03.VIII.2021 (9 часов 2 минуты)
Девятого июля Хайльманн со своей делегацией прибыл в Париж, а уже на следующий день ранним утром начались переговоры с НАТО. Длились они, без преувеличения, почти месяц. По итогам долгих тягомотных разговоров, кучи бумажек и различной степени льстивых и пассивно-агрессивных высказываний фашистского министра и постоянного пренебрежения и открытого недоброжелания со стороны представителей НАТО были достигнуты следующие соглашения: Первое: полное исключение Итальянского Фашистского Движения из списка террористических организаций; Второе: по окончании гражданской войны в Италии неофашисты, вне зависимости от того, какая сторона одержит победу, добровольно выдают всех военнопленных Североатлантического Альянса, включая генерал-полковника Брукса и посла США в Итальянской Республике Аддингтона; Третье: начиная с первого сентября две тысячи двадцать первого года любой член ООН вправе по желанию поставлять Итальянскому Фашистскому Движению оружие, добровольцев или провизию; Четвёртое: НАТО не прекратит оказывать всевозможную поддержку республиканскому правительству, но также будет открыто для переговоров с деятелями MFI; Пятое: требуется гуманное отношение к пленным солдатам и офицерам НАТО; Шестое: НАТО так же обязуется соблюдать гуманность по отношению к пленным итальянским неофашистам; Седьмое: полное прекращение бомбардировок итальянско-фашистских мирных городов НАТОвской авиацией; Восьмое: в сторону правительства MFI, в том числе министра иностранных дел Иоахима фон Хайльманна и лично Королевства Италии, будут применены некоторые санкции. Именно с этими известиями вернулся во Флоренцию министр. На вокзале его встречали лично вождь, начальник партийной канцелярии Визель, Манчини и Моррети. Генерал наконец-то оделся, как генерал: надел китель, фуражку, галифе с сапогами, туго затянул ремень с блестящей бляхой. Форма, на удивление, сидела на нём очень хорошо. Только выбравшись с поезда и ступив на перрон, Хайльманн поприветствовал и пожал всем руки, после чего протянул вождю договора со всеми подписями. Италия, без сомнения, следил за всеми событиями в Париже по телевизору и радио каждый день, но горел желанием узнать тексты пакта, получившего в общественности уничижительное прозвище — «Пакт уступок террору». Италия быстро пробежался глазами по документу, после чего аккуратно сложил его и сунул в нагрудный карман. — Прежде всего хочу поздравить Вас с долгожданным возвращением, синьор фон Хайльманн. — Благодарю, вождь. — Тонко улыбнулся он в ответ, и его голубые глаза немного просияли. — Я рад быть Вам полезным. Королевство улыбнулся в ответ: — Ваши методы переговоров — настоящий прорыв! Вы — большой молодец, синьор министр. Хоть Парижские соглашения не перекрывают и половины моих требований, для нашей дипломатии это большой успех! — Италия радостно взмахнул руками. — Вы правы, синьор Италия. — Сухо поддакнул Моррети. — Признаюсь, я впечатлён. Изначально я не возлагал на Вас особых надежд, но мои прогнозы, к счастью, оказались неверны. Буду надеяться и на дальнейшие успехи министерства иностранных дел под Вашим покровительством. — Благодарю, синьор Моррети. — Он улыбнулся ему своей голливудской улыбкой, на что Моррети лишь поморщился и сощурил глаза. Он не любил лишних любезностей. Габриэле внимательно наблюдал за переговорами, отмечая, как порой Хайльманн лебезил перед НАТОвцами. Визель молчал. Он был очень закрытым человеком и особо МИДа не жаловал (не жаловал его, впрочем, и весь итальянский народ). — Большое Вам спасибо за всё, синьор министр. Предоставьте мне остальные документы и можете отправляться в своё министерство. — К сожалению, оригинальная документация осталась у НАТОвской делегации, — С этими словами министр открыл чёрный кожаный портфель, который держал в левой руке, и вынул оттуда синюю папку. — у меня копии со всеми соответствующими дополнениями и приложениями. — Он протянул её вождю. Тот незамедлительно взял папку, открыл, полистал лежащие внутри документы, пробежался глазами по строчкам и захлопнул её, всучив стоящему рядом адъютанту. — «Всё-то себе заграбастать хотят, твари.» — Подумал итальянец. — Я не удивлён. В любом случае Вы молодец, Хайльманн. Отправляйтесь домой, повидайте жёнушку свою, детишек. На сегодня можете устроить себе выходной, разрешаю. — Спасибо. — Он вновь улыбнулся, но уже как-то более искренне — уголком губ и не показывая зубы. Жену ему повидать не особо-то и хотелось, но лишнему отгулу он всегда был рад. Италия улыбнулся в ответ. Ему определённо импонирует этот человек.***
Дверь открылась, и на пороге появился Визель. Из-за его спины выглядывал некто узкоглазый в строгом коричневом костюме с галстуком-бабочкой. — Синьор Италия, к Вам тут неожиданно пожаловали гости. Королевство поднял голову и спросил: — Кто же? Входите, гостям здесь всегда рады. Гость неуверенно вошёл в кабинет. Его лицо показалось фашисту смутно знакомым. — Меня зовут Тханет Бун Ма, я военный атташе из тайского посольства в Риме. — Заговорил по-аглицки он и отдал честь, приветствуя воплощение. — Что же привело Вас ко мне, синьор Бун Ма? — Не могли бы Вы отозвать господина Визеля? Данное дело нужно обсудить тет-а-тет. — Визель, идите к себе. Тот лишь пожал плечами, поднял руку в римском салюте и закрыл дверь. Атташе продолжал стоять по струнке посреди кабинета. Парню на вид было не более тридцати, он был низкорослый и немного худощавый. Италия поднялся со стула, подошёл к серванту у правой стены и извлёк оттуда бутылку самбуки и стопку. — Ну что Вы как истукан стоите! Сядьте же! Бун Ма сел напротив стола вождя, ничего не ответив. — Пьёте? У меня полно алкоголя: джин, абсент, бренди… Не желаете? — Не пью, спасибо. — Ладно. — Королевство развернулся и направился обратно к столу. Сев за него, он откупорил бутылку и налил в стопку самбуку, но пока не спешил пить её. — Объясните Ваше местоположение здесь, в столице фашизма, пожалуйста. — Вы помните меня? — От внезапного вопроса фашист непроизвольно распахнул глаза. — Я был с Вами и госпожой на экспедиции в Аргентине, когда Вы искали господина Третьего Рейха. Я стрелял по бутылкам, мы с Вами ещё разговаривали насчёт власти. И тут итальянец вспомнил. «Единственный способ удержать власть — это страх.» — Да… Да, я Вас помню. — Он взял стопку и сделал глоток. Атташе опёрся левой рукой о стол. — И Вы наверняка в курсе, что госпожа сейчас под пристальным наблюдением Международной уголовной полиции и в особенности капитана американской полиции Лиама Джонсона. — К чему Вы ведёте? — Нахмурился Италия. Ему не нравилась эта игра в угадайку. — Если кратко: господин Янг попросил установить каналы связи с Вами через посольство и конкретно меня. Тайно, разумеется. Причиной тому послужила невозможность госпожи связаться с Вами напрямую. Интерпол прослушивает все её звонки, он следит за каждым её шагом. Королевство напрягся; он, конечно, знал, что с Таиландом будут неприятности, но чтоб всё было настолько сложно и запутано… — А каковы причины? — Он вновь сделал глоток. — Госпожа хочет помогать Вам не только морально. Вот оно, значит. — Звучит заманчиво. Вам необходимо обратиться к Вальтеру Кёлленбергу, начальнику Третьего отдела ДГСС — он разведчик, он в подобном мастак. — Мужчина достал лист бумаги и написал на нём номер телефона приёмной теперь уже подполковника Кёлленберга. — Я уже слышал о нём, — Тханет осторожно взял листок в руки, рассматривая номер. — судя по рассказам западной прессы, он хитёр и коварен. — Разведчики и должны быть таковыми. Я чувствую от него своевольность, необузданный немецкий нрав, но не могу не отметить его таланты и изобретательность, интеллект. Думаю, он хорошо поработает с синьором Янгом, раз уж речь идёт о нашем тайном… Сотрудничестве. — Италия вновь сделал глоток самбуки и вытер губы тыльной стороной ладони. — Господин подполковник хорошо идёт на контакты со всеми, уверен, что он уважает господина Кёлленберга, учитывая то, что за операцию он недавно провернул. Я сообщу ему о нашем потенциальном «сотруднике» по данному делу. Благодарю за рекомендации. — Не благодарите. Лучше отправляйтесь обратно в посольство, там всё-таки безопаснее. Хоть НАТО и обязалось больше не бомбардировать наши города, не стоит отметать партизанщину, трижды клятых анархистов, социалистов и прочее левачьё, активизировавшееся после начала войны. В Вас в любой момент может прилететь шальная пуля. — Благодарю за предупреждение, я буду осторожен. — Бун Ма встал, положил листок в карман пиджака, поклонился. — Спасибо за тёплый приём, господин Королевство Италия. — Не благодарите. Передайте синьорине Таиланду самые лучшие пожелания от меня и всей Национальной Фашистской Партии. — Фашист оглядел военного атташе в последний раз и вновь уткнулся в документы. Таиландец же отсалютовал ему на прощание и вышел из кабинета.***
— Возмутительно… Поверить не могу, что мы пошли на поводу у фашистов!.. — Возмущался Штаты, нервно ходя по своему кабинету туда-сюда, спрятав руки за спиной. Косгроу пожал плечами и скрестил руки на груди, закинув ногу на ногу и устроившись поудобнее в кресле — США иногда звал его к себе, дабы излить душу. Кэмпбелл «слишком юна и беспечна», а Гиббс «просто непонимающий и бесшабашный человек». — Поверьте, я тоже далеко не в восторге. Но иначе Пентагон бы лишился столь ценного сотрудника, как генерал Брукс. — Я бы мог им пожертвовать, — Американец резко развернулся и уставился на секретаря. Тот посмотрел на него снизу вверх совершенно спокойным светло-серым взглядом. — ведь на кону стоит судьба всей чёртовой планеты! Но моё мнение, конечно, никого тут не интересует! — Почему же? Меня интересует. — Он деловито поправил галстук. Начальник на долю секунды опешил, и Косгроу успел заговорить до того, как это сделает Америка: — И я не буду пытаться Вас как-то переубедить, но решение о переговорах логичнее, нежели решение о полном отказе от какого-либо адекватного диалога с неофашистами. Ничуть не сомневаюсь в Ваших интеллектуальных способностях, но Вам не кажется, что гораздо гуманнее пойти навстречу террористам в определённых аспектах, чтобы избежать лишних жертв? У них в плену сотни наших солдат, а ведь они чьи-то братья, сыновья, отцы. Уже известно, что итальянцы отправляют их в трудовые лагеря. — Я знаю! — Вспылил Штаты и схватился за волосы. — Но что делать, если то, к чему мы шли десятилетиями, разрушилось за считанные месяцы?!.. — Я понимаю Ваш гнев, господин. Но не сотрясайте воздух, поберегите нервы. И Япония, и Итальянское Королевство в любом случае когда-нибудь уйдут раз и навсегда, ведь вечных империй не бывает. США был склонен к истерикам, но быстро остывал, особенно в присутствии Косгроу. Возможно, смотря в его вечно безразличные глаза, излучающие опыт, спокойствие и безмятежность, он думал о том, что не добьётся от него никакой реакции, кроме скупых успокоений, и успокаивался из-за этого. Возможно, ему становилось стыдно перед секретарём за свои истерики, как становится стыдно сыну, провинившемуся перед отцом за разбитый сервиз, и он успокаивался от этого. Штаты давно уяснил, что для Косгроу весь этот мир абсолютно понятен, и он ищет в нём лишь покоя и умиротворения. После смерти жены он в какой-то мере обрёл непостижимое счастье. Американец обречённо опустил руки вдоль тела и молча сел за стол. — Ради Бога, простите меня за то, что приходится Вам слушать. Я уже столько раз продемонстрировал свою полную некомпетентность. — Начальник вымученно засмеялся и потёр переносицу, прикрывая глаза. Шпион ничего не ответил. Когда США открыл глаза, то вновь столкнулся с его взглядом — холодным, пронизывающим, но таким понимающим и заботливым, что государство на мгновение ощутил себя тем самым провинившимся сыном, на которого смотрит отец, и на самом деле вовсе не злится, ведь он сам в детстве был точно таким же. Конечно, Косгроу не были нужны его извинения, ведь он никогда на него не злился ни в каком своём амплуа — ни будучи Брайаном Джеймсом Косгроу, ни будучи Бруно Эдмондо Паолини, ни будучи кем-либо ещё. Он просто не умел на кого-то злиться. Зато умел хорошо стенографировать и работать с бумажками. И шпионить тоже. Молчание. — Сделать Вам кофе? — Спросил с абсолютно безэмоциональным лицом Брайан после нескольких мгновений тишины. По одному лишь взгляду тёмно-синих глаз он понял — «сделайте». Мужчина встал и молча вышел из кабинета. Когда скрипучая дверь закрылась за ним, Америка понял, что столь же понимающего человека нет, наверное, во всей стране.