Когда ты становишься старше, к тебе приходит осознание истинной картины мира. Ты начинаешь понемногу понимать, что жизнь — она несколько труднее фантиков Love is, и что история, которая могла бы претендовать на культовый сценарий, необязательно закончится овациями.
У нас с ним вышло нечто подобное, мне кажется. Это история из разряда «но», которая могла быть, но не стала. И мне нужно научиться жить с этим, правда нужно. Ведь пока ты говоришь о том, что смирился с чем-то и принял правду, ты все-таки об этом говоришь.
Мы могли стать чем-то большим, но не стали. Романтика не всегда заканчивается завтраком в постель.
Сентябрь летит с библейской, блять, скоростью. Поэтому те, кто отважно зарекался первого числа о великих девяти месяцах, к концу этого уже хватались за голову. Павлик оповестил нас на днях о том, что в декабре нас ждет итоговое сочинение. Спрашивать о том, на кой черт я ему сдался, я не стал. Хотя хотелось, очень. В принципе он не то, что бы прям «оповестил» нас, скорее напомнил. Мы ведь до этого семь лет ни в танке сидели, до нас тоже люди выпускались. Но почему-то до последнего хотелось верить, что что-то изменится, отменится, закон об образовании перепишется, быть может. Нет? Ладно. — Итак, шкеты. Начинал кто-нибудь думать о том, что будет сдавать? У вас есть неделя максимум. С октября уже начнутся подготовки, — как бы мимоходом выбрасывает нам Павел Алексеевич перед началом урока. Вообще знаете круто, когда классрук у вас ведет что-то. Половина урока на разбор полетов уходит всегда. Иногда это на руку, — Про русский, математику молчу — не обсуждается. Что насчет литературы? Никто не решится? — он коротко смеется, при этом настороженно оглядывая класс, словно, если кто-то сейчас заявит о своих намерениях, его инфаркт хватит по меньшей степени, — О, правда? — он пораженно вскидывает брови, глядя куда-то за пределы моего поля зрения, но, очевидно, руку кто-то поднял. Из детского любопытства пришлось обернулся, и чуть не ахуеть от того, чья рука повисла в воздухе. Журавль лениво махнул ладонью еще несколько секунд, после чего резко опустил ее на парту, точно ошпаренный собственным решением. Хотя, судя по его максимально довольной физиономии — нет — в принятии решения не он играл ключевую роль, — Дим, а ты на кого собрался-то? — да, Дим, проясни, нам всем пиздецки интересно, вон даже Макс от телефона оторвался.Выбор предметов для ЕГЭ…
У меня в этом плане все было продумано — я сдам русский, математику и общагу, поступлю на менеджера и буду всю жизнь ненавидеть свою работу. Ну а как вы хотели? В современном мире эта позиции преобладает.
Если на то пошло, я хотя бы с выбором определился. Не от души, за то определился.
Я не знал на тот момент, что список моего золотого трио дополнится до квартета. Я не планировал этого от слова «нахуя мне это?», но гордый механизм решил все за меня, конечно.
Мы торчали возле столовки, потому что «Дежурство никто не отменял, молодые люди! И что, что вы выпускной класс?!» ну и понятно короче. Наблюдать за тем, как кто-то ест, чтобы в случае чего ничего не сделать, потому что тебе не позволят — лучшее занятие в моей жизни, клянусь. Так еще и самим поесть не дают, мы же на посту, извините меня. — Шаст, читаешь все? — запрыгнув на подоконник, и заглядывая в книгу через мое плечо, зевает Макар. Он еще что-то невнятно бурчит, опираясь в конце концов лбом мне в макушку и начинает тихо посапывать. Понимаю. — Читаю. Тебе почитать? — судя по вздоху, он ухмыльнулся, — Сказку на ночь, солнышко? Илюха несильно ткнул меня кулаком в плечо, выпрямляясь, и откинулся назад, затылком упираясь в окно. Погода за ним, конечно… Ни то дождь, ни то развал Вселенной. Питер, обожаю. — Спать хочу, Тох. С этой подработкой, не сон, а хуй в ладошке, блять, — вздыхает он, лениво вырисовывая на стекле какие-то узоры. Что-то отдаленно напоминающее красноречие русского-могучего. — Стесняюсь спросить, кем ты подрабатываешь, если у тебя хуй в ладошке вместо сна, — захлопнув книгу, я оборачиваюсь к нему, чуть подталкивая в сторону, чтобы самому сесть рядом.Иногда, смотря на Илью, мне становилось его немного жаль. Ради даже небольших денег он лез из кожи вон, то на одной, то на другой работе — официант, грузчик, курьер и далее педалями. Иногда приходилось выходить в ночные смены, и это правда был какой-то пиздец, я понимал его в этом плане. По крайней мере, я очень старался ему это показать.
Честно, на его месте я бы занимался тем же. Мама в постоянных разъездах-командировках, и не всегда выходит присылать даже небольшую сумму. А отец — есть ли еще вообще — неизвестно.
А жить как-то нужно. Жить как-то хочется.
— Правильно делаешь. Маленький еще для таких слов, — прыскает друг, укладывая голову мне на плечо, — Ты вон книжки читай, че ты читаешь сейчас? Роман? — Че роман-то сразу? Алексей! — улыбнулся я. Макар усмехнулся, прикрыв мою каламбурную лавочку махом ладони, чем вызвал у меня очередной смешок, — «В метре друг от друга» читаю. Фильм как-то по телеку крутили, вроде зацепил. Потом у Эда из параллели книгу увидел, думаю, че бы и нет? Он одолжил мне ее без вопросов вообще. Макар понимающие кивнул, разглядывая обложку издания, все так же лежа на моем плече. Я негласно решил его в этом поддержать, всматриваясь в знакомые уже линии, с перерывами на мониторинг столовой.«В метре друг от друга».
С этой книги началось все. Я иногда, на фоне всех событий, вообще о ней забываю, но замечаю иногда на полке, и даже рассмеяться хочется. От всей этой ситуации, от всей горечи ситуации, я бы даже сказал. От того, насколько тесен этот мир.
Вокруг этого бестселлера крутился почти весь мир в том октябре. И чего это стоило мне тогда, никогда не окупится тем, к чему это привело. Никогда. Начали с «метра» закончили километрами.
Мы сидели так минут десять еще точно, пока реально не начало клонить в сон. То, что в чувства нас приведет географ, не ожидал никто. Наверное, даже он сам. — Привет лучшей охране месяца! — остановившись напротив нас, усмехнулся он. Я невольно дернулся, почти провалившись в сон, и уставился на него взглядом новорожденного котенка. Книга в этот момент, решив зажить самостоятельной жизнью, уехала восвояси прямым рейсом нога-пол. Я даже встрепенуться не успел, как под четкий хлопок удара корпуса о кафель с моего плеча подорвался Макар, взирая вокруг в полном непонимании, — Вы чем ночами занимаетесь, сони? — наклонившись за книгой, между делом задался Арсений Сергеевич. — И Вам доброго дня, — зевнул Илюха, плюхаясь на пригретое место. Арсений молча улыбнулся, разглядывая обложку поднятого произведения, а после перевел взгляд точно на меня. И что ты хочешь? — Интересная книга? — он снова опустил голову, начав пролистывать издание, моментами даже вчитываясь. — Вполне, — честно ответил я, протягивая руку, чтобы забрать у него том. Он улыбнулся, протягивая его вперед. — Дашь как-нибудь почитать?Я вот даже не помню, насколько опешил тогда. Этот момент так явно врезался в мою память, словно взорвавшийся черничный пирог, ошметки которого теперь не отодрать. Все еще вкусно, но такой пиздец одновременно.
— Не вопрос, — я неловко улыбнулся ему в ответ, перенимая наконец книгу, прижимая к груди, точно это последнее, что у меня осталось. Попов снова усмехнулся и коротко взглянув на сопящего Макара, махнул на прощание рукой, теряясь где-то у актового зала.Меня в тот момент почему-то не волновало, что книга эта не моя. Не волновало, что он мог не пошутить, а на полном серьезе решить прочесть ее. Меня не волновал тогда ни один из возможных фактов, которые должны были привлечь внимание. Я просто сидел на этом старом холодном подоконнике, зажимая в руках произведение, ставшее для меня очередной точкой отсчета.
Так не должно было быть, точно. Я порой ловлю себя на такой идеи. А не по себе становится от простой правды — вы прошли вместе так много, но на выходе… Все еще чужие друг другу, понятно?
Что-то вроде «Я так рад знать тебя, но не забывайся — это не насовсем». Мне все еще не ясен этот момент, да и не думаю, что станет однажды. Улыбаюсь сейчас, верите? Не верьте, это чертов театр теней.