Французский — язык любви

      — Ну как, готова? — спросила Полина, когда они с Катей почти одновременно пришли на место встречи.       — Конечно, — тут же решительно ответила Катя, — а ты?       — Я тоже.       — Ну, тогда пойдём, — Полина кивнула, и девочки двинулись к дому Петровых. — Как там Оля?       — Она очень мудрая сильная девочка. Мы с ней поговорили, и она успокоилась. А Антон как? Всё-таки он такой импульсивный, и из-за этого в его характере проявляется всякая дрянь.       — Мы поговорили с ним об этом.       — И ты что, опять ему поверила?       — Я уверена, — твёрдо заявила Катя, — что он понял, что повторения подобной сегодняшней ситуации быть ни при каких обстоятельствах не должно.       — Вам хорошо вдвоём? Я знаю, я спрашивала уже об этом, и не раз, но всё же… — немного взволнованно произнесла Полина.       — Да, хорошо. И я этому очень рада. Хотя, конечно, мне, да и не только мне, Антоше придётся помочь отшлифовать его кретинизм. Но он сам этого хочет. Это самое главное. Ну а я буду свою истеричность гасить, а в этом уже мне помогут. Но никакие чёткие директивы я создавать не буду. Правда жизни их не терпит.       — Да, — вздохнула Морозова, — это поистине золотые слова.       — Поля, что-то ты поникла, — заметила Катя, — неужто опять надумала, что я собираюсь о тебе забыть?       — Нет, что ты! — замотала головой Полина. — Я очень волнуюсь, как всё сейчас пройдёт. Ведь Оля с Антоном из-за этого страдают!       — Да. Это точно. Вот тут нам надо подумать над тем, как будем действовать. Но опять же. Без жёстких планов.       — Да, правильно, — согласилась Полина.       — Думаю, в нападение идти сразу не надо.       — Но при этом и размазнями мы быть не должны. Достоинство нужно сохранить.       — Верно. Опять эта пресловутая золотая середина, — Катя сняла очки и стала в задумчивости их протирать. — Да… Ситуация действительно требует немедленного вмешательства, реагирования, действий — называй как хочешь, но суть одна.       — Именно поэтому мы сейчас идём туда.       — Да, — Катя кивнула и вдруг остановилась. Полина удивлённо взглянула на подругу. Катя стояла так, будто бы хотела что-то сказать, но не знала, как лучше это преподнести.       — Катя, что с тобой? — спросила Морозова.       — Я просто поняла, что не удосужилась тебя с Олей по-человечески поблагодарить, — ответила Катя. — А вы для меня очень много сделали сегодня. Если бы не вы, я бы… Навредила себе.       — Бессмысленно глушить душевную боль физической, — вздохнула с иронической полуулыбкой Полина и потёрла места порезов у себя на руке. — Уж я-то знаю. Но мы с Олей только рады тебе помочь, мы ведь твои подруги.       — Самые любимые и дорогие подруги, — улыбнулась Катя и крепко обняла Полину. — В вас так много всего хорошего, благородного — словом, того, чего в таких количествах, пропорциях редко встретишь. Ты уж извини, получается не очень красноречиво.       — Ничего. Главное, что смысл ясен. Ты тоже для нас с Олей много значишь. Главное не бросать друг друга, и тогда мы все точно не пропадём.       — Безусловно. Конечно, важно уметь в жизни быть самостоятельными, но когда всё только сам-сам-сам, можно и перегореть. И Олечка тому пример. Каким бы сильным ни был человек, ему необходимы отдушина, поддержка и опора.       — Всё так. Чтобы, когда что-нибудь или кто-нибудь выбьет почву из-под ног, кто-то тут же подставил бы плечо и сказал «ничего, мы справимся».       — «Ах, если б было так всегда, какая жизнь настала бы тогда», — напела Катя финальную песню из мультфильма «Летучий корабль.»       — Ага… — мечтательно произнесла Полина, и подруги продолжили путь.       Как же переменчив, однако, мир. Ещё совсем недавно Катя и Полина готовы были буквально плевать друг другу в лицо, а теперь уже были лучшими подругами и кидались друг к другу в объятия. И хорошо, конечно, когда динамика, как здесь, положительная. Потому что очень часто всё бывает с точностью до наоборот. Взять хотя бы печальную историю школьного знакомства Сергея Морозова. Тем не менее люди всё же способны меняться в лучшую сторону, но для этого, конечно, нужна серьёзная работа над собой, а на это способны уже не все. Но оставим философию человеческих взаимоотношений. Девочки подошли к дому Петровых. Более того, они уже отворили калитку и даже подошли к двери. На большее подруг пока не хватило. От этого они даже нервно засмеялись.       — Чего ты ржёшь-то, Поля?! — шикнула на подругу Катя сквозь сдавленный смех.       — А ты чего?! — прошептала в ответ Морозова.       — Это у нас нервное. Давай уже стучаться.       — Подожди, — Полина достала карманное зеркальце, осмотрела себя (её примеру тут же последовала Катя), и когда подруги были удовлетворены результатом отражения, наконец постучали.       Открыли им не сразу. Прошло уж точно с полторы минуты. Перед девочками предстала уже более-менее приведшая себя в порядок Карина с обеспокоенным, отчаянным взглядом. Она ожидала увидеть сына с дочкой… Женщина смотрела на подруг — они на неё. Эта молчаливая игра в гляделки продолжалась минуты две. О чём же думала в это время Карина? Ни о чём. Она попросту не знала, чего ожидать от гостей. А девочки же, борясь с внутренним волнением, ещё и ещё раз мысленно напоминали себе о цели прихода. Наконец Карина не выдержала смелых, решительных взглядов девочек и робко произнесла:       — Давайте пройдём в дом… Чтобы не на морозе стоять.       — Конечно, — кивнула Полина, и они прошли в прихожую.       — Можете повесить одежду на любой крючок, — залебезила перепуганная женщина перед гостьями, — обувь можете не переодевать.       — Спасибо, — сухо ответила Катя.       Увидев, что девочки пришли в той же одежде, что и вчера, Карина не знала куда деться от стыда. Ведь именно эти девочки были для её детей семьёй последнее время. Настоящей семьёй — той, которая, к великому огорчению, не всегда соответствует паспортной.       — Пройдём на кухню? — предложила Карина.       Девочки молча кивнули. На кухне, к их приятному удивлению, бутылок и даже запаха спиртного обнаружено не было. Подруги сели за стол. Карина рядом. Вновь молчание. Точно такое же, когда Карина заявилась к своим детям. Да, этот дом становился ей чужим, потому что уже успел позабыть её и выбрал себе иных хозяев.       — Девочки, — неуверенно начала Карина, собрав руки в замочек, — я бы хотела извиниться перед вами за вчерашнее. Я несла такую ахинею. Извините меня… Как там Оля с Антоном?       — Именно за этим мы сюда и пришли. Чтобы обсудить это, — ответила Катя ледяным тоном, сурово смотря на Карину из-под очков, на которые женщина тут же перевела взгляд. Девочка тут же отреагировала. — Да. Я ношу очки. По той же причине, что и Оля. Но это не важно. А важно то, что я очень люблю Антона и хочу, чтобы он был счастлив. Мне не составит труда приютить его у себя вплоть до нашей свадьбы, когда мы всё узаконим, но это же ужасно быть сиротой при живой матери. И его это гложет. Я это вижу. Он очень переживает из-за этого. И переживает в том числе и за свою сестру.       — Да, — сказала Полина, поняв, что Катя передала слово ей, — и брату действительно резонно волноваться за Олю. Она очень не по годам сильная девочка, очень мудрая, отзывчивая, добрая — одним словом, замечательная. Но вся ситуация дома её очень напрягает, порою вводит в отчаяние. И я, как её подруга, не могу сидеть сложа руки, зная, что в душе Оля очень страдает. А я желаю ей счастья. Но в таких обстоятельствах, в коих домашняя обстановка находится сейчас, это не представляется возможным — построение счастья. Безусловно, Оля может жить у меня хоть до пенсии, но Катя права: при живой матери становится сиротой — это ужасно.       — Как Вы могли заметить, — подхватила Катя, — мы с Полей не просто так не упоминаем отца Антоши и Оли. Потому что с ним вопрос окончательно снят.       — Вы говорите всё правильно, девочки, — ответила Карина, которой не оставалось ничего другого как согласиться. — Но что конкретно вы от меня хотите? Антон и Оля даже слушать меня не захотят.       — Конкретно это уже наши с Полей заботы, — ответила Катя. — Но что-то мы не можем взять на себя.       — Ваше поведение в частности. Будет банально, если мы будем просто тут сидеть и осуждать Вас, упрекать и всё в этом роде. Вашу вину никто не снимает, но все эти обсуждения проблему не решат. А нужно действовать.       — Но что я могу сделать! — отчаянно прокричала Карина. — Я на всё готова ради детей!       — Не следует бросаться словами, — не оценила Катя (как и Полина) порывов женщины. Девочки говорили по-прежнему ровно, спокойно, без эмоций. — Вы, если я не ошибаюсь, уже так говорили. На практике было иначе. Необходимо слова перевести в дело. А для этого нужны желание и усилия над собой.       — Мы с Катей просто хотим, чтобы у Оли с Антоном был дом. И не только в плане строения.       — Да. Потому что у меня нету сил смотреть, как безмерно любимый мною человек места себе не находит. Да, он часто поступает как эгоист, но в то же время он хотел уберечь меня от этой своей проблемы. По счастью, мы с ним поговорили о том, что должны доверять друг другу и всё обсуждать. Но ему всё равно плохо. Я это вижу. Я это знаю. Да, путь к прощению будет долог, но главное, чтобы его начало было положено.       — Катя полностью права, — кивнула Морозова, — и эгоизм Антона объясняется в том числе и недостатком воспитания в один из самых важных периодов его жизни. Конечно, Олечка заменила Антону мать, но ведь ей и самой нужна помощь. Я даже скажу иначе. Ей нужна мама. Вы спросите, почему мы делаем на Вас какие-то ставки? Потому что я помню, какой Вы были раньше. Даже под маской Вашего вечного недовольства я видела, читала в Ваших глазах любовь к своим детям. Чего, увы, тогда уже не было у Вашего теперь уже бывшего мужа. Антон, к слову, последнее тогда тоже понимал.       — Так неужели Вы готовы повторить его фатальную ошибку и отказаться от своих детей? Здесь есть решение. А если никто ничего не сделает, то Вы потеряете их навсегда. Да, это будет сложно, на это потребуется много сил, но если Вы действительно хотите и готовы всё сделать для них, то Вы пойдёте на это.       — И мы, поверьте, знаем о чём говорим. Наши родители — примеры людей несгибаемой воли, людей, готовых на всё ради своих детей. Хотя жизненные ситуации у них были ой какие непростые. Мой папа остался вдовцом, моя любимая мамочка угасала от тяжёлой болезни и умерла у него на руках, потом дедушка очень серьёзно заболел и этим летом скончался, но папа после всего пережитого не озлобился, не запил, не махнул на меня рукой — нет. Он, как и дедушка, пока он был жив, всё делал для меня и делает до сих пор. Каждую свободную минуту (а работает папа очень много) старается проводить со мной. Живёт моими проблемами, очень любит меня. А я ведь так перед ним виновата. Что я выкидывала последнее время! Я же его довела до инфаркта! А он… Папа меня простил. Я от него не услышала ни одного упрёка, дурного слова. Я всегда могу к нему обратиться, мы с ним стали как никогда близки, и я невероятно рада, что мы есть друг у друга.       — Или взять мою маму, — привела свой пример Катя. — Под сорок лет она осталась одна, беременная. И тоже. Не спилась, не стала винить всё и всех вокруг, а вырастила меня. Конечно, в какой-то период чересчур избаловала, но мы это преодолели. И мама тоже живёт моими делами, переживаниями, всегда очень мне помогает. Я знаю, что могу ей довериться и она не осудит, а поймёт, выслушает, поддержит. Так что же мешает Вам стать такой же, как моя мама или как папа Полины, для Оли с Антоном?       Карина молчала. Обдумывала ответ, рассматривая узор на скатерти. Девочки не торопили. Терпеливо ждали. Они сказали всё что хотели и считали, что теперь слово остаётся только за Петровой.       — Да уж… — наконец тихо произнесла Карина и в задумчивости посмотрела на девочек. — Жаль, что у меня никогда не было таких подруг, как Вы. Может быть, в жизни совершила бы меньше ошибок. Антону с Олей очень повезло…       — Мы польщены, — ответила Полина уже без прежних сухости и хладнокровия. Она понимала, что близится кульминация и не хотела уходить от главной темы, — но дело ведь не в нас.       — Да, всё верно, — ответила Карина и закусила губу. Вновь образовалось неловкое молчание. Девочки переглянулись и едва заметно пожали плечами. — Конечно, я бы очень хотела стать Антону и Оле заботливой мамой, но драгоценное время уже упущено.       — А Вы попытайтесь, — сказала Катя. — Безусловно, всё не произойдёт по щелчку пальца, и они ещё довольно долго, я думаю, не откроют Вам сердце, но в данном случае время всё же можно заставить лечить. Просто Вы должны, да, я правильно подобрала слово, Вы должны, обязаны, я бы даже сказала, навсегда завязать с выпивкой, устроиться на работу. Опустить руки — это самое простое, что можно сделать.       — Да, — продолжила мысль Полина, — в жизни часто приходится работать даже в фигуральном плане, чтобы чего-то достичь. С неба редко падает решение проблем. Поэтому приходится всё брать в свои руки. Ковать свою судьбу, как говорится. И если Вы хотите, чтобы Ваши с Олей и Антоном судьбы переплелись, нужно постараться. Мы с Катей, безусловно, поговорим с ними, чтобы у вас сегодня состоялся разговор, но дальше — всё уже в Ваших руках. Тут уж, извините, мы помочь не в силах.       — Ну всё-таки чем-то можем, — добавила Катя, — Точнее, моя мама может помочь с работой. Вы же экономист, если я не ошибаюсь, а у нас в школу как раз требуется бухгалтер.       — А у папы есть знакомый из города, он работает врачом-наркологом, так что может помочь.       — Девочки… — ошеломлённо прошептала Карина.       — Пока ещё рано благодарить, — сдержано улыбнулась Смирнова.       — Вы так удивлены, — заметила Морозова, — но для нас это в порядке вещей.       — Всё для счастья Антона и Оли.       — Вы правы, — закивала Карина, готовая от слов перейти к делу. Слова девочек, что были не просто философией, демагогией, а несли в себе огромный смысл, устроили женщине внутри порядочную встряску и вправили мозги, поставили точно на место. Карина поняла: это её самый последний шанс всё исправить. — Вы миллион раз правы. Во всём. Когда я смогу поговорить с детьми?       — Через полчаса, наверное, если Вы позволите позвонить, — ответила Катя.       — Конечно, телефон в коридоре. Девочки, я так вам благодарна, — Карина вдруг выскочила из-за стола и, стоя на коленях перед девочками, стала целовать им руки. — Если бы не вы! Я бы не знаю что…       — Да будет Вам, будет! — перебила Катя. — Главное, что Вы всё поняли и готовы всё исправить.       Полина солидарно кивнула. Девочки вышли в коридор.       — Мы сделали это, — улыбнулась Полина.       — Ещё рано радоваться, — покачала головой Катя, — Антон, а особенно Оля, с характером у нас.       — Это да… Но у нас всё получится. Я уверена.       Девочки позвонили своим «подопечным». Те, не задавая лишних вопросов (они всё поняли) обещали быть как можно быстрее. Подруги прошли обратно на кухню. Карина попросила рассказать их о каких-нибудь эпизодах из жизни Антона и Оли, и девочки согласились, безусловно, не переступая черту.       А Оля с Антоном не знали что и думать. То есть они понимали, что Катя с Полиной поговорили с их матерью и были им, к слову, за это благодарны (это вовсе не тот случай, когда уместно сказать «не надо лезть»), но не знали как себя вести с Кариной. Брат с сестрой глубоко в душе понимали, что этот разговор должен состоятся, но как перебороть свои гордость и справедливую обиду! Как им разговаривать, да даже смотреть матери в глаза, после того что она сделала! Этими мыслями и были всецело поглощены Оля и Антон, так что даже не сразу заметили, как встретились на перекрёстке и стали идти рядом (стоит отметить, что они на всякий случай (хоть и не очень верили в успех встречи с родительницей) взяли свои вещи). Первым опомнился, как ни странно, Антон.       — Оля! — позвал он. Девочка повернулась и тут же нахмурилась. Она молчала. — Ты ещё обижена?       — Скажи спасибо Поле, — бросила Петрова, напуская на себя побольше злобы, хотя на самом деле она хотела поскорее обнять брата, — она убедила меня дать тебе ещё один шанс.       — Оля, — улыбнулся Антон и протянул к сестре руке.       — Ладно, — улыбнулась она в ответ, — иди уже обнимай.       И они крепко обнялись. Оставшийся путь брат с сестрой пытались придумать, как вести себя при разговоре с матерью, но так ни на чём не сошлись. «Слишком много у нас переменных тут», — рассудила Оля.       А в это время подруги мило общались с Кариной. Да, здесь нет никаких ошибок. Петрова оказалась вполне приятным собеседником и довольно быстро расположила к себе, так что девочки почувствовали себя свободнее — атмосфера разрядилась. И Карина не переставала восхищаться гостьями и радоваться за своих детей. Ведь ей самой не выпало счастья иметь такую подругу, как Полину, и быть любимой так, как Катя любит Антона. В этом плане у Карины ничего не сложилось. Те, что называли себя подругами, как-то все разлетелись кто куда, порой даже не попрощавшись. А личная жизнь? Любовь с Борисом была сильной, только когда начался их роман. Они уже было хотели разойтись, но Карина узнала, что беременна Антоном. Не хотели сиротить ребёнка. Сошлись опять, хотя о сильных чувствах, таких, как прежде, уже не было и речи. Было какое-то товарищество. Рождение Оли поначалу упрочило его, но потом, с переездом, всё разладилось окончательно. Борис, некогда бывший вполне приличным отцом своих детей, то и дело начал выговаривать жене, что лучше бы она сделала аборт и они бы разошлись ещё тогда, давно. Карина тоже не лезла за словом в карман. А финал этой истории уже известен. Повествуя об этом девочкам, Карина не стремилась обелять себя, давить на жалость, и гостьи это оценили. Они чисто по-человечески посочувствовали Карине, и разговор наладился ещё больше. Катя как раз рассказывала о том, как они с Антоном шли по лесу и читали друг другу стихи, и в этот момент раздался стук в дверь. Весёлая атмосфера тут же пропала. Улыбки слетели с лица беседующих. Некоторое сходство с началом второй серии «Иронии судьбы, или с лёгким паром». Появилась тревожность, настороженность. Девочки встали и пошли открывать дверь. Карина осталась на кухне. Подруги встали перед дверью и всё не решались открыть замок.       — У нас всё получится, — ободрила подругу Полина и отворила дверь.       Антон с Олей не торопились входить в дом и стояли на улице, молча смотря на Катю с Полиной. Последние тоже молчали. Эта немая сцена могла бы продлиться и дольше, если бы не холод с улицы, который с каждой секундой всё больше пронизывал девочек.       — Заходите, чего на морозе стоять, — сказала Катя, и брат с сестрой, по-прежнему не произнося ни слова, прошли в прихожую.       Неловкость, концентрация которой в воздухе всё увеличивалась, никуда улетать не собиралась. Все четверо не знали с чего начать разговор. Но Катя с Полиной всё-таки осознали, что время тянуть — занятие бесполезное и в данном случае нужно начинать сразу же с сути, с главного. Когда брат с сестрой сняли верхнюю одежду, Полина подозвала к себе Олю, а Катя — Антона.       — Антоша, ты же поговоришь с ней? — спросила Катя, держа возлюбленного за руки.       — Я не горю желанием, — скривился мальчик.       — Антоша, — вздохнула Катя и, собрав мысли, продолжила, говоря всё более и более проникновенно, чувственно, порою даже запальчива, но она очень хотела, чтобы всё наладилось, чтобы он был счастлив и готова была всё сделать для этого! Такой была любовь Катерины Смирновой, — я не прошу тебя открывать ей сердце, прощать её. Я прошу лишь поговорить. Да что там, даже просто выслушать. Я не могу понять полностью всё то, что вам с Олей пришлось перенести, но я не укоряю тебя за твою обиду, ты на неё имеешь полное право, как и злиться, не желать знаться, но я не хочу, Антон, чтобы ты озлоблялся, чтобы ты становился жестоким. Нет, я не оправдываю её, она поступила ужасно, непростительно, но я прошу лишь выслушать. Может быть, есть ещё хотя бы мизерный шанс всё исправить. Я прошу тебя. Не пускай злобу в своё сердце. Ты же знаешь, как страшно озлобиться. Даже когда для этого есть весомые основания. Ты прости меня, если я говорю сбивчиво, если где-то даже себе противоречу, но я в лепёшку разбиться готова, лишь бы у нас всё было хорошо. Я прошу тебя, выслушай её. Хотя бы ради меня.       Эта печь оказала влияние на Антона. И если он ещё чуть-чуть колебался, то последняя фраза разрушила все сомнения. Мальчик посмотрел на свою любимую: она по-прежнему держала его за руки, а в её бездонных глазах, в пречистом взгляде читалось столько любви к нему, столько благородного страха за их общее будущее. Нет, Катя не казалась жалкой. Нисколько. Напротив. Её вид лишь источал благородство. Антон в очередной раз за день осознал, ОТ КОГО он хотел отказаться. Он нежно обнял Катю за шею и прошептал:       — Я сделаю это. Ради тебя. Я очень люблю тебя, Катюша.       — Я тебя тоже, — прошептала в ответ Катя. — Я рада, что ты всё понял.       А в это время Полина говорила с Олей. Петрова скептически относилась к предстоящему разговору с матерью, но всё же осознавала, что он должен случиться.       — Мне интересно, что она придумает в этот раз, — усмехнулась Оля, поправляя очки, — полюбопытствуем.       — Оля, — покачала головой Полина, — твоя ирония, конечно, к месту, но, пожалуйста, не напирай. Включи разум. Я не защищаю твою мать. Она поступила с вами бесчеловечна, но, может, ещё всё-таки не всё потеряно. Ты моя подруга, и я очень хочу, чтобы у тебя был дом, чтобы у тебя всё было хорошо. Просто поговори с ней, спокойно. Я не прошу от тебя чего-то большего. Но я правда очень переживаю за тебя и хочу помочь.       — Ладно, Поля, только ради такой подруги, как ты, — улыбнулась Оля и обняла Морозову.       Брат с сестрой прошли на кухню, где их всё это время ждала мать, и закрыли за собой дверь. Говорили очень тихо, так что Полина с Катей, как ни старались, не смогли подслушать, так что подруги ходили кругами около двери и не могли даже ни о чём поговорить. Так их одолевало волнение. Что ж. Они так и не узнали, о чём именно говорили Антон и Оля с матерью, но через полчаса все трое вышли из кухни вполне довольные, из чего девочки сделали вывод, что родственникам всё-таки удалось договориться.       — Может, отпразднуем мир? — робко предложила Карина.       — Пока ещё перемирие, — уточнил Антон, — но мысль неплохая.       — Да, — согласилась Оля, — только надо будет приготовить всё. Девочки, вы как на это смотрите?       — Папа только вечером поздно приедет, так что время у меня есть, — ответила Полина.       — А маме я оставила записку, так что она предупреждена, — сказала Катя.       И они все вместе пошли готовить всё к столу. По счастью, фартуки нашлись для всех. Совместный труд действительно объединяет, сплочает, как это было видно на примере Сергея и Полины, но и данный случай исключением не стал. Конечно, между детьми и Кариной чувствовалось какое-то напряжение, какая-то стена, но мало-мальски, семимильными шагами всё это потихоньку крошилось, хотя, конечно, принять мать они сиюминутно не могли. Подобное процесс длительный. Когда всё было готово, стол передвинули на середину кухни и все принялись праздновать перемирие. И атмосфера, как ни странно для кого-то, не была напряжённой, не чувствовалось никакой натянутости. Люди просто приятно проводили время, хотя, что скрывать, Карина ещё побаивалась лишний раз что-то говорить при детях. Всё-таки долгий и сложный путь воссоединения только начинался. О чём же говорили за столом? С позволения Оли и Антона что-то рассказывали более подробно Карине Полина и Катя касательно их общих приключений. Безусловно, была упомянута и история с каблуком. Карина не знала, как и реагировать на это, но тут, к удивлению всех (в первую очередь самого Антона), мальчик спокойно произнёс:       — Да ладно, я виноват был. Повёл себя как урод, можешь не говорить, мам.       Последнее слово очень тронуло Карину, а Полина с Катей довольно переглянулись и втихую чокнулись фужерами с лимонадом. Лёд всё же тронулся. Но это вовсе не значит, что Антон собирался прыгать тут же к матери в объятия. Нет. Пока ещё шёл испытательный срок.       Также о говорили о планах на будущее, о погоде, кино, книгах. В общем, обо всём о чём обычно. Конечно, вечер недотягивал до звания «дивный», но всё-таки прошёл в довольно дружелюбной атмосфере. Осадка ни у кого не осталось. И это был добрый знак.       Через определённое количество времени хозяева стали провожать гостей. Карина вновь благодарила девочек, но те лишь кивали и говорили «всё нормально, лишь бы Антон с Олей были счастливы».       Так вышло, что в один момент, когда Карина ушла на кухню мыть посуду, а Оля беседовала с Катей (они сделали это специально), Антон и Полина остались наедине. Девочка ужасно робела и знала как начать разговор на давно волнующую её тему. Но её начал Антон. В тот день он был, что называется, в ударе.       — Полина, — осторожно начал он, — я бы хотел с тобой поговорить. Чтобы расставить все точки над i. Ты знаешь, как я благодарен тебе за то, что ты помогла нам с Катей обрести друг друга, за то, что ты так помогаешь Оле. Но… Что с твоей влюблённостью?       — Я и сама не знаю, — пожала плечами Полина с виноватой полуулыбкой, — но рада, что у нас наконец-то состоялся этот разговор. Наверное, это было наваждение. Но потихоньку эти чувства покидают меня. Но нужно время, конечно.       — Вы с Катей очень благородные люди, — восхищённо произнёс Антон, — нет, не мазохисты, как кто-то может подумать. Ты замечательная девушка, Полина. Очень помогаешь нам всем. Но скажи честно, тебя очень тревожат эти чувства? Ты прекрасная подруга, но тебя не гложет эта влюблённость?       — Теперь уже совсем чуть-чуть. Мне помогло общение с Олей. И Катя меня очень поддерживала. Ну ничего, — улыбнулась Полина, — я очень рада, что вы вместе. Правда-правда.       Вместо ответа Антон крепко обнял Полину, она поначалу опешила от неожиданности, но на первые после такого огромного перерыва объятия ответила. Разговор этот по сути был особо и ни о чём, но Полине стало легче. Исчезла недосказанность. Стена рухнула.       Оля с Катей смотрели на обнимающихся Антона и Полину и радовались, что те смогли всё наконец-то обсудить. Да-да, Катя искренне радовалась, и тот факт, что её молодой человек обнимается с её лучшей подругой, не вызывал и тени ревности в её душе. Катя не была безмозглой ревнивой дурой (хотя иногда она и могла перегнуть палку), а всё понимала и доверяла Антону и Поле. Оля широко улыбнулась и произнесла:       — Проблемы решены.       Катя с улыбкой кивнула в ответ.