***
Из старинного граммофона доносилась такая же старая песня «Divina patria», написанная ещё во времена царствования Муссолини и, в целом, фашизма. Из большого окна ярко бил солнечный свет, гражданские на улице сновали туда-сюда, изредка ездили машины. Генералы сидели за круглым столом, играя в карты уже далеко не первую партию. — Туз червей, туз пик! — Антонио Мариани с торжественным видом положил козыри на стол. — Я победил. Снова. — Пф-ф… Тоже мне, достижение. — Ринальди бросил оставшиеся карты на стол. — Сыграем новую партию? — Сказал Бьянки, собирая карты всех мастей в одну колоду и перемешивая их. — Да, давайте в бридж, нас как раз четверо. — Проговорил Манчини, откидываясь на спинку стула и закуривая трубку. — Вы бы лучше не в карты играли, а планы придумывали и стратегии разрабатывали. — Моррети будто сгустился из воздуха и теперь стоял за спиной генерала ВВС. Тот едва ощутимо вздрогнул и уже хотел повернуться к стоящему, но что-то его остановило. — Не учите нас, синьор. — Подал голос Риккардо, исподлобья смотря на генерала пехоты. — Мы тоже имеем право на отдых. — И я вас прекрасно понимаю, — Он завёл руки за спину. — но идёт война и отвлекаться ни в коем случае нельзя, ведь это может стать фатальной ошибкой. — Послушайте, Моррети, — Алессандро сделал затяжку и выдохнул дым, прикрыв глаза. — Вы, несомненно, очень ценный сотрудник и без Вас мы, как без рук, но полковники исправно действуют по плану операции «Флоренция — Рим», которую предложил Вольф. Наш вождь издал все соответствующие манифесты, бомбёжки города прекратились, новых «кротов» не обнаружено. На данный момент мы можем расслабиться, не всё же время воевать. И вообще, я не обязан перед Вами отчитываться, всё-таки я лидер нашего движения. Так что Ваши обвинения весьма… — Он задумался, пытаясь подобрать подходящее слово. — Необоснованы. — Вы зря расслабляетесь, господа. Тот случай со шпионом нужно взять на заметку и смотреть в оба, ведь даже среди полковников может быть крыса, а операция в любой момент может сорваться. — Прекратите вести себя так стервозно и дайте наконец людям отдохнуть. — Вставил слово Эджидио. — Я слыхал, что Вы не можете завести ребёнка. У Вас, вроде, есть племянницы. Может, съездите к ним? — Ядовито сказал он. Генерал пехоты лишь усмехнулся в ответ. — Ну Вы и хам, синьор Ринальди. Тот хмыкнул в ответ и повернулся к столу. — Может, сыграете с нами? — Предложил Антонио. — Я, в отличие от вас, не трачу жизнь на развлечения. И, если наши войска начнут терпеть поражения, то в этом я буду винить вас всех. — Он вышел из помещения, не сказав больше ни слова. — Интересно, все из его семьи такие же мрази?.. — Сказал Ринальди, беря из рук Бьянки карты. — Прикусите язык, синьор Ринальди! — Шикнул на него Алессандро. — А мне кажется, что он прав. — Мариани потёр подбородок. — Прав? Тогда почему Вы с нами до сих пор играете, а не сидите в своём кабинете? — Генерал ВВС приторно улыбнулся. Антонио нахмурился и встал со стула, после чего направился к выходу. — Мариани, Вы куда? — Окликнул его Риккардо. — Буду прямолинеен: я, кажется, понял, почему синьор Моррети так относится к синьору Ринальди. Удачи в следующей игре. — Он вышел вон, громко захлопнув за собой дверь. Генерал артиллерии недовольно повернулся к представителю голубых кровей и процедил сквозь зубы: — Не могли бы Вы вести себя менее стервозно?!.. — И, помолчав, добавил: —Как нам теперь в бридж играть? Эджидио виновато отвёл взгляд и ничего не ответил. Некоторое время в кабинете царило молчание, но Манчини прервал его, сказав следующее: — Товарищи, я только сейчас заметил, что одного генерала-то у нас не хватает. — Вы про что? Нам нужен пятый генерал? — Ринальди поднял голову и посмотрел на лидера партии. — Не генерал, а адмирал. У нас же нет флота. Если б тут был адмирал, то мы бы могли сыграть в бридж. — Он коротко пожал плечами. — Тю, Манчини! Так зачем нам флот, если мы только на суше бьёмся? — Нет, флот нам в любом случае понадобится, ведь наша Родина расположена на полуострове. И флот должен быть очень сильный… Когда война закончится, то я обязательно попрошу вождя, чтобы он назначил командующего флотом. — Хм… — Риккардо задумался. — Есть у меня один знакомый во флоте. Вице-адмирал, а до адмирала никак дослужиться не может. Думаю, он хорошо послужит на благо партии. Вроде, правых взглядов человек. Алистер Монро его звать. — Американец, что ли? — Вообще, британец… Частично. Мать-то у него итальянка. — О, так я слышал о нём! Это же он говорил: «я служу стране, а не правительству, и мне плевать, какие у вас там взгляды»?.. — Да, он. — Тогда нам точно не помешает такой сотрудник. Генерал ВВС прокашлялся. — То, что у нас появился кандидат в адмиралы — понятно, но в карты-то играть будем? Манчини встрепенулся. — Да, зовите секретаря. Я очень хочу сыграть в бридж.***
Рейх посмотрел на часы: семь вечера. Сегодняшний день пролетел как-то по-особенному незаметно. Мужчина встал с кровати и поправил постель, чувствуя, как на него смотрит портрет дуче. Нацист поморщился. Он всё никак не решался снять эту злосчастную картину и отложить её куда подальше. — «Не думай о нём.» — Про себя проговорил немец, приглаживая свои волосы. Конечно, вряд ли Клара будет придираться к его внешнему виду, но почему-то всё равно хотелось выглядеть идеально. Он осторожно открыл дверь и вышел в коридор; Италия всё ещё не вернулся, и Рейх не мог понять, рад он этому или нет. Он чувствовал, что его союзники гниют, разваливаются в этом месте. Не в прямом смысле, конечно. Каждый раз, когда нацист пересекался с кем-то из «оси», то прямо-таки ощущал, насколько им здесь дурно. Теперь, когда Италия оставил их в бункере, а сам ушёл руководить повстанцами, заняться им больше нечем. Даже на улицу выходить нельзя. «Им нужна свобода, им нужна Родина, им чужда Италия и чужд бункер.» — так думал немец, двигаясь в направлении комнаты генерала пехоты. Он-то уже давно привык к этой давящей атмосфере, к белым стенам, к тусклым лампочкам, к синьору Карузо и к уборщице. Опыт дал о себе знать, но… В Фюрербункере было хотя бы людно, а здесь постоянно пусто, и эта пустота сводила с ума. В Фюрербункере был фюрер, была Ева, был Геббельс и его дети, были почти все, а тут никого родного… Но, может, это даже к лучшему. Весь путь Рейх думал о прошлом и о том, что не чувствует себя комфортно здесь, в Италии. И дело не в гражданской войне и даже не в ненавистных взглядах генералов, дело в самой стране. Нацист ощущал недоброжелательность не только от воплощения (хотя Королевство с самого начала был с ним сама доброта), но и от самой территории, как будто земля отторгает его и не желает видеть здесь. И Рейх бывал в Италии бесчисленное количество раз, с фюрером и без, но такое чувство настигло его впервые. Он остановился перед дверью. Из комнаты доносились обрывки разговора, и Третий понял, что синьор Моррети уже здесь. Мужчина прислушался: — Поехали к Джино, милая. Мы больше месяца не навещали девочек. — Но ведь… Ты же сам говорил, что всецело сосредоточен на солдатах. — Раз уж мои коллеги безмятежно проводят время, играя в карты и даже не задумываясь, что наши люди дохнут на фронте пачками, и что ВСИ могут в любой момент пойти в контратаку, то и я имею право съездить к своим любимым племянницам и заодно проведать этого безнадёжного алкаша. — Сказал он с такой яростью в голосе, будто ненавидит этого Джино уже очень много лет. — А кто же будет выполнять твои обязанности? — Джакомо Казелатти. Этому полковнику я доверяю больше всего. — А синьор Италия?.. — Я выпросил у него разрешение. — Ну, раз так, то я буду только рада повидать племяшек. — В голосе женщины промелькнула улыбка. Рейх осторожно взялся за ручку и приоткрыл дверь. Разговор тут же прекратился. — Здравствуйте, можно войти? — Разговаривать по-итальянски было непривычно и немного трудно, учитывая темперамент этой нации и их… Оживлённость в разговорах. — Синьор Третий Рейх, это Вы?.. — Да, я. — Ох, входите! Мы Вам только рады! Немец кивнул и вошёл в комнату, закрыв дверь. Это помещение кардинально отличалось от того, в котором он жил: стояла двуспальная кровать, старенький телевизор, торшер. Был и письменный стол со стулом в углу. Около телевизора стояли два кожаных кресла. И это была не просто каморка, в которой, собственно, и проживал нацист, это была полноценная комната, в которой даже можно жить на постоянку. Рейх окончательно убедился, что не пользуется у лидеров повстанцев особым уважением. По телевидению шёл какой-то давнишний клип, песня которого приглушённо разносилась по всей комнате. Третий осмотрел супругов: Клара была, как обычно, в блузке и длинной юбке ниже колен, а вот её муж выглядел неважно. Под глазами красовались синяки, а волосы растрепались. В отличие от других генералов Моррети носил пиджак, а не китель, из-за чего сразу же выделялся на фоне своих соратников. Сейчас этот пиджак был расстёгнут, галстука не было, а белоснежная рубашка не была застёгнута на две верхние пуговицы. К слову, весь генштаб носил на правом плече чёрную повязку с фасцией и никогда её не снимал, кроме Италии, у него там была нашивка в виде чёрного треугольника, внутри которого находился золотой орёл с фасцией в лапах. Рейху это сразу напомнило красные повязки со свастикой, которые носили члены НСДАП. Однако повязка генерала пехоты одиноко лежала на столе, как и его фуражка. — Милая, я чего-то не знаю? Что он забыл у нас в комнате? — Третий вздрогнул от резкого вопроса генерала. — Любимый, я пригласила его сама. Он выглядел таким одиноким… Я просто хочу ему помочь. Габриэле посмотрел на неё с подозрением, приподняв бровь. — Ты хоть понимаешь, кто это такой? — Не держи меня за дуру, Габриэле. — Она мгновенно посерьёзнела. — Да, понимаю. И что? Я же вижу, что он мучается. Иногда идеологию можно запихнуть куда подальше и просто выслушать человека. Ну, или воплощение. Моррети фыркнул и скрестил руки на груди. — Вождь будет недоволен, если узнает. — Цинично сказал он. — Лично я не вижу в Третьем Рейхе достаточно эрудированного человека, чтобы он стал для тебя достойным собеседником. У него все мозги захламлены расовой теорией! Вспомни, членом какой партии ты являешься, Кларетта. Женщина закатила глаза. — Ты же знаешь, что я ненавижу, когда меня так называют. — Она посмотрела на нациста и проговорила: — Не слушайте моего мужа, синьор Третий Рейх. Садитесь в кресло. — Клара, я же только добра тебе желаю. Не связывайся с нацистом, прошу. — Я давно не девочка-подросток, Габриэле! И я сама буду решать, с кем мне общаться. А если тебе что-то не нравится, то, будь добр, оставь нас одних. — Сказала она так, будто выдвигает ультиматум своему мужу. Генерал поморщился и томно вздохнул. — Нет, Клара. Я не оставлю тебя один на один с гитлеровцем. — Он подошёл к столу и взял с него блокнот и ручку, после чего сел в кресло и посмотрел на стушевавшегося немца. — Чего же Вы ждёте?.. Садитесь, синьор. Мы выслушаем все Ваши душевные терзания. — Обратился мужчина уже по-английски. Рейх осторожно сел в кресло и положил руки на подлокотники. Клара присела на кровать. Немец ощущал недружелюбие, исходящее от этого мужчины, похожего на давно умершего министра пропаганды и просвещения Третьего Рейха, и поэтому начинать разговор с ним не собирался. — Синьор, Вы так скованы… Не страшитесь моего мужа, поверьте, он действительно хороший человек. Мы можем помочь Вам, только поделитесь с нами своими мыслями. — Сказала женщина, будто подбадривая его. И Рейх, помолчав ещё пару секунд, начал говорить. Он говорил обо всём: о НСДАП, о войне, о бункере, о том, что чувствует, что Королевство Италия его ненавидит, и о многом другом. И они его слушали. Габриэле записывал что-то в блокнот и молча кивал, Клара тоже была весьма немногословна. Сначала было сложно выдавить из себя и пару-тройку предложений, но после… Слова будто полились сами собой, и нацист почувствовал, что всё больше расслабляется. Да, ему действительно помогли еле знакомые люди, которые банально выслушали весь его длиннющий монолог, который точно длился не меньше двадцати минут. И ведь им было не лень, учитывая, что Габриэле — генерал, от решений которого зависит исход войны.***
Третий Рейх ощущал самую настоящую эйфорию, когда возвращался в свою комнату. Ему никогда ещё не было так легко и хорошо на душе.***
— В смысле «пришлось отступить»?!.. — Завизжал Итальянская Республика, когда ему доложили о делах на фронте. Напротив его стола стояли генералы, все потные и отчаявшиеся. — Простите, синьор, но численное превосходство мятежников, их неожиданная атака, недостаток провизии, постоянные подрывы диверсантов и взятие наших войск в котёл не позволили нам отбить Сиену. — Идиоты! — Итальянец вскочил со стула и швырнул ручку на столешницу. — Твари, подонки, немощные тупицы! Почему вы не можете одолеть кучку разодетых фанатиков?!.. Молчание. — Почему вы не выполняете мои приказы?! Я велел не отступать и сражаться до последней капли крови, так почему же солдаты отступили?!.. — Он прокашлялся и перевёл дыхание. Кто-то из генералов даже зажмурился от его воплей. — Это был приказ!.. Не отступать до последнего было приказом! Да кем вы себя возомнили, чтобы не повиноваться моим приказам?!.. Ничтожества, шакалы, суки! Глупцы… — Италия ударил кулаком по столу так сильно, что дерево затрещало, а генералы продолжали молчать, пристыженно опустив взгляд в пол. — Вот, значит, до чего дошло… Генералы мне лгут! Занимаются самоуправством!.. Я так и знал, что все генералы — куча презренных предателей, не способных ни на что! — Синьор, они проливают кровь за Вас… — Решительно высказался бригадный генерал Гвиницелли. — Мрази, трусы, предатели!.. У них нет чести, только зовутся «генералами»! Годами они просиживали штаны в кабинетах, воюя против бестолковых исламистов где-то в заднице мира, а сами не заботились даже о собственной Родине!.. Они всегда были лишь помехой, надо было давно избавиться от всего офицерского состава, как это делали в сталинском СССР! — Он сел обратно, обречённо опустив голову. — Мрази… Я с самого начала был окружён трусами!.. Но ничего, они ответят, все! Своей кровью ответят!.. Как только я выиграю войну, то расстреляю всех генералов к чертям! — Италия закрыл лицо руками. — Вон отсюда. Все. Генералы молча вышли, и как только их шаги стихли, то послышались другие. В сторону его кабинета шёл кто-то один, ритмично постукивая чем-то по полу. Итальянец устало посмотрел в дверной проём. Там стоял Ватикан, сжимая в руке позолоченный жезл. — Вся резиденция слышала Ваши крики, господин Италия. Даже стёкла задрожали. — Что Вы тут забыли, Святой отец?.. Но католик будто проигнорировал эту фразу и продолжил: — Может, сходите в храм и исповедуетесь? Господь обязательно услышит Вас. — Зачем Вы сюда пришли?! — Резко крикнул он, но Ватикан даже не вздрогнул. — Я пришёл дать Вам совет, юноша: поезжайте в бункер. Так, на всякий случай. — Нет. Я не буду прятаться! Я уничтожу этих ублюдков и буду танцевать на их костях! А если они всё же выиграют, то я встречу смерть достойно!.. Старик практически незаметно улыбнулся и добавил: — Многие так говорят, но далеко не все готовы предстать перед судом Божьим. Республика выдохнул. — Уходите, Святой отец. Я Вам не доверяю. — А зря. Прислушайтесь к моим советам, господин Италия. С Богом Вас. — И скрылся.***
Лиам спрашивал её обо всём, что только можно было спросить; нередко вопросы касались её личной жизни, и Таиланду хотелось послать агента куда подальше, но приходилось смиренно отвечать, чтобы подозрения не усилились. Джонсон отпустил её, когда на улице уже стемнело, и тайка чувствовала себя выжатой, как лимон. Американец сказал следующее: — На сегодня Вы свободны. Но учтите, что мы не оставим Вас в покое, пока дело не будет расследовано до конца. — Вы что, будете следить за мной?.. — Хе… — Он многозначительно усмехнулся. — Мы следим за всеми. Считайте меня новым спутником по жизни, ведь я теперь не оставлю Вас в покое на очень долгое время. — Лиам вложил документ в папку и закрыл её. — А также попрошу Вас не выезжать за пределы Вашей территории, если, конечно, США не объявит срочное собрание. — Это всё? — Да. Идите. Женщина наконец-то встала из-за уже ненавистного стола, и один из тех вооружённых лбов открыл ей дверь. Она вышла из допросной и направилась к выходу из здания Интерпола. Неизвестно, заподозрил ли что-то Джонсон или нет, но ясно одно: теперь надо вести себя гораздо скрытнее. И обязательно рассказать всё Клахану, он посоветует что-нибудь дельное.