День, когда время остановилось.

Россия не любил, когда что-то идёт не по плану. И, хоть он был готов практически ко всем вариантам окончания гражданской войны в Италии, то, что НАТО пойдёт на переговоры с фашистским министром иностранных дел, было не то чтобы невозможным вариантом, но одним из самых маловероятных. Федерация был в шоке, узнав об этой новости. А затем шок сменился безудержной яростью, и русский в приступе неконтролируемого гнева пробил кулаком экран телевизора. На шум тут же прибежал Волков; увидев развернувшуюся перед ним картину, он лишь закусил губу, покачал головой, отводя взгляд, и вышел. Успокоившись через некоторое время, Федерация включил рабочий компьютер и, запустив Гугл, начал искать нужный номер. Обнаружился он спустя минуты две. Это был номер приёмной Итальянского Королевства. Недолго думая, русский достал мобильный телефон и набрал номер. Гудки… — L'Ufficio del Partito Fascista Nazionale ascolta. — Послышался неизвестный, но приятный мужской голос. — Здравствуйте. Российская Федерация на связи. Вы говорите по-английски? В трубке помолчали немного, будто думая, вешать ли трубку или отвечать. — Говорю, но плохо. — Ответил он с очень сильным итальянским акцентом. — Назовитесь, пожалуйста. — А Вам, собственно, кого, господин представитель? — Вы не могли бы соединить меня с господином Королевством Италией? — Могу. Попрошу пару секунд. — Собеседник начал что-то выстукивать, видимо, на клавиатуре, а потом в трубке послышался шум, будто бы телефон положили на стол. Судя по скрежету отодвигаемого стула и удаляющимся шагам, секретарь — а это скорее всего он и был — вышел из помещения. Он вернулся примерно через полминуты и, подняв трубку, заявил: — Я сейчас Вас с ним соединю. Парень не успел и слова сказать, как послышался противный писк, и связь с секретарём оборвалась. Его приятный голос мгновенно был заменён тем самым голосом — самым противным голосом на свете — хриплым, но уверенным и громким. — А-а-а, советский выродок… Кто ж знал, что ты будешь звонить к нам в канцелярию. Позволь спросить, по какому поводу? Лишь услышав, вновь прочувствовав этот мастерски отточенный голос, эти насмешливые нотки в его интонации, России захотелось немедленно что-то сломать. Желательно холёную фашистскую рожу. — Т-ты… Ты какого, мать его, чёрта вытворяешь?! Какие там переговоры ты собрался вести?!.. — Сквозь зубы прошипел Федерация. — Спокойнее, спокойнее, мой русский товарищ! — Италия усмехнулся и, парень был готов поклясться, прищурился. — Это была инициатива моего министра иностранных дел! — Того сраного немца с невинным ебалом?!.. — Россия слышал о нём, но никак не мог вспомнить его фамилию. — Не материтесь, молодой человек. — Где Рейх?! — Неожиданно закричал русский, отчего Королевство невольно вздрогнул. Он не ожидал подобного вопроса от слова совсем. — Он застрелился в сорок пятом, гадёныш, если ты не забыл. — Прошипел в трубку итальянец. — Не пизди, я видел его фото с Аргентиной! Уже после сорок пятого!.. — Откуда они у тебя, пиздюк?.. — Изумился Королевство, сжимая трубку обеими руками. Ему не хотелось, чтобы самая большая афера двадцатого века так быстро раскрылась. — Это не важно! Отвечай: он у тебя?!.. — Вновь заорал он. — У тебя что, совсем мозгов нет?! Как он может быть у меня, если, по твоему мнению, он бежал в Аргентину?! Вот и отправляйся туда, а мне работать не мешай! Если так хочешь побазарить со мной или моими посредниками, то я пошлю к тебе Хайльманна! Надеюсь, Лавров будет рад. До свиданья. — Сказал он с такой желчью в голосе, что у РФ глаз задёргался. — Не смей веша… — Но трубку уже повесили. В ярости русский швырнул телефон на стол и подскочил со стула, развернулся, сделал три шага к окну и открыл его настежь. Он высунулся наружу, уставившись на Красную площадь. Да, он наконец-то вернулся в родной Кремль; рука срослась окончательно и больше не болела. Тёплый ветер неспешно дул в лицо государства, пока тот приводил мысли в порядок. Россия успокоился довольно быстро. «Щас бы мне, сверхдержаве, из-за какого-то фашиста нервы тратить. И так уже достаточно на него потрачено.» — Так думал он, глубоко дыша, чувствуя, как гнев постепенно угасает. Он мог бы наслаждаться дуновениями ветра, смотреть в бескрайнее небо, слушать весёлые детские голоса, наслаждаться жизнью, но вместо этого он развернулся и вновь сел за рабочий стол. Открыл один из ящиков и извлёк оттуда ненавистные ему фотографии, вновь осмотрел их. Последнее фото датировано пятьдесят седьмым годом, и уже тогда Третий Рейх выглядел отвратительно. Его тело было в отличной форме, всё ещё ощущались те самые военная стать и знаменитая немецкая педантичность. Но глаза… Фото чёрно-белое, но глаза воплощения ночного кошмара были настолько пустыми, безжизненными и, казалось, выцветшими, что даже по ним можно было понять, что национал-социалисту очень плохо. Вероятно, у него, там, в солнечной Аргентине, началась затяжная и очень тяжёлая депрессия. Может?.. Может, и нет его сейчас в живых?.. Может, он покончил с собой в своей южноамериканской тюрьме? Не смог смириться с провалом и… А вдруг это фото и вовсе подделка? Федерация — тогда ещё РСФСР — был осведомлён ещё с сорок пятого, что нацисты использовали так называемые «крысиные тропы» и бежали через них в Южную Америку. Их непосредственными союзниками в этом деле были Испания и Португалия с Франко и Салазаром на пару. Эти диктаторы, хоть и не были нацистами, но были ультраправыми и относились к Гитлеру весьма лояльно. А так как они были нейтральными в войне, им не составило труда пропустить бежавших преступников через свою территорию и отправить их в Аргентину или соседние страны. А там уж их приветствовал и сам товарищ Перон, так же известный своими профашистскими взглядами. Но бегство в Южную Америку не давало нацистам гарантию безопасности. Израиль. О, этот старый еврей точно бы узнал о том, что главный губитель его народа выжил. Если «Моссад» смогли поймать и казнить даже Эйхмана, далеко не самую важную нацистскую шишку, то как они могли упустить Рейха?.. Если уж США и СССР каким-то чудом не вычислили его, главного военного преступника, то евреи… Как они не прознали? Это уже ставило под сомнение подлинность снимка. Все остальные пять фотографий не вызывали у России чувства того, что это всё подделка. Он знал, что у Аргентины есть немало скелетов шкафу. Сотрудничество с нацистами — один из них. Но была и третья и, пожалуй, даже конспирологическая теория: Аргентина так сильно не хотел, чтобы правда всплыла наружу, что спрятал Рейха там, где никто никогда бы его не нашёл, и покрывал его на протяжении долгих лет. Это означало, что нацист до сих пор жив и кукует неизвестно где. У Федерации от всех этих мыслей закипели мозги. Оставалось два варианта: либо названивать в канцелярию фашистов, либо звонить Аргентине и натурально допрашивать его. И оба варианта были тупиковыми. Во-первых, потому что Италия со стопроцентной вероятностью прикажет не брать трубку, во-вторых, потому что Аргентина — личность скрытная и вряд ли что-нибудь скажет, либо будет отнекиваться. Незнание правды и непонимание происходящего сводили русского с ума.

***

«Искренне стремясь к международному миру, основанному на справедливости и порядке, японский народ на вечные времена отказывается от войны как суверенного права нации, а также от угрозы или применения вооружённой силы как средства разрешения международных споров. Для достижения цели, указанной в предыдущем абзаце, никогда впредь не будут создаваться сухопутные, морские и военно-воздушные силы, равно как и другие средства войны. Право на ведение государством войны не признаётся.» — Поверить не могу, что под давлением американцев мой собственный народ так сильно изменил собственную конституцию. — Американцы в принципе успели натворить тут много всего крайне негативного. Треклятые Янки сломали хребет великой японской нации напрочь, господин. — Накагава сцепил пальцы в замок. Японская империя оторвался от изучения конституции и поднял глаза на министра: — Вы уже начали программу реформирования армии и наращивания нашей мощи, как в былые времена? — Конечно, господин представитель. Работаем. — Замечательно… — Многозначно протянул империя и громко захлопнул книгу. — К сожалению, я не могу реформировать конституцию самостоятельно. Придётся поговорить с императором… Император был в ужасе от новых властей и старался обходить их за километр. Они же, в свою очередь, как истинные консерваторы и империалисты, тут же присягнули ему, но это не особо помогло. Японец тяжко вздохнул. — Ничего, уладим. Откроем Его Императорскому Величеству глаза. — Я в этом не сомневаюсь, господин представитель. Но, позвольте спросить, что делать с премьер-министром? Его пост всё ещё пустует. Вы займёте его или это будет кто-то из доверенных лиц? Империя возвёл глаза к потолку, почесал подбородок, подумал секунд десять и ответил: — Кто-то из доверенных лиц. Думаю, Нисида. Или Вы. Я не собираюсь нарушать многовековые традиции. Всё-таки я так же, как и Его Императорское Величество, являюсь лишь главой государства, а не правительства. Второй конституционный монарх, так сказать. Министр насмешливо фыркнул. — Вы, кажется, собирались к полудню к Хигучи, нет? — Собирался. — Он показательно встал и, достав из-под стола чёрный портфель, начал складывать в него самые необходимые вещи и кое-какие документы.

***

Выходя из своей резиденции, империя заприметил нескольких рабочих, устанавливающих памятник его предшественнице — Японии. Японская империя лично распорядился установить его. Это было данью уважения к ней, как к сопернице и той, что несла бремя представителя государства до него. И весьма неплохо, как заметил империалист. На постаменте была установлена позолоченная табличка: имя, должность, годы жизни, заслуги. Каменная Япония положила правую руку на рукоятку катаны, что была в ножнах на поясе, левую же вытянула вдоль тела. Взгляд представительницы устремлён вдаль, брови сдвинуты к переносице, вся её поза говорит о том, что она напряжена. Но выглядит она при этом благородно и самоотверженно. Япония была неплохим, даже хорошим воплощением, жалко, что она попала под зону влияния Янки. Если бы империя последовал примеру Италии и развязал бы гражданскую войну при помощи Японского Националистического Совета, то, вероятно, оставил бы её в живых. Империя недовольно цыкнул, встряхнул головой, поправил чёрную чёлку, избавляясь от ненужных мыслей. Япония мертва, ничего уже не исправишь, история не терпит сослагательного наклонения. Он быстро прошёл к «Сузуки» иссиня-чёрного цвета и сел на заднее сиденье, махнув рукой ожидавшему его водителю. Машина мгновенно тронулась с места. По пути в лабораторию Хигучи японец внимательно изучил новости о Европе. Конечно, империалист уже давно знал, что фашисты методом шантажа договорились с НАТО о встрече, но не углублялся в подробности из-за обилия дел.

***

— Как успехи, Хигучи? — Спросил империя, надевая белый докторский халат. Хигучи вытер пот со лба и снял резиновые перчатки, небрежно кинув их на хирургический стол. — Я в шаге от великого открытия, господин Японская империя! Оно будет достойно Нобелевской премии!.. — Что-то ты этот шаг уже двадцать лет преодолеть не можешь. — Речь шла о формуле непобедимого солдата — особом проекте, которым Сакамото занимался с пятнадцати лет. Сейчас ему уже тридцать пять. Хигучи, без сомнения, был талантливым химиком. По образованию он был хирургом, но всю свою сознательную жизнь корпел не над больными пациентами, а над своими воистину фантастическими изобретениями. «Коллекционер душ» и «Идеологическую смерть» Япония создал именно с помощью Сакамото Хигучи и нескольких других специалистов. Формула непобедимого солдата — главный и самый невозможный проект не то что одного Хигучи, но и всего Японского Националистического Союза в принципе. Эта формула предполагает создание самых настоящих терминаторов — воинов, что будут продолжать упорно идти вперёд даже под мощнейшим обстрелом или взрывами мин. Людей, что смогут останавливать пулю зубами. Людей, что смогут разрывать противника на части голыми руками и продолжать сражаться даже с пробитой головой. Формулой непобедимого солдата занимались и до Хигучи, и даже до основания партии — это был секретный проект императорской Японии во времена Второй мировой. Множество учёных пытались наконец-то вывести эту злосчастную формулу, используя для достижения цели самые чудовищные способы. Даже после поражения в войне японские милитаристы, ушедшие в тень, похищали китайцев и корейцев для своих экспериментов. Они и сейчас это делают, правда, легально, ведь Японская империя наконец-то вернулся к власти и разрешил им это делать законно. — Нужно время, господин. Никому за восемьдесят лет не удалось этого сделать. — Он направился вглубь лаборатории, сжимая в руках планшет для бумаг. — А времени катастрофически мало, Хигучи! Накагава уже начал реформу армии, а он, ты же знаешь, вояка бывалый, быстро всё сделает. А как же наши планы о войне в Тихом океане и в Юго-Восточной Азии? А как же план Российской кампании? Мы, несомненно, будем опираться и о наши мастерство, патриотизм и преданность императору, но с формулой мы станем непобедимы! — Он быстро нагнал его, заводя руки за спину и скупо осматривая обстановку. Лаборатория представляла собой обширный комплекс катакомб, находящийся под самой обыкновенной больницей. Естественно, весь персонал больницы был подставной — это были члены ЯНС, но тем не менее лечебница работала исправно уже как восемьдесят лет. Тут было довольно темно, коридоры были узкие, что вызывало у некоторых приступы клаустрофобии. По бокам их были железные двери в помещения различной площади: в кладовки, в кабинеты и в огромные камеры для экспериментов. Для открытия этих дверей была необходима специальная карточка с уровнем доступа — от первого до пятого. Первый был у уборщиков, санитаров и ремонтников, Второй — у охранников и рядовых учёных, Третий — у сотрудников спецотделов, наблюдателей, отмеченных наградой учёных и руководителей экспериментов, Четвёртый — у начальников отделов, Пятым располагали только Хигучи и его ближайшие сотрудники. Министр и воплощение прошли к лифту и спустились на минус четвёртый этаж — самый нижний, где проводились самые секретные эксперименты. — Это всё будет, господин. Я выведу формулу, обещаю, и мы отыграемся и на китайцах, и на этих проклятых кукловодах Янки, и даже на зазнавшихся русских свиньях!.. Они подошли к массивной железной двери, и Хигучи достал карту с уровнем доступа, приложил её к сканеру, а после ввёл пароль на специальной панели — это была дополнительная мера безопасности, если карту вдруг кто-то украдёт или среди экспериментаторов окажется шпион — и дверь с противным скрипом отъехала в сторону, скрывшись в стене, открыв им доступ внутрь. Они вошли в средних размеров помещение, где находились с десяток учёных. В левой стене его находилась дверь, которая вела в карцер. Там уже был заточён бедолага-южнокореец, так некстати подвернувшийся японской разведке. Увидев Хигучи и Японскую империю, учёные мигом поотрывались от своих дел и поклонились им. Один из них, низкий лысоватый мужчина лет пятидесяти с усами, как у Гитлера, подошёл к ним и пожал руку сначала империи, а после — министру. — Господин представитель, мы так рады видеть Вас здесь. Для нас это большая честь. Я Шинджи Кондо, генеральный уполномоченный по вопросам эксперимента по разработке формулы непобедимого солдата. — Очень приятно, господин Кондо. Позвольте спросить, какую по счёту попытку Вы уже предприняли? Увенчалась ли она успехом? Кондо тяжело вздохнул. — На моём счету мы уже предприняли двадцать одну попытку, сейчас начнём двадцать вторую. А если Вы имеете в виду количество попыток в целом, то их было ровно пятьсот двадцать три. Успехи? Категорически заявляю: нет. Но мы пытаемся. Господин Хигучи курирует наш проект, он подтвердит. Сакамото лишь покивал. Империя недовольно скрестил руки на груди, сдул мешающую прядь со лба и выжидающе уставился на Кондо: — Учтите, что Ваше время отныне ограничено. Ранее я планировал дать Вам ещё три месяца, но теперь понял, насколько это мало. У Вас есть три года. — Благодарю, господин представитель. Спасибо, что понимаете нас. Не хотите ли понаблюдать за экспериментом? Мы изменили формулу, и теперь вероятность того, что всё пройдёт удачно, равна тридцати трём и шестидесяти четырём сотым процентам. Империалист усмехнулся. — Я только «за». Может, отряд семьсот тридцать один вспомню.