***
06.VIII.2021 (19 часов 53 минуты)
Никому из руководства не верилось, что НАТО прекратит бомбардировки. Но оно прекратило. Удивительно, но прекратило. Тем не менее никто не спешил вылезать из бункеров, ведь Рим никаких распоряжений о прекращении бомбёжки и обстрелов собственных городов не давал. Удивительно, ведь буквально два месяца назад южане даже не думали о том, чтобы стрелять по своим же! Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Ещё и партизанщина, подпольщики, диверсанты… Далеко не все смогли смириться с фашистской оккупацией. Боролись, как могли. Подрывали склады, развешивали листовки, совершали покушения… Правда, самой значимой жертвой этих покушений смог стать лишь староста вспомогательной полиции. На улице сегодня целый день идёт дождь. — В такую погоду хозяин псину на улицу не выпустит. — Доктор Рихтенбруннер потянул ручку и громко захлопнул окно. Одёрнул рукав кителя, расправил складки одежды и затянул потуже ремень. — Есть известия, как обстоят дела на фронте? — Мы всего в ста километрах от Рима, герр доктор. Не буду врать, что победа близко… — Кёлленберг подпёр щеку рукой. — Ведь НАТО упорно не хочет нам уступать! — Он усмехнулся. Начальник, впрочем, шутки не оценил, развернулся к подполковнику и грозно глянул на него: — Что за пораженческие настроения, Кёлленберг? Смотря на него снизу вверх из-под полуприкрытых век, разведчик не мог не отметить его своеобразную красоту. Герр генерал не мог похвастаться слащавым личиком или изящными манерами, но, глядя на его широкие плечи, мощную грудь и неестественно длинные и неправдоподобно точёной формы ноги, вполне можно было понять, за что его любят женщины. А женщины его очень любили. Судя по рассказам информаторов и доверенных лиц, ни одна баба не осталась недовольна после ночи с ним. Кёлленберг любил копаться в чужом «нижнем белье» — он ведь был разведчиком! Оно всегда давало отличный компромат, но сейчас абсолютно никого не запугаешь тем, что знаешь, с каким количеством женщин кто-то там переспал. Особенно, если ты в курсе, что жена этого кого-то поощряет это. Ортензия де Эвола — такая же ебанутая, как и её братец. От тех же информаторов Кёлленберг давно составил её словесный портрет. Она абсолютно не любит своего мужа и отлично знает о его любовных похождениях, но не спешит подавать на развод за многочисленные измены. Виной тому были её сумасшедший братец и, как ни странно, Моррети — они были главными сватами всей партии. Когда в фашистские ряды записался амбициозный молодой военный-австрияк с Тироля, да ещё и холостой, главный пропагандист, желающий взрастить новое поколение для промывания мозгов, быстренько подсуетился и, узнав от своего закадычного приятеля, что его сестра до сих пор ходит в девках, сосватал их, помолвил, а после и женил. Супруги толком не знали друг друга, жена была на семь лет старше мужа, он — австриец, она — чистокровная итальянка. Пресловутая любовь не появилась даже после рождения первенца. Вальтеру потребовалась пара секунд, чтобы понять, что детей они заводили только для того, чтобы Моррети с де Эволой от них отстали, да и повысить авторитет среди партийцев не помешало бы… Авторитет повысился, да, у них была образцовая пропагандистская семья, если, конечно, не знать, что происходит за её кулисами. Главный редактор фашистской газеты «Соле нэро» крутит роман с сержантом, которому едва исполнилось двадцать три, а бригадный генерал, руководитель Главного Управления Государственной Безопасности, статс-секретарь внутренних дел тащит к себе в постель каждую вторую девку — и оба прекрасно усведомлены об этом! — Это лишь холодный расчёт, герр доктор. — Подполковник наклонился вперёд, поставив локти на колени и оперевшись головой о сцепленные в замок пальцы. Рихтенбруннер медленно прошёл к своему столу и сел в кресло, закинув ногу на ногу. — Сейчас Вам не должно быть до этого абсолютно никакого дела. Вы помните цель своей миссии? Установить надёжные каналы связи с тайским посольством и так, чтобы Интерпол нас не запеленговал. — Я этим и занимаюсь, прощупываю почву, но, честно сказать… Думаю, не вижу в данной операции смысла, ведь с первого сентября любой желающий сможет открыто оказывать нам поддержку. — А Вы не думайте, — Он положил руки на стол и наклонился ближе, серьёзно смотря собеседнику в глаза. — Вы делайте. Приказы не подлежат оспариванию. Насколько мне известно, Таиланд общалась с вождём ещё до того, как началась война. Если вскроются подробности её сотрудничества с ним до нынешних событий, то мы можем лишиться потенциального союзника и плацдарма для войны в Азии. — Я Вас понял. — Чуть нахмурился Вальтер, однако уже через пару секунд его взгляд подобрел, и разведчик улыбнулся своей фирменной смазливой улыбочкой. — Я уже связался с тем атташе и обговорил с ним подробный план действий. — Тогда я не буду Вас отвлекать. Вы свободны, Кёлленберг. Работайте. — И генерал-майор показательно поднял руку в «штатском» варианте римского салюта, взял ручку в руку и, опустив взгляд на лежащие на глянцевой столешнице документы, начал их заполнять, показывая, что разговор окончен. Шеф внешней разведки, в свою очередь, намёк понял, встал, расправил складки на кителе и, отсалютовав, покинул кабинет. А Рихтенбруннер, лишь закрылась за немцем дверь, ручку убрал и уставился в стол немигающим взглядом, подперев лоб ладонью. Его мучили мысли. Не сколько о работе, сколько о министре иностранных дел. Брукс, как обычно, оказался очень проницательным, чтоб его! За проницательность Рихтенбруннер его и ценил… Доктор достал сигарету, щёлкнул зажигалкой и закурил. Даже пить, что удивительно, почему-то не хотелось. Кажется, столь внезапную влюблённость к практически незнакомому человеку он не испытывал ещё со школьных времён. Тогда это была молоденькая черноволосая учительница литературы. Сейчас это статный и уже немолодой министр из Германии. Хотелось бы пригласить его куда-то, но вряд ли, конечно, получится, слишком уж у них разные сферы деятельности, интересы, характеры, да и «доблестная» синьора Санторо будет не в восторге, учитывая её отношения с МИДом.***
— Твою мать, опять?.. — Полицай грязно выругался и резко надвинул козырёк чёрного кепи на глаза. Тяжело шагнул ближе к месту «преступления», бегло осматривая его, попутно подмечая мерзкое чувство того, как дождевые капли затекают в форменные сапоги. Он покрепче сжал ремень винтовки и поджал губы, глядя на двух гостайполовцев в чëрных кожаных шинелях и серых фуражках. Те что-то обсуждали; один фиксировал происходящее, записывая ситуацию в блокнот. — Не опять, а снова. — К нему подошёл Солинас, невозмутимо глядя на царивший беспорядок. Диверсанты подорвали им склад с оружием. Опять. Неизвестно, кем они приходились: республиканцами, НАТОвцами, анархистами или какими-то другими негодяями, известно одно: эти гниды знатно подпортили фашистским солдатам снабжение. Полиция уже активно работает над установкой их личностей. Карательные операции будут организованы очень быстро. — Вот что ты будешь делать! — Гневно воскликнул полицай, крича на тлеющие обломки; из-за сегодняшнего ливня сюда пожарных вызывать не пришлось — дождь затушил всё менее, чем за полчаса. — Где-то под этими обломками лежит мой сын… — Он опустил голову. — Соболезную. — Грек понимающе похлопал его по плечу. — Этим бедламом займутся пээсэсовцы, это в их компетенции. Они быстро разберутся. Виновные будут наказаны, можете не переживать. Полицай грубо вырвался из-под его руки и отошёл к контрразведчикам, видимо, собираясь отчитаться перед ними. Солинас лишь сощурился, но ничего не сказал. Вместо этого он засунул руку в карман формы и выудил портсигар. Курить под таким ливнем — рисковое занятие, но хотелось жутко. Мужчина сунул сигарету в рот, убрал портсигар обратно и практически мгновенно поджёг её. Вероятно, из-за козырька незаменимого для членов вспомогательной полиции чёрного кепи сигарета и не потухла. Солинас облегчённо выдохнул дым через нос и подошёл к обломкам склада. Тут хранилось много оружия. В ближайшие дни оно должно было отправиться на Римское направление, но, увы, не суждено. Аристотель старался не думать о ситуации в Терни, ведь, если иметь хоть немного непромытых морретьевской и грацианьивской пропагандой мозгов, то можно сделать вывод, что то судьбоносное сражение закончится для фашистов провалом. НАТОвцы специально уступили войскам Дехгани и Второй армии под руководством генерала Унгаретти центральные районы города, чтобы затем взять врага в котёл и полностью разбить. За подобные пораженческие настроения Солинаса уже могли упечь в трудовой лагерь, поэтому он всегда учтиво молчал. Мужчина осторожно подошёл ещё ближе и присел на корточки, рассматривая лежащее поверх куска бетонной стены обезображенное тело. Судя по всему, это был парень возрастом не более тридцати лет. Так уж получилось, что тело его заприметили сразу же, как только приехали — ободранная рука торчала из-под груды камней. Думали, что живой ещё, вытащили, а он мёртвым оказался, вот и положили на более-менее ровный кусок стены. Лицо парня превратилось в сплошное кровавое месиво, а левая рука и правая ступня и вовсе отсутствовали. На правой руке обнаружилось кольцо — он был женат. — «Ему бы ещё жить и жить…» — Думал староста вспомогательной полиции, делая очередную затяжку. Впрочем, сигарету докурить всё же не удалось — стоило чуть высунуть её из-под козырька, как она тут же потухла. — Солинас! — К нему подошёл один из контрразведчиков. По виду — чисто еврей. Солинас мгновенно встал, повернулся к нему и выкинул бычок куда-то в сторону завалов. — Вы в кугсе, что данное пгоисшествие и на Вашей совести тоже?! — Картавя, сказал он, нагло тыкая пальцем, обтянутым чёрной кожей перчаток, в его грудь. — Ваши люди должны были охганять хганилище! Как они могли допустить дивегсию?! Её пгесечение — ведущая обязанность вспомогательной полиции! — Прошу прощения, инспектор Рицци. Виновники уже наказаны. — Полицаи, несущие ответственность за охрану данного хранилища, действительно были наказаны. Ответственный за охрану склада — расстрелян, а его подчинённые — отстранены от городских дел и сосланы в ближайшие деревни, что для полицаев считалось весьма незавидной участью. — Если такая тенденция будет пгодолжаться, то мы будем вынуждены гаспустить отгяды вспомогательной полиции, а Вас — отпгавить в тгудовой лагегь! — Такая перспектива Солинаса совсем не радовала, поэтому он лишь молча кивнул, пытаясь проглотить ком в горле, а после сказал: — Я проведу чистку кадров, а также постараюсь повысить квалификацию моих отрядов… — Уж постагайтесь, Солинас! Доктог Гихтенбгуннег и полковник Кальцабиджи на Вас гассчитывают! Мы уже были готовы отпгавлять всё это добго на фгонт! А если это было необходимо? У наших нехватка боепгипасов, а Вы позволяете твогить тут дивегсии?!.. Солинас понял, что это риторический вопрос. От переизбытка эмоций у пээсэсовца даже слюни изо рта полетели. Грек был выше его на голову, поэтому его собеседник выглядел немного комично. Рицци злобно сверкнул на старосту тёмными глазами из-под козырька фуражки, развернулся, скрестил руки за спиной и сделал несколько шагов к своему напарнику из ДГСС, после чего сказал Аристотелю на прощание: — Я Вам не начальник, Солинас, но один мой звонок в Упгавление, и Вы будете уволены за свою халатность! — «Интересно, все из Управления такие напыщенные?» — Невольно подумалось Солинасу, когда он посмотрел в небо, и дождь внезапно прекратился так же быстро, как и начался.***
— Если никто из вас не выдаст нам диверсантов в ближайшие пятнадцать секунд, то мы будем вынуждены расстрелять десятерых мужчин! — Властно заявил офицер из ПСС, активно размахивая рукой с пистолетом. Взрыв склада произошёл в пригороде, там, где совсем рядом расположилась живописная деревенька. Вполне вероятно, что партизаны пришли отсюда и ушли тоже сюда, поэтому контрразведчики не стали медлить и сразу выехали в деревню, дабы обыскать всё там и согнать всех сельчан на главную площадь. Они, конечно, отнекивались, но гостайполовцы уже не первый раз имеют с подобным дело. Как уже упоминалось, далеко не все были согласны с диктатурой фашизма, поэтому простые люди зачастую покрывали подпольщиков, за что и страдали. Сквадристы врывались в дома, обыскивая каждый угол, рыская в подвалах и на чердаках. Сейчас, когда ситуация на фронте ухудшилась, они стали ещё беспощаднее. Прошло пятнадцать секунд, но никто ничего так и не сказал. Солинас, стоявший возле оратора, невольно опустил взгляд на землю и сжал ремень уже родной винтовки. Он не любил показательные экзекуции, тем более невиновных людей, но ничего не мог с этим поделать. — Капитан, мы нашли их!.. — Заорал кто-то из чернорубашечников. Метрах в ста послышались возня, громкие вопли и крики, и через пару секунд из стоявшего неподалёку дома вывели под руки трёх отчаянно сопротивлявшихся человек. Они были одеты совсем по-простецки: в лёгкие рубахи, грязные штаны камуфляжного цвета, да берцы. Зоркий капитан смог разглядеть на, видимо, девушке что-то похожее на расстёгнутую гимнастёрку без каких-либо опознавательных знаков. Их подвели к палачам. Рицци в предвкушении перезарядил свою Беретту92FS. Пистолеты данной модели были практически у всех. — Он Вам не понадобится, инспектор. Мы отвезём этих жалких партизанишек к нам в контору на допрос. — Обернулся к нему капитан и, не дожидаясь его ответа, повернулся обратно к толпе. — Взгляните на этих ободранных, грязных мерзавцев! Неужели они стоят жизней добропорядочных итальянцев? — Риторически спросил пээсэсовец. — Неужели мы вынуждены наказать за их чудовищный проступок ни в чём не повинных людей? — Ты не посмеешь, фашистский ублюдок! — Рявкнул самый младший диверсант, парень, которому на вид и шестнадцати не было. За своё весьма резкое заявление он получил мощный удар пистолетом по лицу. Его ударил инспектор Рицци, стоявший рядом. — Как ты, мегзкая свинья, смеешь оскогблять сотгудника ПСС?!.. Ему не ответили. — Великий вождь всегда готов простить. — Вновь обратился капитан к сельчанам. — Если тот, кто покрывал врагов народа в своём доме, нарушая законы нашего славного государства, не выйдет вперёд в следующие десять секунд, мой отряд будет вынужден отобрать десятерых человек, включая женщин, стариков и даже детей, и провести показательную экзекуцию путём расстрела в назидание перед гражданами Италии. — Спустя недолгую паузу он начал считать: — Один… Два… Три… Четыре… — Даже не вздумай, шавка! — Вновь крикнул мальчишка, отчаянно пытаясь вырваться. — Заткнись, Блоха! Хуже будет. — Подала голос девушка, не смотря в его сторону. Партизан, что удивительно, заткнулся. — …Семь… Восемь… Девять… Деся!.. — Диверсанты зажмурились, уже ожидая услышать крики женщин и детей, но ко всеобщему удивлению — и госслужащих, и их врагов — вперёд вышел среднего роста мужчина с короткой стрижкой и щетиной. — Это я. Я их покрывал, господин офицер. — Вы правильно сделали, что сознались. Так будет лучше для всех. — Сказал контрразведчик. К мужчине подошли два сквадриста, связали ему руки верёвкой и повели прямиком к виселице. — Марко?.. Марко, сынок!.. — Послышалось откуда-то с задних рядов, и вскоре взору фашистов предстала старая сгорбленная фигура в монашеском одеянии. — Синьора, назад! Иначе я буду вынужден открыть огонь! — Выкрикнул один из полицаев, но престарелая монахиня, видимо, из единственного в этом захолустье монастыря, продолжала идти навстречу сыну и солдатам. Полицай вскинул винтовку. — Нет!.. — Заорал Блоха и рванулся с нечеловеческой силой, отчего амбал, удерживающий его, пошатнулся и машинально разжал руки. Следующие события произошли буквально за пять секунд. Партизан ринулся к наставившему на пожилую женщину винтовку полицаю, намереваясь наброситься на него и повалить на землю. Тот не успел среагировать, но ему и не пришлось: с поразительной скоростью капитан ПСС достал пистолет из кобуры и выстрелил мальчишке в затылок. Брызнула кровь, несколько капель попали на пиджак Солинаса, и диверсант тяжело рухнул на землю, подняв фонтан из грязи. Часть этого также попала на старосту вспомогательной полиции, отчего тот невольно поморщился. — Нет, Блоха!.. — Отчаянно завопили в унисон оставшиеся партизаны, но им грубо запихали в рты какие-то грязные тряпки. Монахиня испуганно начала креститься и молиться, а жители деревни явно запаниковали, кто-то из женщин закричал, дети заплакали. Инспектор Рицци подошёл к матери предателя и, приговаривая что-то успокаивающее и уверяя, что её сына просто допросят и отпустят, увёл старушку с кровавой площади. Солинас и сам невольно перекрестился. Дальнейшая экзекуция прошла, можно сказать, успешно: на шею Марко повесили табличку с надписью «Я предатель. Я помогал партизанам.», поставили его на табурет, обвязали шею верёвкой и повесили. Последнее слово сказать не дали. Партизан вскоре погрузили в грузовик и отправили прямиком в главное здание ПСС — туда, на проспект ненавистного Маттеотти. Полковник Кальцабиджи явно будет рад самостоятельно провести допрос с применением своих знаменитых методов.***
Королевство Италия взглянул на часы: без пятнадцати девять вечера. Разговоры с Японской империей отвлекли его от важных дел. Италия недавно заметил одну интересную деталь — сколько бы он ни подписывал директив, меморандумов и указов, бумажек на столе меньше не становилось. Воистину странное ощущение. У японца дела шли как нельзя лучше: он почти полностью вакцинировал население своего государства, а его военный министр начал масштабные армейские реформы. Экономика, что удивительно, тоже не пребывала в упадке — несмотря на то, что Евросоюз, США и даже Россия с Китаем наложили на страну Восходящего Солнца тонну санкций, она смогла найти лёгкий выход из ситуации — торговать со странами арабского мира, Южной Америкой и Африкой. Яи также сообщил, что они со своим правительством всё-таки добились согласия императора и кардинально переписали конституцию практически с нуля. Теперь тамошнее воплощение государства обладало гораздо большей властью и могло диктовать свои условия, а новым премьером стал всё тот же военный министр — Тэтсуо Накагава. Хорошо у них там, на востоке… Не то, что здесь. Королевство не был безмозглым фанатиком или просто тупым, чтобы не понимать, что битва за Терни проиграна. Конечно, было грустно это осознавать, но проиграть битву — это ещё не проиграть войну! Да и слишком затянулось уже вот это всё. Италия вновь опустил взгляд в бумагу, лежащую на столе. На ней крупным шрифтом было написано: «Sei mesi — Sei comandamenti». Этот документ утверждал безумный, но очень даже возможный план — закончить войну за полгода. Авторами этой идеи были Визель и Сальмоне — министр экономики и финансов. Эти самые Шесть заповедей утверждали усиленное производство военной техники и экипировки, всеобщую мобилизацию, формирование добровольно-принудительных батальонов из НАТОвских пленников, частичное сокращение штабных работников и их высылка на фронт и прочее. Простые работяги должны будут стоять у станков практически круглосуточно, но Сальмоне пообещал, что это значительно увеличит шансы на победу и гарантирует завершение войны менее, чем за год. В любом случае эта война достала уже абсолютно всех, она выматывает нервы и заставляет ночами напролёт торчать над картами и писать бумаги. Благо, Визель всегда кофе вовремя таскает, да Моррети прогнозирует скорый разгром и НАТО, и Итальянской Республики. Ну, разгром-то, наверное, будет нескорый, но никто из партийцев даже не сомневался, что он будет обязательно. Скоро ряды MFI пополнятся персами вновь — Иран звонил недавно и заявил, что ещё около трёх тысяч его военных желают отправиться в итальянское пекло, а с первого сентября любой желающий с любого уголка мира сможет приехать помогать фашистам побеждать. — «Когда-нибудь всё закончится. Белая полоса в жизни всегда сменяет чёрную. Мы обязательно победим, несмотря ни на что.» — Внушал себе Италия, куря и с задумчивым видом смотря в окно на ночную площадь Синьории. Его целеустремлённость никогда не погаснет.