***
Джинни протяжно выдохнула и ладонью поправила волосы. Сердце бешено стучало, будто она идет на какое-то преступление, хотя ей всего то нужно было взять некоторые тетради с разрешения Макс. Ничего страшного, ничего криминального, кроме того, что причина ее страха сейчас откроет перед ней дверь и впустит в дом. Главное — не показывать свои оставшиеся чувства к нему. И не дай бог она его поцелует… Маркус открыл дверь, глянув на Джинни сверху и еще раз внимательно оглядывая ее внешний вид. Волосы уже аккуратно собраны, вместо футболки — водолазка с горлом и поверх куртка, а еще джинсы и ботинки. Явно заморочилась перед выходом из дома, или ему так кажется? Маркус отошел от двери, молча пропуская ее в дом, и Джинни так же молча зашла, даже не смотря на него. Парень усмехнулся — она целенаправленно поднимается наверх, сверля глазами все, кроме него, нервно сжимает кулаки, но даже не подает виду и намеков о том, что нервничает. Джинни слышала, что Бейкер пошел за ней, но оборачиваться не стала, боясь встретиться с карими глазами, а ведь Маркус только этого и ждал. Лестница наверх казалась бесконечно долгой, может быть из-за какого странного предвкушения, а может быть и из-за страха, сжимающего грудь до нехватки кислорода, но так тянущего к парню. Наконец показалась дверь в комнату Макс, и Джинни зашла, оставляя вход открытым, и тут же скользя взглядом по столу и полкам в поисках тетрадей с конспектами. Маркус оперся на дверной косяк и с улыбкой наблюдал за Джинни, ожидая наконец ее вопроса, но, кажется, она напрочь забыла о существовании парня и пыталась найти в хаосе младшей Бейкер хоть что-то. На столе валялись карандаши, журналы, книги, бумага, даже сорванный недавно плакат, но ни одной тетради по нужному предмету не было. Джинни выругалась про себя и направила взгляд в сторону Маркуса, но он так и стоял, заставляя девушку нервничать все больше и больше. — Ты не знаешь, где тетради Макс? — наконец выдавила из себя Джинни, уже не веря в свои силы. Маркус молча подошел вплотную к Миллер и рукой дотянулся до верхней полки. Точно, как Джинни могла забыть про высокий рост подруги и ее крайнее нежелание учиться, а значит, привычку закидывать учебники и прочее на самый верх… Такой была Максин «от проблем нужно избавляться, или просто закидывать их туда, куда редко заглядываешь» Бейкер. Маркус протянул девушке стопку перевязанных ленточкой тетрадей и аккуратную записку сверху. «Надеюсь, ты все поймешь. С любовью, Макс». В голове промелькнула мысль о том, что Бейкер специально положила уже приготовленное на самый верх, чтобы Маркус хоть как-то поучаствовал в помощи девушке, но как только Джинни коснулась холодных пальцев Маркуса, неаккуратно беря в руки стопку, по телу прошел разряд тока, сопровождаемый миллионами мурашек, и все мысли исчезли из головы, будто их никогда и не было.***
Джорджия устало выдохнула, снимая неудобные туфли у порога дома и сразу мимо зала и кухни прошла к лестнице, но остановилась, лишь занеся ногу на ступень. В доме было явно что-то не так. Как будто слишком холодно и пусто. Джорджия почувствовала, как внутри зародилось неприятное ощущение, которое она всегда хотела выкинуть, как ненужную вещь в ее жизни. Словно дежавю — это чувство ее преследует всегда, когда случается или случится что-то плохое. Сегодня, только открыв глаза, ее душевно замутило, и даже не понять от чего — то ли от ужасного однообразия дней, что длятся уже вечность, то ли от того, что сегодня случится то, чего она давно ждала и это томление уже достало. Очень странное чувство, портящее все мысли и настроение на день вперёд, заставляющее нервно перепроверять себя и других, не доверять и лишний раз тревожиться. Что это такое, Джорджия не знала, но уже полжизни ненавидела. Ноги уверенно наступали на ступень за ступенью и Джорджия даже захотела нервно рассмеяться, вдруг поняв, что как бы сильно она не бежала от проблем, ее найдут новые. Так было всегда и похоже случилось и сейчас. Только вот что именно — до сих пор оставалось загадкой, тревожащий мысли и сердце. Джорджия заглянула в спальню Джинни. В комнате было тихо и пусто — дочери не было, лишь ветерок из открытого окна колышел штору. Женщина подошла к окну и закрыла его, чувствуя неприятный холод по полу. Где Джинни находится вопросов и не было — перевёрнутые тетради, предупреждение о том, что пойдет делать уроки с Макс… Здесь было нечему угрожать спокойствию, да и чувство тревожности в этой комнате чуть поубавилось. Выходить отсюда пропало желание, но желание узнать, отчего так рыдает душа, появлялось ещё сильнее. Будто мысленно взяв себя на слабо, Джорджия уверенно отошла от окна дочери и направилась в свою спальню. Мозг не рисовал образов, не выдвигал идей, просто будто отключился, и сейчас нет месту рациональности, есть только инстинкты и чувства. Женщина подошла к закрытой двери и дрожащей рукой открыла комнату. Пусто. Как и во всем доме. Не единой души. Тогда откуда это чувство, где тот самый подвох? А может просто нервная система даёт сбой? Да, точно, на фоне стресса из-за детей, вот и всё, и нет никакого ужасного чувства. Джорджия надеется. Женщина глубоко выдохнула, пытаясь успокоиться, и подошла к туалетному столику, по пути снимая украшения с ушей и шеи. Эта глупая тревожность, что она так сильно скрывает, с каждым происшествием лишь крепчает и не исчезает. Всё началось в 14, когда она прислушивались к каждому шороху в доме с диким страхом, продолжилось в 16, когда пришлось бежать от родителей Заяна, продолжилось и тогда, когда пришлось отравить мужа ради безопасности дочери. Оно ее преследует, шаг за шагом всё больше наступая на пятки. Кажется, скоро оно полностью ее поглотит и уже не получится что-то скрывать, а показывать эту слабость нельзя. Она сильная и самостоятельная женщина с двумя детьми и будущим мужем. И всё будет хорошо. И в будущем просто стоит обратиться к психологу. Лучше частному. Джорджия посмотрела на себя в зеркало, раздумывая над этими мыслями и на автомате протянула руку, слепо засунула ее в шкатулку, выпуская из пальцев серьги, на автомате достала руку и услышала хлопок крышки деревянной шкатулки. Ее рука устала проскользила по лицу, устало проводя линию от лба до подбородка, пока боковое зрение не заметила листочек, стремительно полетевший на пол. Сердце опять тревожно забилось.***
Джинни растерянно смотрела на пачку тетрадей в руках, все еще ощущая холод пальцев Маркуса, и внутри стало так неожиданно тепло, будто кто-то согрел ее сердце и душу в этот холодный осенний день. А может это просто от его присутствия рядом… Бейкер неожиданно накрыл руку Джинни своей и наткнулся на ее растерянный удивленный взгляд. Она будто была напугана, будто загнана в угол, как котенок, и теперь не знала, что делать. Отчасти так и было. Она боролась внутри себя со своими чувствами и мыслями, проигрывая раз за разом и теряя свое прежнее мнение с каждой секундой. Ей казалось, что только он смотрел на нее так. Так нежно, так аккуратно, и в то же время желанно, а от этого взгляда все внутри сворачивалось в комок желания и влюбленности. Джинни смотрела ему в глаза, ее теплые руки будто грели ему душу, давая надежду на что-то хорошее между ними и разжигая прежний огонь. — Я тебя люблю, — тихо произносит он, кладя на карту всё, что только что получил. Джинни моргнула и мотнула головой, пытаясь убрать от себя этот приятный шлейф тепла, что только что почувствовала. — Не верю, — ответила она дрожащим голосом, но тут же осеклась. — Мне все равно. — Посмотри мне в глаза и скажи это, — Маркус все еще держал свою ладонь поверх руки девушки, что до побеления костяшек сжимала чертовы тетради. Черт! Она сорвалась, она позволила себе подумать о том, как с ним хорошо. К ее сожалению, это правда. Горькая правда для разума, уже решившего не иметь ничего общего с эти парнем, забыть напрочь всё, что было, и приторно-сладкая — специально для сердца. Джинни подняла глаза на Маркуса. Он не отрываясь ждал того, что она скажет, боялся ее настоящего безразличия, но молча поджимал губы. — Мне всё равно на тебя, — прошептала Джинни, тут же отведя взгляд, и попыталась вырвать руку с пачкой тетрадей из рук Маркуса, но тщетно. Ее взгляд вновь вернулся к его глазам цвета горького шоколада. Наверное, если бы он поверил ее словам в его взгляде была бы горечь, но там лишь читалась хитрая усмешка и завораживающее спокойствие. Джинни попыталась еще раз вырваться из его рук, поджав губы и глянув на парня с непониманием — она сделала, как он сказал, пусть теперь отпустит, но Маркус лишь крепче сжал ладонь и прошептал ей на ухо: — Врешь. Слишком близко, слишком жарко, слишком правдиво. Врет. И ему и себе. Врет, снова слепо бросаясь в эту пучину, где все разрушилось однажды, разрушится и сейчас. Но тогда она даже не знала последствия, а сейчас понимает, что ради спокойствия, одно из тех последствий- лучший вариант. Джинни не хочет строить заново отношения с Маркусом — ее он не любит, ею он просто играет, и даже если придется терпеть боль, ее ни за что не унизят, а он тем более. — Ты тоже врал, когда говорил, что любишь меня, — сквозь зубы проговаривает она и еще раз пытается вырваться из его почти что мертвой хватки. — Я тебе никогда не врал, — спокойно отвечает он, не отрывая взгляд от бегающих глаз. — Я ее не целовал. — Докажи, — строго отвечает девушка и прищуривается. — Обычно люди доверяют друг другу. Я тебе верил, когда отпускал месяц назад, — шах и мат. Джинни застыла от сказанных слов, будто парализованная. Она ведь ему действительно врала, говоря, что всё хорошо, что едет лишь в администрацию города, и что они позже поговорят. А он ей доверился. Действительно любит? Нет, Джинни не верит ему. Не должна! Но глядя в эти карие глаза, почти такие же, как и у нее, ловя на себе мягкий взгляд, ей хочется поддаться и раствориться, полностью доверившись. Нет, это всё дурацкая влюбленность, гони эти мысли прочь! Но когда его губы неожиданно накрывают ее верхнюю губу, разум будто затуманивается и дает сердцу свободу. Джинни отпускает злосчастные тетради и, судя по звуку, они падают на пол, пока его рука ложится на ее шею, пуская по спине будоражащие мурашки. Джинни отвечает на поцелуй, приподнимаясь на носочки и мысленно отбрасывая всё, во что надеялась недавно — его забыть явно не получится. Маркус притягивает Джинни к себе, углубляя поцелуй, пока ее руки теребят его волосы и сминают его футболку на спине. Он целует настойчиво, боясь ее потерять, Джинни даже бы сказала «страстно», но этого было бы мало — сейчас все слова кроме «люблю» ничего не стоили, а во всем мире кроме их двоих никого не осталось. Целоваться с разницей в росте — неудобно, это Джинни поняла еще в их первый поцелуй, и Маркус будто прочитал ее мысли, подхватив девушку за ягодицы, а она тут же обвила его торс ногами. Парень тут же решил о том, что надо ее усиленно кормить. Быть такой пушинкой нельзя, вдруг опасно для здоровья. Но сейчас это отошло на второй план, когда она сильнее прижалась к нему, когда от ее прикосновений по телу растекалась приятная слабость, а сердце усиленно забилось. Джинни так и не поняла, как они оказались в его комнате, как Маркус усадил девушку на колени, сидя на краю кровати, как неожиданно стало очень жарко и тесно в одежде — всю ее память занимают бесконечные поцелуи, сводящие с ума, заставляющие тепло растекаться по телу и образовывать приятный узел в животе. Маркус отстранился от ее губ и отодвинул край горла водолазки на шее девушки. Черт, коричневый как нельзя лучше шел ей… А еще ее невесомый стон из ее губ, от чего сдерживаться было всё сложнее… Он оставляет на ее шее засос за засосом, будто специально не жалея ее желание раствориться в нем. Водолазка одним движением улетает в сторону. — Я ее не целовал, — Маркус отодвинулся от Джинни, смотря на ее тяжёлое сбившееся дыхание, на то, как поднимается и опускается ее в грудь в одном нижнем белье, как причёска взлохмачена его же пальцами. Маркусу показалось это до чертиков милым и смешным, а ещё ужасно заводящим до предела. — Даже, когда тебя не было. Джинни облегченно улыбнулась, чувствуя, как жуткая ревность с каждым его вздохом рядом с собой уходит, и притянула парня к себе, впиваясь в его губы. Наверное, был бы здравый смысл, она давно бы застыдилась своих действий, но чувства и эмоции полностью затмили разум, оставляя его только на то, чтобы услышать шелест фольги, слышать свои же стоны и ощущать его почти невесомые прикосновения на коже губами, пальцами, ощущать поцелуи и спокойствие на душе впервые за долгое время.