— ¤ O ¤ —
— И вот я стою там… — Рон оживленно разводит руками, как он всегда делает, когда находится на грани опьянения. — …с целым ворохом взбешенных карликовых пушистиков, разбегающихся по всему полу… — …не забудь про миниатюрных игроков в квиддич, кружащих вокруг твоей головы… — смеется Джордж. — …а этот чертов ребенок просто стоит там, прямо передо мной, и невинно моргает… как будто я в чем-то виноват! На притворное возмущение Рона Ли и Анджелина разразились громким смехом, и даже Гарри не может удержаться от улыбки при мысли о Роне и том ребенке в магазине. Они в «Дырявом котле». Там многолюдно и шумно, и Гарри понятия не имеет, зачем он согласился прийти. За исключением того, что во всем виноват Рон. По-видимому, «Дырявые среды» — это «учреждение», которое слишком хорошее, чтобы его пропустить. Гарри понятия не имеет, что подразумевается под учреждением, но он уверен, что для этого нужно нечто большее, чем несколько повторных вылазок. Прошло пять недель с тех пор, как Малфой переехал к ним, и три недели с тех пор, как Рон бросил курсы авроров, чтобы присоединиться к Джорджу в магазине. Это уже четвертая «Дырявая среда» подряд, и Рон уже несколько недель уговаривает Гарри присоединиться к ним, утверждая, что ночная прогулка с ребятами пойдет ему на пользу. Гарри не уверен, что разделяет его мнение. Единственное, чего он добился за сегодняшний вечер, — это чертова головная боль. — Угадайте, что она сказала? — Джордж в конце концов вздыхает между затихающими приступами смеха. — Она сказала… — он останавливает себя, чтобы сделать успокаивающий вдох, прежде чем продолжить. — В этой совершенно серьезной пятилетней манере она говорит: «Мистер Уизли, почему вы такой странный?» Это заставляет всех снова засмеяться, а Гарри просто улыбается и качает головой, глядя на своих друзей, прежде чем сделать еще один глоток пива. — О, добрый Годрик, это чертовски бесценно! — говорит Анджелина, когда наконец справляется со смехом. Ее глаза искрятся весельем, и Гарри понимает, что впервые после войны он видит человека, который выглядит совершенно счастливым. Не то чтобы она была такой. Не то, чтобы кто-то из них действительно был таким. Отсутствие Фреда все еще болезненно ощущается, особенно когда они сидят втроем: его девушка, его брат-близнец и его лучший друг. Но они все пытаются. Пытаются ожить. Пытаются жить дальше. Алкоголь, очевидно, помогает. По крайней мере, им. Гарри кажется, что пиво тянет его еще ниже в пропасть. Еще глубже в боль. Дальше в эту черную дыру горя. — Кто-нибудь готов к еще одному раунду? — предлагает Ли. — Разве ты не собирался пораньше лечь спать? — спрашивает Анджелина с ласковой улыбкой на губах. — Да, хотел. Но потом я подумал, что мне лучше воспользоваться моментом. Понимаете, когда мое утреннее шоу начнет выходить в эфир, у меня, наверное, не будет ничего, кроме ранних свободных вечеров. — Он выпячивает нижнюю губу в шутливой гримасе, а затем говорит: — Эй, я забыл. Мы наконец-то выбрали название для шоу. Драматическая пауза быстро обретает желанное предвкушение и нетерпеливые жесты рук. — Подождите… — руки Ли приостанавливаются в воздухе, напоминая Гарри дирижера перед своим оркестром, а Джордж поддерживает барабанную дробь пальцами. И наконец, — «Река историй». — Превосходно! — Потому что ты знаменитая Река из «Поттеровского дозора», верно? Это потрясающе, чувак. — Да, и очень кстати, учитывая, что ты всегда говоришь то, что думаешь. — Чертовски блестяще, — восклицает Рон, поднимая свой стакан и чуть не выливая его оставшееся содержимое на себя. Вероятно, ему не следовало бы больше пить сегодня вечером, но Гарри слишком занят тем, чтобы следить за собственным потреблением алкоголя, чтобы беспокоиться. — Итак, как насчет этого раунда? — спрашивает Анджелина. — Нет, нет, Ли-лапочка, просто оставайся на месте. Я сама справлюсь. — Она встает и обводит взглядом стол. — Итак, кто-нибудь выбывает или все в игре? — Просто неси это, детка, — усмехается Джордж и машет ей в сторону бара, прежде чем Гарри успевает отказаться от очередной порции. Очевидно, именно из-за нее они договорились видеться по средам. По словам Рона, по четвергам у нее единственный выходной, поэтому, если она захотела бы прилечь отдохнуть и прийти в себя после такой ночи, единственным вариантом была среда. Пока она только в запасной группе команды, но она все равно обязана являться на тренировки и матчи, как и все остальные. Ребята начинают обсуждать, не заказать ли им что-нибудь перекусить — спорят о плюсах и минусах чипсов и сухариков против начос — и Гарри снова отключается. Ему действительно пора идти домой. Он провел здесь уже около двух часов, и это больше, чем он когда-либо думал, что ему удастся провести в этой шумной обстановке. Подумать только, совсем недавно он наслаждался подобными прогулками, а теперь просто жаждет еще одного тихого вечера. Мерлин, когда он успел стать таким старым и скучным? Незаметно проведя большим пальцем по конденсату на почти пустом стакане, Гарри напоминает себе, почему он все-таки решил присоединиться к ним. Коттедж Андромеды — единственное место, где он хотел бы оказаться, за исключением одной крошечной детали. Малфой. И стало еще хуже с того самого дня, когда произошла утечка газа (или, как Гарри втайне называет это событие, «фиаско на кухне»). Потому что после последующего урока работы с чайником Гарри почувствовал себя обязанным пережить несколько подобных взаимодействий с этим гадом. Только сегодня утром, например, он показывал ему, как пользоваться тостером. Как это может быть трудно? Есть только один рычаг, который нужно нажать, ради Цирцеи. Но похоже, что Малфой боялся использовать его — или не хотел, или что угодно — только потому, что это «чертова маггловская штуковина». Его скептическое неприятие всего маггловского почти так же раздражает, как и его надменное высокомерие. И не похоже, что Гарри приходится мириться с этим мерзавцем только тогда, когда они находятся в одной комнате. В последнее время кажется, что Малфой повсюду, даже когда на самом деле это не так. Он может прятаться в кабинете, а Гарри случайно наткнется на одну из его книг, лежащую в гостиной. Или Гарри мог играть с Тедди на заднем дворе, а Малфой в окне своей спальни мечтал о Бог знает чем. А на днях, когда Гарри решил вздремнуть, он услышал шум воды, бьющейся о кафель, который подсказал ему, что Малфой принимает душ в соседней комнате. Тревожные образы, вызванные этим инцидентом, до сих пор преследуют его несколько раз в день. Например, сейчас. Блядь. Гарри внутренне застонал и проклял свой извращенный мозг за его настойчивое нежелание сотрудничать. — Гарри? — А? — моргает он, мысленно встряхивая себя. — Ты опять где-то витаешь, приятель, — усмехается Ли, игриво пихая его локтем в бок. — Берегись, а то окажешься у Януса Тики с профессором Локхартом. Гарри только закатывает глаза, а остальные начинают посмеиваться. — Ты уверен, что с тобой все в порядке, приятель? — говорит Рон, нахмурившись от беспокойства. — Да, конечно, — говорит Гарри; ложь теперь получается сама собой после нескольких месяцев практики. — Тогда почему я тебе не верю? — Я не знаю, — вздыхает Гарри. — Может, это пиво помутило твой разум, приятель. — Нет, я знаю тебя достаточно долго, чтобы заметить, когда что-то не так. — Говорю тебе, ничего страшного. — Кроме этой истории с Малфоем. Может, ему стоит просто рассказать им о Малфое? Да, наверное, стоит. Он и так слишком долго откладывал это, но подходящего момента все не было. Может быть, именно сегодня он наконец-то сделает это. Но что они скажут, когда узнают, что он так долго скрывал от них правду? Гарри делает еще один глоток пива, чтобы ослабить нарастающее давление на виски. — Да ладно, — подначивает Рон, — я не видел тебя таким рассеянным со времен твоей одержимости Малфоем. Подавившись, Гарри едва удается удержать полный рот пива от выплескивания на стол. — Я не… — после серьезного приступа кашля он наконец прохрипел: — Я не знаю, о чем ты говоришь. — Как будто ты не знаешь? — Рон хмыкает и покачивает бровями так живо, что Гарри чуть не тошнит от этого зрелища. — Подожди-ка, — усмехается Джордж, — а ну-ка, расскажи, пожалуйста, младший братишка. Дни одержимости Малфоем? Почему я никогда не слышал об этом? — О да, — усмехается Рон. — Это было на шестом курсе, к тому времени ты уже давно покинул Хогвартс. — на что Гарри стонет и посылает своему лучшему другу испепеляющий взгляд. — О, ты бы его только видел. Всегда искал его на людях, всегда следил за ним на уроках. Каждый вечер с картой в руках, наблюдая, как имя Малфоя перемещается по коридорам. Всегда строил догадки о его местонахождении и гнусных планах, которые он мог замышлять. — И я был прав, не так ли? — отвечает Гарри, не обращая внимания на то, что Рон просто продолжает говорить поверх него. Не то чтобы все это было неправдой, просто формулировка Рона заставляет все это звучать так… двусмысленно? Двусмысленно? Гарри не знает, на что это похоже, но он надеется, что тусклый свет скроет внезапный румянец на его щеках. Или, может быть, он может списать это на алкоголь? Блядь как же здесь жарко, не правда ли? — Он доводил нас до безумия своими постоянными придирками. Ухмылка Джорджа теперь доходит почти до середины его лица. — Ого, это звучит серьезно, приятель. Жаль, что нас не было рядом, чтобы засвидетельствовать это. — Ты должен радоваться, что пропустил это, — ворчит Рон и морщится. — Это было чертовски раздражающе. — Да, могу себе представить, — хмыкает Ли, обнимая Гарри за плечи и дразняще сжимая их. — Но опять же, разве наш маленький Гарри не был всегда одержим Малфоем? — Да, — кивает Анджелина с искрящимися глазами, — Я помню то время, когда… Гарри вновь застонал. — Эй, перестаньте. Я сижу прямо здесь. — Прости, приятель, но это правда. — Ли убирает руку с плеча Гарри, чтобы взъерошить его волосы. Не то чтобы это что-то изменило в его непокорных локонах, но это заставляет Гарри чувствовать себя лет на шесть. Он отталкивает его руку, но Ли лишь уворачивается и смеется. — То соперничество, которое у вас было на поле, выходило за рамки обычного. — Слушайте, а я знаю! Это же из разряда легенд! — восклицает Джордж. — Знаете, Фред всегда настаивал, что… И вот так настроение меняется, и все за столом замолкают. Джордж просто рассеянно смотрит на бокал в своих руках, а Ли и Рон занимают себя тем, что делают очередные глотки из своих бокалов. Гарри чувствует, как его грудь болезненно сжимается, и бросает взгляд на Джорджа, замечая утешительную руку Анджелины, лежащую на запястье одинокого близнеца. — Как насчет глотка свежего воздуха? — предлагает она, явно желая помочь Джорджу прийти в себя. — Да, — вздыхает он надломленно. — Хорошо. Когда Гарри наблюдает, как они направляются ко внутреннему дворику, Ли наклоняется к ним и бормочет: — Держу пари, они будут целоваться до Рождества. — Ты думаешь? — Гарри слышит свой голос, пораженный неожиданной сменой темы. — Но она ведь встречалась с его братом? Разве это не жутковато? — С чего бы это? — Ли качает головой, заставляя свои дреды колыхаться. — Нет, ты послушай. Они сблизятся из-за взаимной потери и найдут утешение в объятиях друг друга. — Я всегда считал, что она тебе нравится? — нахмурился Гарри. — Разве не ты должен утешать и пытаться завоевать ее? — Нет, я никогда не смогу дать ей то, что ей нужно, — вздыхает Ли. — Я уже давно принял это и решил быть ее другом. — Это отстойно, чувак. — Нет, на самом деле это не так, — улыбается Ли, — Быть ее другом на самом деле очень здорово. — Держу пари, — говорит Гарри, — что так и есть. — Ты будешь это пить или как? — Рон внезапно вклинивается с другой стороны Гарри, указывая на его пиво взмахом руки. — Нет, — рассеянно говорит Гарри, — ты можешь взять его, если хочешь. — Спасибо, приятель, — радостно восклицает Рон и делает большой глоток. — Так ты когда-нибудь скажешь мне, что тебя беспокоит, или как? Гарри поднимает взгляд на Рона, приготовившись к оборонительному взгляду. Но при виде его озабоченного хмурого взгляда он уступает. Может быть, ему стоит просто сказать это. Сделав глубокий вдох, чтобы подготовиться к натиску, Гарри поворачивается и смотрит Рону прямо в глаза. Он не может просто сказать об этом прямо. Гарри знает, что ему нужно как-то смягчить своего друга, иначе Рон точно выйдет из себя. Наконец, он решает: — Ты помнишь слухи о том, что Малфой покинул Мэнор после испытаний? — Да, — хмуриться Рон, явно озадаченный вопросом. — Папа говорит, что Аврорский отдел более или менее подтвердил это. Но они до сих пор не выяснили, куда он отправился. — Малфой-младший? — вклинивается Ли, наклоняясь над липким столом, чтобы добиться зрительного контакта с Роном. — Клянусь, он прячется где-то с оставшимися Пожирателями Смерти, которых они еще не смогли поймать. Серьезно? — Ты думаешь? — спрашивает Рон. — Я все еще думаю, что он отдыхает на шикарном крыльце какого-нибудь захудалого виноградника во Франции. У него же французская фамилия, не так ли? Вы забыли о том, что ему запрещено покидать страну? — Да, я так тоже думаю, — говорит Ли. — Я слышал, что тот парень Забини переехал в Италию со своей мамой. Может быть, он с ними? Они ведь раньше были друзьями, верно? — Точно, — подхватывает Рон, — или он с этой глупой коровой Паркинсон в Дурмстранге? Ты, наверное, шутишь? Откуда ты вообще знаешь о местонахождении всех этих слизеринцев? Гарри озадаченно сидит между ними, не в силах вмешаться в их рассуждения. Их перепалка между собой постепенно вызывает у него тошноту. Он пришел сюда, чтобы хоть на пару часов отвлечься от этого надоедливого гада. Почему он снова заговорил о нем, ведь минуту назад они только что оставили эту тему? — Что мы пропустили? — внезапно прерывает Джордж, стоящий у стола со свежим пивом в руках, а Анджелина прямо за ним. Отлично. Давайте все присоединимся к веселью. — Мы говорим о Хорьке. Спасибо, — говорит Рон, принимая стакан, который предлагает ему Анджелина. — О том, где он мог спрятаться. — Малфой? — Джордж ухмыляется, садясь, ловя взгляд Гарри через стол и подмигивая. — Ты снова думаешь о Малфое? Пожалуйста, убейте меня сейчас. — Как так получилось? — Анджелина поднимает забавную бровь в сторону Ли. — Хм, — размышляет Ли, — кажется, Гарри собирался наконец рассказать нам, что его так выбило из колеи в последнее время. — Он хмурится. — Хотя, я не знаю, как это обернулось тем, что Малфой покинул поместье… — Гарри, — мягко говорит Анджелина, прерывая Ли. — Почему бы тебе не начать с самого начала? Потому что я не хочу. Гарри вздыхает. Вот оно. Пора. — Малфой живет у своей тети. — С Беллатрисой? — прошипел Рон, широко раскрыв глаза. — Но разве она не… — Нет, у его другой тети, — пробурчал Гарри, бросив на Рона укоризненный взгляд. — У кого? — Анджелина хмурится, сбитая с толку, в то же время Джордж говорит: — У Андромеды? Но разве это не там, где… Гарри поворачивается к нему с устремленным на него взглядом. — Да. — Оу, — удивленно моргает Джордж. — Оу, — эхом повторяют Ли и Анджелина. Да, точно. Оу. — Что? — нахмурился Рон. Он явно достаточно выпил. Гарри вздыхает и просто смотрит на него, ожидая, пока его друг соединит все точки. Когда он это делает, его лицо преображается почти комично: брови в замедленной съемке поднимаются к линии волос, рот открывается, а глаза расширяются до размеров блюдец. — Он… Ты… — он моргает. Несколько раз. Гарри устал. Он скучает по тишине и покою детской комнаты Тедди. Он хочет домой. Именно так. Он хочет уже быть дома, лежать в своей постели, а не вести этот разговор. Может быть, вся эта ночь — просто сон? Было бы неплохо. Рон прочищает горло. — Как долго? И… вот как раз сейчас и начнутся укоры. Гарри должен был догадаться, что не стоит так долго скрывать этот секрет, эту сенсацию, от своего лучшего друга. Он старается держать себя в руках. — После суда. — И вы еще не убили друг друга? — недоверчиво спрашивает Джордж. — Мужик, я впечатлен, — усмехается Ли. — Может быть, для вас двоих еще есть надежда. Гарри хмуро смотрит на парня рядом с ним. — И что это должно означать? — Ничего, — невинно отвечает Ли, быстро поднимая руки в знак капитуляции, — абсолютно ничего. — Но… — начинает Рон, все еще недоумевая, и Гарри оборачивается, чтобы посмотреть на своего товарища. Джордж и Анджелина о чем-то хихикают, но Гарри сейчас не до того, чтобы выяснять причину. — Но это же было месяц назад? — Да, — вздыхает Гарри. — Пять недель и один день, если быть точным. — И ты так ничего и не сказал? — Гарри морщится. — Неудивительно, что в последнее время ты был не в духе, приятель. Это должно быть хреново. — Да, это так, — говорит Гарри, хотя он не уверен, что согласен с этим. — Это действительно так и есть. Согласие с тем, насколько Малфой — отстой, — это одна из тех вещей, которые всегда сближали их двоих. И если он сможет помочь Рону сосредоточиться на этой части проблемы, возможно, Гарри сможет отвлечь внимание Рона от проблемы сохранения секретов и вместо этого завоевать Рона с помощью сочувствия. — Черт возьми, — вздыхает Рон, качая головой. — Мне так жаль, приятель. Я даже не могу представить, каково это… жить с этим тупым придурком. Это не так уж и плохо, если привыкнуть. Ох, да ладно. Это просто гребаный кошмар. Ладно, просто скажи себе это, приятель. Ты знаешь, что это неправда. Так и есть. — Эй, — восклицает Рон, отрывая Гарри от дебатов в его шизофреническом сознании. — Почему бы тебе просто не переехать обратно домой к нам? Я знаю, что тебе нравилось жить с Андромедой и Тедди, но все должно быть лучше, чем жить с Хорьком, верно? Нет. Даже когда Малфой рядом, Гарри знает, что ничего не может быть лучше, чем жизнь с Тедди. Гарри не может даже представить себе, как можно прожить хоть один день вдали от своего крестника. Ребенок нужен ему, чтобы заземлить его. Кроме того, Андромеда сказала, что он член семьи. — Рон, — тихо говорит Джордж, ненадолго встречаясь взглядом с Гарри, когда Гарри смотрит на него. Там мелькает понимание, хотя Гарри не совсем уверен, что оно подразумевает. — Если бы Гарри хотел уехать, он бы уже наверняка переехал, ты так не думаешь? — Да, наверное, — хмурится Рон неубедительно. — Я просто не… — Все в порядке, — говорит Гарри, мягко похлопывая Рона по спине. — Правда. Но спасибо за заботу. — Конечно, приятель. Просто пообещай мне послать Патронуса, пока он не убил тебя во сне или как-то еще. Гарри не может не усмехнуться на это. — Я уверен, что до этого никогда не дойдет, но да, конечно, я это сделаю. — Хорошо, — кивает Рон. — Это хорошо. Вскоре они решают закончить вечер, но не раньше, чем Гарри заставляет их всех пообещать никому не рассказывать о местонахождении Малфоя. Он не то чтобы не доверяет им, он просто хочет убедиться, что в коттедж Андромеды внезапно не вторгнется разъяренная толпа противников Пожирателей Смерти — или стая алчных журналистов — только потому, что кто-то случайно сказал что-то не то и не в то время. Гарри знает, что Гермиона рано или поздно узнает об этом, Рон не сможет держать язык за зубами в ее присутствии. И если Гарри повезет, может быть, она не пошлет ему вопиллер, выражающий ее разочарование, когда она об этом узнает. Только представь, что подумает Малфой. Или, что если тот начнет вопить о Малфое, а Малфой услышит… Черт. Может, будет лучше, если он пошлет ей сову с сообщением до того, как это сделает Рон… Да, безусловно, это было бы лучше.— ¤ O ¤ —
В детской тихо и спокойно, слышно только спокойное дыхание Тедди. Гарри стоит у окна и смотрит на мирную долину. Яркие осенние краски, такие яркие днем, почти исчезли в мягком свете растущей луны. Небо чистое, мерцает миллионами звезд, и Гарри рассеянно думает о том, каково это — летать в такую ночь. Оконное стекло холодит его плечо, ранний октябрьский воздух просачивается сквозь оконные щели и впитывается в его теплую кожу. Гарри не возражает. Прохлада не дает ему уснуть, помогая избежать кошмаров. Так и должно быть. Вот почему он всегда оказывается здесь. Гарри благодарен за свои шерстяные носки — он всегда ненавидел, когда пальцы на ногах становились ледяными. Молли сделала их для него, связав из заколдованной пряжи, которая должна всегда согревать своего владельца. Однако в прошлом году ему так и не удалось избавиться от холода в палатке: холод всегда пробирался по его икрам посреди ночи, когда чары ослабевали. Очевидно, они были не предназначены для того, чтобы чары держались несколько дней подряд. Возможно, он уже должен был привыкнуть к ним, к кошмарам. Они были с ним столько, сколько он себя помнит, его единственные верные спутники в постели. Их содержание могло меняться с течением времени, но их влияние на его жизнь всегда оставалось неизменным. Правда, все эти видения Волан-де-Морта всегда были самыми ужасными; но опять же, они не были обычными кошмарами. Гарри вздрагивает при этой мысли, бросая взгляд на кроватку, чтобы еще раз напомнить себе, что эта часть его жизни действительно закончилась. Тедди — единственный, кто может напомнить ему об этом. Тедди — единственный, кого он так и не встретил до окончания войны. Видя его мирно спящим, Гарри вспоминает, что этому мальчику, возможно, никогда не придется пережить войну. Он сможет вырасти, не зная, что такое бежать от врага или бороться за свою жизнь. Тем не менее, ему всегда придется жить с последствиями войны, расти, не зная своих родителей — так же, как и самому Гарри. Разница между ними в том, что Гарри всегда будет рядом с ним, рассказывая ему о его храбрых родителях и о том, какими удивительными они оба были. Римус, добрый, заботливый оборотень — верный друг, уважаемый отец и блестящий профессор. Дора, веселая, причудливая метаморфомаг — верный член Ордена, яростный аврор и самая отважная хаффлпаффка, которую Гарри когда-либо встречал. Гриффинпафф и Хаффлдор — идеальная комбинация. Гарри улыбается, глядя, как Тедди ворочается в своей кроватке, обхватив крошечным кулачком одеяло у себя под боком. Что будет с тобой, мой маленький Лунный жук? За окном ухает сова, и взгляд Гарри возвращается к окну. Порыв ветра шевелит листья большого клена, и Гарри наблюдает, как некоторые из них срываются с веток и падают на землю. До Хэллоуина осталось меньше месяца. Он уже решил, что в этом году навестит их могилу. Гермиона уже предложила пойти с ним, она сделала это в своем последнем письме, но Гарри знает, что должен пойти один. Он принесет венок из лилий, не наколдованных, а настоящих маггловских. Может быть, ему стоит принести и фонарь? Будет приятно знать, что у них будет свет, чтобы скрасить темноту. Гарри также хочет посетить руины их дома, дома, где они жили, — его дома, — но он не уверен, что сможет это сделать. Воспоминания о смерти родителей все еще преследуют его, эта яркая вспышка зеленого света появляется почти каждую ночь, независимо от того, какой кошмар мучает его в данный момент. Сегодня ночью снова была завеса. На этот раз Андромеда исчезала сквозь нее. Гарри всегда тянется, чтобы схватить ее, всегда слишком поздно, всегда проводит кончиками вытянутых пальцев по тыльной стороне ладони, прежде чем увидеть, как она падает в темноту. Гарри всегда просыпается охрипшим после таких снов, а его голосовые связки не работают после криков и плача. Спасибо звездам за хорошие Заглушающие чары. С лестничной площадки до него доносится тихий скрип открываемой двери, а затем приглушенные шаги — кто-то направляется в ванную. Гарри не нужно гадать, кто издает эти звуки, он уже понял по направлению шагов, что это Малфой. Интересно, как он себя чувствует. Конечно, ему должно быть одиноко сидеть в этом доме целый день и так изо дня в день. Да, Гарри тоже так делает; но, по крайней мере, он ходит в Нору каждое воскресенье. И он даже ходил в «Дырявый котел» на прошлой неделе. Более того, Гарри никогда не возражал против одиночества. Можно даже сказать, что время от времени ему это нравится. Настолько, что поступление в Хогвартс и проживание в одной комнате с четырьмя другими мальчиками, по правде говоря, было довольно сложным испытанием. С другой стороны, Малфой никогда не казался Гарри человеком, который охотно ищет одиночества. Возможно, именно это впервые обратило внимание Гарри на изменившееся поведение Малфоя на шестом курсе. До этого Гарри не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел его без компании. Не только в компании Крэбба и Гойла, но и других. Забини. Нотта. Паркинсон. Булстроуд. Целая свита, следующая за своим почитаемым ледяным принцем, королевский двор, зависящий от каждого его слова. За столом Слизерина он всегда был в центре внимания, даже в глазах своих старших сверстников. Его остроумия и харизмы хватало как минимум на троих человек, и он всегда привлекал внимание, когда входил в комнату. Задолго до того, как сам Гарри понял, что его привлекают не только девушки — а это, честно говоря, было не так давно, всего несколько месяцев назад, — он слышал, как люди говорили о красивых чертах лица Малфоя. Он знал, что нравится девушкам, это было видно по тому, как они всегда хлопали ресницами в его сторону, и он также знал, что многие мальчики завидовали его яркой внешности и популярности. Вспоминая ту молодую, оживленную версию Малфоя, Гарри не может отрицать, что наблюдение за его старшим, мрачным «я» смущает. Что случилось с тем счастливым, энергичным парнем? Он все еще где-то там, или война убила и его, вместе со всеми остальными? Малфой по-прежнему ведет себя так странно рядом с ним, даже после того, как они начали разговаривать друг с другом. Как будто он не знает, как подойти к Гарри, теперь, когда обстоятельства не позволяют им ссориться, как раньше. Гарри думает, что и с ним то же самое, но он хотя бы пытается. Малфой по-прежнему избегает его, как чумы, скрывается за закрытой дверью при каждом удобном случае, и Гарри еще не видел, чтобы он инициировал хоть один разговор между ними, будь то только мимоходом сказанное «привет». Однако Малфой не перестает наблюдать за ним. Гарри чувствует его взгляд на себе, как щекотку пера, каждый раз, когда это происходит, а это бывает несколько раз в день. Иногда Гарри удается поймать его взгляд, но прежде чем их глаза встречаются, тот отводит взгляд в сторону. Гарри часто мечтает стать искусным легилиментом, чтобы узнать, что происходит в голове у блондина; но с другой стороны, Малфой, как говорят, хорош в окклюменции, так что это желание может оказаться напрасным. Дверь в ванную открывается, и шаги возвращаются по лестнице в сторону комнаты Малфоя. Но прежде чем они достигают места назначения, они замирают, как бы обдумывая план действий. Затаив дыхание, Гарри чувствует, как учащается сердцебиение, прислушиваясь к звуку шагов Малфоя, направляющегося в детскую, к нему. Беспокойный, но в основном любопытный относительно намерений Малфоя, Гарри переводит взгляд на окно, притворяясь неосведомленным в попытке успокоить Малфоя. Переключив внимание, Гарри с удовлетворением обнаруживает, что все еще сможет наблюдать за реакцией Малфоя через отражение в стекле. Мягкий луч теплого янтарного света проникает в комнату, когда дверь бесшумно открывается. Он исходит от ночника, установленного снаружи на лестничной площадке, и медленно распространяется по ковру, лаская кроватку на пути к противоположной стене. Тень Малфоя рисует резкий силуэт в центре, увеличивая его острые черты на стене, и на секунду Гарри забывает, как дышать. Уделив внимание спящему ребенку в кроватке, Малфой не сразу замечает Гарри возле окна. Гарри сразу же чувствует, когда он это делает, — даже без зрительных образов он понял бы это мгновенно. Мир словно внезапно замирает, затаив дыхание в ожидании того, что может произойти дальше. Ощущение, что время замедлилось, а в воздухе между ними витает напряжение, подобное тому, как собирается магия в сердцевине перед произнесением заклинания. Гарри знает, что Малфой тоже чувствует это, слышит его сбившееся дыхание, когда его взгляд останавливается на ссутулившейся фигуре Гарри возле окна. Кажется, что прошла целая вечность, а Малфой все еще стоит на месте, держа руку на дверной ручке, и Гарри так и хочется повернуться и посмотреть на него. Но он сдерживается, пытаясь сосредоточиться на ровном дыхании. Затем Малфой входит в комнату, закрывая за собой дверь. В отражении на оконном стекле Гарри наблюдает, как Малфой подходит к детской кроватке, наклоняется над ее бортиком и смотрит вниз на мирно покоящегося там младенца. Гарри дает им побыть наедине, прежде чем позволить себе окинуть взглядом это зрелище. Малфой опирается подбородком на скрещенные между собой руки, локтями опираясь на раму кроватки. Он выглядит задумчивым, кажется, не замечая длинных прядей светлых волос, падающих ему на глаза. В лунном свете они блестят, как серебро, и Гарри пытается вспомнить, видел ли он когда-нибудь раньше этого парня с такими длинными волосами. Трудно сказать, учитывая, что он всегда зачесывал их назад. В таком растрепанном виде он выглядит лучше. Так он выглядит более человечным, более доступным. Малфой не замечает пристального взгляда Гарри — а если и замечает, то, похоже, не возражает, — поэтому Гарри позволяет себе смотреть. Даже в этой неформальной обстановке, перегнувшись через край кроватки, Малфой сохраняет величественную осанку. Гарри считает, что это, вероятно, связано с его аристократическим воспитанием, поэтому держать спину всегда прямо для него уже вторая натура. Тонкая ткань его черной шелковой пижамы облегает спину и бедра, очертывая округлые изгибы ягодиц. Гарри чувствует, как вспыхивают его щеки, и отводит глаза, прислоняясь ближе к холодному стеклу у своего бока. Хотя он всегда видел Малфоя, всегда наблюдал за ним, Гарри никогда раньше не смотрел на него так — да и на любого другого парня, если уж на то пошло. Все эти годы он наблюдал за блондином, изучал его; и вдруг он словно никогда не видел его раньше. Гарри не может понять, что с этим делать. В конце концов, Малфой выпрямляется и поднимает руки над головой. В тишине Гарри слышит тихий треск костей, вправляющихся где-то на тонких конечностях тела Малфоя. Он бросает взгляд в его сторону, но ловит ответный взгляд ярко-серых глаз Малфоя. Гарри слегка кивает Малфою в знак приветствия — что было давно запланировано, учитывая значительное количество времени, которое они уже провели вместе в этой комнате, — и чувствует, как улыбка мелькает в уголках его рта, когда Малфой кивает в ответ. Гарри остается стоять у окна, когда Малфой подходит к нему, чтобы занять кресло. Когда Малфой поднимает свои босые ноги, чтобы сложить их рядом, Гарри понимает, что они, вероятно, холодны как лед. Вздрогнув, Гарри посылает еще одну благодарную мысль Молли и возвращает свой взгляд к мирному пейзажу за окном. Малфой удаляется как раз в тот момент, когда над горизонтом показался первый проблеск рассвета, оставляя Гарри в одиночестве наблюдать, как восход солнца окрашивает небо в розовые и желтые цвета, бледный октябрьский свет возвращает яркие краски осени в пробуждающуюся долину.— ¤ O ¤ —
Это происходит снова, после той первой встречи. Почти каждую ночь. Чаще всего Гарри уже находится там, когда приходит Малфой, но иногда все происходит наоборот. Малфой, похоже, предпочитает кресло, поэтому Гарри обычно придерживается подоконника, но бывают случаи, когда Малфой устраивается на полу у детской кроватки, прислонившись спиной к стене. Он все еще босиком, и Гарри до конца не может понять, почему. Иногда они разговаривают, иногда нет. Проходит некоторое время, прежде чем это происходит впервые, а когда это происходит, то это лишь мимолетный, единичный обмен словами, произнесенный тихим тоном, чтобы не потревожить спящего ребенка. — Ночной кошмар? — Да. А у тебя? — Да… Адский огонь? — Да. — Дементоры. — Ох… Жесть. — Ага. Гарри не может не находить их ночное общение довольно странным. В основном потому, что эта новая предполагаемая связь между ними, кажется, существует только в четырех стенах детской, когда весь остальной мир спит. Как только солнце встает на востоке, они возвращаются к избеганию и обрывочным репликам, взглядам и ухмылкам. Это вызывает странный дискомфорт, и чем дольше это продолжается, тем больше Гарри становится не по себе. — Что ты читаешь? — Не твое дело, Поттер. — «Продвинутый перевод рун»? Серьезно, Малфой? — Да, и что? — Нет, ничего. — Так почему ты все еще здесь стоишь? Отвали. … — Ты серьезно, Поттер? — Хорошо. Ладно, я ухожу… Чертов дрочила. — Я слышал это. Однако, как бы ни беспокоила его эта двойственность, Гарри понимает, что начал с нетерпением ждать их ночных встреч. Спокойствие детской, кажется, делает их обоих более искренними — как будто отсутствие дневного света смывает не только краски мира, но и их взаимную неприязнь и уныние. Гарри понятия не имеет, почему это вызывает у него душевный подъем, просто это происходит. — Ты скучаешь по ним? — А? — По твоим родителям. — Конечно… А ты? — Никогда их не знал, но… да. — Извини. — Это не твоя вина. — Все равно. — Спасибо. Когда Малфой решает заговорить первым, это происходит так неожиданно, что Гарри чуть не подпрыгивает от удивления, когда он ссутулился в кресле, перекинув обе ноги через подлокотник. По крайней мере, три четверти часа Малфой сидел в одной и той же позе перед кроваткой, спиной к Гарри, прямой, как стрела, и со скрещенными ногами. Он выглядел так, будто медитирует, и Гарри даже не был уверен, что он не спит. Если кто и мог уснуть в такой позе, так это Малфой. — Мне никогда не нравились дети. — Нет? — Нет. Никогда нельзя было сказать, о чем они думают. — Они довольно ограниченно мыслят, понимаешь? Едят, спят, какают, все повторяют. Легко. — Легко? Для тебя, может быть. — Я ничего не понимал в детях, пока не приехал сюда. — Нет? — Нет. Пришлось учиться на собственном горьком опыте… Хорошо, что Тедди такой очаровательный. — Да, он такой. — Заставляет меня хотеть однажды заиметь своего собственного. — Отец хочет, чтобы я женился и произвел на свет наследника… — Да? — Сказал ему, что род Малфоев закончится на мне. — Серьезно? — Мм-хмм. — И что он сказал? — Я не задержался там достаточно долго, чтобы выяснить это. — А? — Я просто ушел. — И куда ты пошел? — Сюда. — Оу. … — Он действительно очарователен. — Ага. — Особенно во время сна. — И когда не спит… Ты должен проводить с ним больше времени, знаешь ли. — Я бы не знал, что делать. — Оно само придет к тебе. — Ты думаешь? — Да. Тебе стоит познакомиться с ним поближе. Он твой племянник. — Я знаю. Возможно. — Отлично. Гарри начал замечать, что они никогда не используют фамилии друг друга во время этих ночных разговоров. Он не уверен, почему это так, но начинает думать, что это одна из причин, по которой им удается так неожиданно хорошо ладить здесь, в детской. Это, а также тот факт, что присутствие Тедди заставляет их разговаривать только на этих мягких, тихих тонах. Днем нет такой причины сохранять спокойствие и тишину, поэтому, когда они разговаривают, то в основном спорят. Обо всем на свете. Малфой с каждым днем все больше возвращается к своему прежнему язвительному виду, и хотя это раздражает, как и все остальное, это также знакомо и — Гарри неожиданно ловит себя на мысли — немного успокаивает. Пока солнце светит, они оба преуспевают в искусстве проявления пассивной агрессии, язвительным комментариям, которые разлетаются во все стороны, излишне произносимыми согласными. И если и есть какой-то навык, который они оба усовершенствовали за эти годы, так это искусство заставлять фамилии друг друга звучать совершенно отвратительно. — Мерлин, Поттер. Ты что, никогда не читал нормальных книг? — Ну, конечно, да, ты, чертов придурок. — Помимо нормативных учебных пособий? — Я понимаю, почему это может быть удивительным для тебя, но да, Малфой, это так и есть. — Например, что? — Ну не знаю, например, Шекспир? — Ты читал Шекспира? — Думаешь, я вру, Малфой? — Да, Поттер. Я уверен, что это так. — Опроси меня. — Родина Гамлета? — Серьезно, Малфой? Мы собираемся заняться этим? — Да, Поттер. — Ладно, как хочешь. Гамлет родом из Хельсингёра, Дания. — Жена Отелло? — Дездемона. — Волшебник из «Бури»? — Волшебник?.. А, ты имеешь в виду Просперо. — Да. Сколько сонетов? — Сто пятьдесят четыре. Малфой, зачем… — Исторических пьес? — Дай подумать… два, три, шесть, семь, восемь… я бы сказал, одиннадцать? — Назови их. — Ты сейчас шутишь, да? — Разве похоже, что я шучу? — Да, теперь, когда ты об этом заговорил, эта хмурость заставляет тебя выглядеть довольно смешно. Особенно, если добавить этот твой ужасающе-смертельный взгляд. Бинго! Это он. — Тебе лучше стереть эту самодовольную ухмылку со своего лица, Поттер, или… — Или что? — Или я… Ты отклоняешься от темы разговора. Итак, Шекспир… — О, ради Годрика. Я думал, мы уже закончили. — Боишься проколоться, Поттер? — Тебе бы это хотелось. — Ладно. Итак, сколько ведьм… — Три. Столько же, сколько дочерей короля Лира. И в Вероне друга Ромео Меркуцио убивает Тибальт, двоюродный брат Джульетты, которого, в свою очередь, убивает Ромео. И Антонио, венецианский купец, занимает у Шейлока кучу денег, чтобы одолжить их Бассанио, и сам влезает в долги ценой в фунт своей плоти. Мне продолжать, или мы уже закончили? — Да, хорошо. Я думаю, ты можешь обладать некоторыми элементарными знаниями о работах Уиль… — Ты случайно не читал «Укрощение строптивой»? — Не могу сказать, что я это делал. Нет. — Я могу настоятельно рекомендовать ее. Думаю, ты найдешь ее очень увлекательной. — Ты думаешь, я бы… — Да, совершенно точно. Ты, вероятно, сможешь найти ее в кабинете. Андромеда сама очень любит Шекспира. У нее почти все его произведения в том книжном шкафу, если ты не заметил. — Точно. — Итак, викторина окончена? Теперь я могу вернуться к своему «Квиддичному Еженедельнику», или у тебя еще и лекция подготовлена? — Аргх. Отвали, Поттер. — Взаимно, Малфой. Они всегда держатся достаточно сдержанно, чтобы Андромеда этого не заметила, и иногда Гарри кажется, что это стало меньше похоже на их старое злобное школьное соперничество и все больше на игру. Как замысловатый танец. Как будто каждое дневное взаимодействие между ними — это очередной раунд в бесконечной игре ловцов. Еще одно соревнование. Еще один вызов. И если чем и славилось их старое соперничество, так это тем, что никто из них никогда не отступал перед вызовом. И, возможно, именно поэтому их встречи в детской комнате приносят пользу. Потому что, если каждая дневная размолвка — это часть их игры, то каждый ночной обмен — это столь необходимый тайм-аут. Ночь перед 31 октября проходит в молчании. Гарри слишком занят своими размышлениями, а Малфой, похоже, тоже не горит желанием разговаривать. А может быть, он просто видит мрачное настроение Гарри и предпочитает не замечать его. Какова бы ни была причина, Гарри благодарен за тишину и покой, которые позволяют его мыслям свободно развиваться. В то же время он жаждет отвлечься, чтобы хоть на мгновение забыть о дне, который еще скрывается за восточными холмами, ожидая скорого наступления утра. В конце концов, отвлечение побеждает. — Хочешь есть? — Да, немного. — Тогда пошли. И вот так они оказываются вместе на кухне, готовя завтрак в пять утра в семнадцатую годовщину смерти Джеймса и Лили Поттер.— ¤ O ¤ —
Суббота, 31 октября 1998 г. Странно, что в этом доме теперь так тихо, когда Поттера здесь нет. Не похоже, что он действительно производит много шума (хотя мне часто хочется намекнуть на обратное), а когда он действительно шумит, я не то чтобы возражаю. Забавно: раньше меня очень беспокоило каждое напоминание о его присутствии, но недавно я понял, что это довольно… успокоительно, в некотором смысле, слушать звуки его возни (без каламбура) по дому. Андромеда сказала, что его, вероятно, не будет весь день. Я не знаю, где он, но надеюсь, что все в порядке. Сколько я здесь живу, он никогда не уходил больше чем на пару часов за весь день. Даже в день рождения Грейнджер. Ну, в конце концов, сегодня же Хэллоуин — может, у него намечалась вечеринка? Учитывая, кто он такой, и какие у него друзья (шумные и дерзкие гриффиндорцы), и у него, конечно, должно быть много вариантов для вечеринки в такую ночь. Все хотят праздновать с героем, верно? Однако не похоже, чтобы он был в каком-то праздничном настроении, когда уходил. Скорее наоборот, если честно. Сейчас я думаю о том, что в последнее время он ведет себя еще более сдержанно, чем неделю или две назад. Но что я знаю? Не то чтобы я его знаю или вроде того — я имею в виду, действительно знаю его — или что мы действительно много общаемся, даже сейчас. Просто… Я думал, что ему стало лучше. Он выглядел так, будто ему стало лучше; меньше меланхолии и больше похож на себя прежнего. Тедди шевелится во сне. Ну что ж, наверное, мне все равно нужно его поскорее разбудить, иначе он не сможет заснуть сегодня ночью. Да, сегодня я присматриваю за ребенком. Поттер ушел, и вдруг Андромеда решила, что будет хорошей идеей поручить мне на день присмотреть за ее внуком. Сказала, что для меня это будет хорошей возможностью лучше узнать своего кузена. Как будто у меня есть хоть малейшее представление о том, как это делать. Я не знаю. Но как-то я все равно справляюсь. И Поттер прав (о, как меня раздражает сочетание этих двух слов в одном предложении), это действительно помогает тому, что Тедди очарователен. Я расскажу тебе; когда я беру его на руки и его темные волосы меняются на мой платиновый блонд — я превращаюсь в чертову хаффлпаффку, когда он это делает.— ¤ O ¤ —
Боль. Физическая боль. Словно злые когти, сжимающие… все. Сердце. Легкие. Грудь. Боль. Невыносимая боль. Как едкая кислота, распространяющаяся… повсюду. Вены. Нервы. Кости. Пустота. Небытие. Черная дыра скорби, поглощающая все живое. Надежды. Мечты. Цель. Страдание. Отчаяние. Опустошение. Огонь в очаге медленно угасает, пламя постепенно уменьшается и превращается в тлеющие угли. Горящие глаза Гарри, оставшиеся болезненно сухими после бесконечного потока слез, невидяще смотрят на мерцающий свет. В доме тихо, окутанном темнотой, единственным звуком является его неровное дыхание и случайный приглушенный треск из камина, когда угли уступают законам гравитации. Его ноги онемели, лишившись чувствительности после слишком долгого пребывания в одном положении, а сгорбленная спина затекла и болит от напряжения. Он понятия не имеет, сколько времени прошло с тех пор, как он сел, даже не помнит, как он это сделал. Возможно, он даже не делал этого сам, скорее всего, ему помогла добраться до дивана после его возвращения Андромеда. Гарри не знает. Его руки лежат на лодыжках, ноги скрещены перед собой в попытке спасти его ступни в носках от холодного сквозняка деревянного пола. Одеяло, накинутое на его плечи, недостаточно велико, чтобы достать до замерзающих пальцев ног, но, по крайней мере, оно защищает его голые руки от прохладной октябрьской ночи. Горе. Агония. Страдание. Он предполагал, что готов к неизбежному натиску эмоций, ожидал, что они захлестнут его, как только он окажется там. Этот день всегда приносит ему горе и печаль, а также безысходную тоску по родителям, которых он так и не успел узнать. И чем больше он узнавал о них — от всех тех, кто когда-то знал их, — тем больше боли приносила годовщина смерти Джеймса и Лили Поттер. Так что Гарри был готов, когда отправился в Годрикову Впадину этим утром, отягощенный болью в сердце и обильным венком из белых лилий. Только, как выяснилось, когда он пришел на их могилу, не только смерть родителей решила мучить его в этом году, но и всех остальных. Сириуса. Римуса. Фреда. Букли. Добби. Дамблдора. Седрика. Тонкс. Грюма. Снейпа. Лаванды. И Колина Криви. Даже Крэбба. Одно за другим они настигали его, атакуя воспоминаниями, такими же яркими, как и все вокруг — вид падающего Сириуса; звук грохочущего Адского пламени; запах едких проклятий; вкус медной крови; ощущение тела домового эльфа, расслабляющегося в его руках — и все, что он мог сделать, это рухнуть на землю и позволить эмоциям поглотить его. Горе. Сердечная боль. Разбитое сердце. Мягкий звук движения доносится до Гарри сверху, и если бы Гарри не был так озабочен распадом своего ядра, он бы понял, что кто-то спускается по лестнице. Гарри предполагает, что ему, вероятно, следует поскорее отправиться в постель, предаться сну и неизбежным кошмарам, ожидающим его там, но усталость и дрожь не дают ему покинуть тихий уют этого дивана перед умирающим огнем. Подушка сдвигается возле Гарри, когда он садится рядом с ним. Гарри не нужно смотреть, чтобы понять, что это он, он узнает пьянящий аромат зелья для волос Малфоя еще до того, как тот опускается на диван. Он ничего не говорит, не спрашивает, не подталкивает, не пытается подбодрить его. Он просто кладет руки на колени и откидывается назад рядом с Гарри, молча наблюдая за тлеющими углями. Малфой находится достаточно близко, чтобы Гарри почувствовал тепло его тела, касающееся его руки, а его колено находится в нескольких дюймах от бедра Малфоя. Гарри не делает никакого жеста, чтобы поприветствовать его. Однако он чувствует себя успокоенным его присутствием и благодарен ему за внимательное молчание. Постепенно Гарри чувствует, как скованность в его напряженных плечах начинает спадать. Он не знает, как долго они просидели так, когда между ними произошел какой-то сдвиг, и Гарри вдруг почувствовал, как теплая рука коснулась его спины. Это неожиданно — так и должно быть; ведь это первый раз, когда кто-то из них прикасается к другому намеренно, без намерения причинить боль — и все же Гарри не напуган и не удивлен этим действием. Скорее, это кажется странным и естественным. Как будто он ждал этого, даже надеялся на это. Рука не двигается. Она просто остается там, слегка покоясь между лопаток Гарри, проникая теплом и комфортом в измученное болью тело Гарри. Мало-помалу прикосновения Малфоя нежно облегчают мучительную боль, и впервые за целую вечность становится немного легче дышать. Усталость. Летаргия. Истощение. Это не преднамеренное действие; когда Гарри прижимается к прикосновению Малфоя. Скорее, это инстинктивная вещь, спонтанная реакция, рожденная глубоко в его подсознании. Так же естественно, как осенний лист тянется к земле, Гарри чувствует, что его тянет к Малфою. И как Гарри не отпрыгнул от прикосновения руки Малфоя, так и Малфой не вздрогнул сейчас, когда Гарри перемещается, чтобы положить голову ему на плечо. Проходит еще мгновение, прежде чем Малфой отвечает, и когда он это делает, Гарри закрывает глаза, чувствуя, как щека прижимается к его голове, а тонкие пальцы Малфоя обвиваются вокруг его руки. Мир. Тишина. Спокойствие.— ¤ O ¤ —