблений Антона, не считала себя красивой.       Вскоре друзья встретились в школе и стали наперебой рассказывать друг другу новости прошедшего дня. Антон вскользь объяснил причины срыва Оли (мальчику очень не хотелось портить настроение себе и девочкам рассказами о пьющей матери и ушедшем отце), но Катя и Полина всё равно очень прониклись к сестрёнке Антона.       — Такая молодец, — сказала Полина, не скрывая восхищения, но тут же высказала недовольство Антону. — Антош, в самом деле, сестрёнка же не может всё одна сделать.       — И чем ты заслужил такую сестру, — в отличие от Морозовой, не сглаживала углы прямолинейная Катя, — умную, красивую, работящую, хозяйственную. Словом, такую же по данным характеристикам, как я. Ты опять ушёл с головой в свой эгоизм. Заканчивай с этим. А что касается подруги Оли… Люси. Ты мне всё даёшь поводы для ревности. Значит, ко мне надо только лезть целоваться, а с ней ты и мило беседуешь, и танцуешь, и фотографируешься. Так ещё и пирожки её ешь! — фыркнула Катя и демонстративно отвернулась.       — Кать, ну, хватит, — взмолился Антон. Полина еле слышно хихикнула.       — Я ещё только начала! — был ответ Смирновой. Вдруг она повернулась к подруге и, подмигнув ей, сказала. — Мы можем с ним по отдельности в карты на раздевание играть, кстати.       — Ну что ты, Катюша! — сделала серьёзное выражение лица Полина. — Ведь с Олей на кону стояло дежурство, а тут совсем другое, так что в дураках можем остаться мы с тобой.       — Что правда, то правда, — вынуждена была признать Катя, после чего девочки стыдливо захихикали. Антон их радости не разделял и стоял, скривив губы, со скрещёнными на груди руками.       — Сами пошлите тут, а я после этого ещё и развратник, — обиженно бросил он.       — То, что ты пошляк, понятно всем, — отмахнулась Катя.       — Ах, пошляк! — возмутился мальчик. — Тогда послушай, что у нас теперь пишут в газетах! Вчера вычитал. Значит, там сказано, что если кто-то закусит дужку, то непременно становится сексуальнее. Вот ты скажи мне, Катя, если я так сделаю, я что, тоже буду выглядеть сексуальнее?       Это был риторический вопрос, но Катя всерьёз задумалась.       — Ну… — начала она и, осознав что делает, быстро замолчала и густо покраснела.       — Что? — спросил Антон, тоже покрываясь румянцем.       — Что? — повторила за мальчиком Катя. Полина ничего не говорила, но еле сдерживала смех Воцарилось неловкое молчание. Его нарушила Морозова, которая продолжила рассказ о своём вечере. Напряжение тут же исчезло, и разговор вновь пошёл на лад. Друзья очень порадовались за Полину и её отца.       — Ты счастлива? — спросила у подруги Катя.       — Понимаешь, я вкладываю в этом понятие очень, может, даже слишком много, — ответила Полина. — Но я могу с уверенностью сказать, что сейчас мне хорошо и комфортно. А после Нового года я буду снова заниматься скрипкой.       — Это приятно слышать, — улыбнулся Антон, на что Катя гневно вздохнула и начала отчитывать своего молодого человека:       — А ещё приятнее, но уже мне, было бы слышать, если бы ты обратил внимание, что я макияж новый сделала! Вот Полина сразу же, когда мы встретились, мне комплимент сделала.       — Ой, — поморщился Антон и махнул рукой, — делать мне нечего — на пустяки такие внимание обращать.       — Тебе не следовало этого говорить, — прошептала Полина на ушко мальчику. Тот сглотнул, поздно поняв, что его ждёт.       Катя стояла, уперев руки в боки, очень недовольная и, казалось, что из её глаз в Антона летят одна за другой молнии. Но затем девочка, как ни странно, успокоилась и тихо произнесла:       — Ну раз пустяки, то и без поцелуев три дня проживёшь.       — Ну, Катя!       — Не катькай. Возражения не принимаются.       — Получил? — вновь зашептала Полина. — Ты сначала думай, Антоша, а потом говори.       Антон лишь кивнул в ответ и горько вздохнул. Он всерьёз подумал, что ему следовало бы быть более внимательным к близким ему людям. Катя принялась рассказывать про свой вечер. Первой отреагировала Полина, мечтательно проговорив:       — Всё-таки бывает в нашем мире настоящая, вечная любовь.       — И в то же время трагическая, — добавил Антон.       — Но какой исход будет, это уже в их руках, — заключила Катя. — Для мамы в приоритете всё равно, чтобы мы с Дмитрием, если у них с мамой что-то выйдет, поладили. То, что я для неё важнее, она доказала ещё 14 лет назад.       — Каким образом? — не понял Антон.       — Она не сделала тогда аборт, — ответила Катя.       — У тебя замечательная мама, — улыбнулась Полина и обняла подругу. — Тебе очень повезло.       Антон тоже изобразил на лице улыбку, но в душе ему было больно. Нет, он искренне радовался за любимую, ни в коем случае ей не завидовал, но всё равно в его душе было непонимание. Почему у них с Олей не может быть так же?..       Катя уже хотела что-то сказать, как вдруг увидела следующую картину: к ним направлялись милиционер, какой-то человек в деловом костюме, они вдвоём вели мальчика лет десяти и Бабурина. Поравнявшись с ничего не понимающими друзьями, милиционер, кивнув в сторону Кати, спросил у мальчика:       — Она?       — Она. Точно, — закивал мальчик. — И вот этот в очках тоже он.       Бабурин с ненавистью взглянул на десятилетнего, но стиснул зубы и промолчал, испугавшись милиционера.       — Пройдёмте, пожалуйста, — сухо произнёс милиционер, обращаясь к Кате и Антону, — к директору. Лилия Павловна уже там.       — Зачем? — спросил Антон.       — Очную ставку будем делать и протокол составлять, — объяснил человек в костюме и, на секунду задумавшись, обратился к Полине. — Вы их подруга?       — Да, — честно ответила брюнетка.       — Очень хорошо. Вас не затруднит тоже присутствовать?       — У меня в школе так себе репутация в последнее время, — опустив глаза в пол от стыда, ответила Полина. Человек в костюме усмехнулся и поспешил обнадёжить девочку:       — Сейчас нас это не слишком волнует. Так Вы можете?       — Конечно.       — В таком случае пройдём уже, — поторопил всех милиционер, и они пошли в кабинет директора. «Утро обещает быть добрым», — с иронией подумали друзья.