Дело о пропавшем резиденте

Срочно. Секретно. Агенту Шилохвосту. Телефонограмма. Крыло самолета летит. Зеленое море тайги поет. Место встречи изменить нельзя. Агент Тигр.

— Значит будем переходить к плану «икс». — Думаешь, пора? — А что, есть другие варианты? — нервно дернул подбородком полковник, подбрасывая в топку очередное полено. Они сидели в предбаннике, на даче, которую Филдман арендовал на лето для семьи, потягивали пиво, ждали, пока прогреется парилка и обсуждали дальнейший план действий. — Операция медным тазом накрылась, агент по пизде пошел, и мне скоро кранты придут, — Роман Эдуардович с досадой выплеснул остатки пивной пены за дверь на травку. — По хую. — Что по хую? — Агент пошел. — Да по мне бы пусть хоть по хую, хоть сразу к чертям в пекло. Просрал он нам операцию. Плесни-ка мне свеженького, — он подвинул кружку к Николаше. Тот подхватил стоящий под столом бидончик и налил полную кружку темного пива. Филдман сдул пену, отхлебнул глоток, зажмурился от удовольствия, прислушиваясь, как вниз по пищеводу прокатились острые пузырьки, вздохнул и подпер щеку рукой. — И кого зашлем? Николаша долил пива в свою кружку, вернул бидончик обратно под стол, сделал большой глоток и оперся спиной о стену, сложив руки на груди. — Ваську, кого ж ещё, — Филдман меланхолично наблюдал, как пена постепенно оседает, оставляя только плавающие по темной поверхности кремово-белые островки, — нам не с руки, чтоб он тут долго глаза мозолил. А так, отработает и на покой. — Так Ваську чем-то заинтересовать надо. «Нет интересу — не будет фарту» — его слова. — Есть у него интерес. К нашему делу не очень относится, но сыграть на этом можно. Филдман подошел к печке и принялся интенсивно орудовать кочергой, разбивая в угли прогоревшие поленья. — Думаешь, он тебе поверит? — скептически хмыкнул Николаша. — Мне — нет, — согласился полковник, — а вот тебе — поверит. Главное, сказать вовремя. Он поднялся, ухватил кружку и выхлебал чуть ли не половину содержимого. — Опять на меня всю самую тяжелую работу сбрасываешь? — хохотнул Ниванс. — Так ты же в ней мастер, — поддел его Филдман, — кто лучше справится, если не ты, а? — Подхалимничаешь, товарищ полковник, на понт берешь, — подмигнул Николаша, подходя поближе, протягивая руку и осторожно большим пальцем стирая с верхней губы Романа остатки пены. — А как же, — тот обнял Ниванса за талию и прижал к себе, — что мне, понту жалко для хорошего человека? Николаша вместо ответа жарко поцеловал полковника. *** — А ну-ка, поддай парку, — Роман Эдуардович с наслаждением растянулся на лавке, раскинув руки в стороны. Николаша зачерпнул ковшиком воды из ведра и плеснул на раскаленные камни. От горячей поверхности тут же повалил густой пар, белыми клочьями поднимаясь к потолку и зависая там туманным облачком. — Хорош «пирог», — посмотрел на прозрачно-белую дымку Рэдфилд, — что там веники, готовы? Николаша заглянул в другое ведро, где уже с полчаса размокали дубовые веники. Достал один, потрогал древко, согнул несколько веток, проверяя на гибкость, растер между пальцами лист, отмечая, что зелень достаточно размякла и сыпаться не должна. — В самый раз, — он достал второй веник, таким же макаром проверил и его, несколько раз встряхнул в воздухе, распушивая, сунул оба обратно в ведро и подтащил его поближе к лавке. Роман Эдуардович вальяжно перевернулся лицом вниз уткнувшись лбом в свернутое в валик полотенце. Николаша достал веники, снова встряхнул удаляя лишнюю влагу и неторопливо принялся хлестать полковника по ногам, начиная от ступней и постепенно сдвигаясь все выше и выше, нежно знакомя кожу с новыми ощущениями. Пройдясь по всему телу от пяток до шеи, Николаша сменил прием и теперь быстро и часто ударял по телу всей поверхностью веника, на манер барабанной дроби. От контакта с паром, листьями и ветками кожа потихоньку начинала розоветь. — Хорошо-о-о, — промычал в полотенце полковник, слегка поёживаясь, когда веники проходились по лопаткам. — Сейчас еще лучше будет, — улыбнулся Николаша, на пару минут засовывая веники обратно в ведро и смахивая со спины Филдмана насыпавшиеся из растительности соринки. Он выхватил веники, и принялся охаживать ими полковника с боков чередуя короткие отрывистые хлопки с мягкими, почти поглаживающими прикосновениями влажными листьями. От интенсивной работы ветки слегка растрепались и к бодрящему аромату дуба добавился горьковато-пряный запах полыни, веточки которой были засунуты в середину пучка с целью оздоровления и изничтожения блох. Полковник только покрякивал да иногда мелко вздрагивал, когда Николаша в очередной раз менял приемы. Теперь вот Ниванс снова сменил тактику, охаживая бока полковника с подхлестом и оттяжкой по длине. Кожа уже вся стала равномерно розовой. Вдоль позвоночника начали выступать мелкие капельки пота. Николаша остановился, плеснул на камни воды из ведра, где размачивались веники, дождался, пока густой, наполненный дубово-полынным ароматом пар поднимется кверху и принялся захватывать веником густое марево прижимая на несколько секунд к коже и слегка надавливая руками для пущего эффекта. Решив, что кожа уже достаточно разогрелась и свыклась с воздействием растительности, Ниванс перехватил веники поудобнее и начал достаточно интенсивно хлестать Филдмана переворачивая веники то одной, то другой стороной. Тот в ответ только негромко стонал да охал. После нескольких минут активного воздействия Николаша снова смочил веники, смахнул влагу, хорошенько прогрел в паровом «пироге» и, несильно прижимая ветки к телу, стал проглаживать кожу широкими размашистыми движениями. Отходив полковника по всей спине, он задержался на ягодицах, пройдясь по ним похлопывающими круговыми движениями, затем спустился по ногам к ступням, обхватил одну из них сразу двумя метелками и начал легко массировать стопу, растирая пятки и разминая по очереди все пальцы. Закончив с одной, он повторил процедуру со второй ногой. И снова захват пара, растирающе-гладящие движения по икрам, затем по бедрам вверх до самых ягодиц. Встряхнув веники и хорошенько снова их прогрев, Николаша уложил орудия оздоровления плашмя на мягкие округлости и принялся массировать тыл полковника, не пропуская ни единого кусочка аппетитно-розовой кожи. Жар от горячего пара окутывал Николашу с головы до ног. Жар от созерцания Романа Эдуардовича, так доверительно подставлявшего ему свою спину, будоражил все внутри. Жар от веников, проходящих по аппетитным полушариям, горячей волной окатывал все тело и отзывался существенно отяжелевшим от желания собственным членом. Вся спина Филдмана уже была покрыта испариной. Ниванс отложил веники и прошелся пальцами вдоль позвоночника собирая налипшие листики. От жара, интенсивного пропаривания и высокой влажности кожа стала мягкой, гладкой и нежной. Николаша наклонился и провел губами по плечам над лопатками Рэдфилда, поцеловал в основание шеи, короткими обжигающими касаниями спустился по позвоночнику вниз до самой поясницы, провел языком по крестцу. Солоновато-горькая от пота и полыни кожа пахла травами. Запах кружил голову, вызывая желание растянуться плашмя сверху, прижаться всем телом, ощутить, как перекатываются мышцы на спине, как мягко пружинят ягодицы и как нетерпеливой пульсацией вторит им возбужденный член. Но вместо этого Ниванс только прошелся языком по ложбинке между полушариями и отпрянул, вызвав у полковника разочарованный вздох. Продолжения не последовало. Филдман пошевелился и нехотя перевернулся на спину. После веников двигаться было откровенно лень. Николаша окинул взглядом лежащего, плеснул еще воды на камни снова вытащил веники и медленными тягучими движениями принялся похлопывать ноги Романа Эдуардовича от ступней и до коленей. Затем так же неспешно опустился вниз, к щиколоткам, опять вверх, словно забывшись, дошел почти до середины бедра и снова постепенно спустившись остановился у самых стоп и зажав одну между вениками стал интенсивно ее растирать. После первой не торопясь перешел ко второй, крепко сжимая спрятанную среди веток ступню ладонями. Рэдфилд лежал с закрытыми глазами и только изредка постанывал. О том, что подобные манипуляции ему по нраву свидетельствовали не только стоны, но и заметно оживившееся достоинство. Николаша вернул банный реквизит в ведро обхватил одну ногу руками и начал мять, растирать и разглаживать разомлевшие от жары и пара мышцы. — Экий ты сегодня старательный, — лениво протянул полковник, — я уже и так ног не чую. — Ничего, потом водичкой холодненькой окатим, и сразу козликом скакать захочется, — хохотнул Ниванс. — Козликом сейчас кто-то другой скакать будет, — довольно хмыкнул Филдман. Николаша ничего не ответил, а вместо этого переместился повыше. Теперь он старательно массировал бедра, то и дело, словно невзначай, задевая то кистью, то пальцами край мошонки. Или вообще проводя только по жестким темным волоскам даже не касаясь кожи. От этих мимолетных движений она непроизвольно сжималась и морщилась, а достоинство полковника начинало активно увеличиваться в размерах. Ниванс провел языком по внутренней стороне бедра вверх к паху. Аккуратно обойдя его стороной, поднялся к животу, коснулся губами ямочки пупка, короткими легкими поцелуями прошелся по светлой коже к грудной клетке. Достоинство полковника уже активно демонстрировало практически полную боевую готовность. Николаша накрыл его рукой и стал легко гладить ладонью по всей длине, одновременно целуя и покусывая Филдмана за сосок. Полковник нетерпеливо заерзал, двигая бедрами так, чтобы член плотнее соприкасался с ладонью. Но Ниванс лишь недовольно фыркнул и переместился к другому соску, не прекращая легких неторопливых поглаживаний ствола от основания до самой головки. В разомлевшем от тепла, неги и удовольствия Рэдфилде боролись два желания: впасть в полный расслабон и позволить творить с ним все, что взбредет в изобретательную нивансову голову, или стряхнуть томное оцепенение, ухватить шалуна за плечи, развернуться, прижать его к лавке и отыметь так, чтобы пар из ушей пошел. Пока Филдман решал внутреннюю дилемму, Николаша снова прошелся цепочкой поцелуев до живота, спустился ниже, провел языком по мягкой коже, слизнул прозрачную каплю смазки с головки, обвел ее по контуру языком и принялся посасывать, ощутимо надавливая губами на уздечку. Полковник шумно выдохнул. Ниванс вобрал ртом член почти на половину, сделал несколько глотательных движений и снова вернулся к самому верху. Филдман толкнулся бедрами вперед, желая повторения. Николаша выпустил головку изо рта, придержал член рукой, а затем снова принялся играть с уздечкой. Рэдфилд помотал головой. Ему хотелось больше, глубже, резче, хотелось обхватить Ниванса руками за голову и войти на всю длину, а затем быстро двигаться, пока не наступит разрядка. Но молодой и горячий Николаша практически не уступал ему по силе, и, если чего-то не хотел, то брать напором было нереально. Ниванс, тем временем, снова повторил маневр с заглатыванием, вобрав в этот раз член почти на всю длину и практически сразу отпустив. Это стало поворотной точкой: полковник резво поднялся с лавки, ухватил Николашу за руку, дернул к себе и впился ему в губы, второй рукой жадно облапив за задницу. — А кто говорил «Хочу расслабиться, ничего не делать, лежать на лавке и не шевелиться»? — разорвав поцелуй шутливо поинтересовался Ниванс. — А я и лежал, — сидя на лавке Рэдфилд прижал Николашу к себе так плотно, что чувствовал, как пульсирует его член, тесно прилегающий к паху, — я лежал, лежал и еще бы лежал, если бы кто-то вел себя как подобает, а не дразнил старого больного полковника издевательскими любовными изысками. — Так уж и издевательскими, — поддел его Ниванс, потянув губами за мочку уха. — Изуверскими, я бы сказал, — проворчал Филдман, отклоняя голову чуть назад, так как Николаша как раз выводил языком нечто витиеватое на его шее. — Ну мы люди простые, незамысловатые, можем и без изысков, — Ниванс чуть отстранился, просунул руку между их животами, сжал достоинство полковника в кулаке и стал быстро и жестко двигать рукой. От неожиданности Филдман замер, прислушиваясь к ощущениям. Возбуждение стремительно нарастало, но кончать от грубых примитивных манипуляций не хотелось совершенно. Он перехватил активно работающую руку, спрыгнул с лавки, развернул Николашу спиной к себе и толкнул на скамью. Тот тут же уперся руками в дальний край и слегка покачал задом. Рэдфилд невольно залюбовался мускулистой загоревшей мужской спиной, сильными жилистыми руками, упирающимися в лавку, округлыми упругими ягодицами, темными пушистыми волосами на мошонке, крепкими бедрами. Подойдя ближе, он протянул руку вперед, поймал член Николаши и перебирая пальцами стал его массировать. Вторая рука сжала аппетитное полушарие, пальцы прошлись по приоткрывшейся ложбинке, проникли дальше и задержались на входе, обводя тугое кольцо мышц. Ниванс сам подался назад, насаживаясь сразу на два пальца. Не прекращая поглаживать Николашу, полковник прижался к нему вплотную. Его горячий, влажный от жары и смазки член скользил между ягодицами. Пальцы внутри массировали узкое пространство, постепенно растягивая и расширяя проход. Ниванс застонал и прижался плотнее. Рэдфилд даже пошатнулся от слишком сильного толчка, но тут же переступил ногами, принимая более устойчивую позу и вытащил пальцы. Непроизвольно дернувшись следом, Николаша еще сильнее вжался в Филдмана. Член полковника оказался плотно стиснут ягодицами, а Нивас еще и принялся двигать тазом вверх-вниз, словно поддразнивая, и вынуждая Рэдфилда наконец переходить к более активным действиям. — Шалишь, — прохрипел Роман Эдуардович, свободной рукой помогая себе протискиваться в узкое пространство ануса. — А как же, — Николаша прогнулся, сильнее вцепившись руками в лавку, — будешь тянуть, кончу без тебя. — Не успеешь, — полковник наконец вошел внутрь и стал размеренно двигаться, одной рукой сжав член Николаши у самого основания, а второй поддерживая его под бедра. — Грязно играешь, товарищ полковник, — Ниванс несколько раз дернулся, пытаясь заставить ладонь Филдмана снова двигаться. Но тот держал крепко, не давая мужчине вырваться, а сам все интенсивнее работал бедрами. Ниванс насколько позволила природная гибкость прогнулся, опустился на локти и практически прижался грудью к доскам, вынуждая полковника сменить угол входа. С высоты рэдфилдового роста он казался хищным зверем, добровольно подставившимся под жаркие ласки. Полковник, уже почти дошедший до финала, двигался на предельной скорости, то выходя практически полностью, то возвращаясь обратно и втискиваясь так плотно, что соприкасался мошонкой с яичками Николаши. Тот только стонал каждый раз, когда член Филдмана проходил по простате и прогибался еще интенсивнее. Рэдфилд уже приближался к оргазму, когда Николаша, вдруг выгнул спину дугой и, оттолкнувшись от лавки, поднялся. Теперь он стоял упираясь коленями в деревянный настил, прижимаясь спиной к влажному от пота и жары полковнику, заведя руки за спину ухватив того одновременно за шею и за поясницу. Рэдфилд только охнул, когда сместившаяся задница Ниванса только сильнее обхватила его член. Двигаться стало труднее. Ствол по всей длине распирало изнутри и одновременно плотно сжимало снаружи вызывая почти болезненные спазмы. — Сам напросился, — выдохнул он прямо в затылок Николаше, обхватил свободной рукой его за горло и, изо всех сил прижимая одновременно за шею и за член, короткими резкими толчками стал вколачиваться в упругую задницу. От нехватки кислорода Ниванс судорожно хватал ртом влажный воздух. Он обжигал трахею, вынуждая мужчину задыхаться и откашливаться. Из-за этого анус сжимался еще сильнее вынуждая Филдмана двигаться еще резче. Продолжая удерживать Николашу за горло, полковник ухватил поудобнее его член и стал наглаживать короткими резкими движениями. Через непродолжительное время по телу Ниванса пробежала волна дрожи и он кончил прямо на лавку, вцепившись Филдману в плечо и обильно обрызгивая доски спермой. Полковник не слишком отстал от партнера. От вида раскрасневшегося, прерывисто дышащего от напряжения и оргазма Николаши волна сладкого возбуждения окатила все его тело, и Роман Эдуардович интенсивно кончил прямо в своего лейтенанта. — А теперь до озера, кто первый, — чуток отдышавшись шепнул Николаша, соскользнул с ощутимо уменьшившегося в объемах члена полковника, жарко чмокнул его в губы и потрусил на выход. — Ага, угонишься за тобой, как же, — хмыкнул Филдман вальяжно направившись следом. Внутри него от начинающей седеть макушки до самых пяток разливалось приятное спокойствие и умиротворенность. *** — Заездишь ты меня когда-нибудь прямо до инфаркта, — полковник отхлебнул пива из кружки, поджег сигарету, затянулся и с явным удовольствием привалился спиной к стене, выпуская дым. Наплававшись, они вернулись в предбанник допивать оставшееся пиво. Полковник удобно усевшись на скамье в углу стола, потягивал пиво, неспешно курил и всячески наслаждался редко выпадающим полноценным выходным днем без суеты, спешки, домашних дел, тещи с ее нескончаемым ремонтом всего и вся, без необходимости что-то планировать, прикидывать, просчитывать. Всего этого ему с избытком хватало и на работе, ну, разве что кроме тещи, но ее и вовсе хотелось бы минимизировать насколько возможно. А сегодня была благодать. Теплый солнечный день, жаркая банька, прохладное озерцо, ароматное пиво, крепкая сигарета, томность во всем теле. А самое главное, рядом любимый Николаша, растянувшийся во весь свой немалый рост на скамейке и уютно устроивший голову на коленях полковника. — На тебе еще пахать и пахать, — расслабленно улыбнулся Ниванс, попыхивая сигаретой. Кружку пива он выхлебал чуть ли не залпом, а теперь лежал на брошенном на доски полотенце и пускал тонкие струйки сероватого дыма. Докурив одну, он потянулся за следующей. Филдман поднес ему горящую зажигалку. Николаша поджег сигарету, и, обхватив руку полковника своей, защелкнул крышку. Им редко удавалось побыть вдвоем целый день. Чаще приходилось довольствоваться короткими встречами в кабинете или библиотеке. Всегда настороже, всегда на бегу, всегда готовые в любой момент остановиться. А иногда и действительно приходилось останавливаться почти дойдя до финиша. Николаша поморщился и передернул плечами. — Ты чего выплясываешь, — лениво поинтересовался Филдман. — Да вспомнил, как мы с тобой в кабинете пристроились, а нелегкая генерала принесла. Ну помнишь, тогда, когда делегация из Бельгии нагрянула? — Это когда тебе пришлось под столом прятаться? — вспомнил полковник старую историю, — А генерал захотел собственноручно, так сказать, удостовериться, что в документах все в порядке и прямиком к креслу пошел. — А я там во всей красе без штанов. И стояк в колени упирается. — А генерал такой: «Я должен лично проконтролировать полную боевую и техническую готовность» — помахал в воздухе сигаретой Филдман, копируя грузного генерала. — А у меня эту готовность в самый разгар сражения выдернули. Они оба заржали, как полковые лошади. — Хорошо, что ты ему в итоге зубы заговорил. Я уж думал, помру там во цвете лет, — поделился старыми страхами Николаша. — С чего бы тебе помирать? — То ли сердце разорвется с перепугу, — охотно ответил Ниванс, — то ли яйца треснут от недотраха. — То ли башка лопнет от дурных мыслей, — постучал ему костяшками пальцев по лбу полковник, — кто бы тебя с недотрахом отпустил. — И то верно, — Николаша поймал руку Романа и положил себе на грудь, легонько поглаживая кончиками пальцев. — Ты с Васькой когда перетереть думаешь? — посерьезнел полковник.  — Да хоть бы и завтра, чего тянуть, — пожал плечами Ниванс, — вот только о чем тереть? — А мы на его червовом интересе сыграем, — хитро прищурился полковник. — Роман Эдуардыч, неужто даму подставить решил? — ехидно подколол его Николаша. — Дама, если подставится, сама дура будет. Но нам эту партию в темную сыграть придется. Других вариантов нету. Нельзя, чтобы хоть кто-то что-то заподозрил. — В первый раз, что ли, — философски отметил Ниванс, перемещая руку полковника себе на живот. — В первый, не в первый, а дама наша шибко умная. Как бы не раскусила не вовремя, — нахмурился Филдман. — В таком деле еще и «вовремя» бывает? — А чего ж нет? Вот как объект ножичком по горлу получит, так «вовремя» и наступит. Переиграть-то все равно ничего нельзя будет. — Так свидетели же останутся, — хмыкнул Ниванс. — А мы их убедительно попросим промолчать. О-о-очень убедительно, — протянул многозначительно полковник. — Ты сколько вариантов наперед просчитываешь? — неожиданно спросил Николаша. — Штук пять основных, ну и так, еще пару-тройку запасных на всякий случай, — обстоятельно ответил Филдман, — а ты чего вдруг интересуешься? — Да вот думаю, бывает ли что-то, чего ты наперед не учитываешь. — В моем случае что-то не учесть — особо опасно. Один неверный ход и полечу, как дети в школу. Да ты и сам знаешь. Им, — полковник многозначительно закатил глаза кверху, — только повод дай. — Знаю, — коротко кивнул Николаша сдвигая руку полковника еще ниже, — за то и люблю. День медленно катился к обеду. За окном бушевал поздний май. В углу старательно пыхтела печка. Под столом медленно нагревалось в бидончике пиво. А на жесткой деревянной скамье предбанника двое мужчин по полной наслаждались отдыхом, покоем и друг другом. Главное ребята Каменный стояк Чтоб на пол-обхвата Не влезал в кулак Темной ночкой звездною Соберемся поздно мы И ебаться примемся До утра без врак. Пусть жаркое солнце вставать не спешит И птичий умолкнет десант. Под рукою полковника тихо храпит Уставший за ночь лейтенант. Под рукою полковника тихо храпит Уставший за ночь лейтенант. Молодой вояка Опытный боец Крепко пожимают Друг друга за конец. И прижавшись торсами Грудь покрыв засосами Тридцать три позиции Освоят наконец. Пусть жаркое солнце вставать не спешит И птичий умолкнет десант. Под рукою полковника тихо храпит Уставший за ночь лейтенант. Под рукою полковника тихо храпит Уставший за ночь лейтенант.