Французский — язык любви

      Брат с сестрой молча стояли с выпученными глазами и изредка переглядывались. Мать смотрела на них так, будто бы вовсе не понимала их удивления, будто бы она ушла из дома только на часик. По ней было видно, что она как минимум несколько дней не пьёт. Оля крепко сжала руку Антона. Молчание очень сильно затянулось. Наконец Карина нарушила его и с улыбкой произнесла:       — Ну вы раздевайтесь, сейчас как раз обед будет.       Мать удалилась на кухню, а Антон с Олей так и стали на том же самом месте с раскрытыми зонтиками в одной руке.       — Антон, — с трудом произнесла девочка, — бывают групповые галлюцинации?       Антон тут же вспомнил о зверье, которое видел и он, и сестра, но тут всё было совершенно по-другому. Да и дети уже полтора года как не пропадали. Становилось «всё страньше и страньше». Брат неопределённо пожал плечами в ответ.       — Что будем делать? — спросила Оля, складывая зонтик.       — Нас ждёт долгий и малоприятный разговор, — вздохнул Антон, пытаясь дрожащими руками сложить и свой зонт. Оля это заметила. Она аккуратно взяла зонт и сама его закрыла, затем заботливо погладила брата по руке и произнесла:       — Будем держаться друг друга. Ты только не волнуйся.       — Хорошо, — ответил Антон, храбрясь. Они разделись, разулись и, держась за руки, вошли на кухню. Они смотрели на родительницу изучающе, с нотками подозрения и презрения. Антон очень боялся того, что будет дальше. Но в любом случае он твёрдо решил, что не даст Олю в обиду. И сестрёнка это чувствовала. Она взяла слово первой, стараясь говорить как можно более безразлично, отстранённо, собственно, так же, как относилась Карина к собственным детям в последнее время:       — Ну и где же ты была так долго?       — Последнюю неделю я провела в психиатрической больнице, — совершенно спокойно ответила мать, будто бы это не было чем-то необычным, будто бы это происходило с ней постоянно. — А до этого была у своей знакомой, но теперь я вернулась, и всё будет хорошо.       — Антон, она сейчас серьёзно? — спросила Оля и расхохоталась. — Ой, сегодня прямо цирк бесплатный!       — Да уж. Цирк, — сурово ответил Антон, с нескрываемой ненавистью глядя на Карину. — Вы, женщина, ничего не перепутали?       — Ты о чём, Антон? — продолжала играть дуру мать.       — А не Вы ли, женщина, — продолжил напирать Антон, сокращая расстояние между собой и матерью. Сестрёнка испуганно смотрела на него, ей стало по-настоящему страшно, что всё может закончится плохо, — оставили своих двоих детей на произвол судьбы без копейки денег, без еды. Не надо сейчас разыгрывать тут спектакль и делать вид, что всё хорошо. Хотя бы перед Олей, которая мне за это время заменила мать, постыдились бы. Бросать своих детей из-за развода — это верх материнства.       Оля давно не слышала, чтобы Антон говорил так жёстко, когда каждое его слово выходило будто бы из-под молотка, но именно сейчас девочка убедилась на практике, что Антон сделает всё возможное, чтобы защитить её. Он просто прожигал мать глазами из-под толстых стёкол очков, Карина не выдержала этого и поспешила отвести взгляд. Антон упрямо молчал. Он ждал, что скажет мать. Олю, у которой были ввиду последних событий были расшатаны нервы, очень нервировала сложившаяся обстановка. У девочки зазвенело в ушах, потемнело в глазах, её стало бросать то в жар, то в холод — набор симптомов перед потерей сознания, но наконец мать, сидевшая с каким-то наполовину виноватым, а наполовину ещё не до конца понимающим происходящее видом, ответила, опустив голову:       — Мне нечего сказать в своё оправдание. И понимаю, что просить прощения будет бесполезно. Я поступило слабо, эгоистично, я это признаю, и теперь я хочу загладить перед вами вину. Вы для меня важнее бутылки. Я это поняла слишком поздно, когда уже загремела в дурку. Нет, конечно, я это знала и до этого, но разум был затуманен алкоголем.       Антон не смягчился от этого подобия исповеди. Он стал давить фактами:       — Как мило. А теперь я расскажу, как мы жили. Оля заложила свои серёжки и кулон, чтобы нам было хоть на что купить поесть. Оленька, можно я расскажу про остальное или ты сама?       — Рассказывай, — ответила Оля, потирая висок, — а то у меня очень голова кружится.       — Присядь, сестрёнка. Аммиак, может? — заботливо спросил Антон, увидев, что Оле совсем нехорошо и напрочь забыв о матери. Сейчас для него существовала только Оля — та, которая действительно была его семьёй. Сестрёнка, невзирая на ужасное самочувствие, улыбнулась и кивнула. Антон, под удивлённый взгляд матери, которая не могла узнать своего сына, пошёл за раствором аммиака и ваткой и вручил это Оле, на случай, если ей станет плохо. Сейчас Антон выглядел очень взрослым. Нет, не потому что резко разговаривал со взрослым человеком, а потому что был для младшей сестры опорой, стенкой, защитником, поддержкой не на словах, а на деле. За это Оля и любила брата. Он её не бросил в такую трудную минуту. Антон, встав около сестры и обняв её одной рукой, продолжил:       — Более того. Оля пыталась покончить с собой от такой жизни. Вы, женщина, нас бросили, а за дом платить надо. И мне стыдно за Вас. Вам тридцать шесть лет, а Оле восемь, так вот Оля, у которой разрушилась семья, которая осталась сиротой при живых родителях, — голос Антона набирал силу, глаза пылали яростью. Он наконец-то мог выговорить Карине в лицо то, что давно держал внутри, — не сломалась, взвалила быт на себя, а пыталась покончить с собой только тогда, когда уже не смогла больше выносить всё это. И то. Для своих лет она держалась невероятно долго и стойко, в отличие от Вас. Посмотрите на неё! «Меня бросил муж, поэтому я уйду бухать и брошу своих детей!» Оля мне больше мать, чем Вы, потому что моя сестрёнка интересовалась моими проблемами, помогала мне, поддерживала меня, направляла на путь истинный, пока Вы вливали в себя литры водки. А до попытки суицида у Оли случился срыв, и у неё из обеих ноздрей пошла кровь и температура поднялась. Так вот к ней на помощь, помимо меня, пришли не Вы. Прибежала с другого конца посёлка её подруга, Люся. И она же была здесь, когда Оля решила расстаться с жизнью. Вас же здесь не было. Так что Вы нам не мать. И даже не член семьи. Я понял за это время, что моя сестра — это самый родной для меня человек, и я не позволю никому на свете сделать ей плохо. Можете не волноваться. Как только мне исполниться восемнадцать, Вы нас с Олей больше не увидите.       В глазах матери отражался немой ужас. Она, казалось, только сейчас поняла, что натворила. Карина переводила взгляд с Оли на Антона и обратно. Её дети, такие взрослые, а в особенности, Оля, которая сейчас водила у носа ваткой с аммиаком, чтобы не потерять сознание. Было видно, что жизнь очень потрепала девочку, но она старалась держаться изо всех сил. Мать заметила также, когда у Оли с ноги упала тапка, что её дочь ставит заплатки на колготки. Стыдно, конечно, но что поделать, надо же в чём-то ходить. Для Карины всё переворачивалось с ног на голову. Она кинулась к дочке, встала перед ней на колени, стала целовать ей руки.       — Доченька моя, бедненькая, — причитала Карина, обливаясь слезами, — всё из-за меня. Прости меня, я правда всё искуплю…       — Не надо, — перебила её Оля. Она говорила так же, как и брат. Сурово, чеканила каждое слово, каждый слог, каждую букву, только в тоне Оли больше читались сарказм и горькая ирония. Ирония, как говорят, маска беззащитных, но лучше защищаться от всего враждебного и опасного таким способом, чем более радикальным. — Зачем такие жертвы? Это того не стоит, уж поверь. Всё что от тебя требуется — это оплачивать счета и обеспечивать нас. Это по закону. Впрочем, можешь давать мне скромную сумму, я сама буду ею распоряжаться. Больше нам от тебя ничего не надо. Нам были нужны твои забота, любовь, внимание месяц назад, но ты была занята водкой, поэтому поздно теперь плакаться.       — Оля, ну что же ты такое говоришь! — схватила дочь за руки в порыве отчаяния мать, но Оля их резко вырвала и повернулась к брату, лишь бы не смотреть на Карину.       — Правду она говорит, — ответил за сестру Антон. — Поздно Вы, женщина, спохватились. Надо было думать раньше.       — Ну я прошу вас! — не вставая с колен, стала умолять мать. — Прошу вас! Не отрекайтесь от меня!       — Это ты от нас отреклась. И довольно давно, — ответила Оля, взяла брата за руку, и они вышли из кухни. Мать схватилась за голову и облокотилась к стене. Дети в ней больше не нуждались. И это плоды её поступков. «Я своими же руками чуть не свела дочь в могилу, — приходило осознание к Карине. — А если бы Антон опоздал! Господи… Что я за нелюдь…»       Брат с сестрой прошли к Оле в комнату. Девочка села перед письменным столом, а Антона попросила присесть на кровать. Оля взглянула на себя в стоящее на столике зеркальце и ужаснулась:       — Боже мой, я же выгляжу как какой-то номенклатурный работник, как неживая. Давно я всматривалась в отражение…       — Просто деловой стиль одежды, — пожал плечами брат. — Мне кажется, ты преувеличиваешь.       — У Полины с Катей тоже деловой, но они выглядят живыми.       — Ну у Кати не всегда деловой, — заметил Антон, — но в большинстве случаев, конечно, да. Но они просто красятся и носят туфли на каблуках, а тебе это рановато.       — Да не в косметике дело, ведь и я пудрой скрываю последствия бессонницы, но получаюсь всё равно какая-то не я.       — Можешь просто носить вещи поярче или поэкспериментировать с причёской. Но человека самим собой делают в первую очередь его внутренние качества, а не внешний вид. Так что ты для меня что в строгом костюме, что в ночной рубашке всё равно моя любимая сестрёнка Оля, мастер сарказма и подколов, с потрясающим чувством юмора, и очень-очень добрая, отзывчивая. В общем, замечательная, — ответил с тёплой улыбкой Антон. Оля молча обняла его. — Уверен, с выбором одежды и причёски тебе найдётся много помощниц. На тебя просто очень много свалилось, так что куда тебе следить за красотой. Но всё равно, ты всегда очень опрятна, аккуратна, так что не волнуйся по этому поводу.       — Да, ты прав, — вновь вернулась уверенность к девочке. Она взяла зеркальце, распустила волосы, оглядела себя и произнесла. — Нет, всё-таки я очень хорошо выгляжу.       — А кто спорит-то!       — Но если с этим вопрос решён, то что теперь делать матерью? Этот вопрос тут уже должен больше волновать тебя, потому что Катя рано или поздно захочет познакомится с твоими родителями.       — Я не хочу всё начинать с очередной лжи, — надтреснуто произнёс Антон, устало потирая виски, — но и не хочу её обременять этим. Кате говорит, что ей очень хорошо со мной, она мне доверяет, и я не хочу, чтобы ей было плохо, чтобы она об этом узнала.       — Ты боишься, что она тебя бросит? — спросила Оля, обо всём догадавшись. Она была невероятно проницательной девочкой. Она научилась чувствовать близких ей людей, а порой и не только их.       — Да, — ответил Антон и скорбно опустил голову, боясь расплакаться. Оля тут же оказалась рядом. Она подсела к брату, взяла его за руку и сказала:       — Ну какой же ты дурачок. Она тебя не бросила после всего, что ты натворил, после сегодняшнего. А тут ведь твоей вины нет никакой. Антон, я ведь наблюдала сегодня за вами, и когда мы шли все вместе, и когда остались только втроём. Так вот я, хоть и прожила ещё очень мало и потому видела немного, всё же скажу, что более любящего человека, чем Катя, я никогда не встречала. Это читается в её взгляде, с каким трепетом она на тебя смотрит. Поэтому не придумывай. Она, напротив, тебя поддержит, а вот если ты ей наврёшь, она очень на тебя обидится. Получится ведь, что она тебе доверяет, а ты ей — нет.       Антон так резко поднял голову, что Оля от неожиданности схватилась за сердце и отшатнулась. Всё вставало на свои места в голове мальчика. Он тут же поделился своими мыслями с сестрой:       — А не потому ли, Оля, они с Полиной иногда куда-то отходили и о чём-то говорили. И не потому ли Катя показалась мне в очках. Они догадывались о том, что у меня происходит что-то дома, и пытались это выяснить. Ну конечно! Ведь в тот день, когда ты хотела покончить с собой, Полина видела тебя какой-то потерянной, и они это сказали мне. Круг замкнулся. Они окончательно убедились в том, что у нас тут что-то не так.       — Всё сходится, — кивнула Оля, мысленно оценив логическое мышление Антона (хотя, конечно, он мог бы догадаться обо всём раньше). — И я смею предположить, что обо всём известно и нашим классным руководителем, одна из которых — мама Кати. Пора раскрывать карты, Антон.       — Да я уж понимаю. Но что нам делать с матерью?       Это был действительно очень актуальный и животрепещущий вопрос. Оля поправила очки и стала старательно думать. Помолчав с минуту, девочка спокойно начала:       — Понять её нельзя. Простить тоже. Можно лишь попытаться забыть. Хотя, конечно, никакой близости в ближайшее время точно не будет. Но нам сейчас не нужны конфликты. Считай, будем жить как соседи, которые давно друг друга знают. Больше мне нечего предложить.       — Пойдём тогда переоденемся, а потом спустимся на кухню, и ты изложишь свой план.       — Хорошо. Как думаешь, к моим штанам подойдёт синий бадлон?       — Это тот, который с горлышком?       — Он самый.       — Безусловно.       — Спасибо, — улыбнулась Оля, после чего Антон пошёл к себе в комнату. Они встретились через пять минут, Антон не преминул тут же оценить внешний вид сестры, отчего она даже засмущалась. Они спустились на первый этаж, прошли на кухню, где застали мать сидящей за столом, закрывшей лицо руками. Но никакой жалости в сердцах её детей это зрелище не пробудило. Оля откашлялась, мать тут же встрепенулась и вопросительно посмотрела на детей, после чего девочка тоном бывалого судьи, оглашающего приговор, проговорила свой план дальнейшего сосуществования и добавила, что он будет действовать лишь в том случае, если мать не будет пить.       Мать тут же согласилась и заметно успокоилась, после чего все молча сели обедать. Но всё равно в воздухе витало какое-то напряжение, все испытывали некий дискомфорт. Наконец тишину нарушила Карина. Она обратилась к сыну, заранее боясь встретиться с его холодным взглядом:       — Антон, а как у тебя дела в школе? Может, друзей завёл новых?       Антон повернулся к сестре за советом, она едва заметно кивнула, что означало «можешь рассказать». Мальчик, смотря в тарелку, нехотя произнёс:       — Мы снова общаемся с Полиной. А ещё у меня теперь есть девушка.       — Уж не Катя ли Смирнова? — улыбнулась мать, желая пошутить, но Антон поднял на неё взгляд, которым можно было любого заставить замолчать и припечатать к стене.       — Катя Смирнова, представь себе, — сквозь зубы процедил Антон. — Если бы кто-то больше появлялся дома и вёл бы себя там нормально, то тот бы узнал от сына, что Катя давно изменилась. И теперь мы с ней вместе.       — Прости, — ответила Карина, — я не знала. Очень рада за тебя и неё.       — Спасибо, — только ради приличия ответил Антон. Вновь воцарилось гробовое молчание. Карина судорожно пыталась придумать, что бы сказать, как расположить детей хоть немного к себе. Наконец она произнесла:       — Антон, а может, позвать Катю с Полиной сюда? Познакомишь меня с ними как следует.       — Это была бы хорошо, — ответила за брата Оля. Не ожидавший такого ответа от сестры, он выпучил глаза и удивлённо посмотрел на девочку. Та тут же всё объяснила. — Но разумеется, Антон к тому времени уже расскажет о том, что творилось у нас дома, чтобы не обманывать тех, кому он небезразличен. И логично, что никаких фокусов быть не должно. Катя очень много значит для Антона. И Полина для него не последний человек в жизни. Всё ведь ясно?       — Конечно, — ответила мать. — Я больше к бутылке не притронусь. Для меня главное счастье моих детей.       — Вот и хорошо. А теперь, Антон, пойдём отдыхать. Завтра нам нужно будет рассказать обо всём Поле и Кате.       — Прямо завтра? — удивился Антон.       — А когда ещё. Больше тянуть нельзя. Пойдём. Посуду нам помыть? Мы уже успели организовать график дежурств.       — Нет-нет, — замотала головой Карина, — я всё помою.       — Как будет угодно, — ответила Оля, и они с братом вышли из-за стола.       — Оля, тебе надо становиться дипломатом, — сказал Антон, когда они уже собирались расходиться по своим комнатам.       — Нет уж, — улыбнулась Оля, — в политику я не полезу.       — Ты чудо, сестрёнка.       — Ты тоже. Ты, как сделаешь уроки, приходи ко мне, телевизор посмотрим, поболтаем.       — Конечно.       Брат с сестрой очень хорошо провели время вместе и даже успели позабыть о так внезапно вернувшейся матери. Когда они сидели так вдвоём, им, казалось, никто не был нужен, кроме друг друга, хотя, конечно, Кате, Люсе и Полине они были бы только рады.       — А Полина очень славная, — сказала Оля. — Мне так с ней понравилось разговаривать. Она очень многосторонняя личность, но больше всего, наверное, знает про музыку, Полину прямо заслушаться можно. И что непонятного в её словах, лично нам с Люсей всё было ясно.       — Ну, значит, это я глупый, — пожал плечами Антон. Оля засмеялась в кулачок. — Рад, что вы нашли друг в друге интересного собеседника.       — Я тоже. Но ты не подумай, мне и Катя очень как человек симпатична. Кстати, я придумала, как ты можешь её позлить, — Оля хитро улыбнулась. Антон, очень заинтересовавшийся, попросил продолжать.       — Когда она тебя будет кормить чем-то, что она сама приготовила, скажи ей, что я готовлю лучше.       — Ты предпочитаешь остаться без брата, — ответил Антон, представив, что ему грозит за такие слова.       — Да ладно тебе! — махнула рукой Оля. — Она тебя любит.       — Это не помешает ей прибить меня, — вздохнул Антон, потирая шишку от каблука. Оля рассмеялась. И брату было очень радостно смотреть на это, слышать звонкий смех своей любимой сестры, которая несмотря ни на что оставалась человеком.       Тем же вечером Полина поделилась с отцом своими впечатлениями от Оли.       — Это просто чудесная девочка! — бурно жестикулируя, восторженно рассказывала Морозова. — Такая умная, мудрая, с потрясающим чувством юмора. И у неё такая же подруга. И представляешь, им же всего 8 лет!       — Уникальное явление, — улыбнулся Сергей, — и как хорошо, что оно произошло именно у нас.       — Но мы с Катей, как я уже говорила, — продолжила Полина уже более сдержанно и задумчиво, — уже давно подозреваем, что у Антона с Олей дома происходит что-то нехорошее. Ну помнишь, я озвучивала тебе наши догадки, ты тогда ещё сказал, что они вполне могут быть правдой.       — Конечно, помню. Как понимаю, ты хочешь подружиться с Олей?       — Да, это было бы славно. Мы же с ней и Людой даже хотели устроить свой клуб дискуссий.       — Так вот. Я думаю, вам нужно поговорить наедине. Может быть, прогуляетесь вместе или она к тебе зайдёт, не суть. И вы сможете поделиться друг с другом своими переживаниями. Вас сближает то, что вы пережили какую-то личную трагедию, а по твоим догадкам у Оли она происходит и до сих пор, так что вам будет просто говорить.       — Я думаю, так и сделаю. Спасибо, папа, — девочка чмокнула отца в щёку. Тот улыбнулся, обнял любимую дочь и ответил:       — Не за что. Лишь бы ты была счастлива.       Мама Кати же во время ужина пристально смотрела на дочь, отчего та даже поперхнулась.       — Мам! — сказала Катя. — Что ты меня буравишь прямо взглядом. Ну разнесли мы тебе кабинет, с кем не бывает. Нас даже у директора не ругали. Тем более, мы с Антошей уже помирились.       — Господи, — устало провела по лицу Лилия Павловна. — Я уже не успеваю следить за вашими отношениями, всё так меняется.       — А ты что, не поняла, что мы помирились? — удивилась Катя.       — Да нет же! Я просто говорю.       — Так тебя, мама, никто и не просит за ними следить. На минуточку, — заметила Катя со стервозной улыбочкой.       — Слушай, ну ты и язва! — воскликнула по-театральному возмущённая Лилия Павловна.       — Ну значит, точно твоя дочь, — ответила Катя, протянув руки к матери. Та пощёлкала языком, но потом, уже смеясь, потрепала дочку по голове.       Ввиду определённых обстоятельств учиться осталось два дня (а Антон, к слову, ещё до сих пор не разобрался с оценками), поэтому поздно вечером он договорился со всеми (с Катей, Полиной и Люсей) встретится утром в определённом месте. Смирнова и Морозова поняли: Антон наконец-то откроет свою тайну (от матери Катя решила пока это утаить, чтобы лишний раз не загружать и без того нервную по случаю скоро приезда Дмитрия Лилию Павловну).       Дети уже спали. Карина поднялась на второй этаж, заглянула к Оле: она мирно спала (бессоница начиналась у неё обычно в два часа ночи и заканчивалась к трём- полчетвёртого утра), лицо её даже сейчас было очень серьёзным, сосредоточенным. Казалось, даже во сне Оля думала о чём-то. Мать поцеловала дочь в лоб, поправила ей одеяло и пошла к Антону. Он же во сне улыбался. Конечно, ведь ему снилось, как они с Катей гуляют летом у реки и вместе собирают полевые цветы. Карина тоже поцеловала Антона в лоб, поправила ему одеяло и пошла к себе. Она села на кровать. Больше всего на свете ей сейчас хотелось кричать во весь голос от чувства обречённости. Она не могла вернуть ни себе, ни Оле с Антоном упущенное драгоценное время. И Карина прекрасно понимала, что пропасть между собой и детьми создала она сама. Собственными руками. И теперь пришло время заплатить за это…