Рука чуть дрогнула, когда ключ идеально вошёл в замочную скважину. Эмир, кажется, наивно полагал, что более не вернётся в эту квартиру. Ну конечно… Идиот.
В квартире не тишина: за дверью в ванной шумит вода. Лёша дома. Да, было бы очень странно, если бы Щербаков упустил возможность увидеться с Эмиром спустя… такой промежуток времени. Кашокову наверное был бы неприятен такой поступок.
Хотя с чего бы это?.. Они друг другу теперь никто. Это Лёшино право — находиться у себя в квартире или уйти.
И вообще у него сегодня должна быть работа. Они в целом не должны были встретиться.
Глупые и тяжёлые мысли крутились в голове Эмира все то время, что он медленно снимал пальто и ботинки, сам того не замечая. Казалось бы: дела в квартире бывшего, которого сам бросил, должны были бы решиться не дольше, чем за одну минуту. Кашокову казалось, время остановилось здесь. Он проходит вглубь квартиры. В гостиной на диване лежал пуховик вместе с вешалкой. Какая прелесть, Лёша избавил его от длительного времяпрепровождения в своей квартире в поисках глупой куртки. Эмиру от этой мысли стало… неприятно, но на анализ времени не было, поэтому он оставил её без должного внимания.
Больше внимания ушло на другие чувства. Эмир поднял пуховик вверх, медленно снял с вешалки и принялся ощупывать чуть ли не каждый шов. На повреждения.
Тупая ложь, в которую не поверил бы даже самый наивный ребёнок. Эмиру не понадобился трехступенчатый анализ своих действий, чтобы с ходу понять, почему он провёл в этой квартире уже больше положенного времени, когда мог его максимально сократить. И стыдно, и глупо. Эмир держится за «и что? Что в этом такого», но в голове не может себя убедить в том, что действительно, ничего странного в его действиях нет.
Куртка падает из рук, когда шум за дверью в ванной стихает. Шаги очень неторопливые, Кашоков успевает за это время поднять куртку и снова надеть безразличную маску. Будто бы сейчас обернуться не является смыслом его жизни.
— Привет. Что-то ищешь?
— Привет. Нет, проверяю на повреждения.
— Он в шкафу висел, если ты его не трогал — с ним ничего не стало за лето.
— Так странно, что я летом сюда перевёз и зимние вещи. В Нальчике, наверное, и следа моего не осталось…
Лёша молчит. Почему он черт возьми молчит? Неужели Эмир его так достал за это время, что не достоин даже краткого смешка с глупой недо-шутки. Потому что какая разница, сколько Эмир перевёз вещей, когда думал, что с Лёшей — навсегда.
Пол года назад он думал, что с Щербаковым навсегда; недавно, что они никогда больше не увидятся; а сейчас Кашоков снова здесь, в этой комнате, смотрит на какой-то гребанный шов на гребанной куртке… и не может поверить, что это должен быть действительно последний раз.
В эту же секунду, когда Эмир, вроде как, хочет что-то спросить… фигура за спиной уплывает в сторону кухни. Там уже, если прислушаться, то можно разобрать щелчок чайника, кружку, поставленную на стол… а если представить картину (которую видел каждое утро напротяжении полугода), то можно представить, как в кружку высыпается сахар с ложки. Одна. Две. Три.
Эмир кидает куртку обратно.
Неужели разлюбил? Из-за сильной ссоры, из-за расставания, из-за того, каким холодным был Эмир в тот день. Такое вообще возможно? Почему тогда сам Кашоков не разлюбил, приехал сюда за «пуховиком». Если бы разлюбил, одолжил бы какой-нибудь у Антона, а потом купил новый.
Кашокова прошибает током. Сразу все мысли разлетаются из головы, давая аффекту захлестнуть его. Наверное, будь он на паре по ненавистной анатомии центральной нервной деятельности в своём вузе, преподаватель бы точно предъявил Эмиру за неправильную трактовку «аффекта». Но сейчас так плевать на институт, который будто утратил свою значимость после расставания. Конечно Кашоков поступал ради профессии и достоверных знаний по психологии… но по ощущениям первые два месяца получение знаний в области психологии было направлено только на то, чтобы разобраться в их с Лёшей отношениях, улучшить их…
А в итоге что? Пара книг и обсуждение кейсов* привели Эмира к мысли о расставании. Он был так уверен, что любовь легко потушить, если она косвенно угнетает тебя как личность. Да, молодец, Кашоков, думал рациональность мышления победит.
Не все можно решить расчётами, к сожалению (или к счастью?).
Эмир приваливается к дверному косяку и долго рассматривает кухню, в упор не желая замечать полуобнаженное тело, только с домашними шортами на бёдрах.
— Ничего не изменилось, с тех пор, как ты ушла**, — успевает мягко пропеть Алексей, размешивая кофе в своей кружке.
Кофе… ненавистный кофе дома Антона теперь не будет вызывать никаких ассоциаций с тем, что сейчас пьет Щербаков. Марка та же, консистенция та же… человек не тот.
— Ты меня хоть любишь, а? — не долго думая над формулировкой, выдаёт Эмир. Руки тряслись, поэтому он поспешил спрятать их за спиной.
— Н-да. На кой хер тебе сдался пуховик вообще, — усмехается Щербаков себе под нос, но Эмир слышит.
Эмир хмурится на такой уклончивый ответ. Совсем не нравится.
— Вообще-то пуховик мне действительно нужен.
— Вообще-то я тебе его отдал, поэтому ты можешь взять его и идти, — спокойно произносит Щербаков в тон парню. Эмиру даже первые пару секунд кажется, что это галлюцинации, потому что его Лёша с ним никогда так не разговаривал.
— Уходишь от ответа, не смотришь на меня, язвишь. Можешь не отвечать, я знаю, что любишь, — Кашоков складывает руки на груди, забывая про дрожь. Следит за каждым действием, чтобы не упустить важных деталей. Но Лёша просто пьёт кофе, нажимает плэй на ноутбуке, чтобы послушать то от монолог, то от подкаст. — Чё ты молчишь?
Щербаков снова ставит ролик на паузу и нервно выдыхает.
— Ты только что сказал, что я могу не отвечать, — видно было, что Лёша начинал раздражаться, и в этот момент Эмиру хотелось его выбесить… посмотреть, живой ли это ещё человек. — Что тебе сейчас ещё от меня нужно? Что-то кроме пуховика? Давай сразу все вещи отдам, чтобы избавить тебя от нужны возвращаться сюда. Их тут ещё предостаточно.
— Почему ты так себя ведёшь? — достаточно грубо спрашивает Эмир.
— Как я себя веду? Пью кофе и смотрю сериал в своей квартире? Свободно хожу по ней или что?
— Так, будто тебе плевать, — Эмир делает два шага в сторону парня.
Конечно, будь Кашоков сейчас не на эмоциях, он бы давно сам ответил себе на все вопросы и не трепал нервы никому, в том числе и самому себе.
Но сейчас ему больно, ему хочется поговорить с Лешей… но нормально сделать почему-то не получается. Всё глупо, эмоционально, по детски… Эмир чувствует себя плаксивой девчонкой в тупом сериале про подростков.
Щербаков обставляет кофе и глубоко выдыхает.
— Я тебя спрашиваю: чего ты хочешь сейчас от меня? — снова спокойно произносит парень.
— Чтобы ты сказал, что все ещё любишь меня.
— Я люблю тебя. Я и тогда тебя любил, и сейчас люблю и не известно еще, сколько буду любить, но какой от этого толк, если тебе это не нужно? — Щербаков поднимает глаза на парня, впервые встречаясь с ним взглядом.
Эмир вглядывается в чужие глаза. Них есть что-то… что-то похожее на ту великую любовь, которую Щербаков был готов дать ему до расставания.
— А если нужно? Если я хочу поговорить нормально, вернуть всё… — Эмир делает ещё один шаг в сторону парня и кладёт руку на его щеку.
— Боюсь, второго такого разрыва я просто не переживу, — хмурится Щербаков, но руку не убирает. Он опускает глаза вниз, лишь бы не встречаться с бывшим глазами снова.
Кашокова раздражает, что он просто не может получить то, чего раньше было бесконечно много. Раздражает, что Щербаков морозится. Раздражает всё.
И либо он сейчас разрыдается и сбежит, либо сделает какой-нибудь импульсивный поступок, о котором точно пожалеет.
— Я тоже люблю тебя, — шепчет тихо, выбирая последний вариант. Чуть наклоняет голову мужчины к себе и сам целует. Отчаянно, с болью, с тяжестью. Родные губы сейчас казались совсем незнакомыми, новыми. Даже скулы и подбородок в руке ощущались иначе.
Ответа не последовало… ни через секунду, ни через десять секунд… Эмир отстраняется и ему кажется, будто он сейчас потеряет всё.
Он отстраняется и снова ловит чужой взгляд. Такой же тяжелый, полный безысходности.
Эмир опускает руки вниз, к тугой резинке домашних шорт, на полном серьезе считая, что это его единственный выход.
— Нет, — шепчет Алексей, останавливая чужие руки, крепко сдерживая порыв Кашокова. — Не в этот раз.
Вот сейчас наступил отличный момент, чтобы начать рыдать… Эмир чувствует, как мир рушится, как из вариантов, надежным остаётся только отступление. Ничего больше.
— Почему?..
— Я слишком много пережил после твоего ухода. Это было страшно. И я не хочу оказаться там снова, — выдыхает Щербаков и мотает головой.
Эмир срывается, естественно, напрочь забывая про пуховик. Сейчас он не думает, что вернётся сюда когда-либо. Слишком тяжело унижаться. Слишком тяжело.
***
Эмир:
— «Тош, давай не сегодня, у меня что-то после пар голова закружилась, давление низкое… сегодня я инвалид♿️»
Антон:
— «Ладно, отдыхай, я тогда с Ваней прогуляюсь»
Эмир:
— «Хорошо»
Голова у Эмира и вправду кружилась и болела от новой волны истерики. Прекратилось всё лишь после пары таблеток персена. Вообще всё.
Парень кутается в тёплый плед на разложенном диване. Он смотрит в сторону, стараясь ни о чем не думать… жаль только, что старания напрасны. Слёзы катятся уже сами по себе. Мозг будто плавился.
Самой худшей идеей сейчас было — добить себя и взять в руки телефон.
— «Эмир, я люблю тебя. Всегда любил. Только тебя, никого больше. И все ещё люблю, и все кажется уже никогда не разлюблю. Или ты, или никто, понимаешь?
Но когда ты уходил, я думал, что у меня блять жизнь закончилось. Я никогда не пил и не курил, в тот день я выпил порядком бутылок шесть пива наверное и скурил пачку сигарет. На следующий день проснулся с мыслью, что не хочу жить без тебя. Ты понимаешь нахуй? Сам знаешь, я считаю, что все эти пиздострадальцы — просто тряпки ебанные. и Я!!! Я думал о том, что не хочу эту жизнь без тебя. Я ничего не сделал, просто попробовал отвлечься на алкоголь. Я не брал трубки, не общался ни с кем, кроме доставщиков, не выходил из дома. Я не давлю, не хочу, чтобы ты сука почувствовал свою вину и уж тем более не пытаюсь мунипулировать. Я пытаюсь объяснить тебе, почему сегодня я тебя оттолкнул. Не потому что я тебя не люблю, не потому что ты мне противен, не потому что резко стал импотентом или нашёл себе какую-нибудь шлюху, пока убивался горем по тебе.
Нет блять, я просто не вынес бы, если бы ты на утро сказал мне, что это был прощальный секс, или что тебе нужно было внимание, или что убедился, что со мной невозможно построить отношений… или молча сбежал. Почему я не могу просто поверить, что такого не будет? Потому что я верил, верил, что ты говорил, мы со всем справимся, что не нужно никого слушать, что ты будешь со мной не смотря ни на что. Я на столько поверил, что сам не заметил, как упустил момент, в который я унижался, умолял тебя остаться, в ноги падал и всеми силами пытался удержать тебя. Не потому что я хотел тебя привязать к себе. А потому что ты заменил мне всякий воздух.
И мне плевать на гордость. Вообще похуй, веришь-нет.
Просто когда меня полоскало после недели, проведённой с бутылкой… я вспомнил, почему ты меня бросил. Ты меня бросил не потому что я проебался, изменил тебе, и даже не потому что ты меня разлюбил. Ты меня бросил, потому что посчитал, что наши отношения — созависимые. Меня сейчас тошнит только от одного этого слова, но это оказалась правда. Только созависимые это когда два человека зависят друг от друга, но не помню, чтобы кто-то кроме меня рыдал, ползал по квартире и умолял не бросать. Не помню, уж прости.
Но. После ещё одной волны я подумал глубже: ты действительно угадал. Психология — наука, все дела. Действительно, ты думал, что у нас зависимость и да, она была.
И я представил блять, что если бы я реально проебался или изменил, то тебе было бы так же плохо, как мне сейчас. И одной мысли о том, что ты бы загибался так же, как загибался я… взял себя в руки. Я заставил себя не писать тебе, не названивать, не искать, не сталкирить блять. Только чтобы не утянуть тебя обратно. В отношениях, в которых ты, как действительно умный человек, будущий психолог, который разбирается в людях, найдёшь во мне какой-нибудь проеб, и тебе будет так же плохо.
Прости за сегодняшний день. Я отправлю пуховик и все твои вещи курьером, напиши адрес»
*Кейс — это абстрактная ситуация из практики психолога, которую преподаватель дает студентам на разбор «чтобы предложили выход из ситуации». Отличная форма работы, при которой студенты могут применить свои знания «на практике».
**Строчка из песни Lizer — Между нами.
