01.VI.2021 (11 часов 2 минуты)
— …Не имею ни малейшего желания Вас оскорбить, но Вам, колхознице, стать министром, да ещё и при том, что Вы женщина, мягко говоря, невозможно. — Спокойно, но с плохо скрываемой агрессией сказал высокий и статный мужчина средних лет в сером штатском костюме с чёрным галстуком. Его пепельного цвета волосы были аккуратно подстрижены и идеально уложены. Седина в них, если и была, то практически незаметная. Его большие, голубые и печальные глаза смотрели на собеседницу с презрением и даже ненавистью. — Не зарывайтесь, фон Хайльманн. Я-то, может, и колхозница, но я хотя бы не приставляю к своей фамилии «фон», чтобы повысить чувство собственной важности. — Невозмутимо ответила женщина лет пятидесяти. На ней были надеты белый свитер и длинная, по самые щиколотки, юбка чёрного цвета, из-под которой выглядывали тёмно-серые туфли на невысоких каблуках. В ушах её красовались небольшие серьги из явно фальшивого золота, а на шее висел массивный католический крест. Волосы её были тёмно-каштановые, практически чёрные, в них повсюду пробивалась седина; они были коротко подстрижены под каре и аккуратно завиты в локоны. Она была довольно смуглой, чем ещё сильнее контрастировала с собеседником, чья кожа была гораздо светлее и, можно даже сказать, аристократичнее. В целом, женщина создавала очень приятное впечатление о себе, если бы не одно но: глаза. Типичные, ничем не выделяющиеся, в отличие от её оппонента, карие глаза смотрели на стоящего напротив мужчину с такой животной ненавистью, что, казалось, даже Моррети со всей своей желчью обзавидуется. — Видимо, я недостаточно хорошо объясняюсь, фрау Санторо. Так уж и быть, скажу по-Вашему, деревенскому языку: женщинам, особенно таким, как Вы, путь в политику закрыт. — Какая я тебе «фрау», дружочек? Отправляйся-ка ты на Родину с такими выражениями! — Мгновенно вспылила Мария и упёрла руки в бока. — У нас тут только синьоры и синьорины, никаких фрау! — Где же Ваши манеры, фрау Санторо, — «Дворянин» отвернулся от неё, достал тонкий, изящный мундштук — Роза была уверена, что он достигал не менее полуметра в длину — эта вещица больше походила на указку — и, вставив туда сигарету, поджёг её зажигалкой, но не закурил. — не думал, что Вы такая хамка. — Хам тут только Вы, Хайльманн! — Топнула ногой Мария и скрестила руки на груди, нахмурившись. — И не дышите на меня своим куревом. — Я даже первую затяжку не сделал, Вы о чём вообще? — Да о том, что в помещении не курят! — Так, а ну, заткнулись оба! — К ним подошёл полноватый низкорослый мужчина с густыми каштановыми усами и в клетчатом пиджаке песочного цвета с прикреплённым у нагрудного кармана цветком лилии, возмущённо размахивая руками. Его слегка комичный образ дополняли круглые очки и бежевая шляпа, которую он на данный момент держал в левой руке. Правой же он указывал на оппонентов и одновременно с этим громко распекал их: — С минуты на минуту сюда прибудет вождь, нам необходимо предстать перед ним в лучшем свете! Если вы немедленно не перестанете бессмысленно обвинять друг друга, то я отправлю вас обоих в базилику Сан-Петронио, где заставлю покаяться во всех смертных грехах! Вы, Иоахим, кандидат на должность министра иностранных дел, а Вы, Мария — на министра внутренних дел. Ваши предполагаемые должности весьма схожи, почему же вы никак не можете прийти к компромиссу? — Всё просто, герр Фалько: профнепригодность. — Он медленно поднёс мундштук ко рту и сделал первую затяжку. — Можно вывезти человека из деревни, но деревню из человека… — Ох, не смешите меня! Сами-то в тюрьме отсидели, да жене не были верны никогда! И ещё уверяете меня в профнепригодности? — Моя «отсидка» никак не помешала моей политической карьере. — Повторяю: а ну, заткнулись все! Мне действительно отправить вас на исповедь?! — Гневно выкрикнул Фалько. — Уверяю Вас, не стоит. — Хайльманн едко усмехнулся. — Прекратите этот цирк немедленно! Что скажет вождь, когда увидит вас?! Наверняка все его претензии достанутся бедному Савиано, это же он вас предложил! Массивные двери дома культуры, открытого под покровительством семейства Фалько, распахнулись, и возле них, отсалютовав, встали двое рядовых. — Ох, он уже здесь! — Воскликнул Фалько и поспешно вытер лоб узорчатым платочком. — Да, я уже здесь, синьор Фалько. — Королевство медленно вошёл внутрь, пачкая своими блестящими чёрными сапогами красный бархатный ковёр. Впрочем, Фалько этот факт совсем не волновал. Он, как и Санторо с Хайльманном, вытянулся по струнке и отсалютовал своему лидеру. — Добрый день, товарищи кандидаты в министры. Он подошёл ближе и пожал руку сначала Фалько, после — фон Хайльманну и только затем — Санторо. — Вы не представляете, как мы рады Вас здесь видеть! Это такая честь! — Восхищённо проговорила Мария. — Ох, ну что Вы, доктор, благодарите синьора Савиано за то, что ознакомил меня с такими перспективными людьми. Я читал Ваши статьи, и я впечатлён. У Вас есть все шансы стать министром. — Он растянул губы в улыбке, не показывая женщине свои белые, неестественно острые зубы. Роза слегка смущённо, но довольно улыбнулась в ответ. Ей очень нравилось слушать похвалу, особенно от своего кумира. — Синьор Фалько, скажите, все кандидаты уже на месте? — Обратился он к хозяину дома культуры. — Да, давно уже. — Отлично, тогда пойдёмте. Через четыре часа мне нужно быть на Пьяццо-Неттуно, так что задерживаться нам не стоит. — Конечно-конечно, синьор Италия! Пройдёмте за мной. — Он направился вглубь дома, за ним последовал Королевство и двое солдат, служащих охраной, а уже за ними шли, иногда злобно переглядываясь, кандидаты в министры. Иоахим фон Хайльманн то и дело прикладывал мундштук к губам, но затяжки почему-то не делал. Он старался не смотреть в сторону Марии, а вот та постоянно глядела на него исподлобья. Несмотря на их многолетнюю вражду и дикую неприязнь к друг другу, она не могла не отметить, что он весьма хорош собой. Санторо относилась к немцам далеко не положительно: она считала, что они виноваты во многих бедах итальянцев, но часто ловила себя на мысли, насколько же этот народ красив. Хайльманн, в отличие от Моррети или того же Кёлленберга, являл собою истинного арийца: идеально ровный череп, обтянутый светлой, практически белой кожей, прямой нос, светло-голубые глаза — уже по этим признакам можно было заявить, что он принадлежит к «высшей» расе. Высокий лоб, который иногда хотелось проломить, тонкие бледные губы, всегда гладко выбритое лицо и немного поредевшие, безупречно уложенные волосы. Морщины его, особенно заметные, когда он улыбался или хмурился, опутавшие некогда прекрасное юношеское лицо, уродовали его и одновременно придавали больше шарма. Да, это точно уберменш; у Марии очень часто чесались руки пробить ему затылок случайно подвернувшейся под руки вазой или отрезать язык острейшим скальпелем, и тогда же она замечала, что непозволительно долго любуется его лицом, его широкими плечами и ухоженными ладонями с длинными, но ни разу не аристократичными пальцами. Иоахим действительно был человеком-индивидуальностью; выделяло его многое: и мразотный характер, и немецкая национальность, и непомерные амбиции, и приверженность национал-социализму, и сложное для итальянцев имя, ставшее самым длинным именем за всю историю современной фашистской партии: Вильгельм Фридрих Людвиг Максимилиан Кристиан Иоахим фон Хайльманн — походу, его родители либо так и не смогли решить, как им назвать сына, либо брали пример с некоторых аристократов, имена которых варьировались от трёх и, бывало, до десяти штук. Тем не менее оно хотя бы было весьма оригинально, в отличие от её имени — Мария и Роза являются одними из самых популярных имён не только в Италии, но и во всём мире в целом. И, кем бы он себя не считал, очередной выходец из Германии был действительно выше её во всех смыслах. Мария резко отвела взгляд, стараясь выбросить эти мысли из головы и сосредоточиться на предстоящей аудиенции.***
В просторном зале, куда зашли все шестеро, было довольно прохладно: дверь, ведущая на террасу, была распахнута, и ветер легонько колыхал прозрачные занавески. Помещение, украшенное разнообразными картинами, бюстами выдающихся личностей и растениями, представляло из себя подобие зала для выступлений: вдоль стояли ряды мягких чёрных стульев, впереди — небольшое возвышение с подобием кафедры и микрофоном на нём. На стульях восседало около двадцати человек — почти все в штатской одежде. Несколько людей в чёрных рубашках сидели в самых последних рядах и тихо переговаривались. Возглавлял их небольшую «делегацию» Марсилио де Эвола — самый перспективный человек на должность Первого почётного капрала — лидера сквадристов. До сих пор у них не было какого-то конкретного лидера, ими управляла кучка людей, и все они входили в генштаб. Лишние люди в столь важном государственном органе были не нужны, поэтому эту проблему следовало бы решить сегодня же. Эвола зарекомендовал себя, как человек, что будет держать в ежовых рукавицах не только гражданское население, но и своих же подданных. Хотя своим внешним видом он не внушал какого-то страха или дискомфорта: это был самый обычный смуглый мужчина-брюнет тридцати четырёх лет от роду, с слегка растрёпанными волосами и ядовито-зелёными глазами. Ростом невысокого — конечно, не такого низкого, как Моррети, но ниже, чем многие вояки из партии, а если быть точнее, то сто семьдесят два сантиметра ровно. Телосложения среднего, совсем чуть-чуть худощавого. Нос с заметной горбинкой, под глазами тёмные круги, а брови частично выщипаны и практически отсутствуют. В партии его не особо жаловали — считали, что не от мира сего. Это можно было понять даже по его одежде — длинное чёрное пальто, под ним чёрное сквадристское обмундирование, на ногах такого же цвета блестящие сапоги, а на руках — кожаные перчатки. Каким же психом надо быть, чтобы надевать подобное в летнюю жару? Впрочем, Марсилио это, походу, не смущало вообще никак. Солдаты встали возле выхода, а сидящие дипломаты и вояки, завидев своего лидера, резко подскочили с мест и подняли правые руки в римском салюте. Королевство поднял руку в ответ и улыбнулся партийцам. — Приветствую всех вас, товарищи. — Он опустил руку, и остальные последовали его примеру. — Ну что вы, садитесь. Сейчас начнём наше заседание. — Фашист прошёл к кафедре и встал за неё. Осушив наполовину стакан воды, стоявший там, он утёр губы платком и, оглядев помещение и увидев, что Фалько и Хайльманн с Санторо уселись на свои стулья, начал говорить.***
По итогам собеседования всем в помещении нашлась какая-никакая должность; конечно, не все стали министрами. Тех, кто оказался недостаточно профессионален, как высокопоставленное лицо, предоставили в подчинение назначенным министрам. Помимо стандартных министерств внутренних и иностранных дел, юстиции, экономики, здравоохранения, культуры и прочего, также были введены должности министра пропаганды и просвещения и министра по делам молодёжи. Как бы фашистам не хотелось дистанцироваться от Третьего Рейха и всего, что с ним связано, без данного поста госаппарат вряд ли бы заработал так, как надо. Министр по делам молодёжи будет играть немаловажную роль: будет промывать мозги подрастающему поколению, возьмёт на себя должность руководителя возрождённой из пепла «Балиллы» и будет склонять его к клятве в верности великому вождю, а министр пропаганды будет заниматься, что неудивительно, пропагандой, агитацией и насаждением фашистских идей среди взрослого населения, цензурированием и контролем прессы, теле- и радиопередач. На должность министра обороны был назначен Манчини, Италия рассказал ему об этом ещё до того, как вылетел в Болонью. Роберто Фалько досталась должность министра культуры, Иоахиму фон Хайльманну, несмотря на недовольство и ксенофобию со стороны итальянцев, — должность министра иностранных дел, а Мария Санторо стала министром внутренних дел — единственной женщиной среди мужчин на подобной должности. На её хрупкие плечи легли обязанность надзора за полицией, подавления оппозиции, вылавливания иноагентов и шпионов, контролирование порядка на «законных» и оккупированных землях, а также много, очень много бюрократии и бумажной волокиты. Королевство уже представлял, как будет негодовать Роатта, когда узнает, что теперь им помыкает женщина. Государство надеялся, очень надеялся, что Савиано был прав, выдвигая всех этих людей на должности министров, и они проявят себя в самом лучшем свете. Особенно большие надежды у фашиста были на глав МИД и МВД. Набожная женщина-филолог на посту министра внутренних дел и немец-нацист на посту министра иностранных дел — это уже звучит, как провал. Но… У них определённо есть огромный потенциал. Хайльманн прекрасно говорил на пяти языках: английском, французском, испанском, русском и даже персидском, что при их нынешнем сообщнике будет как нельзя кстати. Хорошо умел врать и манипулировать людьми, обладал несравненной харизмой, имел высшее образование — что ещё нужно от дипломата? Санторо же умела удерживать всё в своих руках, красиво говорить и исполнять свои обязанности на отлично. Так же получила высшее образование, так же обладала, хоть и не столь сильной, харизмой и могла грамотно запудрить мозги как своим людям, так и чужим. Марсилио де Эвола оправдал ожидания Королевства, в результате чего стал Первым почётным капралом чернорубашечников и получил желанные для многих из них атрибуты: чёрную феску с кокардой в виде черепа с кинжалом в зубах и особый для сквадристов кинжал. Он был изготовлен ещё во времена Муссолини и принадлежал одному из тогдашних лидеров чернорубашечников — Итало Бальбо, до тех пор, пока он не погиб от рук своих же соотечественников. После кинжал попал в руки его соратникам и был выкуплен уже после войны первым лидером Национальной Итальянской Партии. Он, великий Дино Валери, мечтал, что это оружие ещё пригодится фашистам. И оно пригодилось.***
— Рад сообщить, товарищи, что вопрос с министерствами решён — отныне неурядиц во внутренней политике не будет. — Объявил Визель, взирая на народ, столпившийся на площади Пьяццо-Неттуно. Секретарь огласил список новоиспечённых министров, а стоящие внизу люди начали недовольно перешёптываться, услышав немецкое имя на столь важной должности, как глава МИД. — Почему немцы в правительстве?! — Немчики у нас и так много чем заправляют. Зачем нам ещё? — Мы итальянцы и хотим, чтоб нами правили итальянцы! — Сначала — Ринальди, после — Вольф, затем — Кёлленберг! Сколько можно?!.. — С Гитлера пример берёте?! — Выкрикивали особо смелые. Всё это «великолепие» снимал оператор, чтобы потом создать любительский репортаж и выложить в Интернет. Несмотря на кардинальные изменения последних дней, телевидение всё ещё находилось под полным контролем правительства Итальянской Республики. Дарио примирительно, но немного безразлично взмахнул руками и наклонился ближе к микрофону: — С Гитлера пример не берём, а приказ вождя не обсуждается. Если не хотите попасть к нашему дорогому генералу Роатте, то не советую бунтовать против выбора вашего лидера. Он делает так, как считает нужным. Мы по национальности не судим — это не наша цель! В наших рядах может быть, кто угодно: еврей, немец, англичанин, да хоть русский! Мы не быдловатые нацисты, нет, мы несём новый порядок на основе устоявшихся обычаев, в котором государству подчиняются все вне зависимости от национальности, расы или этноса, прошу запомнить. А теперь хочу предоставить слово Марии Розе Санторо, с недавнего времени ставшей главой министерства внутренних дел. — Он отсалютовал стоящим внизу людям и вышел с балкона под, впрочем, не особо бурные аплодисменты. Визеля мало кто любил. Не только в партии, но и в народе. А как только на балкон вышла Мария, то народ зааплодировал интенсивнее, кто-то радостно засвистел. Военачальники и дипломаты, а также де-факто губернатор Эмилии-Романьи — что неудивительно, Савиано, пожали ей руки, и она прошла к перилам, оперевшись на них и наклонившись к стоящему на них микрофону: — Здравствуйте, дорогие граждане Италии! Я знаю, что вы удивлены, увидев меня, женщину, на столь важном посту в фашистском государстве, но не судите книгу по обложке! Я, как глава МВД, теперь несу за вас полную ответственность и ни за что не позволю угрожать вашей безопасности! Все проблемы в ближайшее время будут разрешены, а война закончится в самые короткие сроки! Наши войска полностью ликвидируют вражеских оккупантов и навеки изгонят НАТО с территорий Аппенинского полуострова, сбросив цепи рабства с ваших и наших рук! Я, генерал Роатта, почётный капрал де Эвола и многие другие неравнодушные уничтожим беспредел не только снаружи, но и внутри нашей страны! Коррупция также будет искоренена, и вы наконец-то сможете вздохнуть полной грудью, ведь при нашем государстве вам ничего не угрожает! — Народ одобрительно закричал и вновь зааплодировал. — Ладно, ладно… — Попыталась успокоить их Роза. — Несмотря на определённые… Неполадки в работе телевидения, мы уже налаживаем производство газет и иных средств массовой информации. Настоятельно прошу не выключать радио и приобрести его, если вы всё ещё это не сделали. Оно как раз продаётся со скидкой до семидесяти процентов во всех магазинах, подконтрольных нам. На этом всё. Отныне мои выступления вы будете слышать в основном по радио, после окончания войны и по телевизору, а сейчас я хочу предоставить слово нашему великому вождю, полководцу и идеологу — многоуважаемому Итальянскому Королевству! — Народ засвистел и захлопал в ладоши пуще прежнего. Многие подняли над головами чёрные флаги с фасциями и орлами, другие вознесли знамя Итальянской Социальной Республики, некоторые жандармы и полицейские и вовсе достали пистолеты и выстрелили в небо пару раз. На балкон медленно вышел Королевство Италия, гордо взирая на простых смертных. Он ничего не говорил, лишь смотрел на свой народ и ждал, пока он успокоится. Все чиновники, стоящие рядом, подняли руки в римском салюте, и гражданские внизу последовали их примеру. После того, как все успокоились и замолкли, фашист наклонился к микрофону и начал свою речь. Пафосно, громко и выразительно он заявил: — Сегодня англосаксы считают, что нашу великую волю можно сломить своими варварскими, беспощадными методами… — Он поднял левую руку и согнул её в локте, указал пальцем в чистое небо, но больше никаких движений не последовало. — Они не понимают, как сильно ошибаются! Никогда их методы не работали и не будут работать! Англосаксы управляют нашим миром, нашими умами и нашими порядками! Они говорят о свободе, о равенстве, о братстве народов! А как мы можем говорить о равенстве народов, если те же англосаксы давят нас своими лживыми ценностями?! Все те «достоинства» глобализации на деле являются инструментами подавления народных культуры, искусства и наследия! — Он покрутил пальцем в воздухе и наклонился ещё ближе к микрофону. — Что Лондон, что Вашингтон веками пытаются нами управлять и менять нас, но сами они никогда не менялись и не меняются! Они загнали многие народы в пучину тьмы и отчаяния! За годы моего отсутствия американская демократия и английская корона на пару со своими подхалимами под именем «НАТО» уничтожили жизни миллионов человек, отрезали путь к развитию у десятков государств! Сирия, Афганистан, Ливия, Сомали, Ирак… Перечислять можно бесконечно. Сейчас же мы наблюдаем руины на месте некогда цивилизованных стран, и самое страшное, что мы, итальянцы, полностью поддерживаем политику Белого дома и даже не пытаемся выразить какой-либо протест! — Народ вновь взорвался от аплодисментов и довольных, а где-то и недовольных выкриков. — Англосаксы диктуют свои директивы уже очень давно, но пора сбросить с себя их гнёт и освободиться от рабства! — Он резко заговорил тихо, вкрадчиво, размахивая рукой и выполняя какие-то странные, но очень запоминающиеся жесты. — Они думают, что могут сломать нас, итальянцев, со столь огромной и всеобъемлющей историей, что повлияла на весь мир и что оставила неоспоримый вклад во всеобщую историю… Но они в очередной раз ошибаются. Что бы они ни делали, как бы не старались, не пичкали наших врагов оружием и наёмниками, они никогда не смогут сломать великую фашистскую волю! — Народ вновь одобрительно загалдел, люди замахали флагами, засвистели и закричали фашистские лозунги. Италия наклонился совсем близко к микрофону и вцепился руками в перила. — Я призываю вас бороться. Бороться с тем, что англосаксы называют «глобализацией» и «демократией», бороться с политикой НАТО и бороться с политикой проамериканских супостатов! Истина всегда была и будет спутницей фашизма, и в скором времени она восторжествует! — Он резко выпрямился, задрал подбородок и поднял правую руку, после чего, не дожидаясь, когда народные овации стихнут, скрылся из поля зрения людей, зайдя внутрь здания. За ним последовали остальные чиновники. Им предстояло ещё очень много дел.