Французский — язык любви

      26 декабря прошло спокойно во всех трёх семьях. Сергею позвонили с работы и сказали, что рейса 28-го всё-таки не будет и он может спокойно отдыхать и морально готовиться к новой работе. Полину это очень обрадовало. Никаких стен (хотя прошла всего лишь эта пресловутая неделя) между ними больше не было. Девочка могла доверить папе абсолютно всё, и он её выслушивал, советовал, помогал. Всё 26-е декабря отец с дочкой провели у плиты: сначала готовили обед из трёх блюд, а на вечер печенье и медовик. Вопреки стереотипам, Сергей чувствовал себя на кухне совершенно свободно и прекрасно готовил, и Полина в этом деле пошла по его стопам.       Катя с мамой в тот день затеяли разбор чулана и тоже весьма нескучно провели день, то и дело удивляясь находкам. Больше всего их поразила швейная машинка компании Зингер 1915 года, которая принадлежала ещё Катиной прабабушке. Лилия Павловна была в полной уверенности, что эта машинка давно потерялась, так что найдя её, была поражена, но ещё больше её изумил тот факт, что машинка исправно (и не просто исправно, а отлично) работала.       В доме Петровых тоже всё было спокойно. Оля размышляла над эскизом будущей юбки, а Антон рисовал, то и дело поглядывая на их общую с Катей фотографию, стоящую у него на письменной столе. О происходящих в тот день событиях в семье Петровых следует рассказать подробнее.       Как уже говорилось, Антон рисовал. В это время Карина стояла у лестницы и, нервно теребя в руках обёртку от ириски, пыталась выдумать повод, чтобы зайти к сыну. В итоге женщина решила, что сообразит на месте, и поднялась наверх. Постучала. Антон сразу же понял, кто это. Оля всегда врывалась без стука. Собственно, как и он сам к ней. Внутренне сжавшись от предстоящего разговора, Антон наиболее безразлично произнёс:       — Войдите.       Скрепя сердце Карина вошла. От её присутствия у сына тут же скользнул холодок по спине. Мальчик отложил карандаш, перевернул листок рисунком вниз и вопросительно посмотрел на мать. Внутреннее желание нахамить он тут же подавил, потому что обещал Оле, что будет держаться, как и раньше, спокойно и без лишних эмоций. Метавшийся по комнате в поисках повода для начала разговора взгляд Карины уцепился за уже упомянутую фотографию.       — Это ты с Катей? — спросила Карина и тут же мысленно дала себе по губам за такой глупый вопрос.       Антон, с трудом переборов желание огрызнуться, холодно ответил:       — Да.       — Она очень хорошая девочка… — осторожно подметила Карина. Антон слегка нахмурился, но тем не менее ответил в прежней манере:       — Я это знаю. Ты хочешь поговорить о Кате?       — Да нет, я достаточно знаю о ней, в том числе и от неё.       «Знаешь ты. Конечно, — подумал Антон. — Особенно когда её шлюхой называла.» Но вслух мальчик не произнёс ни слова, а лишь слегка кивнул.       — Тебе очень повезло с ней. Береги Катю. Я ведь за свою жизнь так и не познала такой любви, — печально вздохнула мать.       — Какой? — уточнил Антон, решив не мешать льду таять. Мальчик не хотел подводить Олю, помня как тяжело ей было, и поэтому задвинул свои хотелки и амбиции как можно дальше ради счастья и спокойствия любимой сестры, самого родного ему человека. Собственно, он поступал так же, как Оля, Катя и Полина. Они, слушая этот разговор, гордились бы своим Антошей.       — Всеобъемлющей, настоящей. Нет, меня так никогда никто не любил. Да и уже не полюбит. Не подумай только, что я давлю на жалость. Я ведь не совсем дура и всё понимаю: ты не горишь желанием общаться и даже сейчас ждёшь, чтобы я поскорее ушла, и это в подобных обстоятельствах нормально. Абсолютно нормально.       — Тем не менее я же тебя не выставил, — усмехнулся Антон, — так что ещё не всё потеряно.       — Да…       — Хорошо, что Катя и Полина тебе понравились. Они очень хорошие люди.       — Да, я в этом убедилась. Ну я, наверное, пойду… — неуверенно произнесла мать и направилась к выходу, но Антон, пожав плечами, ответил:       — Можешь остаться. Я не выгоняю.       — Спасибо, — улыбнулась женщина. — Как у тебя дела в школе?       — Крайне банальный вопрос, спешу заметить, — усмехнулся Антон, — но всё-таки отвечу на него. Троек нет. А Оля, конечно же, отличница.       — Почему «конечно же»?       — Потому что она очень способная, трудолюбивая и умная девочка. А у меня на всю эту математику и физику просто терпения не хватит, — оттаивал Антон и пускал мать хоть чуть-чуть, но поближе к себе.       — Но ведь у Оли физики нет, — заметила Карина.       — Я уверен, если она захочет, то какие-то азы, самую базу освоит и сейчас. Мне иногда кажется, что она вундеркинд, но Оля лишь пожимает плечами. Но ведь дело учёбой не заканчивается. Она и в хозяйстве, и в дискуссиях бесподобна. Ей повезло, что она сумела найти единомышленников в лице Люси и Полины.       — Но у неё же вроде было много подруг-одноклассниц.       — Вот именно, что вроде. Знакомые-приятели, и не более, на самом деле…       — Хорошо меня обсуждаете? — прервала Антона неслышно зашедшая Оля.       — А ты чего подслушиваешь? — нашёлся тут же Антон.       — Да ты орёшь как всегда так, что весь посёлок слышит, — фыркнула Оля и недовольно скрестила руки на груди. Данная её претензия имела место быть: Антон действительно говорил достаточно громко последние несколько фраз (этому способствовало, в частности, разряжение атмосферы).       — Хватит уже скандалить, Оля! — махнул рукой в её сторону Антон. — Мне Кати хватает.       — Ладно, извини, — смягчилась сестра, — но ты же знаешь, что я это любя.       — Конечно, знаю, маленькая язва, — вновь отпарировал Антон. Оля лишь усмехнулась и показала брату эскиз юбки (будто бы не замечая мать, которая молчала и боялась лишний раз пошевелиться, и здесь вовсе не стоит обвинять брата с сестрой в жестокости: после всего что произошло, их реакция была совершенно нормальной. Здесь ничего не могло измениться по щелчку пальца, мгновенно. Нет. Слишком уж сильный и болезненный был разрыв.)       — Как думаешь, Антон, — спросила Оля и указала карандашом на определённое место на эскизе, — можно здесь сделать маленький треугольный вырез?       — А не рано тебе вырезы? — скептически заметил Петров.       — Так я же говорю: маленький. А у тебя спрашиваю, потому что ты же рисуешь, все эти пропорции понимаешь.       — Какой интересный эскиз… — произнесла мать.       — Мой дебют, — сдержанно улыбнулась Оля и обратилась к матери (она тоже решила не разводить лишней самодеятельности). — А ты что думаешь о вырезе?       — Ну это юбка миди, судя по размерам, в сравнении с твоим ростом, так что маленький вырез вполне может быть, — ответила мать.       — Можно сделать его ассиметричным. Ну то есть чтобы треугольник был не равнобедренным, — предложил Антон.       — Не зря Катя с тобой позанималась, — отметила Оля, — у тебя явно наметился прогресс в геометрии.       — Кстати, вырез надо хорошо просчитать. Чтобы он не разрывал складки. И для того чтобы краешки юбки не цеплялись и не болтались, нужен оверлок, — добавила мать.       — Ты когда-то шила? — удивлённо спросила Оля.       — Да, было время. Но этим я ещё в 80-е занималась. Через кальку переносила все выкройки, потому что журналы было не достать. Одним словом, это была целая эпопея.       — Ну оверлок у Поли был, так что на этот счёт волноваться не о чем. А здесь есть эти журналы? Хоть какие-то?       — Вроде как я некоторые привезла. Надо поискать в глубине чулана.       — Помнится, не так давно я его боялась.       — А теперь? — спросил Антон.       — А теперь, мне кажется, я уже ничего не боюсь, — ответила Оля и тут же добавила, заметив, как мать стушевалась. — И я ни на что не намекаю. Я пришла, чтобы обсудить эскиз, а не выяснять отношения.       — Какая же ты мудрая стала, — улыбнулась мать и погладила дочь по голове. Та этому не воспротивилась.       Так они и провели весь день за разработкой будущей юбки: Оля вносила идеи, Антон объяснял, как лучше изобразить это на эскизе, а Карина — как лучше сделать, чтобы было и красиво, и удобно. Узнавшие об этом Катя, Люся и Полина были очень рады: у Петровых всё начало наконец-то налаживаться, в их дом потихоньку приходило долгожданное спокойствие. Это был добрый знак. 27 декабря       Этот день был у всех распланирован: к Лилии Павловне должна была зайти Зорина, чтобы подготовить подругу к предстоящей встрече, Катя с Антоном решили сходить погулять, а Оля отправилась к Полине с готовым эскизом и тканью со всеми разметками.       Следует отметить, к слову, что завтрак в семье Петровых прошёл в спокойной, даже дружелюбной атмосфере, хотя, конечно, о близких, родственных отношениях с Кариной пока речи быть не могло.       Антон вышел специально пораньше, чтобы сделать Кате сюрприз, так что когда они встретились в условленном месте, Антон вручил любимой букет из белых пяти роз. Катя приняла цветы и, смущённо улыбнувшись, нежно прижала их к груди.       — Я не просто так выбрал белые, — уточнил Антон. — Вспомнил об одной из твоих любимых песен.       — Ты меня очень порадовал, — улыбнулась Катя и поцеловала Антона в щёку. — Спасибо. Куда пойдём?       — А куда бы ты хотела?       — Какой хитрец! — рассмеялась Катя. — Ну уж нет, я первая спросила! Так куда направимся?       — Можем в клуб сходить, наверное.       — Можем, конечно, — пожала плечами Катя, — но там вроде сегодня ничего интересного. Какие ещё предложения?       — Ну в наше «кафе а-ля столовка» лучше не соваться. Можем, конечно, в магазине купить каких-нибудь булочек и пообедать на природе, но это мы всегда успеем. У меня есть другая идея, — загадочно произнёс Антон.       — Какая же? — поинтересовалась Катя.       — А вот сейчас и увидишь, — ответил Антон и после этого вытащил из кармана навесной замок и розовый лак для ногтей. Присутствие второго предмета мальчик тут же поспешил объяснить. — Надо же чем-то написать на замочке «А+Е» или «А+К», вот мать мне и дала свой старый лак. Прикрепим замочек на мостике.       — Это правда очень романтично, — оценила Катя, — боюсь сглазить, хоть я и не суеверная, но ты сегодня просто выше всяких похвал. Такую романтику придумал. Ну а чем мы займёмся потом?       — А потом мы будем с тобой гулять за руку или, если захочешь, под руку и разговаривать. Ну и целоваться, конечно.       — Вот теперь я точно узнаю своего Антошу, — покачала головой Катя, но на лице у неё не читалось никакого упрёка — напротив, там была любящая, тёплая улыбка. Да-да, как уже упоминалось не раз, та самая улыбка, в которую и влюбился Антон на той судьбоносной прогулке.       Дойдя до моста, они стали думать, какую надпись лучше оставить. Замок был довольно большой, а кисточка жёсткой, так что вполне можно было оставить на металле хоть целое послание.       — Французский, как ты помнишь, Антоша, — язык любви, так что давай напишем наши имена на нём, — предложила Катя.       — Давай. Тогда ты первая пиши, твоё имя побольше всё-таки.       Катя кивнула и аккуратно вывела лаком «Catherine», после чего передала кисточку Антону. Он поставил плюс и дописал «Anton», после чего повесил замок на опоры и защёлкнул его.       — Ключи по всем традициям нужно выкинуть в реку, но она, как видишь, замёрзшая.       — Значит, растопим лёд нашей любовью! — широко раскинув руки, весело заявила Катя. Антон в непонимании посмотрел на неё. Катя закатила глаза и, мигом притянув любимого к себе, поцеловала. От неожиданности Антон выпустил ключи из рук, и они беззвучно пролетели через щель в настиле и попали точно в трещинку во льду.       — Вот видишь, — с хитрой улыбкой сказала Катя, прервав поцелуй, — я же оказалась права. Ключей нет.       — Я не ожидал от тебя, признаться, такой прыти, — заметил поражённый Антон.       — Память у тебя что-то коротка. Я тебя так уже целовала. Но, как я вижу, в этот раз тебе не понравилось?       — Понравилось, конечно. Как же этому не понравится.       — Пошляк! — фыркнула Катя и, поправив очки, гордой походкой стала спускаться с моста, но поскользнулась и часть пути буквально проехала.       Антон тут же поспешил к любимой на выручку, помог ей подняться, отряхнул пальто.       — Вот это мне карма за дерзость, — усмехалась Катя, потирая пострадавшее место.       — Сильно болит, Кать? — уточнил Антон. Девочке была очень приятна его забота.       — Да нет, терпимо. Это больше обидно и досадно, чем больно. Хорошо, что цветочки не помяла.       — Да что там цветы! Ты для меня дороже любых букетов, сколько бы денег я на них ни потратил! Для меня дороже цветка, чем ты, нет! — выпалил Антон и сразу же густо покраснел. — Извини… Это так банально…       — Может быть, это и банально, — улыбнулась Катя и нежно провела ладонью по его щеке, — зато искренне, от чистого сердца, а это намного ценнее, приятнее и дороже любых искусственных высокопарных фраз. Так что не волнуйся, мне очень приятно.       — А мне приятно, что тебе приятно.       — Ну а мне приятно, что тебе приятно, что мне приятно, и так далее, — произнесла Катя и обняла Антона за шею, положив голову ему на грудь. — Ну почему, почему у нас не может быть так всегда! Впрочем, не отвечай. Я сама знаю ответ. Но мне бы очень хотелось, чтобы радостного у нас было больше и чаще.       — Мне тоже. Но у нас всё получится. Вместе мы сила.       — Да. Знаешь, Антоша, я ведь до этого жила просто страшной жизнью. Очень одинокой. Мама — это, конечно, хорошо, но ты же понимаешь, о чём я.       — Да. Понимаю.       — Это действительно было страшно. Одиночество меня просто сжирало изнутри. Поговорить в школе мне было не с кем. Ходила я из школы одна. Позвонить тоже некому. Я пыталась раствориться в учёбе, изучении французского, старалась измотать себя работой и увлечениями до такой степени, чтобы лишние мысли не лезли в голову. Но что толку. Все мои мысли были заняты лишь тобой. И вот теперь я так боюсь, что это всё сон, и вот я проснусь и всё будет так, как тогда. Да, Антоша, не только тебе свойственно надумывать.       Катя разомкнула объятья, достала носовой платок и аккуратно вытерла набежавшие от болезненных воспоминаний слёзы.       — Спасибо, что поделилась, — произнёс Антон и глубоко задумался.       — О чём размышляешь? — тут же спросила Катя. — Что сказать на мою исповедь?       — Да, — кивнул Антон. Катя понимающе кивнула в ответ. Мальчик взял её за руку и ободряюще улыбнулся. — Не волнуйся, Катюша, всё хорошо.       — Я очень боюсь одиночества.       — А кто его не боится! Даже те, кто наслаждается обществом с самими собой, всё-таки не хотят иметь пустую телефонную книгу.       — Да. Полагаю, это так.       — Но тебе не о чем волноваться. Я тебя не брошу, Катя, — произнёс Антон и посмотрел любимой прямо в глаза. — Никогда.       — Но… — начала было Катя, но Антон прервал её:       — Я знаю, ты вспомнишь нашу закрытую тему, и будешь права. Также ты можешь указать на тот факт, что мы вместе чуть больше недели, и такие обещания на восьмой день отношений просто смешны, и это тоже будет правдой. Я, честно говоря, и не знаю, что сказать в противовес этому…       — А ничего говорить и не нужно, — перебила Катя и тихо-тихо, чтобы слышал только Антон, прошептала ему на ушко. — Потому что и так тебе верю.       Антон недоумевающе посмотрел на возлюбленную. Та лишь развела руками и в полный голос произнесла:       — Не на все вопросы на Земле можно дать ответ. Порою что-то нам диктует сердце.       — Да, это правда.       — Ну куда теперь пойдём? В магазин?       — А может, ну его? — махнул рукой Антон.       — Я тоже так думаю, Антоша, — улыбнулась Катя, — пойдём просто погуляем. Ведь не место красит человека, а человек место.       Антон согласно кивнул, и они пошли за ручку гулять по посёлку. Говорили о разном: это были и шутки, и серьёзные размышления, и обсуждения книг, фильмов, и признания в любви — одним словом, одна тема спешила сменить другую. Кате казалось, что она попала в сказку. То, о чём она читала в книгах, смотрела по телевизору, сбывалось, происходило с ней наяву: и вот она шла со своим любимым человеком по освещённым закатным зимним солнцем заснеженным аллеям, прижимая подаренный букет к груди. У девочки внутри всё трепетало, кричало от радости «это всё правда! Это происходит со мной! Со мной! Наяву!» И даже если в разговоре появлялась пауза, то она не приносила чувство неловкости, дискомфорта. «Молчание не всегда молчание. Как много может рассказать молчание…», — как потом будет петь Олег Аккуратов в режиссёрской работе Людмилы Гурченко «Пёстрые сумерки».       Что же до Антона? Его чувства полностью совпадали с Катиными. Он её очень любил, хотя прошло и не так много времени с того, как она ему просто понравилась. Но впрочем, о времени разговор уже вёлся. Антон был счастлив, и хотя бы на то время, что они проводили вместе с Катей, он освободился от нелепой суеты, пересуд. А это ведь так важно. Почувствовать себя абсолютно свободным человеком. Но это вовсе не означает, что он бы не поделился с Катей наболевшим: Антон, осознав всю глупость своего прошлого страшного поступка, решил покончить раз и навсегда с эгоизмом, враньём и утаиванием. К слову, разговор у влюблённых зашёл как раз о матери Антона.       — Я полагаю, Антоша, всё идёт на лад, — озвучила своё мнение Катя.       — Хорошо бы.       — Не волнуйся и помни, что я всегда рядом, — улыбнулась Катя и поцеловала любимого.       — Я помню. Всегда буду помнить, — решительно заявил Антон, но тут же сконфуженно добавил. — Прости… Опять банально…       — Эти глупые добавления ни к чему, — отрезала Катя, — мы ведь уже это обсуждали.       — Угу, — кивнул Антон и продолжил тему о семье. — Благодаря Полине Оля просто воспряла! Всё-таки Люся была права, когда говорила мне, что новое знакомство взбодрит мою сестрёнку.       — Да. То же самое можно сказать и о Полине. Мы когда с ней перезваниваемся, она так восторженно говорит об Оле.       — А ведь человек непосвящённый мог бы брезгливо фыркнуть на всё это и начать указывать на разницу в возрасте, — заметил Антон. Катя усмехнулась.       — Ну и пусть себе указывает всё что ему хочется. Главное, что им хорошо. Кому их общение вредит? Никому! Никакой угрозы для населения. Так что какие разговоры могут тут быть!       — Вот бы так думали все.       — Это утопия, Антоша, и ты это понимаешь. Вот про нас небось тоже кто-то невесть что думает, но мне как-то по боку. Конечно, некоторые наши ссоры несли потенциальную угрозу для окружающих, но мы же так больше не будем.       — Да! — бодро и весело поддержал Антон. — Будем ссориться по-новому!       Катя в ответ тяжело вздохнула:       — Ну нет чтобы сказать, что не будем ссориться…       — Ты же знаешь, что это невозможно, — подмигнул Антон.       — Знаю, — смущённо улыбнулась девочка.       — Ну вот и всё тогда.       — Ты что, пытаешься доминировать? — фыркнула Катя.       — Просто выражение. А ты сама-то? Не пытаешься?       — Вот ещё!       — А вот и обещанная ссора, — констатировал Антон. — Поэтому поговорим о другом. Ты умеешь шить?       — Умею, но только ниткой и иголкой. На машинке меня мама пыталась учить, но у меня терпения надолго не хватило. Шить я в любом случае не люблю: взаимодействие с мелкими деталями, такая скрупулёзная работа сводят меня с ума буквально. Вязать я по той же причине не умею. А ты умеешь?       — Вязать — нет, а простейшим операциям по шитью меня в своё время ещё Полина обучила.       — Понятно. Хорошо, что есть Полинка с Олей. Если что, помогут. Ну и наши мамы тоже.       — Да. Но это вовсе не означает, что мы идиоты, которые ничего не умеют. Человек, конечно, по возможности должен уметь всё, но есть и такие исключения.       — Совершенно верно.       Они и сами не заметили, как пришли на ту самую поляну, где за эту неделю успело произойти так много. Катя как раз делилась с Антоном рецептом тушёной капусты, как вдруг мальчик остановился и, с удивлением оглядев местность вокруг, произнёс:       — Смотри, Катюша, та самая поляна.       — Да, та самая, — кивнула Катя. — Но вспомним о том, что не место красит человека, а человек место.       — И как же нам его скрасить?       Катя на секунду задумалась, но потом хитро улыбнулась и предложила потанцевать, так же, как тогда, у неё дома.       — Кать, ты шутишь? — удивился Антон. — Как мы здесь-то танцевать будем? Без музыки.       — А мы сами напоём. Сам же говорил, что я хорошо пою.       — Ну не знаю, — всё ещё колебался Антон. — А что будем петь?       — Как я вижу, идея тебе не нравится. Ну хорошо. Давай не будем, — пожала плечами Катя, и огонёк азарта, загоревшийся в её глазах, стал гаснуть.       — Кать, ты расстроилась? — тут же осведомился Антон.       — Да нет, — Катя тряхнула головой, смахнув наваждение, и улыбнулась, — всё нормально. Ну не хочешь, я не буду заставлять. Всё нормально. Правда. Куда пойдём?       — Никуда мы не пойдём, — вдруг решительно заявил Антон, — будем петь и танцевать.       — Антоша, правда, не стоит, если ты не хочешь… — ответила Катя, но Антон лишь покачал головой:       — Катюш, давай уже.       Вроде бы совершенно бытовая сцена. На которую кто-то и не обратит внимание. Но она была очень важна. У влюблённых не возникло ссоры, никто не остался в обиде: они уступили друг другу, и это была ещё одна общая победа влюблённых, укрепившая их отношения. Катя с Антоном поняли всё это без слов. В их глазах читалась безграничная нежность друг к другу. Да. Кто-то назовёт это банальной ванилью, кто-то упрекнёт героев в опрометчивости, но к чему это всё, когда им было по-настоящему хорошо! И это огромная радость, что такое пришло к ним так рано! Ведь кому-то не суждено это испытать никогда. Но самое главное, что они ЖИЛИ! Да! ЖИЛИ! Каждое мгновение ЖИЛИ! ЖИЛИ!!! А не существовали. Это вовсе не означает, что всё сводится к счастливым отношениям. Ведь Полина и Оля тоже снова ЖИЛИ. Здесь дело в другом. У них были «дорогие люди». Которым всегда можно было позвонить, которые, если что-то случилось, готовы были пробежать через весь посёлок и прийти на выручку, к которым можно было зайти в гости и отдохнуть душой. Это действительно очень ценно. И как же жаль, что некоторые люди этого лишены. Нет, конечно, кто-то действительно спасается любимым делом, работой, но, к сожалению, это работает не для всех. И тогда наступает существование.       По счастью, у героев была как раз-таки ЖИЗНЬ. И в данном случае закон справедливости сработал: они получили то, что заслуживали.       — Но что делать с цветами? — спросила Катя.       — Так с ними танцевать будем. Ничего, не сломаются, я хорошие выбрал.       — Ну тогда ладно. Только чур белый танец. Дамы приглашают кавалеров.       — Как угодно, мадемуазель Catherine.       Катя тепло улыбнулась в ответ. Затем она поправила очки, пальто, то же самое проделал и Антон, и они встали друг напротив друга. Затем влюблённые синхронно выдохнули, чтобы снять уже успевшее набежать напряжение, и Катя запела, опустившись в реверансе:       — Стучится дождь в моё окно.       — Нет, это я стучусь к тебе, — пропел в ответ Антон и поклонился. — Любовь моя, я так давно ищу твой след во тьме. Скорей окно своё открой.       — И я ждала, что ты придёшь и будем вместе мы с тобой осенний слушать дождь.       Влюблённые начали танцевать, припев они пели уже вместе, смотря друг друг прямо в глаза. Что в них читалось? Любовь. И это, наверное, исчерпывающе.       — Здравствуй, как ты живёшь? Быть может, нам по пути? Сердце не проведёшь: его нельзя провести. Здравствуй, как ты живёшь? Быть может, нам по пути? Если любовь ты ждёшь, она должна прийти!       Чтобы понять, насколько Катя и Антон были увлечены этой затеей — танцами на лесной поляне под собственный аккомпанемент —, следует сказать, что они пропели песню от начала до конца пять раз. Они просто наслаждались друг другом. В самом светлом понимании этого слова. И в этом была красота, эстетика. Море эстетики.       Танец закончился, конечно же, нежным поцелуем.       — Это было идеальное свидание, — прошептала Катя.       — И далеко не последнее, — шепнул в ответ Антон и вновь поцеловал возлюбленную.